горьич? -Заочно не могу,- заартачился  тот.- Надо  на  местность
выезжать.
     -С кем?
     -С Ириной Сергевной, наверно?
     Ему  явно  не  сиделось на месте. Иван Александрович поглядел на него с
особого рода  любопытством.  Таисия подняла  голову,  приревновала: -Вы ж со
мной  ехать собрались? Передумали?  -А ему все равно,-  ответил  за москвича
Пирогов: будто сам  был из другого теста:-  Лишь бы на  месте не торчать, по
свету шляться. Для этого и из Москвы уехал. Что ж делать будем?- спросил он,
всерьез уже, Ирину Сергеевну.- Я ведь тоже не знаю, что у них. Не было у нас
ничего подобного... Он видел двух ребят,  которых она привезла в Петровское:
оба лихорадили, были слабенькие, бледные  - и у обоих во рту были  небольшие
круглые язвы. Остальные, со слов  Ирины Сергеевны, были такими же. -Не знаю.
Надо  кого-то с кафедры звать,- сказала  Ирина Сергеевна.  -Все ж в отпуску?
-Кабанцев на месте - я звонила... Всех сразу отпустить не могут. -Этот - что
есть,  что нет:  все едино.  Без профессора  смотреть не станет.  Вообще  не
поедет,  если почувствует, что жареным  запахло. -Почему?-  спросил москвич:
ему хотелось поскорей освоиться на новом месте и войти в курс здешних дел, а
они все сплошь оказывались  непростыми и  запутанными. -Потому что профессор
все его диагнозы отменяет, когда возвращается. Чтоб  показать, что без  него
тут жизнь  останавливается  - этот и не хочет с ним связываться. Те еще типы
оба...  А что за аферу ты провернуть  хотел? О  которой не успел  в кабинете
рассказать?.. Это  было испытание  москвича на зрелость. Будь он поопытнее в
этих  делах, то уклонился  бы от прямого ответа, отложил  разговор на  более
удобное время, разжег  любопытство  Ивана Александровича, набрал  очки в  их
негласном поединке, но он встрепенулся, решил, что пробил его час, и изложил
известные нам  факты или,  вернее - их  интерпретации.  Пирогов  наотрез ему
отказал:  -Еще чего? Не  буду!..- Он  словно  ждал  чего-то  подобного: чтоб
поставить, раз и навсегда,  приезжего на место.- Из ума не выжил - голову  в
петлю совать! Ради чьих глаз прекрасных?..- и поглядел на сотрудниц, пытаясь
угадать, кто стоит за его просьбой... Таисия, не любившая терпеть поражений,
досадовала,  но помалкивала, а Ирина Сергеевна глядела  нарочито рассеянно и
безразлично, что могло обмануть кого угодно, но не Ивана Александровича. Это
прибавило ему желчи, и он начал лицемерить, что было у него следующей, после
выговоров   и  распеканий,  степенью  изъявляемого  им  недовольства:  -Тебя
облздрав  к нам прислал? Вот к нему  и обращайся.  Я тут ни  при чем.  Я для
министерства человек  маленький... -Дайте вы  ему эту справку!- прервала его
Ирина Сергеевна, глянув на него с долей пренебрежительности, в которой,  при
желании, можно было разглядеть след их прежних отношений.- Что вам стоит?..-
но Пирогов, что называется, завелся: -И Ирина Сергевна, гляжу, твои интересы
близко к сердцу принимает?.. Зачем она тебе?.. Справка, я имею в виду?.. Кто
может, и без  справки возьмет, а кто не хочет, тому и она не поможет: что ни
принесешь,  все  не  так будет.  Ему  ж  голову  морочат,-  сказал он  Ирине
Сергеевне, хотя  Алексею это было не менее интересно.- Куда ты идти  хочешь?
-В хирургическую клинику при  Первом мединституте. Только не  сразу, а через
два года:  надо сначала в городской  больнице поработать, ума набраться. Вот
туда-то меня без  справки и не принимают. -Клиника без больницы не берет,  а
больница - без справки? Как в сказке прямо...- и поглядел с досадой на Ирину
Сергеевну, внимательно их  слушавшую.- Пустяки это все. Справкой еще ни одна
карьера не  делалась. Расскажи о Москве лучше. "Националь" построили? -Стоит
коробка.  Там ресторан хороший.  -Был  в нем? -Нет  еще.  Собираюсь только.-
Алексей  Григорьевич, получив отпор от начальства,  не стал, надо отдать ему
должное,  настаивать  на  своем и  канючить, но  принял  отказ  к  сведению,
помешкал,  достал чистую тетрадку  и  начал  ее разлиновывать. -А сейчас что
делаешь?-  Пирогов  словно  заворожен  был  его  поступками.  -Тетрадку  для
входящих  и  исходящих. С  этого  все  начинают.  Ирина Сергеевна  встала  и
вознамерилась выйти. -Ты  куда?-  спросил Пирогов. -На  прием.  Приходите  в
амбулаторию,  Алексей   Григорьич,-   прибавила  она.-  У   нас   там  прием
хирургический.  Спросите  Ивана Герасимыча.  Я  его  предупрежу...  Придете?
-Приду  конечно,-  обещал  он ей.- Я ни одной  хирургической  возможности не
упускаю. Пирогов  с любопытством выслушал их сговор или обмен  мнениями. -Да
ты знаешь ли хирургию, чтоб прием вести?- усомнился он. -С третьего курса на
кружок хожу,- заверил его москвич.-  Аппендэктомию  сам делал. Главный  врач
успокоился. -Тогда давай. Может, и здесь кому-нибудь ее сделаешь. А то у нас
некому...- Это был выпад  уже  против Ивана  Герасимыча, и  Ирина  Сергеевна
поневоле замешкалась и  прислушалась.- Меня  только  сначала позови - прежде
чем на стол класть. А то у нас один полкишечника больной убрал, а оказалось,
у нее месячные...- Ирина Сергеевна ушла, не дослушав конца грустной истории,
и  Пирогов  смолк: с ее  уходом стараться  было не для кого. -Завтра пойду,-
пообещал  москвич.-  Сегодня искупаться надо...- и поглядел  на Таисию. -Так
хоть сейчас иди!- немедля откликнулся Пирогов, задетый за живое:  теперь ему
в особенности  не терпелось  с ним  расстаться.  Москвич почувствовал это  и
остался  - из  упрямства и проснувшегося  любопытства. -С  тетрадью  немного
поработаю,-  и  принялся  за это нехитрое  занятие, позволявшее ему  попутно
слушать новых  сотрудников и  даже наблюдать за ними... Пирогову нужно  было
уединиться с  Таисией  для  разговора  самого  деликатного и  доверительного
свойства.  Ему  не  хотелось  просить москвича,  чтоб ушел,  и еще  меньше -
возвращаться  сюда снова. Поэтому  он приступил  к Таисии с расспросами  при
совершенно  лишнем  свидетеле: -Ты  что  с мясом неклейменым  мудришь?.. Она
искренне удивилась:  -Уже  рассказали? -А ты думала? Разве здесь скроешься?-
Он чувствовал себя все-таки  неудобно:  мешал  Алексей  Григорьевич. Таисия,
напротив, черпала силы в его присутствии: -Это, Иван Александрыч,- обращаясь
к ним обоим, успокоительным тоном  сказала она,- сестра  моя двоюродная: та,
что  в  ветнадзоре  работает  - мясо  арестовала в кафе  нашем...  -У Матвея
Исаича?.. Слушай,  Алексей -  как  тебя,  Григорьич?..-  Пирогов  все  же не
утерпел  и решительно  оборотился к  своему заместителю  по  санэпидработе.-
Знаешь,  что моя первая главная врачиха говорила?..-  Это была в  своем роде
легендарная  женщина: никто не знал, говорила  ли она приписываемые ей байки
или за ними скрывался сам Иван Александрович.- Сколько будешь в первый  день
на работе сидеть, столько и будешь потом всю жизнь маяться. Мне этого в свое
время не сказали, так я вот до сих пор  мучаюсь, покоя не знаю... Этот намек
москвич  понял: встал, накинул защитного цвета куртку, дополнявшую пятнистые
джинсы. -Куда  идешь?-  Пирогов не  упускал его из виду: словно бес попутал.
-Говорю ж:  купаться,- и  снова  выразительно взглянул  на  Таисию.  Пирогов
проследил и  за этим взглядом тоже,  и он не  убавил засевшей в нем  досады.
-Это ты правильно надумал,- вслух одобрил он,  однако.-  Здешние дамы любят,
когда  мужики к  ним на свидание  чистыми  приходят, да  они нечасто их этим
балуют... Прислал бог помощника,- пожаловался он, когда москвич вышел.-  Что
он говорил тут  без меня? Таисия засмеялась: -Не помню уже... Купаться звал.
-Это  он и при мне делал... А ты что? -Я - что?.. С ума еще не сошла, как вы
говорите. Перед всей Петровкой разголяться и в воду с парнем лезть. -Можно и
не перед всем Петровским.  Таисия  неодобрительно  поглядела на него: -Так и
будете теперь всех подряд к нему ревновать?  Или  через одну?.. Вы как петух
прямо.  -Может, я и петух, да вы не  куры. -Яйца не несем?- но он не дал  ей
увести разговор в сторону, настоял на  своем: -Что с  этим мясом делать надо
было? -По инструкции если?- выжидательно спросила она. -А как же еще? Только
по ней.  -По  инструкции  если, надо карболкой  залить,  сжечь  и закопать в
землю. -И сжечь и закопать?- Пирогов подивился строгости  закона,  писанного
санитарными  врачами.- Не много  сразу? Таисия и сама так думала и  попытала
счастья: -Вот  и  я решила...- но Пирогов  ее  не слушал: -Сколько его было?
-Килограмм сорок... Я двадцать в больницу взяла. Не пропадать же. -Оформила?
-Как  я не оформить  его  могла?..  Если купила...- и видя,  что он медлит и
колеблется, попыталась склонить чаши весов в свою пользу:- Нет же ничего  на
базе. А детей кормить надо... Пирогов заскучал и потерял интерес к делу. Так
случалось с ним, когда его убеждали в чем-то наполовину, с фасада, а другая,
оборотная,  сторона  дела оставалась для  него  в тени, в безвестности.  -Не
отравишь  детей мясом этим?- спросил он только. -Да вы что?!- искренне  и во
всеуслышание  изумилась она:  гроза пронеслась  мимо,  и  она  вновь  обрела
полноценный дар речи.- Что ж я, не знаю, откуда оно?! -Все-то ты знаешь... И
Лукьянову сказала? -Когда?  Съели это мясо давно. Через  котел пропустили...
Это  был  перебор с  ее стороны: она,  что  называется,  вольничала. Пирогов
глянул на нее ястребом,  поиграл с мыслью выставить ее  вон  из  этой  избы:
слишком  уж  она срослась  и свыклась с нею.  Таисия  почувствовала угрозу и
замолчала:  знала, что  в  такие  минуты  его  не нужно  трогать, а  следует
переждать  опасное настроение.  -Делай как  знаешь,- отступился  он  от  нее
окончательно.-  Меня только ни во что не  впутывай. И вообще - если случится
что, на себя пеняй... Хотя мне  все равно попадет  в первую голову... Таисия
потупилась: всего этого можно было  не  говорить  - но  и не  сказать нельзя
было...  Лукьянов тоже зашел в этот день в санэпидотдел.  Он сохранил старую
привычку  коротать время  у Таисии,  но делал  это  теперь  украдкой,  будто
товарищеский суд запретил ему и  это тоже. Он сильно переменился после суда:
стал сумрачен, неразговорчив и неприветлив, хотя не  изменил обычному своему
высокомерию -  сделался из развязного балагура неприступным на вид трагиком.
В больнице с ним поступили  не по-людски: отлучили от машины и  приставили к
больничному гаражу,  а  на его  место  взяли  нового  водителя. Тот, однако,
оказался  годен  лишь на  то,  чтоб возить  Пирогова в область и обратно,  в
районе же неизменно застревал и терялся: слишком много надо было знать здесь
тайных дорог и  проселков и помнить к тому же, когда  они  проходимы и когда
непригодны  для  навигации.  Лукьянова  снова  посадили  за  руль,  и  они с
напарником разделили то, что Иван делал раньше один: новичок ездил в область
мимо  тамошних  гаишных постов, а Лукьянов по району - мимо своих, знакомых.
Это устраивало обоих и дело пошло на лад, хотя  Иван и не жаловал сменщика и
разговаривал с ним лишь в силу крайней необходимости. Соответственно с этими
перестановками менялось  и отношение  к нему больничных сотрудников: то есть
претерпело метаморфозу от почти открытого и публичного осуждения к признанию
- пусть вынужденному и  молчаливому; Иван все  это принимал с достоинством и
бесстрастием, но в душе у него все кипело. Таисию он выделял среди прочих. С
ней  его связывали давние и основанные на  взаимной выгоде отношения: многие
поначалу  дружеские  связи  кончаются,  известно, тем  же...  -Что  нового?-
спросил он, садясь  на  стул, который незадолго до  того седлал  его кровный
враг. В его походке и осанке (которые больше выдают людей, чем слова и лица)
появилось  после  суда  нечто   нескладное,   застывшее  и   топорное,   что
физиогномисту  говорит о  целеустремленности  и  мстительности побуждений, -
Таисия хоть и не читала с лица, но стала его остерегаться. Тем добродушней и
дружелюбней   отвечала   она  сейчас:   чтоб   возместить   этим  недостаток
искренности:  -Да  ничего  особенного,  Иван.  Доктора дали нового.  Она и в
лучшие времена не  всем с ним делилась  - теперь же,  по  понятным причинам,
сузилась  еще более. Лукьянов был охоч  до устных новостей (это было у него,
как у другого потребность включить утром радио или прочесть газету) и злился
из-за ее скрытности - хотя и старался не подавать виду: не хотел ссориться с
давней приятельницей и единственной, не  считая жены, союзницей  в больнице.
-И что  с того?- недоверчиво спросил он. -Буду теперь  не  одна сидеть,  а в
компании. И не с бирюком каким, а  с  приятным молодым человеком. Видел его?
Лукьянов из всего этого понял одно: что она не хочет с ним откровенничать, и
иронически поглядел на нее. -Что мне новые доктора? Мне старых достаточно...
Что  там с Матвеем Исаичем произошло? -И ты знаешь?- во второй раз в течение
часа  удивилась  Таисия.  -Как  не  знать,  когда  все  говорят?..  Кто  еще
интересовался?  -Да звонят все кому не лень,-  солгала она  и прибавила  для
убедительности:-  Хотя  сам  он  не  жалуется.  Редкий  человек  - таких  бы
побольше... Матвей Исаич был заметная фигура в Петровском: директор местного
и единственного кафе  и личность во всех  отношениях незаурядная.  -И откуда
мясо  это?.. Это Таисия  могла сказать: шила в мешке не утаишь - это  должно
было стать  предметом  обсуждения на базаре, а  она не хотела, чтоб у  Ивана
были  доказательства ее неверности. -Фельдшер из Тарасовки  корову зарезал и
на базаре стоять не захотел - продал, видишь ли, Матвею Исаичу. -С каких это
пор у Семена  корова  появилась?.. Иван знал в  районе  всех:  у  него  была
прекрасная память на лица,  дела и связи.  -А нет  разве? -Не было  никогда.
Когда  ему с ней возиться?.. Когда  он  пьет горькую?.. И  кто в июле  телку
режет?  -Корову,- проворчала она, теряя почву под ногами.  -Тем более. Какая
разница?.. Таисия поняла, что он кругом прав, и разозлилась, всполошилась не
на  шутку: -А я  знаю, зачем?! Что вы  все ко  мне с этим мясом лезете?!  Не
рада,  что  связалась!  Иван  ухмыльнулся  -  скорее  по  привычке,  чем  по
настроению. -Самой,  небось,  перепало?..  Могла  б и  меня  в  долю  взять.
Жрать-то нечего. -Анна Романовна  пусть об этом думает. -А что  с нее толку?
Десяток яиц принесет? Она ж  так - задарма всю жизнь пашет... Он приуменьшал
возможности и способности своей супруги, но Таисия не стала спорить - только
напомнила: -Тебя тоже не дозовешься. Когда свекра в область повезешь? У него
ноги скоро совсем  отсохнут. -Когда срок мой кончится, тогда и поеду. А пока
пусть  вас  Веник  возит.-  Его  сменщика  звали Вениамином.- Не к  чему мне
попадаться... Лукьянов стоял скалой в таких случаях, а новый водитель, то ли
под впечатлением  печальной  судьбы  предшественника, то ли  просто - не  от
большого ума, тоже  отказывался брать лишнего пассажира  и  попутчика.  -Вот
когда  возить начнешь,  тогда и о тебе вспомню,- отрезала Таисия и  смягчила
затем  силу  удара:-  Нечего  там  делить было. Если б было  что, я  б  тебе
оставила. -Пирогов все себе взял?- вырвалось у него: он страстно хотел этого
- не  для  доноса, а  из жажды посрамления противника. Таисия уставилась  на
него: -Да ты что,  Иван? Когда это он такими делами занимался?  У него  что:
мяса дома нет, как у  тебя?.. Что  ты спрашиваешь?..  Лукьянов сам знал, что
сказал лишнее,  но  уступать  не  думал.  -А  что он сюда  приходил? О  мясе
спрашивал? -Кто тебе сказал?  -Сама  говорила. Мол, пристали к тебе с мясом.
Кому   еще  дело   до   него?   Таисия  в   очередной   раз  подивилась  его
проницательности. Ей  пришлось врать наново: -Мясо это  из Тарасовки,  а там
какие-то  больные новые.  Чем - никто  не  знает...  Она сказала это наугад,
наобум,  но попала  в точку.  Так в  жизни случается: когда  нас припирают к
стене, мы начинаем мыслить, а не просто соображать - хотя и делаем это почти
машинально. Так или иначе, но она  сумела ввести Лукьянова в заблуждение: -Я
тоже про эту болезнь слышал. Язвы во рту... Это может быть. Корова сдохла, а
они  ею  в кафе угостились!..- и усмехнулся  - не к месту  и  не ко времени.
Таисия,  у  которой все внутри похолодело от того, что так  оно, возможно, и
было: как они с Лукьяновым вдвоем только что напридумали,- поразилась: -А ты
что  радуешься?!  -Не  радуюсь,- сказал  Лукьянов.- Мне-то  что?..  Если так
только - малость самую...
     30 -Не  знаю, угожу вам или  нет. Вы не  говорите  ничего, а я не знаю,
нравится вам или не очень. Дело-то денежное... Хозяйка угощала обедом нового
жильца,  взятого  ею на  постой и  на  пансион, и развлекала его разговором,
приличествующим случаю. -Борщ?- спросил Алексей: словно не  доверял  глазам.
-Украинский,- подтвердила она.- Я его прежде хорошо делала: сладкого перчику
положу,  синеньких,  а здесь этого нет ничего -  одной  свеклой обходимся...
-Свекольник,  значит,-  и, преодолевая  сомнения, опустил ложку  в  миску...
Насколько трудно давались другим  в  Петровском (Ирине Сергеевне,  например)
поиски и наем жилья, настолько же легко и даже изящно провернул  это Алексей
Григорьевич.  Он  разговорился  с   будущей  хозяйкой  Марьей  Егоровной  на
автобусной остановке,  поделился с  ней нуждами и заботами, намекнул на свою
непритязательность и компанейскую душу,  затронул в ней материнские струны -
не  прошло и  десяти  минут, как контракт был заключен: устный,  но от этого
лишь еще более интимный и нерасторжимый. Пришлось ее даже, как домовладелицу
Ирины Сергеевны, уговаривать взять месячную плату -  она, в отличие  от той,
деньги приняла, но прежде взяла с него  обещание взыскать с райздрава вдвое.
Позже  выяснилось, что она  из  приморских,  полукурортных мест,  где  жилье
сдается без больших раздумий  и колебаний: вспомнила старую жизнь и впустила
в дом квартиранта.  -Мы с  Азова оба: сюда по набору приехали, детей с собой
привезли - сейчас все разъехались. У нас  их много: у меня три сына и у него
две девки. Овдовели оба раньше времени - вот и сошлись друг  другу помогать:
как в колхоз  вступили...  Разговор этот,  равно как и обеденная  церемония,
происходил в запущенном, неухоженном саду, доставшемся  нынешним хозяевам от
предыдущих  и с  тех пор вконец одичавшем:  возле сарая из  разнокалиберного
теса. Крыша его продолжалась в виде навеса, и под ним стояла на четвереньках
железная печка, на которой хозяйка готовила в теплое время года. Москвич  ел
за дощатым столом, почерневшим  от дождей и снега,  хозяйка сидела рядом  на
перевернутом ведре и как бы  ассистировала ему  в  этом. -Не испугались сюда
ехать?  -А  чего бояться?- Хозяйка  была  настроена  задорно.- Нам,  правда,
наобещали всего: и  избу  и  корову - а  на практике вышло: дом  без крыши и
телка  годовалая, так  ведь никогда не  бывает так, чтоб все, как наобещали,
вышло - поправку надо сделать, верно?.. -Похоже на то,-  согласился  жилец.-
Привыкли, словом? -А  что делать?  Принимаем все как есть. Мы  рыбаки оба  -
привыкли наугад ходить: на улов не  жаловаться. -Рыбу ловили? -А кого ж еще?
Мы  за ней,  а  она от нас. У нас, на Азове, вся повывелась, так и  в других
местах - за ней  аж до Японии идти надо. Махнули на нее рукой, решили посуху
ходить: я на молокозаводе устроилась, пока на  пенсию не пошла, а хозяин мой
в совхозе  плотничает. Мы сюда  по  набору приехали. Переселенцы  - да  тут,
считай, половина их: не здесь родились -  снялись с места и поехали.  А дети
еще дальше устремляются. Страна большая - катаемся взад-вперед, как волна по
морю.  Вы вот  из  Москвы?  -Из нее. -А что такую даль  выбрали? -Посмотреть
захотелось. -Увидели что? -А как же? Только  и делаю, что  головой верчу...-
Москвичу не нравился борщ, но он не делал из этого истории - старался только
зачерпнуть  пожиже.-  Это даже приветствуется. Дальняя  практика,  я имею  в
виду. Посылают: может, понравится - захотим остаться. Никто не хочет ехать в
вашу даль.
     -А вы поехали?
     -Так по своей  же  воле.  И ненадолго. Пока  возможность  есть. -Ловят,
значит, на крючок? А вы что? -Кто как. У каждого своя  голова на плечах. Она
к