м: квартира мимо  нас проехала - живем, как встарь,  без водопровода и
центрального отопления. Про канализацию не говорю уже, привыкли: лучше даже,
когда это все на расстоянии.
     Иван  Герасимыч  насупился.   Хотя  история   и  ушла  в  прошлое,   но
злободневности  своей  не  утратила   и  продолжала  вызывать  споры   между
супругами.
     -Я  ж  заявление  написал,  передал - что  суетиться? Сами должны  были
прийти.
     -Ключи тебе на блюдечке  поднести! Кто  у  нас кому  что должен? Может,
тебе нравится  тут?  А  заявление  ты  так  написал,  для  компании?  Да  из
вредности?
     -А мне здесь и нравится.
     -А мне  каково воду  таскать и зимой  печку топить?  Могли б и квартиру
взять и дом себе оставить.
     -Это уж дудки! Я не секретарь райкома.
     -Медведев же так сделал?
     -Так он со своей супругой для этого развелся. А как жили вместе, так  и
живут... Давай  соорудим  развод  фиктивный  - может, дадут  еще  квартирку,
холостяку? Я тут как раз заведующей загсом чирей вскрыл. Будешь разводиться?
     -Чтоб мне потом каждый встречный  глаза колол?  Об этом Медведеве с тех
пор только это и говорят. Пять лет прошло, а все удивляются.
     -Зато  у  них  квартира с дачей... Не  хочешь, так  помалкивай. И давай
Ирину Сергевну  пирогами кормить.  А то ты,  с  байками своими,  заморила ее
совсем: с утра, небось, не емши. Да и я оголодал, живот к спине прилипает...
     Стол был накрыт на террасе. На скатерти старинного шитья,  со сквозными
кружевными  прорезями,  красовались   самовар,   цветастые  чашки  и  крупно
нарезанные желтые, словно лакированные, пироги с разной начинкой. Они сели с
трех   сторон.   Стояла   теплая   безветренная   предосенняя   погода,   из
незастекленной террасы видна была полукружная зеленая панорама сада  - в ней
все дышало покоем и миролюбием.
     -С чем они?- Ирина Сергеевна посмотрела на пироги с завистью.
     -Угадай,  если в хозяйки готовишься. Придется еще воображение поражать.
Самое верное средство для этого... Бери - чего стесняешься?
     -Мне, с  моей  комплекцией,  только  пирогами и  увлекаться... С рисом,
курицей и грибами... С опятами.
     -Верно.  Луку еще зеленого положила - не попало тебе, наверно. А ты что
печешь?
     -Когда мне печь было? В студенческом общежитии?
     -Она  ж сирота казанская,- сказал Иван Герасимыч с неожиданной каверзой
в голосе.- Что подадут, то и съест.
     -Не казанская,  а рязанская,-  невозмутимо поправила его  она.-  Курник
могу  испечь, ватрушку  с творогом. Что  будет под рукой, как Иван Герасимыч
говорит, то и запеку.
     -А  ты  его  не  слушай, это  не его  епархия. От  курника  бы и  я  не
отказалась. Целиком курицу запекаете?
     -Можно и так. Только свою, домашнюю.
     -А  не магазинную, синюю?..- и обратилась к Ивану Герасимычу:- Говорила
я тебе, кур надо заводить, а не яму рыть: рыбы ему захотелось, видишь  ли...
Что  ты мне про  сиротство  ее толкуешь? Она вон  свежее предпочитает. У нас
одни знатоки о качестве продуктов помнят - остальные рецепты спрашивают.
     -Едим же все равно все подряд?
     -Это беда наша, но важно не то, что  ешь,  а  чего хотел бы - вот в чем
суть твоя настоящая.
     -Так всю жизнь вприглядку и едим, воображением питаемся... Конечно, она
себе  цену  знает, прибедняется только.  Таким  всего труднее. Ладно. Что-то
раскаркался  я  на покое, как та галка. Чай у тебя свежий? Или со вчерашнего
дня?
     -Что  спрашивает?!  Ну  что спрашивает!- возмутилась Марья  Федоровна.-
Когда я тебе вчерашний чай подавала?! Болтун чертов!..- и уставилась на него
с вызовом - искренним или наигранным, она сама толком не знала.
     Потом они  сидели втроем возле  выкопанного встарь  пруда:  заполненной
водой ямы, с  некогда прямоугольными, а ныне закругленными, поросшими травой
и кустами берегами.
     -Гордость  моя была,-  рассказывал  хозяин,  иронически  поглядывая  на
любимое  детище.-  Хотел рыбное  хозяйство  завести, литературы накупил,  да
ничего не вышло: не захотела она у меня жить, создание оказалось капризное -
не куры с индюшками. Их и надо было разводить - верно она сказала.
     -Сами копали?
     -Мужики помогли. Соседу,  правда,  землю  на участок  высыпали:  забора
тогда  не  было. Я недоглядел, а он наутро прибежал, весь из себя вышедший -
объясняться. Пришлось  и  его  в  компанию брать - за ущерб, им  понесенный.
Мужики вечно какого-нибудь ежа подложат - при лучшем  к тебе отношении. Чтоб
не задавался. Карпов здесь разводили. Вот такие карпы были,- не удержавшись,
показал он.- Когда это было?
     -Двадцать  лет назад.- Марья  Федоровна,  как  все  женщины  мира, была
лучше,  чем  ее  муж, осведомлена в  датах  и  сроках нашего  быстротекущего
существования.
     -Главного еще не было?.. Точно. Потом появился. Когда карпы подросли.
     -Что вы о нем думаете?- спросила Ирина Сергеевна.
     -Что думаю? Ты меня о нем не спрашивай: я его  недолюбливаю, поэтому не
могу объективным быть.
     -Энергичный человек,- подсказала Марья Федоровна.
     -Ну  да. Нам  тут  только  энергичных  и  недоставало...  Как тебе  это
объяснить?  Вечно  он делал что велят -  себя при  этом не забывая. Вот  как
сейчас помню. Сидим здесь с соседом, водку пьем...
     -Вы и водку пили?
     -А ты думала?  Это  я  сейчас трезвенник стал, как болеть все начало, а
раньше-то?..  Бежит  мимо,  катится  - нас  высмотрел,  хотя  мы за  забором
пригнулись, спрятались - кричит:  бросайте  все,  идите  лектора  из области
слушать, хороший лектор очень, интересный!.. Зачем ему  это надо было? Такое
унижение?
     -Слушателей надо было  организовать,-  объяснила супруга.-  Зато он дом
больничный выстроил.
     -И  всех  при этом перессорил? У нас  лучше никому ничего не дать,  чем
кого-то обидеть.
     -И строить не надо?
     -Почему - строй, если охота. Только помни  про эту особенность нашу.  И
себе лучший  кусок не бери. А то  вышло, что для себя делал, а другие - так,
заодно,  потому что себе одному  не выстроишь.  Сейчас вот корпус больничный
затеял...
     -Опять плохо?- спросила Марья Федоровна.
     -Так стены можно поднять - только кто в них  работать будет? Люди плохо
с  ним уживаются. Мужики  в особенности.  Людей надо собирать, а не  кирпичи
класть. Дай мне людей - я  тебе и в палатках госпиталь разверну. Война ж это
показала. А нет врачей - и дворец не поможет.
     -Сейчас ты, пожалуй, ничего уже не развернешь,- напомнила ему супруга.
     -Это  точно,-  согласился он.- Сейчас как бы  самого не развернули. Уже
подбираются.
     -А сосед где?- спросила Ирина Сергеевна.
     -Тебя, гляжу, все мужчины интересуют, без  исключения... Съехал, как на
пенсию пошел.  Сейчас кости греет в  Феодосии. Инженер хороший был. Ему  тут
ходу не давали.
     -Скучает  по  нему,-  объяснила  Марья  Федоровна.-  Очень  уж  хорошая
компания была. Водой не разольешь. Ведром водки если только.
     -Не преувеличивай,- сказал он ей.- Подумает еще, пьяница я горький.
     -А ты все боишься? Когда  пил,  боялся,  сейчас...  Какой-то ты пьяница
трусливый.
     -Ты ж знаешь, с чего это началось?
     -Знаю и не будем, давай, об этом...
     В их  семейном  дуэте она  играла первую скрипку,  но  оба, несмотря на
взаимные  препирательства, хорошо оттеняли и дополняли друг друга и, видимо,
не могли друг без друга обходиться. Если Иван Герасимыч был похож на длинную
железную  печную трубу,  то полная,  раздавшаяся вширь Марья Федоровна -  на
саму печку, долго  сохраняющую  тепло после  того,  как  дрова в  ней  давно
выгорели....
     Они  еще раз пили чай - уже со сладкими пирогами и с домашней наливкой,
и, уходя от них, Ирина Сергеевна, разомлевшая, но не потерявшая от этого ума
и соображения,  испытала  двойственное чувство: теплое  - от уюта  домашнего
очага и грустное - от предчувствия его скорого упадка и разрушения...


5

     Медицинская репутация Ирины Сергеевны складывалась самым непредвиденным
и случайным,  но в целом благоприятным для нее образом. Так обычно и бывает:
хороший,  вдумчивый  врач  в конце  концов  возьмет свое  и  найдет дорогу к
сердцам  пациентов, но это всегда - гонка с  препятствиями, и  слава в таких
случаях  похожа   на  скакуна  со  скверным  и  непредсказуемым  характером:
медицинская  практика  таит в себе  неожиданные подвохи  и  сюрпризы, и  чем
дольше в ней работаешь, тем большим дураком подчас себя чувствуешь...
     Первое ее боевое крещение произошло не в кабинете поликлиники, где сами
стены защищают  врачей от нескромных глаз и нелестных для них  мнений, а  на
больничном  дворе,  где  нет  поддержки и  прикрытия и  где  языки  и  нравы
свободнее. В тот день (это было  на  исходе того  же августа) в  больницу из
пионерского лагеря привезли десятилетнего  мальчишку, которого в самом конце
смены, под занавес, угораздило споткнуться, упасть и - совсем уже некстати -
пожаловаться на боль в запястье. В город отправлялась машина,  и его выслали
с ней:  от греха подальше -  хотя  видимой  травмы не было. Ирина  Сергеевна
ощупала его руку (хоть это была не  ее прерогатива, а хирурга) и объявила во
всеуслышание:
     -Тут  перелом.-  Она видела уже  однажды нечто подобное.- Надо  рентген
делать...
     Зрители вокруг  были,  однако,  иного мнения,  и в  особенности  - Иван
Лукьянов, муж Анны Романовны, тот  самый третий больничный Иван,  который не
нуждался в отчестве: коротко  стриженный  и крепко сбитый мужик, державшийся
во дворе хозяином.
     -Какой это перелом? Нет тут  его.-  Ввиду своей физической  близости  к
врачебному  корпусу  он  считал  себя  достаточно  подготовленным  к  такому
диспуту.  Кроме  него   в  консилиуме,   на  правах  безмолвных  слушателей,
участвовали шофер пионерлагеря, больничный истопник и  санитарка, совсем уже
случайно  затесавшаяся в  эту пеструю компанию: шла  мимо  по своим делам  и
невольно  остановилась.-  При  переломе  отек   должен  быть  и  искривление
конечности.   Почитай  справочник  хирурга,-  нарочито  не  глядя  на  Ирину
Сергеевну,  предложил он коллеге-шоферу, и тот,  хоть и не собирался  делать
впредь ничего подобного,  отнесся к его словам с видимым уважением. Иван и в
самом деле почитывал справочную  врачебную  литературу, пылившуюся на  полке
его  жены: та к ней  не прикасалась, это его возмущало, и он брался за книги
сам - чтоб добро не пропадало вовсе.
     -На рентген везите,- скупо повторила новая докторша, не пожелав вникать
в особенности случая.
     Иван поглядел  на  нее  с досадой  и  превосходством.  Привлекательная,
несмотря  на свою крупную полноту  (а  может  быть, и благодаря  ей),  Ирина
Сергеевна понравилась ему (как и многие другие женщины в Петровском и за  ее
пределами),  и  он хотел  посрамить  ее,  готовя  таким образом плацдарм для
последующего  ухаживания.  Ирина  Сергеевна  так  его и  поняла,  но  ее  не
устраивал подобный мужской подход к делу.
     -Опять в область  ехать?  Только  что оттудова... И зачем,  главное?..-
Лукьянов выразительно пожал плечами и обвел насмешливым взглядом собравшуюся
вокруг публику.
     Своего  рентгенолога  в  больнице  не  было:  был  техник,  делавший  в
определенные  часы  снимки,-  их  читал   затем  приезжавший  раз  в  неделю
специалист-консультант;   для   более   сложных   процедур  и   для  срочных
исследований, каким был снимок перелома, больных везли в областной центр, до
которого было сорок километров.
     -Это не горит. Завтра снимут и отвезете. Пока надо гипс положить.
     -Как же не горит?  Когда перелом?  - возразил, задетый за живое,  Иван,
которому,  из азарта уже, не терпелось  сгонять в  область -  тем  более что
всегда можно было  найти и  иное, попутное, применение поездке  и совместить
приятное с полезным...
     -О чем спор?..- супруга ревниво высмотрела его из окон поликлинического
кабинета, неслышно подошла к ним и недоверчиво всех оглядела.
     -Да вот, она  говорит, перелом  здесь,  а я думаю, растяжение.- Взгляды
присутствующих  вновь скрестились на малолетнем пациенте, который был не рад
уже,  что  оказался  в  центре  общего  внимания, и подумывал  над тем,  как
сбежать:  пока  руки и ноги целы.- Ты  как считаешь?..- Он охотно бы обратил
все  в  шутку  и продолжил  знакомство с  Ириной  Сергеевной  на иных, более
приятных  для  него  началах  и  основаниях,  но в дело  вмешалась  жена,  и
отступать ему было некуда.
     -Я в этом мало что смыслю.- Анна Романовна и  обычно-то легко ссылалась
на  свое невежество, а  тут сам  бог велел: чью сторону ни прими, все  будет
плохо.- Рентген сделаете, узнаете.
     -Сделаем! Завтра  же  и отвезу,-  пообещал  Иван.- Что я,  переломов не
видел? Каждый год с уборки привозят. А после нее еще больше!
     Анна Романовна испытующе поглядела на него.
     -Давно приехал?..-и поскольку  он не  отвечал на  этот  вопрос,  задала
следующий:- Что делать собираешься?
     -С доктором вот разговариваю.
     -За   детьми  сходи...  Суп  разогреешь   и   картошки  сваришь...   Не
задерживайся...-   и  Анна   Романовна,   ни  на   кого   больше  не  глядя,
невнимательная  и рассеянная, пошла в амбулаторию - зарабатывать на жизнь, а
Иван, когда она отошла на известное расстояние, ругнулся:
     -Пеленки, ребенки  - ничего больше не знает...-  и  поглядел в  поисках
участия на Ирину Сергеевну, но та осталась невозмутима: педиатру не пристало
сочувствовать подобным мужским жалобам...
     На  следующий   день  он  отвез  мальчишку  в  область  и   вернулся  с
неутешительным для себя и лестным для Ирины Сергеевны заключением о том, что
у пациента перелом лучевой  кости  в типичном  месте.  Особенно уязвляли его
слова: "в типичном месте".
     -Какое ж оно типичное? Когда не было такого никогда?
     -Они с такими не  обращаются,- примирительно сказала  Ирина Сергеевна.-
Ходят нераспознанные.
     -А  это может быть,- охотно  согласился  он,  вновь обретая  опору  под
ногами.-  Тут  с  переломом  позвоночника  -  и  то  гуляют.  Без  гипсового
корсета...
     Перед  Ириной Сергеевной-то  он  оправдался, но на  больничном дворе  и
потом -  на  рынке его  высмеяли и как  бы понизили  в ранге или  должности:
всякое поражение в открытом бою влечет за собой такого рода переоценку. Его,
правда, и без того недолюбливали:  за напор, за развязность, за то, наконец,
что он женился  на враче, нарушив  тем  договор  об общественном согласии  и
равновесии.  Зато акции  Ирины  Сергеевны теперь поднялись -  на столько  же
пунктов, насколько упали Ивановы, и показывали твердый курс на повышение.


6

     Следующая история наделала шума и пошла ей в равной мере и во вред и на
пользу: подпортила  репутацию  в глазах начальства и прибавила  славы  среди
всех  прочих  - такие качели добра и зла сопровождают многие наши поступки и
начинания.
     До  сих пор  педиатрические  вызовы в район  выполнял сам  главный.  Он
заменял  врачей  в  отпуску,  к  какой  бы   медицинской  профессии  они  ни
принадлежали, и  считал, что способен  делать это:  ему нравилось  быть семи
пядей во лбу, и он много читал, чтобы  соответствовать  этим  притязаниям. В
этот раз  его  на месте не  было,  и  выехала  она. Вызвали ее  в загородную
школу-интернат,  где  двух  учеников прохватил  понос. Такого  рода  пустяки
обычно    остаются    без    внимания,     но    интернат    был    какой-то
образцово-привилегированный,  областного  подчинения,  а  медсестра  не   то
труслива  в  работе, не  то чересчур ответственна. Прибыв  на  место,  Ирина
Сергеевна незамедлительно  выявила и третий случай того же заболевания. Трое
поносящих - это уже серьезное  дело: очаг инфекции, требующий немедленного и
решительного  вмешательства.  Ирина  Сергеевна  так  и  вмешалась:  устроила
изолятор в красном уголке, на время переоборудованном и переименованном ею в
инфекционную  палату; возле  двери поставила часового; туалет для  персонала
отдала больным, часто им пользующимся,- те препровождались туда под конвоем.
В  районную   эпидемиологическую  станцию  полетело  извещение  о  возможной
дизентерии   в  образцовой  школе-интернате,  а  сами   поносящие   были,  с
соблюдением  необходимых  предосторожностей,   отправлены  на   грузовике  в
инфекционную клинику. Ирина Сергеевна, руководя  всеми этими перемещениями и
перестановками,  сохраняла,   среди  общей  сумятицы  и  сутолоки,  завидное
хладнокровие и распорядительность.
     -Всех  по  местам  расставила!-  не  удержалась  и  выразила восхищение
здешняя   поломойка,  на  что  повариха,   имевшая  свой  интерес  в   деле,
располагавший ее к недовольству, возразила:
     -Посмотрим еще, что скажут ей за это...
     Действительно, в облздраве, услыхав про массовую заразу  или отравление
в этом не совсем обычном интернате (у нас все,  что больше трех,- массовое),
схватились за голову и начали сразу наводить справки: что за доктор и почему
он, никого  не спросясь,  ставит такие  грозные диагнозы. Прежде позвонили в
приемный покой клиники и узнали мнение дежурного доктора.
     -Засор кишечника,- пренебрежительно сказал тот,  но  учеников на всякий
случай взял: их, на  тот же пожарный случай,  пролечили и  после трехкратных
отрицательных  анализов  отпустили,  поставив при выписке  диагноз, немногим
отличающийся от слесарного.  После этого  уже  сотрудница  школьного  отдела
облздрава,   непосредственно   отвечавшая  за   школы-интернаты   и   заочно
относившаяся теперь к Ирине Сергеевне как к личному врагу и недоброжелателю,
пошла  с  докладом  к  начальству.  Дело  дошло   до  Сорокина,  заведующего
облздравом, и тот, не  желая  подымать  шум в столь щепетильном и деликатном
деле  и найдя другие  предлоги  для  поездки  в Петровское,  прибыл  сюда  с
инспекцией. Иван Александрович был его хороший знакомый. Посидев  в кабинете
и выпив, они вызвали Ирину Сергеевну. Разговор вел один Иван Александрович -
Сорокин сидел поодаль и с сочувственным видом помалкивал. Оба были навеселе,
подогреты  коньяком,  стоявшим  без   утайки   на  столе,   но   если  Ивана
Александровича  хмель располагал к красноречию,  то  Сорокина - напротив,  к
столь же выразительной  фигуре  умолчания.  Пирогов  начал, как  водится,  с
вопросов самых общих и приличествующих случаю:
     -Как устроились, Ирина  Сергевна? Я с вами толком еще не виделся. С тех
пор, как подвез до дому...- И перешел на "ты":- Ты у нас месяц уже?..
     Шел сентябрь, и  она сама не заметила, как начала свыкаться  со здешней
жизнью.
     -С хозяйкой ладишь? У нас с  ней до  сих пор проблем не было. Питаешься
как? Может, стесняешься  на кухню  ходить?  Иди туда без всякого: ты ж пробу
должна снимать, для своих гавриков...
     Она  послушно  отвечала, и  вводная  часть беседы сама собой подошла  к
благополучному завершению.
     -У  тебя  вызов  был  в  интернат?-  как  бы  невзначай  спросил  он  и
остановился в невнимательном ожидании. После полбутылки коньяка, выпитой ими
в два счета и обоих только  раззадорившей, у Ивана  Александровича  не  было
никакого желания заниматься подобного рода воспитанием, но Сорокин именно за
этим сюда и приехал: так сказал, во всяком случае. На деле же Сорокин явился
сюда  из  любопытства: его  потянуло  на  новую  докторшу.  Начав  пить,  он
испугался,  что  дело  пойдет  так  и  дальше, и  настоял  на  вызове  Ирины
Сергеевны: чтоб покончить хотя бы с формальностями.
     Ирина  Сергеевна поняла, откуда ветер  дует:  до нее  уже дошли слухи о
недовольстве в области.
     -Была,- признала она.- Троим с поносом дизентерию поставила, в инфекцию
их отправила.
     -А у них что нашли?
     -Дисбактериоз.
     -Может,  его  с самого начала  и  надо  было ставить?- предположил Иван
Александрович  и  поглядел  официальнее  прежнего.-  Чтоб  шуму  лишнего  не
поднимать?
     -Тогда бы  их  там  не  приняли. Я диагноз  усилила,  чтоб  обратно  не
привезли.
     -Усилила?- эхом  повторил  за  ней главный  и  обратился  за помощью  к
Сорокину.- Мы тут обычно приуменьшае