ивнула.  -Это понятно.  Молодежь  нынче  умная  пошла  -  ее на  мякине  не
проведешь. Вы  мясо выбирайте и бульон пейте, а гущу оставляйте... Вижу, она
вам  не  нравится...-  и выплеснула  в  огород некогда произраставшие в  нем
коренья.- Рыба  у меня на второе. Хек с Балтики. Вы только обед мой хвалите,
а  то  думать  начну, не угодила, спать перестану... Огурчик вам сорвать?..-
Она подошла к затерявшейся в траве грядке, наклонилась над ней.- Нет ничего,
наверно... Нет, нашла все-таки.  Плохие  они тут  - наши лучше  были... Если
руки приложить,  они и здесь такие будут,  да  не помогает  никто  хозяйство
вести. -Тоньку заставляйте.- Он имел в виду младшую дочь хозяев, гостившую у
них  на  каникулах  и в последние  два дня  привлекавшую  его внимание. -Эту
заставишь!  Как на трактористку учиться пошла, так земли касаться не  хочет.
Спит,  холера,  а  коза  недоена.  Блеет  вон!..-   Из-за  сарая  доносилось
нетерпеливое  блеяние.- Будь моя  дочка,  взяла б хворостину и высекла. -Так
ведь  своя  уже? -Нет,  различаем  мы их,  с  хозяином нашим.  Каждый  своим
хвастает... Тонька!  Выйдешь ты,  окаянная?!. Приехала отдыхать,  говорит! И
вправду  умная  молодежь  пошла  -  своего  не  упустит...  Вышла  наконец -
осчастливила!..   Тоня   показалась   на  крыльце:  худая,  смуглая,  босая,
заспанная. Алексей успел  перекинуться  с ней парою слов,  но  на большее не
хватило времени: они жили как бы  в разных часовых  поясах - утром, когда он
уходил в  больницу, она еще  спала, а после обеда, когда возвращался, ее уже
дома не было. -Что, мам?- Она покосилась  на привлекательного, по-городскому
одетого гостя. -Козу  подои.  Так  и  не подоила...- Тоня помедлила,  повела
строптивой  головой: ей не  хотелось  выполнять  унизительную  работу в  его
присутствии- но спорить не стала, пошла легкой, уверенной походкой за сарай,
где  и  скрылась:  как  в  воду   канула.-  Не  будете  вы,  гляжу,  у  меня
столоваться.- Марья Егоровна окинула  опытным взглядом гостя и его тарелку.-
Вам мясо нужно, а  оно у нас не каждый день. -Я  тушенку с собой взял. -Тоже
надоест. Что вам тушенка эта?.. Хозяин мой идет - раньше времени  отпустили.
Не знакомы еще?  Он у меня дичок: новых людей стесняется, сторонится -  пока
не  привыкнет... Алексей и в самом  деле  за  три дня, что  жил здесь, видел
хозяина дважды и то издалека: тот словно от него прятался. И теперь - пройдя
несколько шагов от  калитки, он стал и задумался:  идти  дальше или  нет - в
телогрейке,  в  сапогах, добродушный,  стеснительный  и  безразличный.  -Что
рано?- спросила его жена. -Аа!..-  картинно отмахнулся он.- Беспорядок - как
он был, так и есть. Надумали коровник ставить, а  лесу подвезти забыли. -Зря
ездили, значит?  -Выходит,  так...  Канавы копать  заставляли, да мы  - шиш,
отказались: не барщина...- Он решил выйти на время из безвестности и подошел
к жильцу ближе.- Ну что, накормила она вас? Голодом не уморила? -Сыт, вроде.
-У нас  тут особо не разгуляешься: не Москва,-  и присел на пенек, торчавший
по соседству:  не далеко, но и не слишком  близко - чтоб не навязывать гостю
знакомства.- Не был я у  вас. Много где за жизнь свою перебывал, а у вас  не
был.  -Везде  одинаково?-  спросил гость,  настроенный после  борща  и  хека
философически. -Почему?-  не согласился хозяин.- Смотря как ездить... Если в
гости,  то  одинаково, а жить -  везде  по-разному...- Он поглядел на жену и
насмешливо улыбнулся.-  Мне  вот  не  нравится здесь,  а ей  ничего. -А  чем
плохо?- подхватила она спор, не вчера начатый.- Климат здоровый,  дом стоит,
землю  дали. -Землю!..- только и повторил он, но не стал спорить при  чужом:
это было не в его духе.- Да раз  приехали, жить  надо.  Не обратно же ехать.
-Вот.  А  раз остаешься,  не  хай! -Ээ  нет!-  возразил  он,  не  намеренный
поступаться в главном.- Жить-то я живу, а рта мне не затыкай. Свобода слова,
верно?- и  подмигнул москвичу, естественному союзнику в этом споре.  -И этот
туда же! Нас бы кто про свободу нашу спросил! -А вы ее без спросу возьмете,-
и  встал  с   пенька,  посчитав  спор  решенным,  а  разговор  законченным.-
Поговорили.  Тонька  где?  -Козу  пошла  доить,  да  вон с соседским  парнем
треплется... Тоня  болтала  через  забор с коренастым  скуластым подростком,
лицо  которого  выглядело  разом  оживленным  и просительным.  Она упиралась
грудью в слеги: делала это нарочно, а он то и дело взглядывал на перекладину
и с трудом отрывал взгляд  от запретного зрелища. Увлекшись  разговором, они
забыли  про осторожность  и, перемещаясь вдоль изгороди,  не  заметили,  как
попали в поле зрения взрослых. -Что за парень?- хозяин близоруко прищурился.
-Мишка Волков... Не узнаешь разве? В институт в этом году готовится.
     -Что-то он не там готовится, где нужно... Зови  ее. -Тонька!- закричала
мать.-  Что  там  делаешь?!.  Козу  подоила? -Нет еще.- Тоня отвернулась  от
забора.-  Не  успела. -За  это  время?!- поразилась мать, хотя  и не  вполне
искренне.-  Чему вас  в  училище  учат?  -Мотор  заводить,  мам.  -Гони ее,-
распорядился отец.- А я прилягу пойду,- и пошел в  сарай, куда перебрался  с
того  дня,  как  в доме  поселился  доктор. -И есть не будешь? -Не заработал
сегодня... Потом поем...- и развернул на ходу газету. -Газету пошел читать,-
прокомментировала Марья Егоровна таким  тоном, будто наблюдение ее  касалось
бог  весть какого редкого факта.- С первого листа читает до последнего. Что,
спрашиваю, читаешь? Одно и то же ведь каждый день? А он мне - это если вдоль
строк читать, одно, а между  ними - разное. Как это - между строк читать, не
умеете?..- и поглядела с любопытством: ей  давно хотелось узнать это. -Нет,-
сказал жилец.- Не в моем это стиле. -Вот и я тоже,- согласилась она.-  Я  ее
вообще  никак  не читаю  - ни  вдоль, ни  поперек.-  Она  поднялась.- Пойду.
Нехорошо сидеть, лясы точить, когда хозяин дома.  Смородины  себе на  третье
нарвите - все  равно стоит осыпается...- Она ушла в сарай к мужу,  а Алексей
посидел  еще некоторое  время,  прислушался к ощущениям, идущим из  желудка,
встал и пошел  к  кустам смородины. Ягода была мелкая,  жесткая  и душистая:
почти лесная, но  он не  был разборчив в еде - вопреки тому, что подумала  о
нем Марья Егоровна...
     Вскоре он  оказался  у забора, где стояли подростки. Оборвав  разговор,
они в упор и без стеснения его разглядывали. -Что козу не подоила?-  спросил
Алексей у Тони: на правах старшего. -Лень,- без утайки отвечала  она. -У нее
ж молоко перегорит?  -Не перегорит!-  вмешался в  разговор  сосед,  успевший
приревновать ее к москвичу: ему показалось, что  с его появлением она  стала
относиться  к нему прохладнее.- Они  бесятся, когда их не  доят - это  да, а
молоко не портится.  Оно там как на сохранении.  -Мать подоит,-  сказала, со
своей стороны, Тоня.- У нее это лучше получается. Коза  словно услыхала, что
речь  идет  о  ней, -  заблеяла вдвое  сильней  прежнего.  -Личное хозяйство
невыгодное,-  сказал Миша.- Сколько она, к примеру, дает? В день три  литра?
Девяносто копеек? А  ест на  сколько?  -Ничего  она  не ест,- возразила  его
подруга.- Мороки много. -Все равно. Плюсы с минусом не сходятся. -В институт
готовишься?- спросил его Алексей. -Готовлюсь. -В какой? -Технический.  У нас
два  института  всего:  инженеров народного хозяйства  и библиотечный. Выбор
ограниченный.  А  мне  математика  хорошо  дается  очень.  -В  город  будешь
перебираться? -Надо бы...- Он оборотился к Тоне в поисках поддержки:- А что?
Здесь  никаких  удобств нет.  Телевизор -  и тот плохо работает. -Ничего!  И
здесь  проживешь!-  ревниво  оборвала  она  его.- Инженеры  везде нужны.  На
молокозаводе вон требуются. -Попасть еще надо. Сочинения боюсь,- пожаловался
он москвичу.- Базаровы, Кирсановы всякие - на кой  это нужно все? -Шпаргалку
сделай,-  посоветовала  Тоня.-  У  меня есть одна...- и  припомнила  не  без
труда:-  "Фамусов  как  типичный представитель передового дворянства",- но у
Миши был свой  вариант: -Я на вольную писать  буду.  "За  что  я люблю  свою
деревню". Со  мной учитель занимается, Кузьма  Андреич,-  похвастал он перед
москвичом, и Тоня, которая каждый его успех воспринимала как личную неудачу,
пустила  шпильку:  -Что  ж  не занимаешься тогда?..  Он  вон пришел  к тебе,
ждет... Глазастая, она раньше других  высмотрела учителя и умолчала о нем из
одной лишь  девической лени и вредности. Кузьма  Андреич уже некоторое время
стоял  на Мишкиной территории и хмуро  смотрел на компанию по другую сторону
от  забора.  Миша мельком  оглянулся,  упрекнул подругу:  -Раньше  не  могла
сказать? Может, он мимо шел, а я не поздоровался?..-  но учитель уже шагал к
ним  между грядками: его  влекло любопытство к новому  приезжему...  Чувство
приличия  не  позволяло ему обнаружить  это  чересчур явно  -  поэтому он  и
обрушился на незадачливого  Мишку: -Стоишь?.. А  упражнения сделал? -Сделал,
конечно!- соврал тот и уставился на него во все глаза. Кузьма Андреич ему не
поверил,  но  не  в его  интересах  было настаивать на немедленной проверке.
-Принесешь завтра.  Посмотрю - задам следующие. -Только не такие  сложные! А
то сижу до вечера!..- Миша был  актер в  душе: жаль, что в  области  не было
театрального  вуза - но на  этот раз переиграл  и  чуть не  провалил партию:
Кузьма  Андреич,  чувствовавший  его,  так сказать, изнутри, решил  проучить
наглеца:  -Неси что  сделано.  Посмотрим,  что  там такого трудного.  -Прямо
сейчас?-  удивился Миша. -А что  откладывать? -Матери нет. Она ключи с собой
взяла. -А  ты  в  окошко  вылез?..- Учителя бывают удивительно прозорливы  в
отношении  своих подопечных: потому,  что всякий раз  вспоминают собственные
проделки многолетней давности. (Они потому  и выбрали свою профессию, что не
могут забыть их и раз и навсегда оторваться душой от детства.)- Лезь назад.
     -Высоко, Кузьма Андреич. -Как из окна  прыгать, низко, а туда  лезть  -
высоко? -Конечно!  Там на  подоконник со  стула встаешь, а здесь уровень два
метра. Ногу сломать можно...- но  учитель уже не  слушал его  жалкий  лепет:
оборотился  к  москвичу,  ради которого  и  пришел  сюда - пригласил  его  в
свидетели: -Лентяй  каких  свет  не  видывал. Хотя и способный.  У  нас  все
способные - лентяи, не находите?..- Алексей в ответ только пожал плечами. Он
не  любил  лишних обобщений  - равно как и чтения между  строк: находил  оба
занятия бесплодными.- Вы доктор новый?  Тот,  о  котором говорят столько?..-
Всех  разговоров  и  было  что  с  Валентиной  Егоровной,  завучем  школы  и
одновременно - соседкой и  почти  супругой Кузьмы Андреича:  она отнеслась к
новичку, как  и ко многим другим, неодобрительно -  но Кузьма Андреич сказал
эту фразу не в прямом, а в переносном смысле, как наживку для разговора.- Вы
на  место  Михал  Ефимыча  приехали?  Вас  посетить надо из  одной  памяти к
уехавшему. Он  с вашим главным не  сработался. Уехал  на  повышение: сейчас,
насколько  я знаю, в  Ульяновске - пишет  там диссертацию о  колодцах.  Он и
здесь  ими  увлекался...  "Не  он ли  сюда  запросы гонит?"- праздно подумал
москвич, но вопроса этого не задал: был  осторожен  с людьми, не слишком ему
знакомыми. Учитель же погрузился в  дорогие его сердцу воспоминания: -О  нем
тут  я  один и вспоминаю.  Мы в свое  время много хаживали по  Петровскому и
многое было говорено на разные темы. Потом год переписывались. У него всегда
были научные  наклонности. Вы наукой не занимаетесь? -Нет,- сказал Алексей.-
Не  по этой  части. -Я  тоже, хотя  это неверно. Меня  шестидесятники  тогда
интересовали: я  развивался  в направлении от  Добролюбова к Писареву. Обоих
читали, конечно? -Конечно.- Алексей сократил ответ до минимума и поглядел на
подростков,   ставших   невольными  свидетелями  памятного   разговора.  Они
разглядывали  взрослых с любопытством посетителей зоопарка и потеряли всякую
бдительность: будто доктор  и учитель и  в самом деле сидели в клетке и были
отгорожены  от них решеткой.- Учите их?-  и Алексей остановил  жестом Кузьму
Андреича, который собирался в  эту минуту рассказать обстоятельства перехода
от одного критика к  другому.- Давай лучше урок им устроим. Тоню спросим про
Фамусова.   Она  его  хорошо   знает  очень...  Это   был,  с  его  стороны,
предательский  удар  в  спину:  так  на  показательном  уроке  высокий гость
приглашает  к  ответу   не  кого-нибудь,  а  миловидную  школьницу,  имевшую
несчастье  ему  понравиться.  Оба подростка  встрепенулись и  в  одно  время
огляделись:  в поисках пути к спасению. -Ну,  Антонина,- подбодрил учитель.-
Что запомнила из восьмого класса?.. У тебя три балла было? Не густо, но и на
них хоть что-то знать надо... Тоню трудно было застать врасплох, но среди ее
сильных карт литература не значилась. Она испытала минутное  замешательство.
-Фамилии  больше,  Кузьма  Андреич.  Кирсановы  да  Базаровы.  -Хорошо  хоть
фамилии. Хотя Базаров был один - если не  считать, конечно, его родителей. В
этом и заключалась его  трагедия...- Последнее было поведано уже москвичу, к
которому  он  обратил  внушительное,  осанистое лицо, окаймленное бачками  и
тронутое  по-летнему перистой  бородою. Он задержал на москвиче  взгляд чуть
дольше, чем  следовало, оставил без присмотра тех двоих, и они  не замедлили
этим воспользоваться: Тоня затрусила к родителям  за сарай, сохраняя на лице
то степенное и  вынужденно-благопристойное выражение,  с  каким иные  девицы
спешат кой-куда, когда  ждать  больше нету мочи, а  Миша вовсе пропал, исчез
незамеченным:  это  был  юноша   одаренный  во  многих  отношениях,  включая
способности иллюзиониста  и  мистификатора. Алексей  кивнул в  сторону Тони,
удаляющейся с  высоко  поднятой  головою: -Так и не подоила козу. С  ней  не
хочешь  позаниматься?  Кузьма  Андреич  помедлил,  прежде  чем ответить.  Он
настроился уже на тот цветистый  и выспренний лад, который любил  и  который
был необходим ему как упражнение в риторике; кроме того, как всякий учитель,
он не терпел,  когда его перебивали и, не спросив, меняли тему разговора. -С
этой   не   пройдет,-  проворчал  он   естественнее  прежнего.-  Сплетен  не
оберешься...- Он  нахмурился, наново собрался с мыслями, но москвич  не  дал
ему  передышки: -Вы здесь вообще купаетесь? Что-то я никого,  кроме малышни,
не видел. Пошли. Я хорошее место высмотрел. У пристани... Валентина Егоровна
главным доводом против москвича  выставляла именно  его  купание в полунагом
состоянии на виду у всего Петровского: она считала, что сельский интеллигент
не  имеет права  оголяться  перед  остальным  населением, сравниваться с ним
таким образом  и становиться на одну доску.  Кузьма Андреич хотел завязать с
москвичом тесные  отношения, чтоб гулять с ним по городку и обсуждать походя
различные  темы,  но прилюдно плескаться с ним в реке и объясняться потом  с
соседкой ему было  незачем.  -Что за пристань?- спросил он, выигрывая время.
-Пристани не знаешь?!-  изумился  Алексей.- Что ж ты  тут знаешь тогда?!.  В
километре от города по течению!  Красивое место, между прочим. Если глазами,
конечно,  смотреть,  а  не  лобными   пазухами.   -Меня  люди,  а  не  места
интересуют,- отчитал его Кузьма Андреич, но в  следующую минуту огляделся по
сторонам:  совсем  как  до  него  Тоня  с  Мишкой  -  в  поисках  выхода  из
сложившегося положения. -Идешь  или нет?-  пристал  к  нему москвич. -У меня
плавок нет. Вообще три года как не купался. С тех пор как в Ялте отдыхал,- и
глянул многозначительно. -Ты этим, как каким-то подвигом,  хвастаешь.  Что ж
ваш  Михал Ефимыч  пропаганды  здорового образа  жизни не вел? Идем,  я тебе
плавки дам. Я  с собой три пары привез. Для  такого случая.  Кузьма  Андреич
украдкой  глянул  на  него, смерил с  головы до ног. -Не пойдут.  У  меня на
размер больше. -Что у тебя  на  размер больше?  Кто тебя увидит вообще?  -Не
скажи,- чопорно  и желчно возразил  тот.- Это  тебе не Москва. Завтра  же по
Петровскому разнесется. Какие  у  меня плавки...-  и  поглядел  на  калитку,
раздумывая  над тем, сразу ли ему уйти или выдержать короткую паузу. Алексей
отступился от него: -Плавать, небось, не умеешь... Вы как моряки совсем - те
тоже у воды живут и в воду не лезут... Кто это?!.. Какая женщина богатая!..-
Он увидел на улице женщину,  идущую по их стороне и привлекшую его  внимание
рослым, крупным  сложением и  степенной  поступью и  осанкой: в  России  все
величественное  и  размеренное  в  женщинах  привлекает  мужское  внимание.-
Занимаемся  черт  знает  чем, а тут такие самоходки  по  улицам  движутся!..
Кузьма  Андреич  словно наперед  знал,  что  после  купания  речь  пойдет  о
женщинах. -Это Ирина  Сергевна  ваша,-  неодобрительно  сказал  он:  москвич
слишком  отвлекался и не давал  ему сосредоточиться  на главном.- Не знакомы
еще? -Она?!- поразился тот.- Как же это я обознался?! Вот что с нашим братом
белый халат делает! Живых в гроб кладет!.. Ирина Сергевна!- закричал он, как
в лесу, и поспешил к ней,  остановившейся на его призыв.- Какая встреча! Вам
штатское к  лицу очень! Класс! Я ведь вас без  белого халата еще не видел!..
Он и в халате видел ее однажды, но Ирина Сергеевна, устав от приема больных,
ничего не имела против похвалы и лести.  На ней было легкое платье - слишком
тонкое,  сказали  бы  пожилые  жительницы Петровского,  предпочитавшие сукно
хлопку  даже  в  жаркое время года: оно обтекало  ее и, пряча  тело,  как бы
выставляло его на общее обозрение.  Алексей Григорьевич  уставился  на нее в
немом  восхищении.  -Знаете,  на  кого вы  похожи?-  спросил  он ее со  всей
искренностью,  на которую  был способен.  -На  кого? -На античную  статую! Я
такую в третьем классе в музее Пушкина видел! Вся в мраморных складках! Один
к  одному!  Складки  так вниз и  катятся!  -Правда?.. А другие  говорят,  на
каменную  бабу...- Она имела в виду Кузьму  Андреича, который, собравшись  с
духом,  направился к ним через Мишкину калитку: молодые люди  ведь стояли до
сих  пор по разные стороны  от забора.- Хотя и здесь и там  камень... Кузьма
Андреич у вас? Он у нас обычно приезжих встречает. Визит вежливости наносит.
Так ведь, Кузьма Андреич?  Учитель собрался сказать в ответ нечто  в  высшей
степени  литературное,  но Алексей опередил  его: -Я  его с собой тащу. Зову
купаться,  а у  него  плавок  нет. А  мои  надевать не  хочет.- Учитель  тут
нахмурился: он не любил  сальностей, а  москвич еще  и  пригласил в компанию
Ирину  Сергеевну:-  Может,  вы к нам присоединитесь? Это было бы событие,- и
обвел мечтательным взором  плавные, текучие  очертания докторши, заставив ее
естественным  образом  покраснеть,  а  Кузьму Андреича  - нахмуриться  вдвое
против прежнего,  так что он,  с лохматыми бачками своими, сделался похож на
атамана разбойников. -И  у меня  купальника нет.- Ирина  Сергеевна  смягчила
свой отказ этим независящим от нее обстоятельством.- Был  один, но я из него
выросла. Учитель насмешливо глянул на нее, а москвич сказал не подумавши: -Я
гляжу,  это   у  вас  как  стихийное   бедствие.  Областная  торговля  плохо
работает?..  Но я три штуки  взял: одни - Кузьме Андреичу, другие, может, вы
возьмете?.. Это было чересчур даже для врачебного племени, безнравственность
которого    Валентина    Егоровна   часто    обсуждала    дома    со   своим
соседом-квартиросъемщиком.  Кузьма  Андреич  вытаращил  глаза  и   чуть   не
задохнулся от  неожиданности, а Ирина Сергеевна  сделала  вид, что ничего не
расслышала. Алексей Григорьевич понял, что переборщил, и предпринял неловкую
попытку  оправдаться: -Вы не подумайте, что  я что-нибудь неприличное... Это
даже не плавки,  а шорты...- но Ирине Сергеевне не к  лицу было слушать  эти
подробности, и  она  обратилась через  его голову  к  учителю: -Как  живете,
Кузьма Андреич? Давно вас не видела.  У  вас каникулы? Кузьма Андреич только
сейчас пришел  в  себя  после нокаута,  решил отыграться на Ирине Сергеевне,
произнес  с надменностью:  -Отпуск.  Каникулы  бывают  у школьников. Она  не
поняла.  -Какая раз