машина выскочила на край бывшего гигантского кратера древнего
вулкана и  Карналь,  оглянувшись,  увидел далеко внизу  голубую воду  бухты,
беспорядочные  свалки  вулканических  обломков,  сероватую  от  пыли  зелень
деревьев,  только тогда вспомнил о  маленьком катере,  уплывшем в отдаленную
бухту, вспомнил молчаливого моториста, беспомощного перед шашлыками молодого
грузина,  Веронику Глобус и Костю Бегемотика,  смешных и добрых. А уже после
них или,  может,  наоборот,  до них,  явилась в  его воображении в сверкании
темно-зеленых глаз Анастасия, он будто услышал ее голос, услышал свой голос,
свое обещание встретиться,  может, еще и сегодня, и только теперь понял, что
в  самом деле хотел этой встречи,  но в  то же время и рад,  что избежал ее.
Пусть будет, что будет. Ведь он из тех людей, которые себе не принадлежат, и
в этом их спасение от случайного,  мелкого,  опасного и соблазнительного,  в
этом их счастье.


                           Книга четвертая

                            ПЕРСОНОСФЕРА


                                  1

     Завтракать в Крыму,  обедать в Москве,  ужинать в Париже -  кого теперь
этим удивишь?  Мир сузился,  стал доступнее, хотя от этого не упростился, не
утратил своей пестроты и  многомерности,  а,  наоборот,  становится с каждым
днем сложнее, непостижимее, даже, как бы сказать, противоречивее.
     В   самолете  на  Париж  Карналь  был  без  Алексея  Кирилловича.   Тот
сопровождал  академика  из   Симферополя  до  Москвы,   помогал  с   вещами,
позаботился,  чтобы у  Карналя было все необходимое для путешествия,  а  сам
возвратился в  Киев.  Карналь попытался было оформить поездку и  для  своего
помощника,  но  только бессильно развел руками.  Кучмиенко постарался отсечь
Алексея Кирилловича от  академика,  убедил кого  следует,  показал,  чего он
стоит  и  что  может.  Какой-то  там  помощник будет  фордыбачить перед ним,
Кучмиенко?  Зазнался,  захотел выказать свою обособленность и независимость?
Посидит дома!  Если бы  еще в  социалистическую страну,  ладно уж,  пусть бы
ехал, хотя тоже не в такую престижную, прекрасно организованную поездку, как
эта,  а  с  туристическим поездом дружбы -  триста гавриков,  ни тебе путных
гостиниц,  ни  нормального транспорта,  ни  покоя,  ни  удовольствия,  всюду
организованно, даже в туалет - и то группой! Туда - пожалуйста, никто мешать
не  станет.  А  это  же  капстрана,  да  еще какая?  Франция!  Париж!  Вино,
парижанки,  Эйфелева башня,  мосты через Сену, парфюмерия - все неповторимо!
Посидишь, молод еще!
     Для Карналя уже давно перестали быть тайной и Кучмиенковы мысли,  и его
настроения.  Для расшифровки их довольно примитивного кода не стоило тратить
усилий.
     Хотелось иметь рядом хоть одну знакомую душу -  и не имел.  Еще недавно
надеялся, что одиночество поможет ему сбросить с души невыносимую тяжесть, а
пришлось убедиться,  что  нет на  свете ничего несноснее именно одиночества,
оторванности от людей,  знакомого окружения, от того, чем и ради чего живешь
на земле. Ни разу в жизни он не отдыхал, как это заведено у некоторых людей,
не мог себе представить,  чтобы в его размышлениях,  в мучительно прекрасном
напряжении  мысли  образовывалась  какая-то   пауза,   перерыв,   специально
отводились дни, недели на праздность. Без работы как основного занятия жизнь
теряла для  него всякий смысл.  Без  работы и  без  Айгюль.  Так  он  считал
последние двадцать лет,  но  забивал,  что до  Айгюль была еще как бы  целая
жизнь,  в которой он уже постиг великую истину труда,  неудержимости усилий,
упорного поединка с  собственной ограниченностью и  с  ограниченностью мира,
которая преодолевается лишь благодаря человеческим усилиям. Осваиваешь новые
и новые миры, а собственной душой пренебрегаешь.
     Как только умостился поудобнее в кресле салона первого класса,  Карналь
почти  с  жадностью накинулся на  чтение отпечатанного на  нескольких языках
проспекта с  перечислением основных вопросов международного "круглого стола"
на тему "Человек в  стихии научно-технической революции".  Слово "стихия" не
очень  подходило к  поставленной теме,  а  уж  если  употреблять именно этот
термин,  то  тема была поистине стихией академика Глушкова,  но  тот как раз
принимал участие в  работе какой-то весьма важной технической комиссии в ООН
в Нью-Йорке,  кандидатура Карналя возникла,  следовательно, не то как замена
Глушкова,  не  то как компромисс,  ибо ни сам Петр Андреевич,  да и  вообще,
кажется,  никто не считал его выдающимся полемистом, а тут, по всему видать,
нужен был именно такой человек.
     Белокурые  стюардессы  в  розовой  униформе,  стилизованной  под  нечто
древнерусское (не стюардессы, а по крайней мере хор Пятницкого), сразу стали
возить на  аккуратных тележках бесплатные напитки -  коньяк,  водку,  виски,
вина,  -  привилегия  первого  класса,  предлагали  журналы,  газеты,  потом
непременно  предложат  стандартный  аэрофлотский  обед:   на   пластмассовом
штампованном подносе жареный цыпленок,  масло, черная икра, листочек салата,
помидорчик,  кекс,  апельсин,  пластмассовые одноразового  употребления нож,
вилка,  чайная ложка,  пластмассовая же  чашка с  кофе  или  чаем на  выбор,
круглый без ножки бокал с  натуральным вином (а то и  еще с чем-то покрепче,
поскольку для первого класса). Если бы пришлось лететь через океан, то тогда
стюардессы,  мило улыбаясь, стали бы демонстрировать применение спасательных
жилетов на  случай аварии:  вот так вынимается из-под сиденья жилет,  так он
вмиг надувается,  так надевается.  Три секунды - и обе стюардессы, с теми же
милыми,  чуть смущенными улыбками,  оказывались в оранжевых жилетах, зрелище
довольно-таки  жутковатое,  когда  ты  летишь над  океаном на  высоте десяти
километров,   и  Карналь  всякий  раз  отгонял  неприятные  мысли,   которые
непременно вызывала эта  демонстрация,  тем,  что  сравнивал оранжево одетых
стюардесс с жабками-криничками,  которых помнил еще с детства.  Вынимаешь из
криницы  ведро  воды,   а  в  нем  плавает  несколько  таких  жабок,  сверху
черненькие, снизу оранжевые, как морковка. Вылавливаешь их, бросаешь назад в
криницу,  они летят, смешно растопыриваясь, шлепаются в воду и весело ныряют
в холодную глубину,  чтобы назавтра вновь очутиться у тебя в ведре,  которое
ты вытащишь на солнечный свет.
     Но  на  этот раз летели над континентом,  только где-то возле Голландии
трасса проходила, кажется, вдоль побережья, но это не требовало демонстрации
жилетов,  и стюардессы только возили и возили напитки для пассажиров первого
класса,   среди  которых,   как  выяснилось  почти  сразу,   было  несколько
дипломатов,  один  сотрудник  торгпредства,  делегация  сторонников  мира  и
директор завода ферросплавов,  который сидел  возле  Карналя и  все  пытался
припомнить,  где  он  мог его видеть.  Директор был массивный,  даже могучий
мужчина,  говорил гулким басом,  так что к  нему невольно прислушивались все
пассажиры салона,  коньяк стал пить,  едва усевшись на свое место,  поясняя,
что  только этим напитком и  может спастись от  жажды,  и  все допытывался у
Карналя, кто он: артист или писатель?
     Петр Андреевич вынул из портфеля свои бумаги, разложил на длинном узком
столике, молча показал директору проспект вопросов "круглого стола".
     - Революция?   -   прочитал  директор.   -  Научно-техническая?  Теперь
вспомнил! Вы же электронщик? Академик? Глушков?
     - Карналь.
     - Да,  конечно же Карналь!  Знаю! Слышал на совещаниях. И о том, как вы
там в Приднепровске дали перцу нашим металлургам за кустарничество!
     - Напротив, я похвалил их за инициативность.
     - Инициативности мало.  Под нее базу давай.  Не подопрешь -  погоришь и
дыма не пустишь!  Я ваших машинок не знаю толком, ведь у нас грубая материя,
огромные агрегаты,  много приблизительности,  но точность добралась уже и до
нас,  берет за горло! Вот еду во Францию. Поставляем им ферросплавы, хвалят,
долгосрочное  торговое   соглашение   подписали,   химия   наша   их   очень
удовлетворяет,  потому что  такой  точности компонентов,  как  мы,  никто не
придерживается.  Ну!  А физика наша им -  никак!  Не тот размер куска! У нас
как?  Что ни дай - с руками оторвут! Кто там станет измерять, какой величины
кусок!  А тут даже форму дай особенную. Дай ему кубик с такой и такой гранью
- иначе,  мол,  финансовые санкции!  Технологию надо  мне  менять  -  их  не
смущает.  Хоть заново родись,  а  ему  дай  то,  что  он  хочет.  Вот и  еду
договариваться,  а  заодно и поучиться точности капиталистической.  Не знаю,
разрабатывали ли эту тему философы наши, я же так считаю: точность - понятие
техническое и классовых измерений,  наверное,  не требует.  А как у вас? Где
этот "круглый стол"?  В  Париже?  Я  Париж и  не повидаю,  прямо с аэродрома
представитель фирмы в  машину -  и  айда к  ним нюхать дымок,  своего еще не
нанюхался!
     - У  меня  как  раз  поездка  классовая,   -  улыбнулся  разговорчивому
директору Карналь,  -  в отличие от вашей сугубо бесклассовой. Еду спорить с
зарубежными технократами.  Собственно,  я не большой специалист в этом деле,
послан я не из-за особых талантов в этой отрасли, а руководствуясь известным
принципом:  важно не  то,  что  скажут,  а  то,  кто скажет.  За  мной стоит
практическая  работа  большого  творческого  коллектива,  имеющего  какие-то
достижения,  следовательно,  меня  будут слушать даже  тогда,  когда я  буду
говорить горькие вещи.  Ясное дело,  меня обвинят в советской пропаганде, но
это уж  неизбежно во  всех наших беседах такого плана,  поэтому выбора здесь
нет.
     Директор дышал тяжело и шумно:
     - А  мне придется уступить.  В  министерстве так и сказали:  дай им тот
кусок,  какой они  хотят,  это же  валюта.  А  технологию перестрой за  счет
внутренних  резервов.  Старая  песня.  Все  же  принципы  отстаивать намного
приятнее,  чем зарабатывать валюту.  Попрошу-ка я у девушек коньячку. Выпьем
за наши принципы, академик?
     Приехал коньяк,  затем приехал и стандартный аэрофлотский обед, который
потребляют только на  высоте в  десять километров,  когда за бортом самолета
температура от  тридцати до  сорока градусов ниже нуля,  когда над самолетом
загадочные беспредельности космоса, а внизу - белые клубища облаков, которые
закрывают землю от твоих глаз,  и  ты летишь тысячи километров над какими-то
библейскими барашками,  взлохмаченными бородами  богов  изо  всех  пантеонов
мира, молодым хаосом образования материи, а может, миллионолетними дымами, в
которых  неустанно  уничтожается  материя.   Мысль  о  том,  что  под  тобой
примитивные скопления микроскопических водных брызг,  водяной пыли, небесная
роса,  будущие дожди и  ливни,  как-то никогда не приходит в голову во время
таких полетов.
     Директор, опрокинув в рот несколько рюмочек коньяку, наконец угомонился
и  задремал.  Карналь мог  теперь внимательнее просмотреть проспекты.  "Суть
научно-технической революции".  Ну,  это определяется довольно просто,  хотя
исчерпывающего определения пока  что  еще  и  нет.  "Основные черты процесса
взаимодействия  НТР  и   человеческого  индивидуума.   Экономический  аспект
проблемы  экзистенции человека  в  условиях  НТР.  Роль  научно-технического
прогресса  в   создании  постиндустриального  общества".   Это  уж   выдумка
американских социологов. Они любой ценой стремятся отделить Америку от мира,
поставить  ее   над   ним.   То   общество   расширенного  потребления,   то
постиндустриальное общество,  то  общество какой-то там конвергенции.  "Роль
научно-технического прогресса  в  повышении  материального уровня  граждан".
Нейтральная тема.  "Изменение условий и характера труда под влиянием труда".
Этот вопрос поддается изучению достаточно точному,  со  спекуляциями тут  не
разгонятся.  "НТР  и  изменение положения человека в  системе  производства.
Новые  технические средства  и  новые  требования к  человеку  как  субъекту
производственных  процессов".  Снова  потихоньку  устраняют  социальное,  на
передний план -  голая техника.  Может, его и пригласили потому, что считают
прежде всего техником?  "НТР  и  экономические проблемы.  Изменения способов
освоения  природы.   Влияние  этих  изменений  на  развитие  человека.  Суть
экономического кризиса.  Пути преодоления экологического кризиса".  Ну,  тут
они  поднимают  руки.   Катастрофические  настроения.   Неконтролированность
развития   промышленности,   хищничество   корпораций,   израненная   земля,
отравленные воды,  уничтожение лесов и трав. Все обвиняют технику, а надо бы
начинать с науки.  Джон Бернал считал, что научная работа должна подчиняться
центральному планированию,  тогда только она  будет служить обществу.  Запад
чванливо  отбрасывает  эту  очевидную  истину,  которой  руководствуется вся
социалистическая наука.  От  планирования  отказываются,  усматривая  в  нем
угрозу  для  творчества  ученого.  Постулаты  как  будто  бы  и  правильные.
Творчество -  процесс  подсознательный и  поэтому требует планирования и  не
целенаправленных  усилий,  а  душевного  покоя  и  вдохновения.  Вдохновение
приходит редко.  Внешнее давление,  принуждение отгоняют его.  Творчество не
подчиняется ни  учету,  ни  регулированию.  Нельзя вдохновляться по  заказу.
Например,  планомерная работа тысяч научных центров до  сих  пор  очень мало
дала для разгадки тайны рака.  Флеминг нашел пенициллин совершенно случайно,
заметив,  что обычная плесень убивает бактерии.  Эйнштейн свою формулу...  И
так далее...  Аргументировать можно что угодно.  А  пока человечество должно
пожинать плоды от неконтролированного, внепланового, неуправляемого развития
науки и  техники,  хаос  капитализма упал  на  земную поверхность как  некий
средневековый мор,  только еще страшнее,  ибо ведет к необратимым изменениям
самой планеты, угрожает ее здоровью, целостности, может, даже существованию.
У  Шекспира было так:  король ест  рыбу,  рыба ест червя,  червь ест короля.
Теперь:   в  организм  червя  проникают  ядовитые  растворы  инсектицидов  и
фунгицидов,  черви отравляют рыбу,  землероек, кротов, дроздов и жаворонков,
те - ястребов и сов. Так возникает цепная реакция гибели, в начале и в конце
которой  стоит   тот   самый  "шекспировский  король"  -   или   современный
человек-производитель, homo faber. И вежливые джентльмены в модных костюмах,
с  модными галстуками собираются в одном из красивейших городов земного шара
для спокойных разговоров на  тему "Пути преодоления экологического кризиса".
Карналь мог бы предложить такой путь. Единственный и универсальный. Еще одну
Октябрьскую революцию для всего мира.  Но это была бы уже нагульновщина. Как
командиру пехотного взвода, который когда-то сражался в подземельях Белграда
с фашистскими диверсантами,  ему,  может,  и к лицу были такие теории, но не
теперь и не в его нынешнем положении.
     Ладно. Экологию он оставит. Не для него. И не в его нынешнем состоянии.
Ибо  разве душа его  не  измучена так  же,  как истерзана поверхность земли?
Раны,  даже затянувшиеся,  навсегда оставляют после себя шрамы и рубцы. И от
ран, нанесенных нашей планете, не спасешься никаким отчаянным оптимизмом.
     Когда-то было проще. Отдельный человек жил под звездами и ветром, среди
цветов и животных, между смеющимися и плачущими людьми, целью его жизни было
соревнование с  природой,  покорение и использование ее сил и богатств,  это
сформировало гомо сапиенса более ста  тысяч лет  тому назад,  и  современный
человек в  основных биологических реакциях мало чем отличается не  только от
своих недалеких предков,  но и от того мира,  из которого он вышел,  -  мира
животных.  Когда  возникает потребность,  современный человек довольно легко
может возвращаться к первобытной жизни -  как тот Робинзон, мы наблюдали это
не только в эпоху парусников, но и во времена ракет и компьютеров.
     Нынче  человек живет в  эре  научной.  Позволяют ли  методы руководства
научными исследованиями надеяться,  что  наука принесет пользу в  разрешении
сугубо  человеческих проблем?  Мы  обладаем  огромным количеством сведений о
материи,  мощными  техническими средствами  для  покорения  и  использования
внешнего  мира.   Но  всегда  ли  уровень  наших  научных  знаний  дает  нам
возможность  постичь  последствия,   которые  могут   возникнуть  из   нашей
деятельности?  Спасение для человека не в  его натуре,  а в его общественной
истории и в общественных целях,  которые он ставит и которых достигает. Цели
социализма и  цели капитализма -  между ними нет и  не  может быть общности.
Наука,  техника сами  по  себе не  могут разрешить проблемы,  которые встают
перед  человечеством.  Не  спасают  человечество  и  те  теоретики,  которые
усматривают в  развитии науки  и  техники,  в  индустриализации жизни только
угрозы человеку,  ибо рассматривают они не  человека социального,  а  сугубо
биологический индивидуум, которому нужна свобода опять-таки не социальная, а
биологическая,  нужна  среда,  которая бы  просто удовлетворяла стремление к
тишине,   обособленности,  уединению,  просто  открытое  пространство.  Орды
экономистов,  социологов,  футурологов,  экологов слоняются с конференции на
конференцию,  перескакивают из-за  круглых столов за четырехугольные и  знай
пугают человечество угрозами ядерной войны,  загрязнения окружающей среды  и
уничтожения  природы,  развития  неизлечимых болезней,  автоматизации жизни,
снижения  ценностей  религиозных  и   философских  без   создания  моральных
эквивалентов   взамен.    Социальная   история    игнорируется   упорно    и
последовательно,  а с этого надо начинать.  Отовсюду раздаются призывы найти
новую общность человека с природой, овладеть тайной тех процессов, благодаря
которым  человек  превращает  свои  врожденные  естественные  возможности  в
собственную индивидуальность.  Достаточно ли этого?  И достаточно ли сегодня
простого признания нашей  экологической взаимозависимости,  -  мол,  все  мы
принадлежим к одной системе,  пользуемся одними источниками энергии,  являем
собой неразделимое единство при всем многообразии и неодинаковости. Что дает
нам  простая констатация этого  факта,  кроме  горького чувства собственного
бессилия перед  современным пиратством корпораций,  перед  бесконтрольностью
капитала,   перед   дикой  стихией  преступного  корыстолюбия,   которая  не
останавливается уже  и  перед тем,  что  замахивается на  саму  человеческую
природу.  Загазованные  химконцернами ветры  не  знают  границ.  Отравленные
промышленными отходами  реки  текут  по  своим  миллионолетним руслам  через
многие  страны.  Радиоактивные дожди  не  подвержены идеям.  Морские течения
переносят радиоактивный мусор,  не руководствуясь симпатиями или антипатиями
к  правительствам и государствам.  Следовательно,  надо не обещать чудес так
называемого постиндустриального общества и  не искать спасения в  отчислении
какого-то  процента  из  национальных доходов  наиболее  развитых стран  для
восстановления  нарушенного  экологического  равновесия.   Смешно   пытаться
откупиться  за   содеянные   необратимые  преступления.   Преступления  надо
предотвращать.
     "Психологический аспект  проблемы  взаиморазвития  НТР  и  формирования
человеческой  личности.   Проблемы   развития  естественных  наклонностей  и
дарований.   Психологические  условия  развития  современного  производства,
эмоционально-психологическое состояние  общества  и  развитие  индивидуума в
сфере производства".
     На  Чикагской международной ярмарке  посетители получали путеводитель с
девизом:  "Наука открывает,  промышленность применяет, человек подчиняется".
По-английски "подчиняться" -  конформ. Сама этимология этого слова "конформ"
предвидит,  следовательно,  что  человеческое существо  будет  формироваться
технологическими силами,  хочет он того или нет.  Из властителя мира человек
превращается в жертву.  Тогда зачем все наши усилия, зачем тысячи лет бились
л