ньги из конверта и переложил в бумажник, конверт скомкал и
выбросил в корзину для бумаг. Вот так у людей заводятся секреты, подумал
я. Все происходит не сразу, постепенно. Я не собирался что-либо  нарочно
скрывать от Кумико. В конце концов, дело не настолько серьезное.  Сказал
бы я о Мэй или нет - не имело  большого  значения.  Но  стоило  миновать
некую деликатную стадию, как независимо от моих первоначальных намерений
это стало превращаться в непроницаемую тайну. То же  самое  -  с  Критой
Кано. Я рассказал Кумико, что к нам приходила младшая сестра  Мальты  по
имени Крита. Что она была одета по моде начала 60-х.  Что  взяла  у  нас
из-под крана образцы воды. Но промолчал о том, что после этого она вдруг
ни с того ни  с  сего  разоткровенничалась  и  посреди  своего  рассказа
исчезла, не сказав ни слова. Промолчал потому, что никогда  не  смог  бы
воспроизвести и точно передать Кумико все детали этой  совершенно  дикой
истории. Кроме того, жена вряд ли  обрадовалась  бы,  узнав,  что  Крита
Кано, закончив свои дела, еще долго сидела у нас  и  поверяла  мне  свои
личные тайны. Вот так у меня появился еще один маленький секрет.
   Может, у Кумико тоже есть от меня секреты. Если и  так,  я  со  всеми
своими тайнами не мог упрекать ее за это. Боюсь, их у меня больше, чем у
жены. Как ни крути, но у Кумико что на уме, то и на языке. Она  из  того
типа людей, которые говорят и думают одновременно.  А  я  совсем  другой
человек.
   От этих размышлений сделалось как-то тревожно. Я направился в  ванную
и встал в дверях. Кумико переоделась в голубую пижаму  и  сушила  волосы
полотенцем перед зеркалом, спиной ко мне.
   - Я все о работе думаю. Попросил приятелей поискать что-нибудь, да  и
сам сходил в несколько мест. Работа вообще-то есть, и начинать  можно  в
любое время. Хоть завтра, если нужно. Но я все никак не  решусь,  вот  в
чем дело. Просто нет уверенности, надо мне это или нет. Работу разве так
выбирают?
   - Поэтому-то я тебе и говорю:  делай  так,  как  считаешь  нужным,  -
заговорила Кумико, глядя на мое отражение в зеркале.  -  Никто  ведь  не
гонит тебя  на  работу.  Если  тебя  материальная  сторона  волнует,  то
напрасно. Другое дело, если тут психология:  то  есть  тебе  без  работы
тяжело и ты чувствуешь себя не  в  своей  тарелке  оттого,  что  я  одна
работаю, а ты сидишь дома на хозяйстве. Тогда, может, тебе действительно
куда-нибудь устроиться. Меня и то, и другое устраивает.  Так  что  решай
сам.
   - Конечно, в конце концов я должен найти работу. Это факт. Нельзя  же
всю жизнь болтаться без дела. И рано или поздно  найду.  Но,  откровенно
говоря, сейчас просто не знаю, куда пойти. Когда я  уволился  с  прошлой
работы, какое-то время казалось, что стоит опять заняться чем-нибудь  по
юридической части. Есть кое-какие связи. Но сейчас  такого  настроя  уже
нет. Чем дальше, тем меньше мне это интересно.
   Жена опять посмотрела на меня в зеркало.
   - Выходит, я знаю, что делать не хочу,  но  вот  что  хочу  делать  -
понятия не имею. Сказали бы мне: "Давай, действуй!" -  кажется,  все  бы
сделал. А так... прямо не знаю.
   - Ну, в таком случае, - сказала она,  опустив  руку  с  полотенцем  и
обернувшись ко мне, - раз надоели законы - бросай это дело совсем. И про
экзамены на адвоката забудь. Нечего спешить с работой.  Не  знаешь,  что
тебе нужно, - подожди. Так ведь?
   Я кивнул:
   - Просто захотелось объяснить тебе, что я об этом думаю.
   - Понятно, - сказала Кумико.
   Я пошел на кухню и принялся мыть стаканы. Кумико вышла  из  ванной  и
присела за кухонным столом.
   - Ты знаешь, кто мне звонил сегодня днем? Брат.
   - Да неужели?
   - Похоже, он всерьез собрался участвовать в выборах.  Можно  сказать,
это уже почти решено.
   - В выборах?! - От удивления  я  на  несколько  секунд  даже  потерял
голос. - Ты имеешь в виду... в парламент?
   - Именно. Говорят, его просят выставить свою кандидатуру в  округе  в
Ниигате, где всегда баллотировался дядя.
   - Но разве округ не переходит по  наследству  дядиному  сыну,  твоему
двоюродному брату ? Он  ведь  собирался  бросить  свое  директорство  в
"Дэнцу"  и вернуться в Ниигату.
   Кумико достала ватные палочки и принялась чистить уши.
   -  Действительно,  был  такой  план,  но  двоюродный  брат  от  этого
отказался. У него семья в Токио, хорошая работа, и он  совсем  не  хочет
перебираться  в  Ниигату,  чтобы  стать  депутатом.  Потом,   его   жена
категорически против. Короче, он не  собирается  ради  этого  жертвовать
семьей.
   Старшего брата отца Кумико четыре или пять раз выбирали в том  округе
депутатом нижней палаты от Ниигаты. Политическим тяжеловесом назвать его
было нельзя, и тем не менее он сделал вполне  приличную  карьеру  -  был
даже один раз министром, правда, на второстепенном посту.  Однако  из-за
преклонного возраста и проблем с сердцем снова идти на выборы  ему  было
трудно. Надо было подыскивать замену. Из двух дядиных сыновей старший  с
самого  начала  не  проявлял  к  политике  никакого  интереса,  поэтому,
естественно, оставался младший.
   - В общем, народ в округе спит и видит, чтобы на выборы  пошел  брат.
Они хотят молодого, дельного и энергичного. Такого, кто мог бы несколько
сроков депутатствовать и стать влиятельной фигурой в Токио. У брата есть
имя, да и молодежь за него проголосует, тут и говорить нечего.  Конечно,
наладить контакт с местными ему будет нелегко, но у него сильная  группа
поддержки. Они этим и займутся, а брат вполне может жить в  Токио,  если
захочет. Единственное, что от него требуется, - появиться там  во  время
выборов.
   Я не мог представить Нобору Ватая депутатом парламента.
   - И что ты об этом думаешь? - обратился я к Кумико.
   - Ты же знаешь: я не имею никакого отношения к его делам. Пусть будет
хоть депутатом, хоть космонавтом. Мне все равно.
   - А зачем ему тогда с тобой советоваться?
   - Ну что ты говоришь? - сухо ответила жена. - И не думал он  со  мной
советоваться. Ему мое мнение ни к чему. Он всего-навсего поставил меня в
известность. Я все-таки считаюсь членом семьи.
   - Хорошо, - сказал я. - А как ты думаешь, не  будет  у  него  проблем
из-за того, что он в разводе и сейчас не женат?
   - Не знаю. Я в политике и выборах мало  разбираюсь.  Мне  это  совсем
неинтересно. Но в любом случае второй раз он не женится. Ни за что.  Ему
и в первый раз не надо  было  жениться.  Ему  нужно  другое.  Совершенно
другое, не то, что тебе или мне. Это точно.
   - Интересно!
   Кумико завернула в бумажную салфетку  две  использованные  палочки  и
выбросила в мусорное ведро. Подняла голову  и  посмотрела  мне  прямо  в
глаза:
   - Как-то давным-давно я случайно увидела,  как  он  мастурбировал.  Я
подумала, что в комнате никого нет, открыла дверь и застала его.
   - Ну и что же? С кем не бывает.
   - Да погоди, - вздохнула она. - Это было года через три после  смерти
сестры. Наверное, он уже был студентом, а я училась в четвертом  классе.
Мать долго колебалась, что делать с одеждой, оставшейся после сестры,  -
избавиться от нее или сохранить. В конце концов решила оставить:  что-то
могло подойти мне, когда подрасту. Все это положили в картонную  коробку
и убрали в шкаф. Так вот, брат достал ее одежду и мастурбировал,  вдыхая
ее запах.
   Я молчал.
   - Я тогда была еще маленькая и  ничего  не  знала  о  сексе,  поэтому
толком не поняла, что он  делает.  И  все-таки  сообразила:  это  что-то
непристойное, извращенное, нечто гораздо более серьезное, чем  казалось,
- покачала головой Кумико.
   - А он знает, что ты его тогда застала?
   - Конечно. Он меня видел.
   - А что стало с одеждой сестры? Ты ее потом носила?
   - Ну уж нет!
   - Что же получается? Он что, был влюблен в сестру?
   - Не знаю, было у него к ней влечение или нет.  Но  что-то,  конечно,
было, и мне кажется, он до сих пор не может этого забыть.  Поэтому  я  и
говорю: не надо было ему жениться.
   Кумико замолчала. Мы долго сидели, не говоря ни слова.
   - У брата на  этой  почве  какие-то  психологические  проблемы.  Они,
разумеется, в той или иной степени есть у каждого.  Но  его  проблемы  -
совсем не то, что мои или твои. Намного глубже, гораздо серьезнее. И  он
ни за что не будет выставлять перед другими людьми эти свои отклонения и
слабости. Понимаешь,  о  чем  я  говорю?  Еще  эти  выборы...  Я  что-то
беспокоюсь.
   - Беспокоишься? О чем?
   - Сама не знаю. Просто есть что-то такое... - сказал она. - Ну ладно.
Что-то я устала. Хватит на сегодня. Давай спать.
   Чистя зубы в ванной, я рассматривал  в  зеркале  свое  лицо.  За  три
месяца после ухода с работы я редко выбирался на люди. Перемещался между
соседними магазинами, нашим бассейном и домом. Если не  считать  походов
на Гиндзу и гостиницу на Синагаве, дальше химчистки на станции я от дома
не удалялся. За эти месяцы не виделся почти ни с  кем  -  кроме  Кумико,
только с сестрами Кано и Мэй Касахарой. Очень тесный, почти  неподвижный
мирок. Но чем теснее и покойнее становился этот  мой  мир,  тем  больше,
казалось, он наполняется странными вещами и людьми. Они точно  прятались
в ожидании, когда я остановлюсь. И с каждым разом, когда Заводная  Птица
прилетала к нам в сад и заводила свою пружину, мир все глубже  и  глубже
погружался в хаос.
   Я прополоскал рот и еще какое-то время любовался на себя в зеркало.
   "Понятия не имею", - сказал я,  обращаясь  к  самому  себе.  Мне  уже
тридцать лет, а я остановился на дороге и ни о чем не имею понятия.
   Войдя в спальню, я обнаружил, что Кумико уже спит.

11
Лейтенант Мамия * Что получается из теплой грязи * Туалетная вода

   Через три дня позвонил Токутаро Мамия. Звонок раздался в  полвосьмого
утра, когда мы с женой завтракали.
   - Простите великодушно за ранний звонок. Надеюсь, я не разбудил  вас.
- Судя по голосу, Мамия-сан искренне боялся причинить нам неудобство.
   Я успокоил его, сказав, что всегда  поднимаюсь  рано  -  сразу  после
шести.
   Он поблагодарил меня за открытку  и  сказал,  что  хотел  обязательно
связаться со мной до того, как я уйду на работу. И  добавил,  что  будет
очень признателен, если мы сможем встретиться сегодня на несколько минут
во время моего обеденного перерыва. Дело в том,  что  вечером  он  хотел
вернуться  на  "синкансэне"    в Хиросиму. Поначалу
Мамия-сан планировал пробыть в Токио подольше, но  появились  неотложные
дела, и вот теперь надо срочно уезжать.
   Я сообщил, что временно  сижу  без  работы  и  целый  день  свободен,
поэтому мы можем увидеться, когда ему удобно - утром, днем или вечером.
   - Но, может быть, у вас какие-то дела сегодня? - поинтересовался  он,
демонстрируя хорошие манеры.
   Я ответил, что никаких дел у меня нет.
   - В таком случае, если позволите, я загляну к вам в десять утра.
   - Прекрасно! Жду вас.
   - Ну тогда до скорой встречи, - сказал он и положил трубку.
   Положив трубку, я сообразил, что забыл объяснить Мамия-сан дорогу  до
нашего дома от станции.  А  впрочем,  раз  он  знает  адрес,  как-нибудь
доберется - было бы желание.
   - Кто это? - поинтересовалась Кумико.
   - Тот самый человек, что  раздает  подарки  на  память  о  Хонде-сан.
Обещал зайти сегодня до обеда.
   - Правда? - Жена сделала глоток кофе  и  стала  намазывать  масло  на
тост. - Очень любезно с его стороны.
   - Вот уж действительно.
   - Кстати, может, надо помянуть Хонду-сан, хотя  бы  тебе?  Сходить  к
нему домой, поставить поминальные свечи?
   - Пожалуй. Я спрошу у Мамия-сан.
   Собираясь на работу, Кумико  попросила  застегнуть  у  нее  на  спине
молнию. Она надела облегающее платье, и с молнией пришлось повозиться. Я
уловил очень приятный запах, замечательно подходивший летнему утру.
   - У тебя новая туалетная вода? - спросил я.
   Кумико ничего не ответила, лишь взглянула на часы и  поправила  рукой
волосы.
   - Я побежала. - И с этими словами она взяла со стола сумочку.

***

   Я заканчивал уборку в маленькой - площадью четыре с половиной  татами

- комнатке, служившей Кумико рабочим кабинетом, и, вытряхивая  мусор  из
корзины, заметил желтую ленточку. Она торчала из-под исписанного  листка
и рекламных конвертов. Яркая,  блестящая,  она  сразу  бросилась  мне  в
глаза. Такими лентами украшают подарочные упаковки. Я потянул  ленту  из
корзины. Вместе с ней лежала оберточная бумага из универмага "Мацуя",  а
под ней  обнаружилась  коробочка  с  эмблемой  "Кристиан  Диор".  Внутри
коробочки имелось углубление в форме флакона. По одному виду можно  было
догадаться, что там лежала довольно  дорогая  вещь.  Я  взял  коробочку,
зашел с  ней  в  ванную  и  открыл  шкафчик,  где  Кумико  хранила  свою
косметику. Там стоял едва начатый  флакончик  туалетной  воды  "Кристиан
Диор", точно такой же формы, как  углубление  в  коробочке.  Я  открутил
золоченую пробку и понюхал. Запах  был  тот  же,  что  я  уловил  утром,
застегивая Кумико платье.
   Усевшись на диван,  я  попробовал  собраться  с  мыслями.  Ясно,  что
туалетную воду Кумико  подарили.  Ничего  себе  подарочек  -  недешевый.
Кто-то купил в "Мацуя" и ленточку нацепил. Если мужчина,  значит,  он  с
Кумико в довольно близких отношениях, потому  что  просто  так  женщинам
(тем более замужним) туалетную воду не дарят. Если же  это  какая-нибудь
ее подруга... а разве женщины дарят друг другу туалетную воду?  Этого  я
не знал. Мне было известно одно: у  Кумико  в  это  время  нет  никакого
повода получать такие подарки. День рождения  у  нее  в  мае.  Годовщина
нашей свадьбы - тоже в мае. Может быть, она сама купила туалетную  воду,
попросив в магазине прикрепить на упаковку красивую ленточку? Но зачем?
   Я вздохнул и посмотрел в потолок.
   Что, если спросить у Кумико напрямую: "Кто купил тебе  эту  воду?"  А
она возьмет и ответит:  "Ах,  эту!  У  одной  девочки  с  работы  личные
проблемы, и я кое-что для нее сделала. В  общем,  долго  объяснять.  Она
попала в серьезную передрягу,  а  я  ей  помогла  по  доброте  душевной.
Замечательный запах, оцени! И стоит ого-го!"
   Что ж, звучит вполне убедительно. И разговору конец. Тогда  нечего  и
задавать такие вопросы. Нечего волноваться.
   Но что-то не давало мне покоя. Кумико должна была рассказать  мне  об
этой воде. Если у нее было время прийти домой, войти к  себе,  развязать
ленточку, снять упаковку, открыть коробочку, выбросить  все  в  мусорную
корзину и  еще  поставить  флакон  в  шкаф  в  ванной,  то  уж  сказать:
"Посмотри, что мне подарила одна девушка  с  работы!"  -  она  могла  бы
вполне. Но промолчала. Возможно, посчитала это темой,  не  заслуживающей
внимания. Но даже если так, теперь эта история  приобрела  ореол  тайны.
Вот что меня тревожило.
   Я  долго  в  задумчивости  смотрел  в  потолок.  Пробовал  думать   о
чем-нибудь другом, но голова работать  отказывалась.  Я  вспоминал,  как
застегивал на Кумико платье: ее гладкую белую  спину,  аромат  туалетной
воды. Впервые за несколько месяцев меня потянуло курить. Взять сигарету,
поднести огонь, вдохнуть полные легкие дыма. Это бы как-то успокоило. Но
сигарет не  было.  За  неимением  лучшего  я  принялся  сосать  лимонный
леденец.
   Без десяти десять зазвонил телефон. "Лейтенант Мамия", - подумал было
я. Отыскать дорогу к нашему дому действительно нелегко, и  даже  не  раз
бывавшим у нас людям иногда приходилось плутать. Но это был  не  он.  Из
трубки донесся голос той самой таинственной дамочки, что  донимала  меня
на днях своими бессмысленными звонками.
   - Привет! Давненько тебя не слышала! Ну как?  Понравилось  в  прошлый
раз? Немножко расшевелился, правда? Что же ты трубку-то бросил? На самом
интересном месте!
   В какой-то момент мне показалось, что она говорит о том моем  сне,  в
котором Крита Кано довела меня до оргазма. Но речь шла  о  ее  звонке  в
день, когда я варил спагетти.
   - У меня сейчас совершенно нет времени, - сказал я.  -  Через  десять
минут ко мне придет один человек, а мне надо еще кое-что сделать.
   - Что-то ты слишком деловой для безработного,  -  насмешливо  сказала
она. Как и  в  прошлый  раз,  ее  интонации  менялись,  как  картинки  в
калейдоскопе. - То  варишь  спагетти,  то  гостей  поджидаешь.  Впрочем,
десяти минут нам хватит. Давай поболтаем десять  минут.  А  придет  твой
гость - можешь трубку положить.
   Мне тут же захотелось, ни слова не говоря, послушаться ее совета,  но
я не смог. Я еще  не  разобрался  с  туалетной  водой,  и  мне  хотелось
поговорить, все равно с кем.
   - Послушай, ты кто все-таки  такая?  -  Задав  этот  вопрос,  я  взял
лежавший рядом с телефоном карандаш и начал крутить его. -  Ты  уверена,
что я в самом деле тебя знаю?
   - Само собой. И я тебя знаю, и ты меня знаешь.  С  такими  вещами  не
шутят. У  меня  не  так  много  времени,  чтобы  названивать  совершенно
незнакомым людям. Я ведь уже тебе это говорила. У тебя что -  провалы  в
памяти?
   - Я никак не пойму. Знаешь...
   - Хватит! - резко оборвала она меня. - Не ломай себе голову. Еще  раз
говорю: я знаю тебя, а ты  -  меня.  Послушай!  Я  буду  с  тобой  очень
ласкова. А тебе делать  ничего  не  надо.  Классно,  правда?  Ничего  не
делаешь, ни за что не отвечаешь. Все делаю я. Всё. Это же  полный  кайф!
Брось себе загадки загадывать.  Не  усложняй  жизнь  и  выбрось  все  из
головы. Представь, что теплым весенним днем ты лежишь  после  полудня  в
мягкой грязи.
   Я ничего не отвечал.
   - Представь: ты спишь, тебе снится сон, ты  ничком  лежишь  в  теплой
грязи. Забудь о жене. Забудь, что у тебя нет работы. Не думай о будущем.
Обо всем забудь. Все мы вышли из теплой грязи и когда-нибудь вернемся  в
нее. В конце концов... Эй, Окада-сан! Когда ты последний раз трахался  с
женой? Помнишь? Давно, наверное? Недели две назад?
   - Ну довольно! Ко мне уже пришли, - прервал я ее.
   - Ах, еще больше? Я по твоему голосу понимаю. Три недели?
   Я молчал.
   - Ладно, не обращай  внимания.  -  Ее  голос  напомнил  мне  шуршание
щеточки, которой сметают скопившуюся в складках  оконных  штор  пыль.  -
Вообще это ваша проблема - твоя и твоей жены. А я тебе сделаю  все,  что
захочешь. И никакой ответственности. Стоит только повернуть за угол -  и
ты окажешься там. В мире, который ты  никогда  не  видел.  У  тебя  есть
"белые пятна", ты еще не понял?
   Я по-прежнему молчал, крепко сжав в руке телефонную трубку.
   - Оглянись вокруг, - продолжала женщина. - Оглянись и скажи:  что  ты
видишь?
   Тут в прихожей раздался звонок. Я с облегчением вздохнул и  без  слов
положил трубку на рычаг.

***

   Лейтенант  Мамия  оказался  высоким  стариком  с  красиво  посаженной
лысеющей головой и в очках в золотой оправе. У него была смуглая кожа  и
здоровый вид человека, привыкшего к физическому труду. Ни грамма лишнего
веса. Уголки глаз прорезали глубокие морщинки - симметрично,  по  три  с
каждой стороны. Из-за этого  казалось,  что  он  вот-вот  зажмурится  от
яркого света. Сказать, сколько ему лет, было трудно, хотя, конечно,  уже
за  семьдесят.  Похоже,  в  молодости  мой  гость   отличался   отменным
здоровьем. Об этом говорили прямая осанка и четкие  экономные  движения.
Он держался почтительно и в разговоре производил впечатление  настоящей,
непоказной основательности. В нем чувствовался человек,  который  привык
принимать решения самостоятельно и отвечать за  них.  На  Мамия-сан  был
неприметный строгий светло-серый костюм, белая рубашка и галстук в серую
и черную полоску. Для душного  и  влажного  июльского  утра  костюм  был
слишком плотным, но испарины на его лице я не заметил.  Левую  руку  ему
заменял протез с тонкой перчаткой одинакового с  костюмом  светло-серого
цвета.  По  сравнению  с  загорелой,  поросшей  волосами  правой   рукой
затянутый в серую перчатку протез казался холодным и неестественным.
   Я усадил гостя на диван в гостиной и предложил зеленого чая.
   Мамия-сан извинился, что пришел без визитной карточки:
   - В Хиросиме я преподавал в сельской школе, потом  вы