у  и  мистеру  Уопшоту.  Мне  жилось  здесь
совершенно божественно... - Затем она крикнула матери: -  Иду,  иду,  иду,
иду! - и, стуча каблучками, сбежала со своими чемоданами вниз.




ЧАСТЬ ВТОРАЯ


14

   "Стиль записей автора этих строк (писал Лиэндер) создавался в традициях
лорда Тимоти Декстера, который  ставил  все  знаки  препинания,  предлоги,
наречия, артикли и т.д. в конце своих  посланий  и  предоставлял  читателю
распределять их по собственному разумению. Западная ферма.  Осенний  день.
Три часа пополудни. Хороший ветер для хождения под парусами  СЗ  четверти.
Золотистый свет. На воде сверкающая рябь. Шершни на потолке.  Старый  дом.
Вдали крыши Сент-Ботолфса. Ныне городок в древней речной  долине.  Некогда
наша семья играла тут выдающуюся роль.  Фамилия  увековечена  в  названиях
многих окрестных мест: озер, дорог, даже  холмов.  Уопшот-авеню  -  теперь
улица на окраине низкопробного прибрежного курорта  дальше  к  югу.  Запах
горячих сосисок,  жареных  кукурузных  зерен,  и  еще  соленый  воздух,  и
скрежещущая музыка старого парового органа на карусели. Летние  домики  из
обрезков досок, сдаваемые на сутки,  неделю  или  сезон.  Улица  из  таких
домиков, названная в честь предка, который трое суток  плавал  на  обломке
мачты в Яванском море, отпихивая акул голыми ногами.
   В жилах автора течет кровь судовых капитанов и школьных  учителей.  Все
незаурядные люди!  Истинные  любители  свинины  с  бобами  и  своего  рода
достопримечательности   тех   дней.    Воспоминания    существенные    или
несущественные, как те случаи, к которым  они  относятся,  но  попробуйте,
оглядываясь на давно минувшие времена, разобраться в том,  что  произошло.
Много скелетов в семейных чуланах. Темные тайны, большей частью касающиеся
плоти. Жестокость, недозволенная любовь, прямота, но  никакого  копания  в
грязном белье. Объясняется соображениями вкуса. Столько-то  раз  опорожнял
мочевой  пузырь;  столько-то  раз  чистил  зубы;  столько-то  раз  посещал
публичный дом на Чардон-стрит. Кому какое дело! Многие современные  романы
именно из-за этого противны автору.
   Есть, должно быть, литературные произведения о  портовом  городе  Новой
Англии - также и о фабричном городе - в семидесятые годы и позже, но  если
и есть, мне они никогда не попадались. В ранней молодости  автора  судовые
верфи процветали. Дубовые суда, сидящие в в воде на три фута, на верфях  в
нижней части Ривер-стрит. На волах  везут  бревна.  Стук  тесел,  молотков
слышится все лето. Бодрящие звуки. В конце августа слышен шум  конопачения
пазов. Вскоре наступят зимние холода. Спуск на  воду  в  сентябре.  Прежде
судовые команды набирались из цвета  местных  юношей,  впоследствии  -  из
индийцев, канаков и еще того хуже. Плохие  времена  на  море.  Дедушка  на
смертном одре воскликнул: "Торговое  мореплавание  умерло!"  Преуспевающий
судовладелец. Автор вырос среди  воспоминаний  о  богатствах,  нажитых  на
море. Бархатные  подушки  на  сиденьях  в  оконных  нишах,  теперь  голых.
Когда-то обширные сады позади дома. Цветочные горшки геометрической формы.
Дорожки под  прямыми  углами.  Живая  изгородь  из  низкорослого  самшита.
Высотой в четыре дюйма. Домашняя птица, увлечение отца. Трубастые  голуби.
Почтовые голуби. Турманы. Никаких куч помета. В былые времена  специальный
работник для ухода за садом и птицами. Местный  житель.  Хороший  человек.
Плавал в море. Чудесные истории. Летучие рыбы. Морские свиньи.  Жемчужины.
Акулы. Девушки Самоа. Шесть месяцев провел на берегу  на  островах  Самоа.
Рай. За шесть месяцев  ни  разу  не  надевал  штанов.  Каждый  день  гонял
голубей. Каждую породу отдельно. Автора больше всего интересовали турманы.
   Иногда печальные  времена;  иногда  веселые.  Грозы.  Рождество.  Звуки
судовой сирены, которыми автора звали домой к ужину.  Плавал  с  отцом  на
маленькой шхуне, "Зоэ". Летом стояла на якоре в реке у  сада.  С  высокими
бортами; небольшой кормовой свес. Короткий выступающий нос. Хорошая  каюта
с транцем и маленьким  камбузом.  Длина  тридцать  футов.  Скромная  схема
парусов. Грот, фок, два кливера на кливер-леере. Один из  них  большой.  В
бурную погоду шхуну не захлестывало. Она шла очень хорошо полным ветром  и
курсом бакштаг или фордевинд, с гротом на одной стороне и фоком на другой,
но  курсом  бейдевинд,  или,  как  его  теперь  называют,  острым  курсом,
двигалась как бревно. Она совершенно не держалась круто к  ветру  и  легко
уваливалась. Команду шхуны составлял Даниэл Найт.  Бывший  моряк.  К  тому
времени старик. Рост около пяти футов восьми  дюймов.  Вес  сто  семьдесят
фунтов. Широкий в кости  и  веселый.  Вспоминал  суда  с  прямым  парусным
вооружением. Калькутту, Бомбей, Китай, Яву. Подъехал к "Зоэ" на  посыльном
судне. Первой церемонией найма была встреча отца и команды в  каюте.  Пили
баркамовский ром с патокой. Я не  присутствовал  при  том,  как  обрезался
грота-брас, но и теперь ощущаю его запах. Тогда мир был более пахучий, чем
ныне. Запах судовой пекарни. Зеленые зерна  кофе,  поджаривавшиеся  раз  в
неделю. Аромат поджаренного кофе распространялся на  много  миль  вниз  по
реке. Чад фонарей. Запах воды в цистерне. Щелок из уборной. Лесные пожары.
   Семья состояла из меня  и  брата,  десятью  годами  старше.  В  детстве
разница в возрасте  казалась  огромной.  Впоследствии  уменьшилась.  Брата
назвали Гамлетом в честь принца Датского. Одно  из  проявлений  отцовского
увлечения Шекспиром. Впрочем, он не был похож на печального принца.  Очень
резвый. Играл в бейсбол за команду добровольной пожарной дружины. Также  в
травяной хоккей. Много раз выигрывал соревнования в беге. Был очень  любим
матерью. Впоследствии баловень  проституток  с  Чардон-стрит.  Завсегдатай
буфета  наррагансетской  гостиницы.  Хорошо  дрался  как  в  перчатках   в
спортивном зале, так, в случае необходимости, и голыми руками на улице.
   В  летние  месяцы  автор  этих  строк  спал  на   чердаке,   окруженный
мальчишечьими коллекциями  минералов  и  всяких  диковинок.  В  том  числе
изображение китайской джонки, выгравированное на слоновой кости. Длиной  в
два фута. Три шарика слоновой кости,  один  внутри  другого.  Величиной  с
яблоко. Меандровые кораллы. Морские раковины, большие, как дыни. Другие  -
как горошины.  Если  приложить  к  уху,  слышится  звук,  похожий  на  шум
разбивающегося о берег прибоя. У некоторых раковин  шипы.  Среди  любимого
имущества две ручные вороны. Взяты в апреле из гнезда  на  острове  Хейлз.
Отросток и глазница меч-рыбы. Сильный запах от них. Чердак освещался косым
окном в крыше, к которому вело несколько ступенек. Прекрасный вид на  реку
до самого моря.
   Тогда в реке водились осетры. Около трех футов длиной. Сплошь  покрытые
костяными щитками. Выпрыгивают прямо в воздух и падают обратно в воду.  Их
можно  было  видеть  из  вагона  копки,   которая   ходила   тогда   между
Сент-Ботолфсом и Травертином. Один куцый  вагон.  Влезали  в  него  сзади.
Кучером был Динги Грейвз. Когда-то побывал в  море.  Совершил  плавание  в
Калькутту. Возил меня всегда бесплатно, а иногда  давал  править  лошадью.
Держать вожжи и смотреть, как прыгает осетр. Мальчишеское  счастье.  Динги
страдал от разлуки с любимой женщиной. Предметом его страсти была  Гарриет
Аткинсон. Она принадлежала к одному из лучших семейств, а у Динги не  было
ни денег, ни образования. Они любили друг друга, но свадьба не состоялась.
В таком месте много темных закоулков для встреч влюбленных. Поросшие лесом
берега реки и рощи. Дитя любви  воспитала  сестра,  старая  дева.  Гарриет
изгнали в Дедем. Динги жил в тихом отчаянии и работал кучером конки.
   Динги  был  племянником  Джима  Грейвза,  владельца  старой  прибрежной
гостиницы "Ривер-хаус". Честный игрок. Широкогрудый. Пять  ф.  одиннадцать
д. Двести фунтов. Темные волосы. Ресторан "Ривер-хаус" пользовался большой
популярностью. Хорошая выпивка - так,  во  всяком  случае,  мне  говорили.
Десять  центов  за  порцию.  Крепкая.  Подавали  в   бутылке.   Постоянные
посетители наливали из своих. Какое-нибудь легкое немецкое пиво. Холодное.
Какой-нибудь портер. Также местный напиток. Баркамовский ром. Изготовлялся
здесь с давних пор. Никаких коктейлей;  подавали  смеси  разных  напитков.
Дядя  Джим  Грейвз  никогда  не  ходил  пешком.  Ездил  в  наемных  ландо.
Пароконных. В одноконных - никогда. С ним  постоянно  один  или  несколько
спутников. Спокойный. Держался с большим достоинством. Носил  в  галстуке,
на туго накрахмаленной манишке, булавку с крупным бриллиантом. На  руке  -
кольцо с большим рубином, камень  со  стороны  ладони.  Всегда  имел  кучу
денег, но никакого пошлого хвастовства. Костюмы превосходного качества  по
моде тех дней. Длиннополый сюртук и двубортные жилеты  к  визитке.  Волосы
довольно длинные, в соответствии с модой того времени. Усы.  Не  моржовые.
Цилиндр. Карты. Фараон. Покер. Рулетка.  Никаких  азартных  игр  в  кости.
Когда вырос, ходил с дядей Джимом и Динги в публичный дом на Чардон-стрит,
рядом с молитвенным домом фанатичных  ортодоксальных  баптистов.  Шлюха  с
выговором жителей центральных районов. Ткачиха из Лоуэлла. Толстые  бедра.
Дыхание пахло фиалками. Можно было расслышать пение в  церкви.  Дядя  Джим
заказывал шампанское корзинами. Повсюду его очень любили. Важная  персона.
Крупные пари. Грандиозные попойки. Никогда  не  терял  головы  и  ноги  не
изменяли. Никогда не был шумлив. Умер разоренный. Комната в третьем  этаже
"Ривер-хауса". Запасная комната. Холодная. Навестил его. Всеми  покинутый.
Как Тимон. Из друзей хороших времен не осталось ни одного. Не ожесточился.
Джентльмен до конца. Пленка льда в кувшине с водой. За окном робкие хлопья
снега.
   В последнее лето юности автора этих строк, проведенное в родной Долине,
у нас обедал Дж.Г.Блейн, кандидат в президенты. Воскресенье. Пришла кузина
Джулиана. Бедная родственница.  В  кармане  передника  носила  линейку  из
слоновой  кости  и  порезала  ею  автору  запястье,  когда  он  свистел  в
воскресенье; подымалась по лестнице сразу через  две  ступеньки,  говорила
"ужасный" вместо "хороший". "Ужасно вкусный пудинг". Замечательно!  Сельдь
заходила тогда в реку косяками. Как-то  днем  сельдевые  акулы,  длиной  в
четырнадцать-пятнадцать футов, загнали рыбу  вверх  по  реке  к  городской
пристани. Пришел в большое волнение. Побежал по  берегу  реки  к  поселку.
Вода как бы кипела белой пеной. Тайны морских глубин. С холмов надвинулась
сильная гроза. Проливной дождь. Укрылся под яблоней. Потом чудесный закат.
Акулы ушли с отливом вниз по реке. Великолепный час. Небеса все в пламени.
Рожки дилижанса и свистки поезда. (Уже тогда поезда шли  регулярно.)  Звон
церковных колоколов. Все до одного вышли на  улицу,  чтобы  посмотреть  на
уход акул. Возвращался домой в сумерках. Мечтал о золотых часах и цепочке,
глядя на вечернюю звезду. Венера? Дом полыхает огнями. Экипажи.  Вспомнил,
что у нас обедает мистер Блейн. Боялся линейки Джулианы.
   Впервые за два года горел фонарь перед парадной дверью.  Вокруг  фонаря
туча мотыльков. В холле ковер, по которому редко ходили. Грубый  на  ощупь
для голых ног. Большую часть лета ходил босиком. В  гостиной  горели  пять
или шесть ламп. Грандиозное освещение по тем временам. Блестящее общество.
Мистер Блейн. Грузный мужчина. Мать в темно-красном  платье,  из  которого
позже сделали занавески.  Что-то  неладное.  Джулиана,  в  своем  парадном
черном платье, с золочеными бусами, в кружевной наколке и т.д., сидела  на
корточках на полу. В левой руке большая сигара. Что-то невнятно  говорила.
Пишущий эти строки поднялся по лестнице никем не замеченный. Помешалась  в
уме. В спальне  на  чердаке  пахло  чемоданами  и  отростком  меч-рыбы.  В
дождливую погоду так и хочется выйти на  улицу.  Помочился  в  горшок.  Ни
одной ванной. Умылся дождевой водой, которую собирали в большие  кадки  за
домом. Был  очень  обеспокоен  видом  Джулианы.  Позже  голоса  на  аллее.
Разговор мужчин; горели фонари экипажей. Собаки лаяли на много миль  вверх
по реке.
   Утром спросил Беделию. Служанку. Никогда не спрашивал родителей.  Детей
видят, но не слушают. Очень торжественно Беделия сказала: "Мисс Джулиана -
знаменитая ясновидящая. Она разговаривает с покойниками  при  помощи  духа
одного индейца. Вчера вечером она разговаривала с матерью мистера Блейна и
с мальчиком из Хардуика,  который  утонул  в  реке".  Никогда  не  понимал
благочестивой старой дамы, разговаривающей с покойниками. И теперь  неясно
представляю себе это.  Весь  день  следил,  не  появится  ли  Джулиана.  К
полднику не Пришла. Устала от разговора с покойниками.  Явилась  к  ужину.
Тот же наряд. Черное платье. Седые  волосы  в  мелких  локонах.  Кружевная
наколка. Громким голосом произнесла молитву: "Благодарим тебя,  создатель,
яко сподобил еси нас благодати твоея". Ела с аппетитом. Всегда пахло,  как
из буфета. От Джулианы. Запах корицы. Чабреца, шалфея и других  пряностей.
Не неприятный. Искал признаков ясновидящей, но видел лишь  строгую  старую
даму. Отвислый подбородок. Бедная родственница.
   Еще один индеец. Джо  Трам.  Жил  на  окраине  города.  Красил  лицо  в
оранжевый цвет. Вонючая хижина, Носил  шелковую  рубашку.  Большие  медные
кольца в ушах. Грязный. Ел  крыс,  во  всяком  случае,  так  думал  автор.
Последний из дикарей. Ненавижу индейцев даже в кинофильмах о Диком Западе.
Прапрадедушка был убит ими, в форте Дьюкейн. Бедный янки!  Так  далеко  от
дома.  Чужая  река.  Чужие  деревья.  Привели  на  поляну  у  берега  реки
совершенно голого в четыре часа дня. Начали пытку огнем.  В  восемь  часов
был еще жив. Кричал очень жалобно. Ненавижу индейцев, китайцев, почти всех
иностранцев. Держат  уголь  в  ванной.  Едят  чеснок.  Повсюду  чую  запах
польской земли, итальянской земли, русской земли, всякой чужой земли.  Все
изменить. Все разрушить".
   Это была первая глава автобиографии, или исповеди, Лиэндера, которая  в
год отъезда сыновей помогла ему коротать время, после  того,  как  "Топаз"
был поставлен на прикол.



15

   Вот вы  прибываете  с  Мозесом  в  девять  часов  вечера  в  Вашингтон,
незнакомый вам город. Держа в руке чемодан, вы ждете очереди, чтобы  выйти
из вагона, и идете по платформе в зал ожидания. Там вы ставите чемодан  на
пол и задираете голову, стремясь  поскорей  узнать,  что  припас  для  вас
архитектор. Над вами в тусклом  свете  виднеются  боги;  если  сейчас  нет
особых приготовлений, то вы можете постоять на полу, по  которому  некогда
ступали президенты и короли. Вы следуете за толпой в том направлении,  где
слышатся звуки фонтана, и выходите из полумрака в ночь. Снова ставите свой
чемодан и смотрите в изумлении. Слева от  вас  здание  Капитолия,  залитое
светом. Вы так часто видели его на медальонах и открытках, что казалось  -
он четко запечатлелся в вашей памяти. Но теперь  перед  вами  нечто  иное.
Перед вами реальность.
   У вас в кармане восемнадцать долларов и тридцать  семь  центов.  Вы  не
прикололи деньги булавкой к нижнему белью, как советовал вам отец, но то и
дело нащупываете бумажник, чтобы убедиться, что его  не  стащил  карманный
вор.  Вам  нужно  где-нибудь  остановиться,  и,  понимая,  что  вблизи  от
Капитолия  ничего  не  найти,  вы  идете  в  противоположную  сторону.  Вы
чувствуете себя энергичным и молодым;  у  вас  удобная  обувь,  а  хорошие
шерстяные носки, надетые на вас, связаны вашей дорогой  матушкой.  На  вас
чистое белье - на случай,  если  вы  попадете  под  такси  и  чужим  людям
придется вас раздеть.
   Вы идете, и идете, и  идете,  перекладывая  чемодан  из  одной  руки  в
другую. Проходите мимо освещенных окон магазинов, мимо памятников, театров
и баров. Слышите танцевальную музыку и грохот кеглей,  доносящийся  сверху
из кегельбана, и спрашиваете себя, сколько времени пройдет, прежде чем  вы
начнете играть какую-нибудь роль на этой новой для вас сцене. Может  быть,
вы получите работу в этом мраморном здании слева. У вас  будет  письменный
стол, секретарь, междугородный  телефон,  обязанности,  заботы,  победы  и
продвижения по службе. Тем временем вы сделаетесь чьим-нибудь  любовником.
Вы встретитесь с девушкой у этого памятника на углу, угостите ее обедом  в
этом ресторане на той стороне улицы, и она поведет вас к себе, в тот  дом,
что виден вдали. У вас  появятся  друзья,  и  вы  будете  наслаждаться  их
дружбой, как эти двое мужчин, шагающие без пиджаков по улице, наслаждаются
обществом друг друга. Может быть,  вы  станете  членом  кегельного  клуба,
грохот кегельбана которого вы слышали. У вас будут деньги на расходы, и вы
сможете купить себе этот плащ, выставленный в витрине справа. Может быть -
кто знает? - вы купите красный автомобиль с откидным  верхом,  похожий  на
этот красный автомобиль с откидным верхом, что сворачивает за угол.  Может
быть, вы будете пассажиром этого  самолета,  летящего  на  юго-восток  над
деревьями, а может быть, вы даже будете отцом, как этот лысеющий  мужчина,
который ждет переключения светофора, одной рукой держа за  руку  маленькую
девочку, а в другой  неся  литровую  банку  земляничного  мороженого.  Еще
несколько дней - и вы начнете исполнять свою роль,  думаете  вы,  хотя  на
самом деле вы уже, конечно, начали ее исполнять, как только  появились  со
своим чемоданом на сцене.
   Вы идете, и идете, и попадаете наконец в  район,  где  атмосфера  более
провинциальная и привычная и где тут и там висят объявления о сдаче комнат
с пансионом. Вы взбираетесь по какой-то  лестнице,  звоните,  седая  вдова
открывает дверь и спрашивает, где вы работаете, как ваша фамилия и где  вы
раньше жили. У нее есть свободная комната, но из-за  слабости  сердца  или
какой-нибудь другой болезни она не может взбираться по лестнице,  так  что
вы лезете один на третий этаж и там у черного хода видите довольно  уютную
на вид комнату, окно которой выходит на какие-то задние  дворы.  Затем  вы
расписываетесь в книге жильцов и вешаете  в  стенной  шкаф  свой  парадный
костюм; этот костюм вы утром наденете, чтобы пойти на деловое свидание.
   Или вы просыпаетесь -  как  Каверли,  деревенский  парень,  -  в  самом
большом городе мира. Это час, когда Лиэндер обычно начинает свои омовения;
место действия -  трехдолларовая  меблированная  комната,  маленькая,  как
чуланы в вашем доме, или даже еще меньше. Вы замечаете, что стены окрашены
в ядовито-зеленый цвет; такую краску не могли выбрать ради ее действия  на
настроение человека - действие всегда удручающее,  -  и,  стало  быть,  ее
выбрали  из-за  дешевизны.  Кажется,  что  стены  отпотели,  но  когда  вы
дотрагиваетесь до влаги, она оказывается твердой, как столярный  клей.  Вы
встаете с постели и  смотрите  в  окно  на  широкую  улицу,  где  проходят
грузовики, развозящие товары с рынков и с товарных станций железных дорог,
- веселое зрелище, но вы, приехавший из маленького городка  Новой  Англии,
смотрите на него с некоторым скептицизмом, даже с жалостью,  так  как  вы,
хотя и приехали сюда делать  карьеру,  считаете  большой  город  последним
прибежищем тех, кому недостает стойкости и силы характера,  чтобы  вынести
однообразную жизнь в таких местах, как Сент-Ботолфс. Вот город,  где,  как
вам  говорили,  никогда  не   понимали   ценности   постоянства,   и   это
обстоятельство даже ранним утром кажется вам печальным.
   В коридоре вы находите таз для умывания и там бреете свою бороду;  пока
вы бреетесь, какой-то плотный мужчина подходит и критически  наблюдает  за
вами.
   - Надо натягивать кожу, сынок, - говорит незнакомец. - Смотрите. Я  вам
сейчас покажу. - Он захватывает  пальцами  складку  своей  кожи  и  крепко
натягивает. - Вот так, - говорит он. - Надо натягивать ее, надо натягивать
кожу.
   Вы благодарите его за совет и  натягиваете  нижнюю  губу,  которую  вам
только и осталось побрить.
   - Вот так это  делают,  -  говорит  незнакомец.  -  Вот  так.  Если  вы
натягиваете кожу, то