елей   бриджа,   модисткам   и   портнихам.
Приглашения были получены также настоятельницами  Урсулинского  монастыря,
монастыря Клариссинского ордена смирения и общины  сестер  милосердия.  Их
получили заведующие иезуитскими школами и  приютами,  монахи-францисканцы,
монахи-миссионеры  из  конгрегации  апостола  Павла  и   монахини   Ордена
милосердия. Они были доставлены  в  усадьбы,  переделанные  в  деревенские
клубы,  школы-интернаты,  сумасшедшие  дома,  больницы  для   алкоголиков,
оздоровительные фермы, конторы заповедников, фабрики обоев, чертежные бюро
и разные убежища, где престарелые и  больные,  громко  сопя,  ждали  перед
телевизорами ангела смерти. Когда в этот день  зазвонили  колокола  церкви
святого Михаила, в ной собралось не больше двадцати пяти  человек,  в  том
числе два хозяина меблированных комнат, пришедшие  из  любопытства.  Когда
настало время, Мозес произнес положенные слова громко и от  всего  сердца.
После венчания почти  все  гости  вернулись  в  "Светлый  приют"  и  стали
танцевать  под  патефон.  Сара  и  Лиэндер  исполнили  величавый  вальс  и
распрощались.  Горничные  наполнили  старые  бутылки  из-под   шампанского
дешевым сотерном, и, когда опустились летние сумерки  и  все  люстры  были
зажжены, главный предохранитель опять перегорел. Джакомо  починил  его,  а
Мозес поднялся по лестнице и вошел в комнату Мелисы через дверь.



32

   Ракетные пусковые площадки в Ремзен-Парке находились в пятнадцати милях
к югу, и это представляло некую моральную  проблему,  так  как  сотни  или
тысячи технических работников вроде Каверли не имели  понятия  о  сути  их
работы. Администрация приняла меры для разрешения этой проблемы  и  каждую
субботу  во  второй  половине  дня  устраивала  публичный  запуск   ракет.
Автобусов подавали столько, что могли ехать целые семьи; захватив с  собой
бутерброды и бутылки пива, они сидели на открытой трибуне,  слушали  звуки
трубного гласа в смотрели на огонь, который как бы облизывал чрево  земли.
Эти стрельбы мало чем отличались от всякого рода пикников, хотя  здесь  не
было игр с мячом и выступлений  оркестров.  Но  пиво  было,  дети  куда-то
убегали, и их не могли найти, а шутки,  которыми  зрители  обменивались  в
ожидании взрыва,  рассчитанного  на  то,  чтобы  пробиться  сквозь  земную
атмосферу, были вполне заурядными. Все это очень нравилось Бетси, но  едва
ли могло изменить ее ощущение, что Ремзен-Парк неприветлив. Друзья были ей
необходимы, она так и сказала.
   - Я ведь родилась в маленьком городке в Джорджии, - сказала  она,  -  и
это был очень приветливый городок, и я верю,  что  можно  просто  взять  и
подружиться. В конце концов, мы только один раз проходим  этой  стезей.  -
Сколько бы она ни повторяла этого  замечания  о  стезе,  оно  казалось  ой
одинаково убедительным. Она родилась; она должна умереть.
   Попытки Бетси установить более  близкие  отношения  с  миссис  Фраскати
по-прежнему встречались холодными улыбками, и она пригласила на чашку кофе
женщину из другого соседнего дома, миссис Гейлин, но миссис Гейлин кончила
несколько факультетов, и у нее был такой  элегантный  и  аристократический
вид, что в ее  присутствии  Бетси  стеснялась.  Она  чувствовала,  что  ее
изучают, и изучают придирчиво, и поняла, что здесь нет места  для  дружбы.
Она была настойчива и в конце концов нашла себе друга.
   - Сегодня, дорогой, я встретила самую  веселую,  самую  милую  и  самую
приветливую женщину, - сказала она Каверли, целуя его у дверей. - Ее зовут
Джозефин Теллерман, и она живет в Кольце М. Ее муж  работает  в  чертежном
бюро, и, по  ее  словам,  она  жила  чуть  ли  не  во  всех  поселках  при
ракетодромах в Соединенных Штатах, и она страшно забавная, и муж  ее  тоже
(Лень милый, и она из хорошей семьи, и она спрашивает, почему  бы  нам  не
прийти к ним как-нибудь вечерком и не распить бутылочку.
   Бетси любила ближнего своего. Простая дружба принесла ей все радости  и
перипетии любви. Каверли знал, каким тусклым и бессодержательным  казалось
ей Кольцо К до того мгновения, когда она встретилась с Джозефин Теллерман.
Теперь он приготовился неделями  и  месяцами  слушать  рассказы  о  миссис
Теллерман. Он был рад. Бетси и миссис Теллерман  будут  вместе  ходить  за
покупками. Бетси и  миссис  Теллерман  каждое  утро  будут  беседовать  по
телефону. "Моя приятельница Джозефин Теллерман говорила  мне,  что  у  вас
очень хорошие бараньи  отбивные",  -  скажет  она  в  мясной  лавке.  "Моя
приятельница Джозефин Теллерман рекомендовала вас мне",  -  скажет  она  в
прачечной. Даже агент по продаже пылесосов, позвонив у ее дверей  в  конце
тяжелого дня, найдет ее изменившейся.  Она  будет  вести  себя  достаточно
дружелюбно, но двери  не  откроет.  "О,  привет!  -  скажет  она.  -  Я  с
удовольствием поговорила бы с вами, по, к сожалению, сегодня  у  меня  нет
времени. Я жду звонка моей приятельницы Джозефин Теллерман".
   Однажды вечером Уопшоты зашли к Теллерманам, и Каверли нашел,  что  они
очень приветливы. Дом у Теллерманов был обставлен  точно  так  же,  как  у
Уопшотов, включая Пикассо над камином. В гостиной женщины разговаривали  о
занавесках,  а  Каверли  и  Макс  Теллерман  разговаривали  в   кухне   об
автомобилях, пока Макс готовил коктейли.
   - Я присматривался к машинам, - сказал Макс, - но решил в этом году  не
покупать. Мне необходимо сокращать расходы. И машина мне, в  сущности,  не
нужна. Видите ли, я плачу за обучение в колледже моего младшего брата. Мои
родители разошлись, и я чувствую ответственность за этого мальчишку. Я для
него единственная опора. Я сам содержал себя, пока учился в колледже - бог
ты мой, чего я только не делал! - и  не  хочу,  чтобы  ему  тоже  пришлось
заниматься этой мышиной возней. Я хочу, чтобы эти четыре года  ему  жилось
легко. Я хочу, чтобы у него  было  все  необходимое.  Я  хочу,  чтобы  эти
несколько лет он чувствовал, что он не хуже других...
   Они вернулись в гостиную, где женщины все еще  говорили  о  занавесках.
Макс показал Каверли несколько карточек брата и продолжал говорить о  нем,
а в половине одиннадцатого Уопшоты попрощались и пошли домой.


   Бетси ничего не понимала в  садоводстве,  но  купила  несколько  легких
складных стульев для двора, расположенного за домом, и деревянную решетку,
чтобы скрыть от взоров  мусорный  бак.  Летними  вечерами  они  могли  там
сидеть. Она была довольна  делом  своих  рук,  и  однажды  летним  вечером
Теллерманы пришли к ним с бутылкой  рома,  чтобы,  как  выразилась  Бетси,
"обмыть двор", Вечер был теплый, и почти  все  соседи  сидели  у  себя  во
дворах. Джози и Бетси разговаривали о клопах, тараканах и мышах. Каверли с
нежностью рассказывал о Западной ферме и о тамошней рыбной ловле.  Он  сам
не пил, и ему был противен запах рома,  исходивший  от  других,  порядочно
выпивших.
   - Пейте, пейте, - сказала Джози. - Такая уж ночь.
   Ночь была такая. Воздух был  горячий  и  ароматный.  Смешивая  в  кухне
коктейли, Каверли смотрел в окно на двор позади дома  Фраскати.  Он  видел
там  молоденькую  дочь  Фраскати  в  белом  купальном   костюме,   который
подчеркивал все линии  ее  тела,  кроме  разве  что  изгиба  ягодиц.  Брат
осторожно поливал ее из садового шланга. Не  было  никаких  грубых  шуток,
никаких вскриков, не слышно было ни одного звука, пока  юноша  старательно
обливал свою красивую сестру. Смешав напитки, Каверли вынес  их  во  двор.
Джози стала говорить о своей матери.
   - О, я хотела бы, чтобы вы познакомились с моей матерью, - сказала она.
- Я хотела бы, чтобы вы, ребятки, познакомились с моей матерью.
   Когда Бетси попросила Каверли еще раз наполнить стаканы, он сказал, что
рома больше нет.
   - Сбегайте в магазин и купите, милый, бутылку, - сказала Джози. - Такая
уж ночь. Мы живем только один раз.
   - Мы только один раз проходим этой стезей, - сказала Бетси.
   - Я сейчас принесу, - сказал Каверли.
   - Предоставьте это мне, предоставьте это  мне,  -  принялся  настаивать
Макс. - Мы с Бетси пойдем. - Он стащил Бетси со стула, и они вдвоем  пошли
в сторону торгового квартала. Бетси чувствовала себя чудесно.
   - Какая ночь! - сказала она, не в силах придумать  ничего  другого,  но
ароматная темнота, и полные людьми дома, где начинали уже гасить  огни,  и
шум поливочных машин, и обрывки музыки - все заставляло ее  почувствовать,
что горести, которые приносили ей  переезды,  сознание  своей  чуждости  и
скитания кончились и что Они  научили  ее  ценить  постоянство,  дружбу  и
любовь.
   Все восхищало ее этой ночью - луна на небе и  неоновые  огни  торгового
квартала, - и, когда Макс вышел из винного магазина, она  подумала,  какой
он изысканный, атлетически сложенный и красивый мужчина. На обратном  пути
он взглянул на Бетси долгим печальным взглядом, обнял ее и поцеловал.  Это
был краденый поцелуй, подумала Бетси, а ночь была такая,  что  можно  было
украсть поцелуй. Когда они вернулись на Кольцо К, Каверли и Джози сидели в
гостиной. Джози все еще рассказывала о своей матери.
   - Никогда ни одного недоброго слова,  ни  одного  сурового  взгляда,  -
говорила она. - Она была настоящей пианисткой. О,  у  нас  в  доме  всегда
бывала большая компания. Знаете, по вечерам в воскресенье  мы  все  обычно
собирались вокруг рояля и пели гимны и чудесно проводили время.
   Бетси и Макс прошли в кухню приготовить коктейли.
   - Она была несчастна  в  замужестве,  -  продолжала  Джози.  -  Он  был
настоящий сукин сын, об этом не может быть двух мнений, но она  относилась
ко всему философски - вот в чем тайна ее успеха; она и к  нему  относилась
философски, и, слушая ее,  можно  было  подумать,  что  она  счастливейшая
замужняя женщина в мире, но он...
   - Каверли! - пронзительно закричала Бетси. - Каверли, помоги!
   Каверли побежал в кухню. Макс стоял  у  плиты.  Он  разорвал  на  Бетси
платье. Каверли кинулся на него, ударил сбоку в челюсть, и  Макс  упал  на
пол. Бетси с криком убежала в гостиную. Каверли стоял над  Максом,  хрустя
суставами пальцев. В глазах у него были слезы.
   - Ударьте меня еще раз, если  хотите,  ударьте  меня,  если  хотите,  -
сказал Макс. - Я не могу пошевелить пальцем. Конечно, я  поступил  гнусно,
но понимаете ли, иногда я ничего не могу с собой поделать, и  я  рад,  что
это уже прошло, и клянусь богом, что никогда больше этого  не  сделаю;  но
бог ты мой, Каверли, иногда я чувствую себя таким одиноким, что  не  знаю,
куда деваться, я если бы не мальчишка-брат,  которому  я  даю  возможность
учиться в колледже, то, пожалуй, я перерезал бы себе горло: видит  бог,  я
часто думал об этом. Глядя на меня, вы не сказали  бы,  что  я  склонен  к
самоубийству, не правда ли,  но,  видит  бог,  такие  мысли  приходят  мне
страшно часто.
   - Джози молодец. Она чертовски славная женщина, - говорил Макс, все еще
лежа на полу, - и она останется со мной, несмотря ни на что,  я  знаю,  но
она, понимаете ли, она неуравновешенная, о, она очень неуравновешенная,  и
я думаю, это потому, что она жила в таком  множестве  разных  городов.  На
нее, понимаете ли, нападает меланхолия, и тогда она отыгрывается  на  мне.
Она говорит, что я ее обманываю. Она говорит, что я не приношу домой денег
на еду. Я не приношу денег на машину. Ей нужны новые платья,  и  ей  нужны
новые шляпы, и бог ее знает, чего только ей  еще  надо,  а  потом  на  нее
по-настоящему находит, и  она  начинает  покупать  все  подряд,  и  иногда
проходит полгода или даже год, прежде чем мне удается  оплатить  счета.  У
меня и теперь повсюду в Соединенных Штатах есть неоплаченные счета. Иногда
я думаю, что больше мне не выдержать. Иногда я думаю, не  уложить  ли  мне
сейчас чемодан и не уехать ли куда глаза глядят. Вот что я думаю: я думаю,
что имею право на небольшое развлечение, на каплю счастья, понимаете ли, и
я ловлю его то тут, то там; но я огорчен из-за  Бетси,  потому  что  вы  и
Бетси были для нас настоящими добрыми друзьями; по иногда я думаю, что  не
смогу больше жить без маленьких развлечений. Я просто думаю, что у меня не
хватит сил жить дальше. Я просто думаю, что больше не выдержу.
   В гостиной Джози обняла Бетси.
   - Ну, ну, милая, - говорила Джози, - ну, ну, ну же, все прошло.  Ничего
не случилось. Я починю ваше платье. Я куплю вам новое  платье.  Он  просто
выпил слишком много, вот и все. У пего зуд в руках появился. У пего зуд  в
руках появился, и он просто слишком много выпил. Ох уж эти его руки, вечно
они лезут куда не нужно. Милочка, это не первый раз. Даже когда  он  спит,
его руки все время шарят кругом, пока что-нибудь не схватят. Даже когда он
спит,  милочка.  Ну,  ну,  не  огорчайтесь  больше.  Подумайте  обо   мне.
Подумайте, что приходится терпеть мне. У вас,  слава  богу,  такой  милый,
порядочный муж, как Каверли. Подумайте обо мне, бедной, подумайте о бедной
Джози, которая старается всегда быть веселой, хоть и должна улаживать  то,
что он натворит. О, я  так  устала  от  этого.  Я  так  устала  все  время
исправлять его ошибки. А если у нас появляются несколько лишних  долларов,
он  посылает  их  своему  мальчишке-брату  в  Корнелл.  Он  обожает  этого
мальчишку, он любит его больше, чем меня,  или  вас,  иди  любого  другого
человека. Он портит его. Это приводит меня в ярость. Мальчишка живет  себе
там, как настоящий принц, в спальне с отдельной ванной и  ходит  в  модных
костюмах, а я ставлю заплаты, шью, скребу  и  чищу,  чтобы  сэкономить  на
поденщице и чтобы  он  мог  послать  этому  студенту  денег  на  карманные
расходы, или новую спортивную  куртку,  или  теннисную  ракетку,  или  еще
что-нибудь. В прошлом году он огорчался, что у мальчишки нет  сверхтеплого
пальто, и я сказала ему, я  сказала,  Макс,  я  сказала,  ну  подумай.  Ты
терзаешься из-за того, что у него нет  зимнего  пальто,  а  почему  ты  не
подумаешь обо мне? Тебе когда-нибудь приходило в голову, что  у  меня  нет
приличного зимнего пальто? Мелькала у тебя когда-нибудь  мысль,  что  твоя
любящая жена имеет такое же право на пальто, как  и  твой  мальчишка-брат?
Подумал ли ты об этом? И знаете, что он сказал? Он сказал,  что  там,  где
находится колледж, холоднее, чем в штате Монтана, в котором мы тогда жили.
Все мои слова не произвели на него никакого впечатления. О, это  ужасно  -
быть женой человека, у которого вечно такие заботы на уме. Иногда я просто
свирепею, глядя, как он  портит  мальчишку.  Но  нам  приходится  со  всем
мириться, не так ли? В каждой настоящей дружбе  подчас  набегает  облачко.
Будем считать, что так оно и было, милочка; будем считать,  что  это  было
просто облачко, ладно? Идемте позовем мужчин и выпьем  за  дружбу,  а  кто
старое помянет, тому глаз вон. Пусть это будет просто облачко.
   В кухне они застали Макса, который все еще сидел на  полу,  и  Каверли,
стоящего у раковины и  хрустевшего  суставами  пальцев;  Бетси  подошла  к
Каверли и стала шепотом упрашивать его забыть о случившемся.
   - Мы все снова станем друзьями, - громко сказала Джози. - Ну же, ну же,
все позабыто. Мы все пойдем в гостиную и выпьем за дружбу, а кто не  хочет
выпить за дружбу, тот дрянь.
   Макс пошел за ней в гостиную, а вслед за  ними  Бетси  повела  Каверли.
Джози наполнила большой стакан ромом и кока-колой.
   - Выпьем за дружбу прежних дней, - сказала она. - Что было, то  прошло.
Пьем за дружбу.
   Бетси заплакала, и все выпили из стакана.
   - Ну, теперь мы снова друзья - ведь так? - сказала Бетси. - Я  расскажу
вам, я расскажу вам, чтобы доказать это, я расскажу вам что-то, что я  уже
давно задумала и что стало для меня еще важней после всего случившегося. В
субботу мой день рождения, и я хочу, чтобы вы с Максом  пришли  к  нам  на
обед, и мы устроим  настоящий  праздник  с  шампанским  и  со  смокингами,
настоящий вечер, и  я  думаю,  это  сейчас  еще  важнее,  после  того  как
произошло это небольшое недоразумение.
   - О дорогая, это самое милое приглашение, какое я когда-либо  получала,
- сказала Джози и, вскочив на ноги,  поцеловала  Бетси,  потом  Каверли  и
взяла Макса под руку.
   Макс протянул руку Каверли. Бетси  еще  раз  поцеловала  Джози,  и  они
пожелали друг другу покойной ночи - тихо-тихо, так как  было  уже  поздно,
уже больше двух часов, и на всем Кольце только у них горел свет.


   Утром Джози не позвонила Бетси, а когда Бетси  пыталась  звонить  своей
приятельнице, было  занято  или  никто  не  отвечал;  но  Бетси  так  была
поглощена приготовлениями  к  вечеру,  что  не  обратила  на  это  особого
внимания. Она купила  новое  платье,  несколько  стаканов  и  салфеток,  и
вечером накануне приема гостей они с Каверли ужинали  в  кухне,  чтобы  не
нарушить чистоты в столовой. Каверли пришлось в  субботу  работать,  и  он
вернулся домой только после пяти. Для приема гостей все было готово. Бетси
еще не надела своего нового  платья  и  расхаживала  в  купальном  халате,
кое-как заколов волосы  шпильками,  но  чувствовала  себя  возбужденной  и
счастливой и, поцеловав Каверли, сказала ему, чтобы он  быстренько  принял
ванну. Скатерть на столе, старинные подсвечники и синий фарфоровый  сервиз
были с Западной фермы. На  столах  стояли  тарелки  с  орехами  и  другими
сластями, какими закусывают коктейли. Бетси  достала  костюм  Каверли;  он
принял душ и одевался, когда зазвонил телефон.
   - Да, дорогая, - услышал Каверли голос Бетси. - Да, Джози. О-о! Так  вы
хотите сказать, что не можете прийти.  Понимаю.  Да,  понимаю.  Ну  а  как
насчет завтрашнего вечера? Почему бы нам не перенести на завтра?  Понимаю,
понимаю. Но почему бы вам не прийти сегодня хоть ненадолго? Мы бы  укутали
Макса в одеяла, а сразу же после обеда вы могли бы  уйти,  если  захотите.
Понимаю. Понимаю. Да, понимаю. Ну что ж, до свидания. Да, до свидания.
   Когда Каверли вошел в гостиную, Бетси сидела на диване. Руки ее  лежали
на коленях, лицо осунулось и было мокро от слез.
   - Они не могут прийти, - сказала она. - Макс болен, он простужен, и они
не могут прийти.
   Она громко всхлипнула, но, когда Каверли сел и обнял ее, она отстранила
его руку.
   - Два дня я только и делала, что готовилась к моему вечеру и  думала  о
нем! - воскликнула она. - Два дня я ничем другим не занималась.  Я  хотела
устроить вечер. Я только хотела устроить небольшую приятную вечеринку. Это
все, что я хотела.
   Каверли продолжал твердить, что это все пустяки, и дал ей выпить  рюмку
хереса. Тут она решила пригласить Фраскати.
   - Я хочу только, чтобы вечеринка состоялась, - сказала она.  -  У  меня
столько еды, и, может быть, Фраскати согласятся прийти. Они вели  себя  не
очень по-добрососедски, но, может быть, это потому, что они иностранцы.  Я
позову Фраскати.
   - Почему бы нам не забыть обо всем этом? - спросил Каверли. - Мы  можем
поужинать одни, или сходить в кино, или  предпринять  еще  что-нибудь.  Мы
можем прекрасно провести время вдвоем.
   - Я позову Фраскати, - решила Бетси и подошла  к  телефону.  -  Говорит
Бетси Уопшот, - весело сказала она, - я столько раз  собиралась  позвонить
вам, но боюсь, я вела себя как плохая соседка. Мы были так  заняты  с  тех
пор, как переехали сюда, что у меня совсем не оставалось  времени,  и  мне
очень стыдно, что я оказалась такой плохой соседкой, но  я  просто  хотела
узнать, не придете ли вы с мужем сегодня к нам поужинать.
   - Спасибо, но мы уже поужинали, - сказала миссис  Фраскати  и  повесила
трубку.
   Потом Каверли услышал, как Бетси звонила Гейлинам.
   - Говорит Бетси Уопшот, - сказала она, -  мне  очень  жаль,  что  я  не
звонила вам раньше, так как мне хотелось познакомиться с вами поближе,  но
я хотела узнать, но придете ли вы с мужем сегодня к нам поужинать.
   - О, мне страшно жаль, - сказала миссис Гейлин, - но Теллерманы... Они,
кажется, ваши друзья... Младший брат Макса Теллермана только  что  приехал
домой из колледжа, и они все прядут к нам.
   Бетси повесила трубку.
   - Лицемерка, - всхлипывая, сказала она. - Лицемерка. О, она  в