у нее  оказались  усталыми  и
взгляд был страдальческий.
   - Джо Бернер, - сказал мужчина по правую руку  от  Каверли,  и  Каверли
пожал ему руку и представился. - Рад познакомиться с вами, Кав,  -  сказал
незнакомец. - Позвольте преподнести вам небольшой подарок. - Он вытащил из
кармана коробочку, и, когда Каверли открыл ее, в ней оказался позолоченный
зажим для галстука. - Я без конца разъезжаю, -  пояснил  незнакомец,  -  в
всюду раздаю эти зажимы для  галстуков.  Их  сделали  по  моему  заказу  в
Провиденсе. Это ювелирная столица Соединенных Штатов. Я раздаю от двух  до
трех тысяч зажимов в год. Это хороший способ приобретать друзей. Зажим для
галстука каждому пригодится.
   - Большое спасибо, - сказал Каверли.
   - Я вяжу носки для астронавтов, - сказала старая женщина по левую  руку
от Каверли. - О, я знаю, это глупо с моей стороны, но я люблю этих  ребят,
и мне страшно подумать, что у них мерзнут ноги. За последние шесть  недель
я послала десять пар носков на мыс Канаверал. Правда,  они  не  благодарят
меня, но ни разу не вернули носки назад, и мне приятно думать, что они  их
носят.
   - Я взял отпуск на несколько дней, чтобы  повидать  старого  друга.  Он
умирает от рака, - сказал Джо Бернер. - Сейчас у меня двадцать семь друзей
умирают от рака. Некоторые из них  это  знают.  Другие  нет.  Но  всем  им
осталось жить от силы год.
   Тут на пассажиров обрушилась  лавина  невообразимых  звуков,  их  грубо
прижало силой тяжести к  спинкам  кресел:  самолет  пронесся  по  взлетной
полосе и стал стремительно набирать высоту.  Большая  панель  сорвалась  с
потолка и разбилась в  проходе,  а  стаканы  и  бутылки  в  буфете  громко
задребезжали. Когда самолет поднялся над разорванными облаками,  пассажиры
отстегнули привязные ремни и вернулись к  своей  обычной  жизни,  к  своим
привычкам.
   - Добрый день, - произнес громкоговоритель. - Вас приветствует  капитан
Макферсон,  командир  экипажа,  совершающего  беспосадочный   рейс   номер
семьдесят три до Денвера. Мы получили сообщение  о  небольших  завихрениях
воздуха в горах, но ожидаем, что к намеченному для посадки времени  погода
прояснится. Мы просим извинить нас за опоздание  и  хотим  воспользоваться
случаем поблагодарить вашу терпеливость и ничегонеделание по этому случаю.
- Репродуктор щелкнул и умолк.
   Каверли не заметил, чтобы кто-нибудь, кроме него, испытывал недоумение.
Не ошибся ли он, считая, что профессия летчика  предполагает  элементарное
знание английского языка? Джо Бернер принялся рассказывать Каверли историю
своей жизни. Стиль у него был почти фольклорный.  Он  начал  с  родителей.
Описал место, где родился. Затем рассказал Каверли о  двух  своих  старших
братьях, о своем увлечении бейсболом, о случайных  работах,  которыми  ему
пришлось заниматься, о  школах,  в  которых  он  учился,  о  замечательных
оладьях на пахтанье, которые пекла его  мать,  и  о  друзьях,  которых  он
приобретал и терял. Он  рассказал  Каверли  о  своих  годовых  доходах,  о
количестве служащих в его конторе, о том,  какие  три  операции  были  ему
сделаны, о том, какая у него замечательная жена, и о том, во  сколько  ему
обошлась разбивка сада вокруг его семикомнатного дома с двумя  ванными  на
Лонг-Айленде.
   - Есть у меня необыкновенная штука, - сказал он. - У меня,  значит,  на
лужайке перед домом маяк. Лет пять тому назад за неуплату налогов, значит,
продавалось с аукциона большое поместье на Сандс-Пойнте, и  мы  с  матерью
поехали туда поглядеть, нет ли для нас чего-нибудь подходящего.  И  вот  у
них, значит, было маленькое озеро и на нем маяк - конечно, маяк был просто
для украшения, - и, когда дело дошло  до  продажи  маяка,  цену  набавляли
очень медленно. Я и предложил тридцать пять долларов, просто для смеха,  и
знаете что? Маяк остался за мной. Ну, у  меня  есть  приятель,  значит,  в
транспортной фирме - всегда следует водить знакомство с нужными людьми,  -
и он поехал туда, снял маяк с озера и вывез его. Я и по сей день не  знаю,
как  он  это  сделал.  Ну,  у  меня,   значит,   есть   еще   приятель   в
электротехнической конторе, он подключил маяк, и теперь этот маяк стоит на
лужайке перед моим домом. Благодаря ему  вид  получился  просто  чудесный.
Конечно, кое-кто из соседей жалуется - зануд везде хватает, -  так  что  я
зажигаю его не каждый вечер, но, когда у нас собираются гости  поиграть  в
карты или посмотреть телевизор, я включаю его, и вид у него великолепный.
   К этому времени небо стало темно-синим, каким  оно  бывает  на  большой
высоте, и обстановка в самолете была веселая, как  в  баре.  Белая  блузка
стюардессы вылезала из юбки, когда она наклонялась, чтобы подать коктейль;
выпрямляясь, стюардесса каждый раз заправляла ее обратно.  Спинки  сидений
были высокие, как стенки старинной церковной скамьи, так что пассажиры, не
слишком отделенные один от другого, в то же время не слишком хорошо видели
друг друга. Вдруг дверь в переборке открылась, и  Каверли  увидел,  что  в
проход вышел командир экипажа. Цвет лица у него был  землистый,  а  взгляд
такой же страдальческий, как у стюардессы. Может быть, он дружил с пилотом
и экипажем, которые несколько часов назад потерпели аварию в Колорадо? Мог
ли он, мог ли  кто-нибудь  на  свете  обладать  такой  силой  духа,  чтобы
спокойно  отнестись  к  этому  несчастью?  Могут  ли  обугленные   скелеты
семидесяти  трех  мертвецов  означать  для  него  меньше,  чем  для  всего
остального мира. Командир кивнул стюардессе, и та пошла за ним к буфету  в
хвостовую часть. Они не  обменялись  ни  словом,  но  стюардесса  положила
кусочек льда в бумажный стакан и налила в него  виски.  Командир  пошел  с
выпивкой назад в кабину и закрыл за собой дверь. Старушка дремала,  а  Джо
Бернер,  покончив  с  автобиографией,  принялся  выкладывать  свой   запас
анекдотов. Без всякого предупреждения самолет резко снизился  примерно  на
две тысячи футов.
   Поднялось  страшное  смятение.   Выпивка   у   большинства   пассажиров
выплеснулась в потолок, мужчин и женщин выбросило в проходы,  дети  громко
кричали.
   - Внимание, внимание, - ожил громкоговоритель. - Слушайте все!
   - О боже мой, - сказала стюардесса, прошла в хвостовую  часть,  села  и
пристегнула себя ремнем.
   - Внимание, внимание,  -  произнес  усиленный  репродуктором  голос,  и
Каверли подумал, что, возможно, это последний голос, который он  слышит  в
жизни.
   Однажды, когда его готовили к серьезной операции, он из  окна  больницы
увидел, как в окне дома напротив какая-то толстая женщина вытирала пыль  с
рояля. Ему уже дали пентоталовый  наркоз,  и  он  быстро  терял  сознание,
однако  же  довольно   долго   сопротивлялся   действию   наркоза,   чтобы
возмутиться: неужели последнее, что он, быть может, видит в  этом  дорогом
ему мире, - это толстая женщина, вытирающая пыль с рояля.
   - Внимание,  внимание,  -  произнес  голос.  Самолет  выровнялся  среди
темного облака. - Говорит не ваш командир. Ваш командир лежит связанный  в
пилотской кабине. Пожалуйста, не двигайтесь,  пожалуйста,  оставайтесь  на
своих местах, или я  прекращу  подачу  кислорода  в  салон.  Мы  летим  со
скоростью пятьсот миль в час на высоте в сорок две тысячи футов,  и  любой
беспорядок только увеличит опасность. Я налетал почти миллион миль и лишен
прав  пилота  только  за   политические   убеждения.   Сейчас   произойдет
ограбление. Через несколько  минут  мой  сообщник  войдет  в  салон  через
переднюю переборку, и вы отдадите ему свои бумажники, кошельки,  ювелирные
изделия  и  все  остальные  ценности,  какие  у  вас  есть.  Сопротивление
бесполезно. Вам ничто не поможет. Повторяю: вам ничто не поможет.
   - Поговорите со мной, поговорите со мной, - попросила старая женщина. -
Пожалуйста, скажите хоть что-нибудь, все что угодно.
   Каверли обернулся и кивнул ей, но от страха язык у него пересох,  и  он
не мог произнести ни звука и тщетно пытался смочить язык слюной. Остальные
пассажиры не шевелились,  и  все  они  -  шестьдесят  пять  или  семьдесят
незнакомых друг другу людей - мчались в реактивном самолете  сквозь  тьму,
внезапно очутившись перед лицом смерти. В каком образе она  явится  им?  В
образе огня? Вдохнут ли они, как  христианские  мученики,  в  себя  пламя,
чтобы сократить свои муки? Будут ли обезглавлены, искромсаны  и  раскиданы
по какому-нибудь полю на площади в три мили? Или низвергнутся в темноту  и
все же не потеряют сознания во время страшного падения на землю?  А  может
быть,  утонут  и,  утопая,  в  последний  раз  проявят  присущий  им   дар
бесчеловечности, спихивая друг друга ногами с заливаемых водой  деревянных
перегородок? Больше всего мучила Каверли темнота. Тень какого-нибудь моста
или  здания  способна  омрачить  состояние  нашего  духа  не  меньше,  чем
печальное известие, и, казалось, именно темнота удручала  Каверли  сильней
всего. Единственное его  желание  было  увидеть  хоть  какой-нибудь  свет,
клочок голубого неба. Женщина, сидевшая впереди, запела: "Ближе, о боже, к
тебе". У нее было заурядное сопрано, какое слышишь в церкви,  женственное,
приятное, звучавшее раз в неделю  в  сопровождении  голосов  соседей.  Она
пела:

   Я распят на кресте,
   Я покорен судьбе,
   Но песнь моя ближе,
   О боже, к тебе.

   Мужчина по ту сторону  прохода  подхватил  псалом,  тотчас  же  к  нему
присоединилось еще несколько человек,  и  Каверли,  вспомнив  слова,  тоже
запел:

   Я бреду одиноко
   И горько скорблю,
   Укрываюсь я тьмою,
   На камне я сплю.

   Джо Бернер и старая женщина пели, а те, кто не знал  текста,  энергично
подтягивали припев. Дверь в переборке открылась, и появился грабитель.  На
нем была фетровая шляпа, а лицо завязано черным платком  с  прорезями  для
глаз. Если не считать фетровой шляпы, это была точь-в-точь старинная маска
палача.  В  руках,  обтянутых  черными  резиновыми  перчатками,   он   нес
пластмассовую  корзину  для  бумаг,   чтобы   складывать   туда   ценности
пассажиров. Каверли орал во всю глотку:

   Путь мой приводит
   В райский чертог,
   Путь начертал мне
   Благостный бог.

   Они пели скорей из протеста, чем из набожности, пели потому,  что  надо
было что-то делать.  И,  найдя,  что  делать,  они  тем  самым  опровергли
утверждение,  что  им  ничто  не  поможет.  Они  обрели  себя,  этим-то  и
объяснялась необычайная сила и полнота их  голосов.  Каверли  снял  ручные
часы и опустил свой бумажник в корзину.  Тогда  руки  грабителя  в  черных
перчатках схватили с колен Каверли портфель. Каверли в ужасе  застонал  и,
возможно, вцепился бы в портфель, если  бы  Бернер  и  старая  женщина  не
обернулись к нему с выражением такого испуга на лице, что он упал  в  свое
кресло. Обобрав всех пассажиров до последнего, грабитель  повернул  назад;
идя против движения самолета, он слегка пошатывался, и от этого его фигура
казалась знакомой и не внушала страха. Пассажиры пели:

   Тебя прославляя,
   Воспрянув мечтой,
   Из скорби воздвиг я
   Алтарь святой,

   -   Благодарю   вас   за   сотрудничество,   -   раздался   голос    из
громкоговорителя.  -  Примерно  через  одиннадцать   минут   мы   совершим
внеплановую посадку в Уэст-Франклине. Будьте добры,  пристегните  ремни  и
следите за сигналом о прекращении курения.
   Облака за окнами стали светлеть, превращаться из серых в  белые,  затем
самолет вынырнул из них и очутился в предвечернем голубом  небе.  Старушка
утерла слезы и улыбнулась. Чтобы уменьшить муки  смятения,  Каверли  вдруг
решил, что в портфеле были электрическая зубная щетка и  шелковая  пижама.
Джо Бернер перекрестился.  Самолет  быстро  терял  высоту,  и  вскоре  они
увидели  внизу  крыши  города,  который  напоминал  рукоделие  удивительно
скромных  людей,  с  утра  до  вечера  занятых   необходимыми   делами   и
воспитывающих  детей  в  добродетели  и  милосердии.  Момент   приземления
ознаменовался глухим шумом и  ревом  тормозных  двигателей,  и  за  окнами
пассажиры увидели то одинаковое во всем  мире  запустение,  что  окаймляет
взлетно-посадочные площадки. Чахлая трава и сорняки, растительное  месиво,
с трудом пробившееся сквозь песчаную землю на берегах отравленного  нефтью
ручья.  Кто-то  крикнул:  "Вот  они!"  Двое  пассажиров  открыли  дверь  в
переборке.  Послышались  беспорядочные  голоса.   Сложность   человеческих
взаимоотношений так быстро восстановилась, что,  когда  кто-нибудь  просил
объяснить,  что  случилось,  те,  кто  знал,  что   происходит,   надменно
отказывались поделиться своими сведениями с теми,  кто  не  знал.  Наконец
мужчина, первым вошедший в пилотскую кабину, снисходительным тоном сказал:
   - Если вы помолчите минуту, я сообщу вам то, что нам пока известно.  Мы
освободили экипаж, и командир связался  по  радио  с  полицией.  Грабители
скрылись. Вот все, что я вам пока могу сказать.
   Затем пассажиры услышали вой сирен, постепенно приближавшийся к ним  по
аэродрому. Первой прибыла пожарная команда; пожарники приставили  лестницу
к  люку  самолета  и  открыли  его.  Затем  прибыла  полиция,   объявившая
пассажирам, что все они арестованы.
   - Вас будут отпускать группами по десять  человек,  -  сказал  один  из
полицейских. - После допроса.
   Он разговаривал грубо, но пассажиры были великодушны.  Они  остались  в
живых, и невежливость не могла испортить им настроение. Затем  полицейские
стали разбивать их по счету  на  группы.  Пожарная  лестница  представляла
собой единственный путь, по  которому  можно  было  сойти  с  самолета,  и
пожилые пассажиры с напряженными от усилий лицами ворча  ступали  на  нее.
Ожидавшие  своей  очереди  стояли  безучастно,   словно   находились   при
исполнении какой-то воинской обязанности;  они  будто  испытывали  чувство
освобождения от ответственности и необходимости выбора, присущее  солдатам
в строю. Каверли был номером седьмым в последней  группе.  Порыв  пыльного
ветра налетел на него, когда он спускался по  лестнице.  Полицейский  взял
его за  плечо;  это  прикосновение  мгновенно  привело  Каверли  в  острое
негодование,  и  он  едва  удержался  от  того,  чтобы  не  сбросить  руку
полицейского. Вместе со всей группой его посадили в  закрытый  полицейский
фургон с зарешеченными окнами.
   Когда они выходили из фургона, полицейский снова взял Каверли за плечо,
и тому опять стоило немалых усилий сдержаться. Откуда столь бурная реакция
его  плоти?  -  спрашивал  себя  Каверли.  Отчего  ему  так  отвратительно
прикосновение  этого   незнакомого   человека?   Перед   ним   возвышалось
Центральное  полицейское  управление  -  здание  из  желтого   кирпича   с
немногочисленными безвкусными  архитектурными  украшениями  и  несколькими
объяснениями в невинной любви, написанными мелом на стенах. Ветер поднимал
у ног Каверли пыль и обрывки бумаги.  Внутри  господствовала  тревожная  и
мрачная атмосфера противозаконных действий. Это был вход в мир,  куда  ему
дозволялось бросить взгляд лишь украдкой, - в  страну  насилия,  куда  ему
случалось заглядывать, когда он расстилал газеты на крыльце, перед тем как
красить перила.  Мужчина  по  фамилии  Рослин  застрелил  жену  и  пятерых
детей... Убитый ребенок найден в топке... Все они побывали здесь, и  после
них в воздухе сохранился неистребимый  запах  их  смятения  и  страха,  их
уверений в собственной невиновности. Каверли подвели к лифту и повезли  на
шестой этаж. Полицейский ничего не говорил. Только тяжело дышал. Астма?  -
подумал Каверли. Волнение? Спешка?
   - У вас астма? - спросил Каверли.
   - Здесь вы отвечаете на вопросы, - сказал полицейский.
   Он пошел с Каверли по коридору,  похожему  на  коридор  в  какой-нибудь
унылой школе, и ввел его в комнату размером не  больше  чулана,  где  были
деревянный стол, стул, стакан  с  водой  и  печатная  анкета.  Полицейский
закрыл дверь, а Каверли сел и стал просматривать вопросы.
   Являетесь ли вы главой семьи? - спрашивали его. Вы разведены? Вы вдовы?
Разошлись? Сколько у вас телевизоров? Сколько автомобилей? Есть ли  у  вас
постоянный заграничный паспорт? Как часто вы принимаете ванну? Окончили ли
вы колледж? Среднюю школу? Неполную среднюю школу? Знаете ли  вы  значение
слов "сумчатый",  "возмутитель",  "трудновоспринимаемый",  "диалектический
материализм"? Отапливается ли ваш дом нефтью? Газом? Углем? Сколько у  вас
комнат? Если бы вас  заставляли  либо  нанести  оскорбление  американскому
флагу, либо осквернить священную Библию, что бы вы выбрали?  Вы  сторонник
федерального  подоходного   налога?   Верите   ли   вы   в   международный
коммунистический заговор? Любите ли вы вашу мать? Боитесь  ли  вы  молнии?
Стоите ли вы за продолжение ядерных испытаний в атмосфере? Есть ли  у  вас
счет в сберегательной кассе?  Счет  в  банке?  Какова  общая  сумма  ваших
долгов? Есть у вас закладные? Если вы мужчина,  то  отнесете  ли  вы  ваши
половые органы к размеру 1, 2, 3 или  4?  Какую  религию  вы  исповедуете?
Считаете ли вы, что Джон Фостер Даллес попал в рай?  В  ад?  В  преддверие
ада? Часто ли вы принимаете гостей?  Часто  ли  вас  приглашают  в  гости?
Считаете ли вы, что нравитесь людям? Очень нравитесь? Пользуетесь  успехом
в обществе? Живы или умерли следующие люди:  Джон  Мейнард  Кейнс,  Норман
Винсент Пил, Карл Маркс, Оскар Уайльд, Джек Демпси?  Каждый  ли  вечер  вы
молитесь?..
   - Каверли принялся за эти вопросы -  а  их  были  тысячи  -  с  рвением
преступного грешника. Свои часы он отдал  грабителю  и  не  имел  никакого
представления о том, сколько времени  отняло  у  него  заполнение  анкеты,
Разделавшись с ней, он крикнул:
   - Алло! Я кончил. Выпустите меня отсюда.
   Он подергал дверь, она оказалась не заперта.  В  коридоре  было  пусто.
Была уже ночь, и за окном в конце коридора виднелось темное небо. Захватив
анкету, он подошел к лифту и нажал  кнопку.  Выходя  из  лифта  на  первом
этаже, он увидел сидевшего за столом полицейского.
   - У меня забрали кое-что очень ценное, очень важное, - сказал Каверли.
   - Все так говорят, - сказал полицейский.
   - Что я теперь должен делать? - спросил Каверли. -  Я  ответил  на  все
вопросы. Что я теперь должен делать?
   - Ехать домой, - сказал полицейский. - Вам, наверно, нужны деньги?
   - Конечно, - сказал Каверли.
   -  Вы  все  получаете  по  сотне  от  страхового  общества,  -   сказал
полицейский. - Если вы потеряли больше, можете потом предъявить претензию.
- Он отсчитал десять десятидолларовых бумажек и взглянул на свои  часы.  -
Чикагский поезд пройдет здесь минут через двадцать. На углу стоянка такси.
Думаю, что на некоторое время у вас отбило охоту летать самолетом. Как и у
всех остальных.
   - Они все закончили? - спросил Каверли.
   - Несколько человек мы задерживаем, - ответил полицейский.
   - Ну спасибо, - сказал Каверли и вышел из  полицейского  управления  на
темную улицу Уэст-Франклина; пыль этого города, духоту, отдаленный  шум  и
безличность  его  цветных  огней  он   воспринимал   как   символ   своего
одиночества. На углу был газетный киоск,  там  же  стояло  такси.  Каверли
купил  газету.  "Лишенный  прав  пилот  совершает  ограбление  реактивного
самолета в воздухе,  -  прочел  он.  -  Беспримерное  ограбление  самолета
произошло сегодня в 4:16 дня над Скалистыми горами..." Он сел  в  такси  и
сказал:
   - Знаете, я был жертвой сегодняшнего ограбления самолета.
   - Вы уже шестой пассажир, говорящий мне это, - сказал водитель. - Куда?
   - На вокзал, - сказал Каверли.



20

   Только под вечер следующего дня Каверли приехал  наконец  из  Чикаго  в
Талифер. Он сразу же пошел в исследовательский центр к  Камерону,  но  его
почти час заставили прождать.  Время  от  времени  сквозь  закрытую  дверь
долетал голос старого ученого, повышавшийся от ярости.
   - И никогда мы не сможем  послать  этих  чертовых  астронавтов  на  эту
чертову Луну! - кричал он.
   Когда Каверли в конце концов впустили, Камерон, был один.
   - У меня пропал ваш портф