дером причал представлял собой грибовидный якорь и  цепь
в реке у нижней части сада, откуда был виден старый  баркас.  Как-то  днем
миссис Уопшот, собирая лекарственный шалфей, засмотрелась на "Топаз".  Она
почувствовала,  что  ее  всю  охватывает  возбуждение:  это   могло   быть
предвестником какого-то видения. В самом деле, так много  фантазий  миссис
Уопшот впоследствии осуществилось, что она имела водное право называть  их
видениями. Давным-давно она проходила  мимо  церкви  Христа  Спасителя,  и
вдруг какая-то неведомая сила остановила ее у пустыря рядом с церковью,  и
ее посетило видение приходского дома  -  из  красного  кирпича,  с  узкими
окнами в частых переплетах и с аккуратной лужайкой. В  тот  же  вечер  она
начала агитировать за постройку приходского дома, и полтора года спустя ее
видение - точь-в-точь -  стало  реальностью.  В  ее  воображении  вставали
колодцы для пойки лошадей, благочестивые дела и приятные прогулки, которые
в большинстве случаев претворялись в жизнь. Теперь, вернувшись из  сада  с
букетом шалфея, она взглянула вдоль дорожки в сторону реки,  где  стоял  у
причала "Топаз".
   День на побережье был пасмурным, но неспокойный - мог начаться шторм, и
эта перспектива, казалось,  радовала  ее,  словно  она  ощущала  на  языке
обжигающий, как перец, вкус старой гавани и штормовых сумерек. Воздух  был
пропитан солью, и миссис  Уопшот  слышала  шум  прибоя  в  Травертине.  На
"Топазе" было темно, конечно темно, и в  сумрачном  освещении  он  казался
обреченным - одним из тех корабельных корпусов,  которые  стоят  на  якоре
возле угольных складов на реке в черте города: их поддерживают  на  плаву,
руководствуясь бессмысленной нежностью или несбыточной надеждой. Иногда на
них висит объявление о продаже, а иногда они служат последним  пристанищем
для какого-нибудь полоумного, старого, беззубого отшельника, чье  логовище
обклеено  длинноногими  красотками  с  ослепительно  белой  кожей.  Первой
мыслью, промелькнувшей у нее в уме, когда она увидела темный  и  безлюдный
пароход, была та, что он  больше  никогда  не  будет  плавать.  Он  больше
никогда не пересечет бухту. Затем миссис Уопшот посетило ее  видение.  Она
увидела судно, стоящее на якоре у садовой  пристани;  его  корпус  сверкал
свежей краской, каюта была залита светом.  Повернув  голову,  она  увидела
дюжину автомобилей, остановившихся среди  кукурузного  поля.  Она  увидела
даже, что на некоторых из них  были  номерные  знаки  других  штатов.  Она
увидела вывеску, прибитую к придорожному вязу: ПОСЕТИТЕ  ПАРОХОД  "ТОПАЗ",
ЕДИНСТВЕННЫЙ ПЛАВУЧИЙ  МАГАЗИН  ПОДАРКОВ  В  НОВОЙ  АНГЛИИ.  Мысленно  она
спустилась по садовой дорожке и прошла через пристань  на  борт  парохода.
Каюта  была  вся  свежевыкрашена  (спасательные  пояса   убрали),   и   на
многочисленных  столиках  горели  лампы,  освещая  пепельницы,  зажигалки,
ящички для игральных карт, проволочные подставки для  горшков  с  цветами,
вазы, вышивки, расписанные от руки бокалы и  сигаретницы,  которые  играли
"Сказки Венского леса", когда их открывали. Ее  видение  было  великолепно
освещено во всех подробностях, и в чем было тепло, так как в  одном  конце
каюты она видела франклиновскую печь с горящими на решетке дровами и запах
древесного дыма смешивался с запахом саше, японского полотна, а кое-где  с
запахом горящих стеариновых свечей. "Пароход  "Топаз",  -  снова  подумала
она, - единственный плавучий магазин подарков в Новой Англии";  затем  она
предоставила штормовым сумеркам окутать темное судно и,  очень  довольная,
вошла в дом.



27

   Лиэндер так никогда и не мог понять, отчего Теофилес Гейтс  не  пожелал
дать ему взаймы денег на починку носа "Топаза" и охотно  дал  взаймы  Саре
столько, сколько она хотела, на превращение  старого  баркаса  в  плавучий
магазин подарков. Но произошло именно так. На следующий день после  своего
видения Сара пошла в банк, а еще через день явились плотники и  приступили
к ремонту пристани. Стали приезжать торговцы - по трое-четверо в день, - и
Сара начала закупать товары для "Топаза", тратя деньги, по ее  собственным
словам, как пьяный матрос. Ее радость или восторг были неподдельными, хотя
трудно было объяснить, почему она приходила в такое  восхищение  от  сотни
китайских собачек с нарисованными на их спинах цветами и  с  лапами  такой
формы, чтобы в них можно было всунуть сигарету.  Пожалуй,  к  ее  восторгу
примешивалось нечто от  мстительности,  и  он  представлял  собой  скрытый
способ выразить ее взгляды на независимость и святость женщин. Никогда  не
чувствовала она  себя  такой  счастливой.  Она  велела  написать  красками
объявления:  ПОСЕТИТЕ  ПАРОХОД  "ТОПАЗ",  ЕДИНСТВЕННЫЙ  ПЛАВУЧИЙ   МАГАЗИН
ПОДАРКОВ В НОВОЙ АНГЛИИ -  и  вывесила  их  на  всех  дорогах,  ведущих  в
поселок. Она собиралась открыть "Топаз" торжественным чаепитием и продажей
итальянской керамики. Сотни приглашений были  отпечатаны  и  разосланы  по
почте.
   Лиэндер старался всем досадить. Он выпускал газы в гостиной  и  мочился
на яблоню на глазах у катавшихся в  лодках  по  реке  и  у  коммивояжеров,
привозивших  образцы  итальянской  керамики.  Он  жаловался,  что   быстро
стареет, и в подтверждение ссылался на то, как громко  трещат  его  кости,
когда он нагибается поднять витку с ковра. Капризные слезы  начинали  течь
из его глаз, стоило ему услышать по  радио  передачу  о  скачках.  Он  еще
продолжал каждое утро бриться и принимать ванну, но теперь от него больше,
чем когда-либо, пахло Нептуном и волосы клочьями торчали у него из ушей  и
ноздрей, так как он забывал их стричь. Его галстуки были запачканы едой  и
пеплом сигарет; однако, когда  ночные  ветры  будили  его  и  он,  лежа  в
постели, представлял себе в темноте их направление по компасу, он все  еще
помнил, что значит быть молодым и сильным. Введенный  в  заблуждение  этим
током холодного воздуха,  он  садился  в  постели  и  с  жаром  предавался
воспоминаниям  о  кораблях,  поездах  и   пышногрудых   женщинах   или   о
какой-нибудь картине - мокрая мостовая, покрытая желтыми листьями вяза,  -
которая символизировала воздаяние и силу. "Я взойду на гору, - думал он. -
Я убью тигра! Я раздавлю каблуком  змею?"  Не  с  рассветом  свежий  ветер
стихал. Лиэндер ощущал боль в почке. Он больше не мог  уснуть  и,  кашляя,
медленно волочился сквозь еще один день. Сыновья ему не писали.
   Накануне  открытия  на  "Топазе"  магазина  подарков  Лиэндер  навестил
Гонору. Они сидели у нее в гостиной.
   - Хочешь немного виски? - спросила Гонора.
   - Да, с удовольствием, - сказал Лиэндер.
   - Виски нет, - сказала Гонора. - Съешь печенье.
   Лиэндер взглянул на тарелку  с  печеньем  и  увидал,  что  оно  покрыто
муравьями.
   - Боюсь, в твое печенье забрались муравьи, Гонора, - сказал он.
   - Не говори чепухи! - возмутилась Гонора. - Я знаю, у вас на ферме есть
муравьи, но в этом доме муравьев никогда не было.
   Она взяла печенье и съела его вместе с муравьями.
   - Ты зайдешь к Саре на чай? - спросил Лиэндер.
   - У меня нет времени ходить по магазинам подарков, - ответила Гонора. -
Я беру уроки музыки.
   - А я думал, что ты берешь уроки рисования, - сказал Лиэндер.
   -  Рисования!  -  презрительно  воскликнула  Гонора.  -  Я  еще  весной
перестала заниматься рисованием. У Хаммеров были денежные затруднения, и я
купила у них рояль, а теперь миссис Хаммер два раза в неделю ходит ко  мне
и дает уроки. Это очень легко.
   - Может быть, это у нас в роду, - сказал Лиэндер. - Помнишь Джустину?
   - Какую Джустину? - спросила Гонора.
   - Джустину Молзуорт, - сказал Лиэндер.
   - Ну конечно, я помню Джустину. Почему бы мне ее не помнить?
   - Я хотел сказать, что она играла на рояле в магазине стандартных цен.
   - Ну, я не собираюсь играть на рояле  в  магазине  стандартных  цен,  -
сказала Гонора. - Наслаждайся прохладным ветерком.
   - Ладно, - сказал Лиэндер. (Никакого ветра не было.)
   - Сядь на другой стул, - сказала она.
   - Спасибо, мне вполне удобно и здесь, - ответил Лиэндер.
   - Сядь на другой стул, - настаивала Гонора. -  Этот  я  недавно  заново
обила. Впрочем, - сказала она, когда Лиэндер  послушно  пересел  с  одного
стула на другой, - отсюда ты не сможешь смотреть в окно, так что, пожалуй,
там, где ты сидел раньше, тебе было лучше.
   Лиэндер улыбнулся, вспомнив, что и в прежние времена, когда Гонора была
молодой, от разговора с ней  он  чувствовал  себя  так,  словно  его  били
дубинкой по голове. Интересно, почему она вела себя таким образом. Лоренцо
в своем дневнике однажды написал, что при встрече с чертом надо  разрезать
его на две части и пройти между ними. Эти  слова  вполне  объясняли  образ
действий Гоноры, хотя  иногда  Лиэндеру  казалось,  что  это  страх  перед
смертью заставлял ее двигаться по жизни, пятясь.  Возможно,  что,  избегая
таких вещей, как любовь,  невоздержанность  и  спокойствие  духа,  которые
благодаря своей силе бросают нам в лицо доказательства  нашей  смертности,
она открыла тайну бодрой старости.
   - Не сделаешь ли ты мне одолжения, Гонора? - спросил Лиэндер.
   - Я не пойду к Саре на чай, если ты это имеешь в виду, - сказала она. -
Я говорила тебе, что у меня урок музыки.
   - Нет, не это, - сказал Лиэндер. - Совсем другое. Когда я  умру,  пусть
над моей могилой произнесут монолог Просперо.
   - Что это за монолог? - спросила Гонора.
   - "Теперь забавы наши окончены, - начал Лиэндер, вставая  со  стула.  -
Как я уже сказал, ты духов видел здесь моих покорных; они теперь исчезли в
высоте и в воздухе чистейшем утонули. -  Он  декламировал,  и  его  манера
декламации копировала отчасти актеров, игравших шекспировских героев в дни
его  юности,  отчасти  напыщенные,   монотонные   репортажи   о   схватках
профессиональных боксеров  и  отчасти  интонации  кондукторов  исчезнувших
конок и трамваев, выкликавших, подобно заклинаниям, названия остановок  на
их пути. Его голос  стремительно  повышался,  и  он  пояснял  стихи  очень
выразительными жестами. - Когда-нибудь, поверь, настанет время, когда  все
эти чудные виденья, и храмы,  и  роскошные  дворцы,  и  тучами  увенчанные
башни, и самый наш великий шар земной со всем, что в нем находится поныне,
исчезнет все, следа не оставляя. - Он  уронил  руки.  Голос  его  упал  до
шепота. - Из вещества того же, как и сон,  мы  созданы.  И  жизнь  на  сон
похожа, и наша жизнь лишь сном окружена" [У.Шекспир, "Буря", акт  IV,  сц.
1].
   Затем он попрощался с Гонорой и ушел.


   Назавтра рано утром Лиэндер увидел, что в этот день на ферме  для  него
не будет ни приюта, ни покоя. Суматоха, связанная с  большим  приемом  для
дам,  которая  еще  усилится  из-за  продажи  итальянской  керамики,  была
неизбежна. Он решил навестить своего друга Граймса,  жившего  в  доме  для
престарелых  в  Уэст-Чиллуме.  Он  много  лет  собирался  предпринять  это
путешествие. После завтрака он пошел в Сент-Ботолфс и сел там на  автобус,
идущий в Уэст-Чиллум. По ту сторону Чиллума водитель сказал ему,  что  они
приехали к богадельне, и Лиэндер вышел. С  дороги  здание  показалось  ему
похожим на частную школу в Новой Англии.  Участок  был  обнесен  гранитной
стеной, утыканной острыми осколками камней, чтобы через нее не  перелезали
бродяги. Вдоль подъездной аллеи стояли тенистые вязы;  здания,  к  которым
она вела, были сложены из красного кирпича, и их архитектура, какой бы она
ни была задумана при строительстве,  теперь  казалась  очень  мрачной.  По
сторонам от аллеи Лиэндер увидел  стариков,  рывших  канавы.  Он  вошел  в
главное здание и направился в контору, где какая-то женщина спросила,  что
ему надо.
   - Я хочу повидать мистера Граймса.
   - В будние дни посетителей не пускают, - сказала женщина.
   - Я специально приехал из Сент-Ботолфса.
   - Он в северной спальне. Никому не говорите, что я разрешила вам войти.
Подымитесь по этой лестнице.
   Лиэндер прошел через холл и поднялся по  широкой  деревянной  лестнице.
Спальня  представляла  собой  большую  комнату  с  двумя  рядами  железных
кроватей, стоявших по  обе  стороны  центрального  прохода.  На  некоторых
кроватях - таких было меньше половины  -  лежали  старики.  Лиэндер  узнал
своего старого друга и подошел к кровати, на которой тот лежал.
   - Граймс, - сказал он.
   - Кто это? - Старик открыл глаза.
   - Лиэндер. Лиэндер Уопшот.
   - О, Лиэндер! - воскликнул Граймс, и слезы  потекли  по  его  щекам.  -
Лиэндер, старина!. Вы  первый  из  друзей,  навестивший  меня  с  прошлого
рождества. - Он обнял Лиэндера. - Вы не представляете себе, что значит для
меня увидеть лицо друга. Вы не представляете себе, что это значит.
   - Я решил нанести вам небольшой визит, - сказал Лиэндер. - Я уже  давно
собирался приехать. Кто-то сказал мне, что у вас здесь есть бильярд,  и  я
подумал, что можно приехать и немного поиграть с вами на бильярде.
   - У нас есть бильярд, - сказал Граймс. - Идемте-идемте,  я  покажу  вам
бильярд. - Он взял Лиэндера за руку и повел его из спальни. - У нас  много
всяких развлечений,  -  возбужденно  продолжал  он.  -  На  рождество  нам
прислали кучу патефонных пластинок. У нас есть огороды. Мы много бываем на
свежем воздухе и занимаемся физическим трудом. Мы  работаем  на  огородах.
Хотите посмотреть огороды?
   - Как вам угодно, Граймс, - неохотно сказал Лиэндер.  У  него  не  было
никакого желания осматривать огороды или еще что-либо в  богадельне.  Если
бы он мог где-нибудь спокойно посидеть и поговорить с Граймсом, то был  бы
вполне вознагражден за проделанное путешествие.
   - Мы сами выращиваем для себя все овощи, - рассказывал Граймс. - У  нас
свежие овощи прямо с огорода.  Сперва  я  покажу  вам  огороды.  Потом  мы
немного  поиграем  на  бильярде.  Бильярдный  стол  не  в  очень   хорошем
состоянии. Я покажу вам огороды. Идемте. Идемте.
   Через боковую дверь они  вышли  из  главного  здания  и  направились  к
огородам. Они напоминали Лиэндеру строгие,  унылые  коммерческие  огороды,
которые он видел в исправительных колониях для малолетних преступников.
   - Смотрите, - сказал Граймс. - Горох. Морковь.  Спекла.  Шпинат.  Скоро
поспеет кукуруза. Мы  продаем  кукурузу.  Может  быть,  мы  выращиваем  ту
кукурузу, которую вы едите у себя за столом, Лиэндер. - Он привел Лиэндера
на поле, где росла кукуруза, только что начавшая  выбрасывать  шелковистые
метелки. - Теперь нам надо вести себя осторожно, - прошептал он.
   Они прошли полем до края участка, вскарабкались на каменную  стену,  на
которой была надпись: "Не перелезать", и вошли в низкорослый лесок.  Через
минуту они очутились на поляне, где в глинистой почве был вырыт неглубокий
ров.
   - Видите? - прошептал Граймс. - Видите?  Не  все  знают  об  этом.  Это
"земля горшечника для погребения странников" [цитата из Евангелия].  Здесь
нас хоронят. В прошлом месяце двое заболели. Чарли Доббс и Генри Фосс. Они
оба умерли в одну ночь. Я  догадывался,  что  с  ними  сделают,  но  хотел
удостовериться. В то утро я пришел сюда и спрятался в лесу.  И  вот  около
десяти часов явился толстяк с ручной тележкой. В ней лежали Чарли Доббс  в
Генри Фосс. Совершенно голые. Один на другом. Лицом вниз.  Они  не  любили
друг друга, Лиэндер. Они даже никогда не разговаривали. Но он похоронил их
вместе. О, я не в силах был смотреть. Я не в силах был видеть это.  С  тех
пор я не могу прийти в себя. Если я умру ночью, они свалят меня  голого  в
яму вместе с кем-нибудь, кого я  никогда  не  знал.  Вернитесь  к  себе  и
расскажите им, Лиэндер. Расскажите об этом  в  газетах.  Вы  всегда  умели
хорошо говорить. Вернитесь к себе и расскажите им...
   - Да, да, - сказал Лиэндер.
   Он шел обратно по лесу, стремясь очутиться  подальше  от  поляны  и  от
своего истеричного друга. Они вскарабкались на каменную стену  и  зашагали
по участку, где росла кукуруза. Граймс схватил Лиэндера за руку.
   - Вернитесь к себе и расскажите им, расскажите им  в  газетах.  Спасите
меня, Лиэндер. Спасите меня...
   - Хорошо, я сделаю это, Граймс, хорошо, я сделаю это.
   Идя рядом, старики шли назад через  огород,  и  перед  главным  зданием
Лиэндер попрощался с Граймсом. Затем он пошел по подъездной  аллее,  делая
над собой усилие,  чтобы  создать  впечатление,  будто  он  не  торопится.
Очутившись за воротами, он вздохнул с облегчением. Прошло  много  времени,
прежде чем подошел автобус, и, когда он появился, Лиэндер крикнул:
   - Эй, эй! Остановитесь, остановитесь, посадите меня!
   Он не мог помочь Граймсу; он  не  мог  даже  -  он  это  понял,  когда,
приближаясь  в  автобусе  к  Сент-Ботолфсу,  увидел  объявление:  ПОСЕТИТЕ
ПАРОХОД "ТОПАЗ", ЕДИНСТВЕННЫЙ ПЛАВУЧИЙ МАГАЗИН ПОДАРКОВ В НОВОЙ АНГЛИИ,  -
помочь самому себе. Он надеялся, что званый чай уже окончился, но, подойдя
к ферме, увидел на лужайке и по  сторонам  дороги  множество  автомобилей.
Сделав большой крюк, он обогнул  дом,  вошел  в  него  с  черного  хода  и
поднялся к себе в комнату. Было уже поздно, и из окна он видел  "Топаз"  -
мерцание свечей - и слышал голоса дам, пивших чая. От этого зрелища у него
возникло ощущение, что его сделали посмешищем, что его ошибки и  несчастья
были вынесены на потеху публике. Тут он вспомнил о своем отце с  нежностью
и со страхом, словно всю жизнь боялся кончить так, как  кончил  Аарон.  Он
догадывался, что дамы разговаривают о нем, и стоило ему  подойти  к  окну,
как он услышал:
   - Он среди бела дня налетел на скалу Гал, - говорила миссис Гейтс,  идя
по дорожке к пристани. - Теофилес думает, что он был пьян.
   Что за хрупкое создание  -  человек!  При  всей  его  изворотливости  и
самомнении, как легко может  какой-то  шепот  испепелить  его  душу.  Вкус
квасцов в кожице винограда, запах моря, тепло весеннего солнца,  горечь  и
сладость ягод, песчинка на зубах - все, что он подразумевал  под  понятием
"жизнь", казалось, было отнято у него. Где  ясные  сумерки  его  старости?
Лиэндеру хотелось вырвать свои глаза. Глядя на огни свечей на своем  судне
- он привел его к пристани сквозь штормы и бури, -  он  почувствовал  себя
призрачным и бессильным. Потом он  открыл  ящик  стола  и  вытащил  из-под
засохшей розы и завитка волос заряженный револьвер.  Он  подошел  к  окну.
Дневной свет догорал, как зарево над промышленным городом,  и  над  крышей
сарая  Лиэндер  увидел  вечернюю  звезду,  прекрасную   и   круглую,   как
человеческая слеза. Он выстрелил из револьвера в окно  и  упал  ничком  на
пол.
   Он недооценил гул дамских голосов и звон чашек, в на "Топазе" никто  не
услышал  выстрела.  Услышала  только  Лулу,  которая  пришла  в  кухню  за
кипятком. Она поднялась по черной лестнице, пробежала по  коридору  к  его
комнате и, открыв дверь, громко  вскрикнула.  Услышав  ее  голос,  Лиэндер
встал на колени.
   - Ах, Лулу, Пулу, я не вам хотел досадить. Нет, не вас я имел в виду. Я
не хотел вас испугать.
   - С вами ничего не случилось, Лиэндер? Вы но ушиблись?
   - Я дурак, - сказал Лиэндер.
   - О, бедный Лиэндер, - сказала Лулу, помогая ему встать. - Бедняжка!  Я
уговаривала ее не делать этого. Сколько раз говорила ей в кухне,  что  это
будет для вас обидой, но она не желала меня слушать.
   - Я хочу только, чтобы меня уважали, - сказал Лиэндер.
   - Бедняжка. Бедняжка вы.
   - Никому не говорите, что вы видели, - попросил Лиэндер.
   - Ладно.
   - Обещайте мне.
   - Обещаю.
   - Поклянитесь, что никому не расскажете, что вы видели.
   - Клянусь.
   - Поклянитесь на Библии. Я сейчас разыщу Библию. Где  моя  Библия?  Где
моя старая Библия? - Он стал лихорадочно искать, беря и кладя назад  книги
и бумаги, торопливо выдвигая  ящики,  заглядывая  на  книжные  полки  и  в
сундуки, но найти Библию  не  мог.  Американский  флажок  был  засунут  за
зеркало над его письменным столом. Он схватил его и протянул Лулу.
   - Поклянитесь на флаге, Лулу, поклянитесь на американском флаге, что вы
никому не расскажете, что вы видели.
   - Клянусь.
   - Я хочу толь