сутствующих.
   - Смотрите,  вот  желтое  домино,  которое  мы  ищем!  -  воскликнула
Фелисия.
   Было легко узнать Марию Липона, так как от жары она  сняла  маску  и,
обмахиваясь веером, разговаривала с группой голубых арлекинов  и  черных
домино. Она, как всегда, приветливо встретила подруг и  отправила  своих
спутников потанцевать.
   - Мне хочется поболтать немного, а это сугубо женский разговор.
   Те молча поклонились и отошли. В этот миг  Ланнер  -  Моцарт  вальса,
если Штраус был его Наполеоном, - поднял смычок, подавая знак  скрипкам.
Полились чудесные звуки музыки.
   - Простите, но я вас оставлю  поговорить,  -  сказал  Мармон.  -  Эта
музыка заставит танцевать даже паралитика.  Это  напоминает  мои  лучшие
времена...
   Он отошел и пригласил на танец высокую белокурую женщину в платье  из
бархата  цвета  рубина  и  средневековом  головном   уборе,   украшенном
кружевом.
   - В Великой Армии умели танцевать, - заметила Мария Липона. - Дорогие
мои, я ждала вас с нетерпением. Я даже сняла  маску,  чтобы  вы  быстрее
нашли меня. Мне не терпелось сообщить вам, что принц здесь.
   - Вы уверены в этом? - спросила Фелисия.
   - Абсолютно. Вы видите  китайскую  принцессу  в  бирюзовом  платье  и
золотой маске? Это Нандина Кароли. Костюм с намеком, так как за  немного
монголоидный тип  лица  Рейхштадт  и  его  друг  Эстергази  называют  ее
"китаец". Непонятно,  правда,  почему  в  мужском  роде.  Она  чертовски
женственна. А рядом с ней видите фиолетовое домино  и  черное,  в  белой
маске в форме птичьего клюва? Первый - это Морис Эстергази, а  второй  -
наш принц. Впрочем, смотрите сами: белая прядь выбилась из-под  капюшона
и падает на маску...
   - Я вижу, - сказала Фелисия. - Но у  вас  ведь  есть  какая-то  идея,
Мария, не так ли?
   - Надо, чтобы одна  из  вас  с  ним  заговорила.  Лучшего  случая  не
придумать.
   - На балу? Это безумие! - прошептала Гортензия. - Что мы скажем?
   - Что вы здесь и вам хотелось бы поговорить без  свидетелей.  Графиня
Камерата дорого дала бы за такую возможность.
   - Вы совершенно правы, - сказала Фелисия. - Но мы пойдем вдвоем.  Так
нам будет легче уединиться, насколько это возможно. Пойдемте, Гортензия!
   - Но, Фелисия, я никогда не осмелюсь...
   - Я осмелюсь. Вы только сделайте вид, что потеряли вашу маску. Он вас
уже встречал и должен узнать...
   Словно боевой корабль, ведущий за  собой  маленький  фрегат,  Фелисия
разрезала толпу, за ней шла Гортензия, сердце которой сильно билось. Они
подошли к принцу и, отгораживая его от друзей юбками из  лиловой  тафты,
словно играя, оттеснили к одному из высоких окон. Он было  запротестовал
против такого любезного насилия.
   - Дамы, дамы, что вам угодно?
   - Нам понравился твой костюм, прекрасная маска,  и  мы  хотим  узнать
тебя получше, - сказала Фелисия довольно устрашающим  голосом,  заставив
Гортензию улыбнуться.
   - Кто сказал тебе, что я этого заслуживаю? Видно, что вы обе молоды и
красивы. А я не представляю никакого интереса: я  одинок  и  люблю  свое
одиночество.
   - Согласна с тобой. Орел всегда одинок.
   - Орел?
   - Или орленок? - тихо спросила Гортензия, решив вступить в  разговор.
- Монсеньор, не думайте, что мы решили  докучать  вам,  -  добавила  она
по-французски. - Мы просто пользуемся удобным случаем, чтобы просить вас
принять нас, когда вам будет удобно.
   - Почему вы называете меня монсеньор? Кто вы?
   В один миг лиловая маска оказалась в руке Гортензии,  чьи  золотистые
глаза встретились с глазами улыбнувшегося принца.
   - Смотрите-ка! Молодая француженка из театра.
   Вы мне скажете, кто вы.
   - Гортензия, графиня де Лозарг.  Я  родилась  в  один  день  с  вами.
Император был моим крестным отцом, а королева Голландии - моей  крестной
матерью.
   -  А  я,  -  сказала  Фелисия  своим  обычным   теплым   голосом,   -
Мария-Фелисия, княгиня Орсини, графиня Морозини. Мы  в  Вене  ради  вас,
монсеньор. Прошу вас, назначьте нам аудиенцию. Мы живем во дворце Пальм.
   - Прошу вас, наденьте маски, будем делать вид, что шутим. За мной все
время следят...
   В его глазах  появилась  тревога,  хотя  губы  продолжали  улыбаться.
Фелисия развернула веер и, как будто заигрывая, хлопнула его по руке.
   - Итак, монсеньор?
   - Расстанемся! Я обещаю, что дам вам о себе знать.
   Обе женщины залились смехом, словно их шутка отлично  удалась.  Потом
взяли принца за руки,  заставили  несколько  раз  повернуться  кругом  и
скрылись в толпе. Подруги присоединились к Марии  Липона,  следившей  за
ними издалека.
   - Ну как? - спросила она со светской улыбкой.
   - Мне кажется, что мы увидимся с ним, только что из этого  выйдет?  -
сказала Фелисия.
   - Все будет зависеть от того, насколько вы умеете убеждать. А  теперь
послушайтесь моего совета: потанцуйте! Мои верные  рыцари  возвращаются.
Дорогой Фридрих, - обратилась графиня к одному из голубых арлекинов, - я
только что говорила этой прелестной даме, что вы лучший в  Вене  танцор.
Убедите ее в этом.
   Спустя  мгновение  Фелисия  и  ее  партнер   исчезли   в   водовороте
многоцветной толпы.
   - Теперь ваша очередь! - повернулась Мария Липона к Гортензии. Но  та
только покачала головой:
   - Мне не хочется танцевать...
   Ей не удалось закончить фразу. Раздался голос, прозвучавший  для  нее
как гром среди ясного неба. Интонация была  повелительной,  несмотря  на
приглашение:
   - Разрешите вас пригласить, сударыня?
   Перед ней возвышался человек в зеленом домино.
   Через прорези маски желтые глаза, так хорошо ей  знакомые,  вызывающе
разглядывали ее.
   - Я только что сказала, сударь, что мне не хочется танцевать.
   - Неизвестно с кем, конечно! Но я  думаю,  что  вам  будет  интересно
потанцевать  со  мной,  хотя,  может  быть,  вам  это  и   не   доставит
удовольствия. Не стоит привлекать к себе внимание...
   - Но, сударь, - вмешалась графиня Липона, - ведь вам сказали...
   - Оставьте, Мария! Я пойду танцевать. Надо с этим покончить.
   И сильные руки Патрика Батлера закружили  ее  в  вальсе.  Минуту  они
танцевали молча, потом молодая женщина спросила:
   - Вчера в театре это вы были в ложе маршала Мэзона?
   - Это был я. Меня пригласил маршал,  которого  я  встречал  в  других
местах. Сомнительная привилегия! Я вами любовался издали. Вы были  очень
красивы!
   - Я не нуждаюсь  в  ваших  комплиментах!  И  ради  этой  сомнительной
привилегии вы проделали весь этот путь в Вену?
   - Вы прекрасно знаете, почему я здесь.  -  Он  быстрее  закружился  в
вальсе, крепче прижимая к себе Гортензию. - Я  же  сказал,  что  мы  еще
увидимся! И я держу слово, - прошептал Патрик ей на ухо.
   - Будьте любезны отпустить меня! Вы меня задушите! Не уверяйте  меня,
что вы следовали за мной. Вы слишком заметны.
   - За вами следовал мой слуга. Он сообщал  мне  о  вашем  маршруте.  Я
знал, что если вы заметите меня, то постараетесь сбить со следа.
   - Очень ловко! Итак, вы нашли меня. Более того: вы со мной  танцуете.
Я надеюсь, вы довольны и перестанете мне докучать.
   - Могу ли я довольствоваться столь немногим?
   Дорогая, я и не  думаю  от  вас  отказываться.  Видеть  вас  приятно,
танцевать с вами наслаждение, но я хочу заняться с вами  любовью.  Более
того, я хочу на вас жениться.
   - Вы сошли с ума. Я вас уже просила не прижимать меня так крепко.
   - Я вас люблю.
   - Тем хуже для вас. Я вас не люблю и никогда не полюблю.
   - Не надо будущего времени. Все в свое время.
   Я умею быть  терпеливым.  Но  сейчас  вам  придется  меня  выслушать,
Гортензия!
   - Я вам запрещаю называть меня Гортензией. Это имя не для вас!
   - Не надо лишних  слов.  Выслушайте  меня  серьезно.  Вы  собираетесь
сделать глупость, и я хочу вам помешать.
   - Глупость? Неужели?
   - И вы прекрасно знаете, какую. Когда я приехал сюда, я спросил себя,
что вы собираетесь здесь делать,  вы  и  ваша  итальянская  амазонка.  Я
думал, что в этом городе, где все только танцуют, вы собираетесь  весело
провести время. Но сегодня, когда я увидел вас с герцогом Рейхштадтским,
я все понял. Видно, идея устроить ему побег все еще владеет вами.
   - Ваши слова лишены всякого смысла! - Гортензия пожала плечами.
   - Не надо делать вид, что вы меня не поняли. Прошу вас, Гортензия, не
вмешивайтесь в эту историю. Вы рискуете свободой, может быть, жизнью.  Я
этого не допущу!
   Гортензия резко вырвалась из его объятий. Ей действовал на нервы  его
тон хозяина.
   - Во что вы вмешиваетесь? Кто позволил вам указывать мне? После того,
что вы сделали Фелисии и мне, вам должно  быть  стыдно  смотреть  мне  в
глаза. А вы осмелились появиться и говорить со мной таким тоном.
   Послушайте теперь меня: я не хочу вас больше  видеть,  не  хочу  даже
слышать о вас. Возвращайтесь домой к своим делам  и  забудьте  обо  мне!
Наши пути пересеклись однажды. Теперь они должны разойтись.
   - Отказаться от вас? Никогда!
   - Вам придется это сделать. Один раз вы поймали меня  в  ловушку,  но
другого случая у вас не будет. Поймите: вы наводите на меня ужас!
   Гримаса исказила лицо Батлера:
   - Берегитесь! Маршал Мэзон мой друг. А если я вас выдам?
   - А если я вас убью?
   Лицо полковника Дюшана появилось из-под черной маски. Он побледнел от
гнева, его серые глаза сверкали как  лезвие  клинка  на  солнце.  Батлер
презрительно смерил его взглядом.
   - А этот откуда взялся? И кто вы, собственно, такой?
   - На карнавале имена ни к чему. Вам достаточно знать, что я друг этой
молодой женщины. Скрестим наши шпаги, и вы меня узнаете.
   - Я не дерусь неизвестно с кем.
   - А я дерусь, если обижают женщину.  Лучше  уладить  все  сейчас.  Вы
идете?
   - Как, прямо сейчас?
   - Мне кажется, что вам надо ответить за  некоторые  ваши  делишки  во
Франции. Мы легко найдем секундантов.
   Действительно, Мария Липона, понявшая, что происходит, уже  подходила
к ним вместе с Фелисией,  ее  кавалером  и  мужчиной  в  черном  домино,
которого она немедленно представила, как и кавалера Фелисии:
   - Граф фон Траутхейм.., барон Дегерфельд будут рады помочь вам.
   - А этот человек? - прорычал Батлер, указывая на своего соперника.  -
Кто мне скажет его имя?
   - Его зовут Грюнфельд. Он учитель фехтования, его знает вся  Вена,  -
спокойно сказала Фелисия.
   - Грюнфельд? Учитель фехтования? - с издевкой засмеялся Батлер. -  За
версту видно, что он бывший гусар Наполеона.
   - Ну, хватит! Вы будете драться или нет? - вышел  из  себя  Дюшан.  -
Предупреждаю, если вы откажетесь, то я дам вам пощечину...
   - Хорошо, будем драться, и пошли вы к черту!
   Я постараюсь вас к нему отправить.
   В шуме карнавала никто не заметил происшедшей  сцены,  и  вся  группа
покинула зал, не привлекая ничьего внимания.
   Вечером выпал снег, и было не так холодно. В молчании  все  поднялись
на крепостную стену, где потерявшие листву  деревья  стояли  на  карауле
вместо прежних часовых. Было  странно  видеть  трех  женщин  и  четверых
мужчин,  отправлявшихся  навстречу  смерти  под  звуки  нежного  вальса,
раздававшегося в ночи, словно радость жизни старалась удержать тех,  кто
старался о ней забыть.
   - Немного похоже на убийство. У нас даже нет врача, - заметил Батлер.
   - Успокойтесь, - ответил барон  Дегерфельд,  -  я  занимался  немного
медициной. Достаточно,  чтобы  оказать  первую  помощь.  Не  стоит  идти
дальше, господа. Это место вам подойдет...
   Они подошли к  одной  из  башен  крепостной  стены,  чья  полукруглая
площадка давала достаточно места.
   - Мне это подходит, - сказал Дюшан  и  снял  домино  и  фрак.  Батлер
последовал его примеру.
   - Значит, подойдет и мне. Моя дорогая, - обратился он к Гортензии,  -
этот человек, возможно, избавит вас от моего присутствия, если только  я
его не убью. Вы бы хоть улыбнулись мне.
   - Я  не  хочу  этой  дуэли,  -  ответила  она.  -  Я  пришла  сюда  с
единственной надеждой, что вы прислушаетесь к голосу разума. Я не  хочу,
чтобы из-за меня пролилась кровь.
   - Не вмешивайтесь, Гортензия! - прервала ее Фелисия. -  Батлера  пора
проучить. Вы лишь предлог!
   - Давайте отойдем! - предложила  Мария  Липона.  -  Мы  будем  только
мешать. Мужчины все решат сами.
   Женщины отошли к парапету, где можно было сесть.
   Секунданты определили условия поединка. Измерили длину клинков (шпаги
принес  от  своего  друга,  жившего  неподалеку,  граф  фон  Траутхейм),
противники заняли свои места и  сделали  несколько  приседаний,  пытаясь
размять ноги и согреться.
   - И все-таки странно! - рассмеялся Батлер. - Я люблю  эту  прекрасную
женщину, рискую жизнью из-за нее и не знаю, кто мой противник.
   - Я тоже ее люблю! - отрезал Дюшан.
   - Да будет вам! Ну что ж, приступим!
   Поединок начался.  Батлер  набросился  на  противника  с  неожиданной
яростью, угрожая ему каким-то  необычным  крученым  ударом.  Он  был  бы
нормален для сабли, но в технике фехтования на шпагах не применялся.  Но
Дюшан слишком хорошо владел всеми видами  оружия  и  спокойно  парировал
удар.
   - Я же говорил, что вы бывший гусар, - сказал Батлер, возвращаясь  на
исходную позицию.
   - Интересно, где это вы научились орудовать  шпагой,  как  саблей?  -
поинтересовался Дюшан, спокойный, как на параде.
   - Беря суда на абордаж! Я моряк, а не салонная погремушка.
   - Вы несете чушь. К бою, не тратьте ваше дыхание!
   - Благодарю вас, мэтр!
   И он снова бросился в атаку с такой  яростью,  что  сердце  Гортензии
сжалось. Было ясно, что  это  не  обычная  светская  дуэль.  Батлер  был
одержим желанием убить. То же можно было сказать и про Дюшана.  Но  если
кто-нибудь умрет из-за нее, она будет терзаться всю оставшуюся жизнь.
   Секунданты  тоже  поняли  это.  Сквозь  бряцание  клинков  послышался
суровый голос Дегерфельда:
   - Напоминаю вам, господа, что дуэль будет прекращена  при  первой  же
крови! Речь не шла о поединке до конца!
   - Этот господин, очевидно, хочет меня убить, - бросил Дюшан.  -  А  я
этого не позволю, мы не на уроке. Это дуэль.
   В свою очередь он бросился в атаку. Нападая на Батлера, он дюжину раз
рисковал своей жизнью, прежде чем противник отступил. Пытаясь увернуться
от удара, судовладелец наступил на какой-то камешек  или  мерзлый  комок
земли и чуть не упал. Хотя  ему  и  удалось  удержаться  на  ногах,  это
несколько нарушило его игру.
   Он вдруг стал чуть менее ловким,  сам  заметил  это,  но  только  еще
больше разозлился. Дюшан тоже понял это: чем  больше  нервничал  Батлер,
тем спокойнее он становился. И случилось то, что должно было случиться.
   После нескольких быстрых  выпадов  клинок  Дюшана  вонзился  в  грудь
противника. Тот упал. Дюшан отступил, опустив  шпагу.  Несколько  капель
крови обагрили снег. Дегерфельд подбежал к упавшему и опустился на  одно
колено, осматривая рану. Женщины присоединились к нему.
   - Он мертв? - спросила Фелисия.
   - Нет, но рана, по-видимому, серьезная. Его надо перенести...
   - Надо отнести его ко мне в  дом,  -  сказала  Мария  Липона.  -  Мой
дорогой Траутхейм, будьте  добры,  найдите  мою  карету  и  моих  людей.
Пошлите одного из них за врачом.
   Батлера приподняли, накинули ему на плечи плащ.
   Дегерфельд наложил первую повязку: материалом для нее послужил наспех
оторванный кусок юбки Гортензии. Она была готова расплакаться.
   - Если он умрет, то по моей вине...
   - Нет, - поправила ее Фелисия. - Это целиком его вина. Он  сам  этого
добивался. Одному богу известно,  что  он  еще  замышлял!  -  Она  вдруг
замолчала, потом воскликнула:
   - О господи! Мы совсем забыли о Мармоне!  Он  вряд  ли  заметил,  что
произошло, и сейчас, наверное, спрашивает себя, куда мы подевались.
   Ведь это он привез нас на бал!
   - Я предупрежу его, - ответил Дюшан. - Он может быть нам  полезен,  у
него  есть  связи  в  посольстве  Франции.   Сказать   ему,   чтобы   он
присоединился к вам у графини Липона?
   - Говорите, что хотите! - весело ответила  та.  -  Сегодня  я  готова
принять самого дьявола, не только этого ужасного герцога Рагузского!
   Спустя полчаса Патрика Батлера уложили в постель в  одной  из  комнат
дворца графини. Доктор  осматривал  его  рану,  с  ним  был  Дегерфельд.
Остальные свидетели дуэли  ждали  в  библиотеке,  к  ним  присоединились
Мармон и Дюшан. Они пытались согреться кофе и грогом, ожидая, что скажет
врач.
   Вердикт был кратким:
   - Если ничего не случится, этот человек не умрет.
   У него отличное здоровье. Но  его  не  следует  переносить  несколько
дней. Легкое задето, он должен лежать.
   Вы можете оставить его здесь, госпожа графиня? - спросил врач у Марии
Липона.
   - Столько, сколько нужно. Места достаточно. За ним  будут  ухаживать,
доктор,  будьте  спокойны.  За   ним   присмотрят,   -   добавила   она,
многозначительно глядя на Фелисию. - Может быть, стоит сообщить  маршалу
Мэзону? Они общаются. Возможно, он пришлет слугу Батлера?
   - Я этим займусь, - сказал  Мармон.  -  Я  расскажу  посланнику,  что
произошло, делая упор на то, что он докучал даме, чтобы избежать  лишних
расспросов.
   Вы ведь этого хотите? Мне  лично  этот...  Батлер  кажется  не  очень
симпатичным. Вы со мной согласны?
   - Мы согласны! - подтвердила Фелисия и отважно добавила:
   - Нам вовсе ни к чему, чтобы посланник Луи-Филиппа вмешивался в  наши
дела.
   - Понимаю... - Маршал повернулся к Дюшану.
   Его лицо озарила улыбка, он как будто помолодел:
   - Маршалу Мэзону придется, возможно, несколько  напрячь  воображение,
чтобы представить, что простой учитель фехтования Грюнфельд  стал  вдруг
рыцарем молодой и прелестной француженки!
   - Мы в... Эльзасе все такие! - буркнул лже-Грюнфельд.
   - Мы все были такими в Великой Армии, но не бойтесь, мои  впечатления
я оставлю при себе.
   - И почему вы это сделаете? - дерзко спросила Фелисия.
   - Может, чтобы ваш взгляд смягчился, княгиня, когда вы вспомните  обо
мне. Может быть, я сгораю от желания служить вам...
   Он взял ее руку с чуть заметной настойчивостью, поцеловал, поклонился
хозяйке дома, сказал всем: "До свидания!" - и вышел из библиотеки.
   Врач, потягивающий кофе, вдруг сказал:
   - Я совсем забыл, раненый зовет женщину по имени Гортензия...
   - Он что, воображает, что она бросится к его изголовью? Скажите  ему,
что она уже ушла! - воскликнула Фелисия.
   - Нет! - отрезала Гортензия. - Лучше я пойду туда. Может быть, он все
понял?
   - Когда вы перестанете верить в сказки?
   - Мне кажется, для этого маловато удара шпагой, это  же  обыкновенный
упрямый бретонец, - добавил Дюшан.
   - Вы правы, но все-таки я пойду. Благодарю вас, друг мой, за то,  что
вы для меня сделали. - Гортензия встала на цыпочки  и  легко  поцеловала
полковника в щеку. Тот вдруг густо покраснел.
   - Всегда к вашим услугам, и если надо его убить...
   - Может быть, этим займется Тимур, у него свои счеты с Батлером? - со
смехом спросила Фелисия.
   Раненый, похоже, чувствовал себя неважно.  Несмотря  на  загар,  лицо
посерело, а глаза, которые он открыл при приближении Гортензии, странным
образом выцвели.
   - Я услышал запах ваших духов, - с трудом выговорил он. - Я ненадолго
выбыл из строя, но только ненадолго. Я.., никогда не.., откажусь от вас.
Я вас... слишком люблю.
   - Плохо же вы меня любите, если от вас у меня одни неприятности! Если
бы вы могли изменить ваше поведение,  у  меня  не  возникло  бы  желания
никогда вас не видеть. Почему  вы  не  хотите  быть  мне  другом,  а  не
врагом?
   У Батлера  вырвался  смешок,  сменившийся  болезненной  гримасой,  он
приложил руку к груди.
   - Другом? Что такое друг? Я хочу  быть  вашим  любовником,  мужем,  и
никем другим.
   - Друг мне тот, кто вас ранил. Он тоже меня любит,  но  хочет  только
защитить меня, оградить от невзгод.  Я  обязана  ему  жизнью.  А  вам  я
обязана лишь слезами и.., постыдными воспоминаниями.
   - Я заставлю вас забыть об этом, клянусь вам!
   - Не думайте об этом, постарайтесь заснуть. Завтра я  пришлю  узнать,
как ваши дела.