ься дикой - уничтожить Карла Смелого, возможно, самого могущественного человека в Европе, постоянно окруженного свитой. Но Деметриос твердо верил в чудеса и в свою несгибаемую волю.
     Эстебан был, пожалуй, единственным человеком за этим столом, который без всяких оговорок считал, что жизнь действительно прекрасна. Любитель широких просторов, он насладился путешествием из Флоренции вдоль побережья Средиземного моря, через Прованс к долинам Роны и Соны. И теперь после нескольких возлияний в пути он открывал для себя прелесть бургундских вин, испытывая от них чрезвычайное удовольствие.
     С полузакрытыми глазами и благодушным выражением лица, он сейчас видел только кувшин, наполненный прекрасным шамбертеном.
     Леонарда не вмешивалась в разговор, который вел в основном Деметриос, много видевший и знавший. Она дождалась, когда унесут последнее блюдо и все уберут со стола. Леонарда радовалась тому, что Фьора встретила своего родственника. Молодая женщина улыбалась, а это было самым важным для Леонарды.
     Однако, когда дверь комнаты закрылась за последним слугой, она поднялась из-за стола, подошла к зажженному камину - вечер был прохладный - и протянула руки к огню. Собравшись с духом, Леонарда повернулась к присутствующим. В этот момент Эстебан разглагольствовал о том, что гостиница "Золотой Крест" была, без всякого сомнения, лучшей из тех, где ему приходилось останавливаться.
     - Не спорю, - оборвала его Леонарда. - Да вот несчастье в том, что мы не сможем в ней долго задерживаться. Мне хотелось бы сказать вам кое-что...
     Все застыли, увидев выражение ее лица: Фьора, сидящая на стуле у кровати, Деметриос - на скамеечке у камина, Кристоф - на табурете. Эстебан намеревался налить себе последний бокал, но так и не сделал этого.
     Все поняли, что пришел конец счастливому мгновению.

Глава 2

ДОМ НА СЮЗОНЕ

     Решение Фьора приняла мгновенно: раз Рено дю Амель живет в Дижоне, то она останется в этом городе столько времени, сколько потребуется для того, чтобы очистить эту землю от человека, мучившего ее мать и пытавшегося убить ее грудного ребенка. Однако нельзя было сбрасывать со счетов мэтра Гуте, который опасался оставить у себя компрометирующих его лиц. Ведь страх - плохой советчик. Впрочем, на другом постоялом дворе риск был не меньше.
     - Мне кажется, - подал идею Деметриос, - что лучшим решением было бы снять, если это только возможно, дом рядом с тем, который вас интересует. В подобных делах не должно быть спешки. Нам следует изучать привычки врага, следить за ним и.., проявлять терпение.
     Терпение! Оно было любимым оружием греческого врача, и он неустанно старался обучить этой редкой добродетели лучшую из учениц, давая ей ежедневно маленькие уроки.
     С Эстебаном дело обстояло по-другому.
     - Вы что же, полагаете остаться здесь? - запротестовал он. - Разве нам не следует поехать в Париж?
     - Каждому овощу свое время. В нашей встрече с королем нет никакой спешности, тем более что его сейчас нет в Париже. А пока у нас есть дела и здесь. Леонарда, вы могли бы найти нам здесь приличное жилье на несколько недель?
     - Это вполне возможно. Вопрос только в том, найдем ли мы дом, расположение которого нас устраивало бы.
     Прямо с утра она пошла выяснить этот вопрос к Магдалене, сестре мэтра Гуте, знакомой ей еще с юности. Та при виде Леонарды проявила неподдельную радость. Можно было вполне положиться на ее помощь, не вдаваясь в излишние объяснения.
     Магдалена действительно была простодушной женщиной. Она внимательно выслушала Леонарду, объяснившую ей, что ее "хозяева", пораженные красотой города и его окрестностей, выразили желание пробыть еще какое-то время в Дижоне, а для этого им надо подыскать себе хороший дом по возможности в центре, неподалеку от рынка.
     Магдалена обрадовалась этой идее, которая позволила бы ей видеться какое-то время с дорогой Леонардой, но при этом заметила с видом ущемленного самолюбия, что постоялый двор ее брата был бы, бесспорно, самым приятным местом для их проживания, пусть даже и продолжительного.
     - При условии, если здоровье хорошее, - возразила Леонарда. - Но все дело в том, что сегодня утром донне Фьоре нездоровилось, длительное путешествие из Флоренции утомило ее. Ей нужен отдых и покой. Кроме того, мессир Ласкарис - человек ученый и не любит подолгу жить в гостиницах, даже в таких хороших, как наша. Он сейчас занимается серьезной работой, а поэтому ему необходима тихая комната.
     - Но, - заметила Магдалена, которая при всем своем простодушии обладала чувством логики и хорошей памятью, - мне казалось, что этот великий врач отправлялся к французскому королю?
     Деметриос, предвидя подобное замечание, подсказал Леонарде нужный совет.
     - Это верно. Но в настоящее время король находится в армии и ожидает нас только осенью. Мы встретимся тогда с ним в его дворце Плесси-ле-Тур, на берегу Луары.
     Такое объяснение удовлетворило Магдалену, и она даже сказала, что, возможно, сумеет быстро помочь своей подруге.
     - Вы помните, - сказала она Леонарде, - почтенную даму Симону Соверген, вдову бывшего управляющего канцелярией, мессира Жана Мореля?
     - Это та, которая была кормилицей Карла Смелого и которая в обмен за свое молоко получила дворянское звание?
     - А после этого она кормила три года молодую принцессу Мари, единственную дочь нашего герцога, за что монсеньор до сих пор благодарен ей.
     - Если я не ошибаюсь, покойный Жан Морелъ построил большой красивый особняк на улице Форш?
     - Особняк стал слишком большим для мадам Симоны. Она живет в нем с сыном Пьером с тех пор, как ее дочь Изабо вышла замуж, и я полагаю, что она охотно сдаст здание, находящееся неподалеку от Сюзона.
     Вы хотите, чтобы я переговорила с ее интендантом?
     - Да. Идемте туда вместе! Мне надо только переодеться и спросить у донны Фьоры, согласна ли она.
     Это было, впрочем, просто вежливостью, так как у Фьоры не было причин отказываться от дома, расположенного почти напротив дома ее врага. На такую удачу трудно было даже и надеяться!
     Особняк, построенный Жаном Морелем сорок лет тому назад для своей жены, к которой он питал благочестивые чувства, был одним из самых красивых в городе. Он был построен в форме подковы, его заднее крыло выходило окнами на речушку Сюзон и имело также отдельную пристройку, позволяющую изолировать его от всего особняка. Это здание состояло из гостиной, кухни и четырех маленьких спален. Оно было, конечно, не слишком большим, но зато удобным и обставленным хорошей мебелью. А главное, что расположение некоторых окон позволяло наблюдать за теми, кто входил или выходил из дома дю Амеля. Только речка Сюзон разделяла два дома.
     Считая, что это был настоящий подарок свыше, Леонарда поспешила заключить договор и уплатила за три месяца вперед Жакмину Юрто, интенданту Морелей, который дал им в придачу еще и служанку. Цена была к тому же вполне приемлемой с учетом того, что в этом комфортабельном доме было все самое необходимое.
     А в это время Фьора не расставалась с Кристофом де Бревай. Благодаря Эстебану, потратившему немало сил и стараний в поисках подходящей одежды, молодой человек выглядел теперь вполне прилично: темно-синий костюм, черные сапоги и легкий плащ с капюшоном, скрывавшим его тонзуру. Кастилец, считавший, что мужчина без оружия - не мужчина, добавил еще и кинжал из хорошей толедской стали.
     При виде кинжала бывший монах смущенно улыбнулся:
     - Меня никогда не учили пользоваться этим. Я ведь долгие годы провел в монастыре.
     - Это чтобы пользоваться шпагой, надо долго учиться, а кинжал - совсем другое дело. Его применяют в случае опасности почти инстинктивно. И потом, разве не вы говорили, что хотели бы стать солдатом?
     Кристоф поблагодарил Фьору за ее доброту и стал прощаться с ней, прежде чем удалиться, ибо он не хотел долго оставаться на ее иждивении.
     - Вы что же, хотите так скоро покинуть нас? - спросила Фьора. - Уверяю вас, что вы меня совсем не обременяете и я была бы счастлива видеть рядом с собой члена моей семьи. Хотя я понимаю, что вам не терпится пойти навстречу своей новой судьбе. Какую дорогу вы собираетесь выбрать? Кажется, еще вчера вас обуревали сомнения?
     - Я больше не сомневаюсь. - ответил Кристоф. - Этой ночью я много передумал и пришел к выводу, что мне надо идти в армию герцога Карла!
     Фьора невольно вздрогнула.
     - Неужели вы считаете, что он станет хорошим господином для вас, несмотря на то что не сумел проявить милосердия, когда ваша мать молила его об этом?
     - Я помню это, но ваш греческий друг сказал вчера одну вещь, которая заставила меня задуматься. Я хотел искать смерти, он же посоветовал мне искать жизнь и попытаться сделать себе имя. Что бы там ни было, но я бургундец и хотел бы, чтобы это новое имя было бургундским. Вчера после ужина я спустился вместе с Эстебаном в зал гостиницы и послушал, о чем говорили торговцы. Они говорили, что папский легат был посредником при переговорах о прекращении слишком затянувшейся осады Нейса. Герцог вроде бы подумывает о том, чтобы отвести свою армию в Лотарингию и наказать молодого герцога Рене II, нарушившего их союз. Говорят также, что король Франции двинет свои войска к Артуа с одной стороны и к Франш-Конте с другой. Будет работенка для защиты страны! И я хочу быть там. Вы скоро поедете во Францию? Ведь длительное пребывание здесь может обернуться для вас опасностью!
     Дело в том, что Кристоф еще не знал о намерении Фьоры остаться в Дижоне. Накануне вечером молодой человек спустился с Эстебаном в зал выпить кувшин вина. Именно в это самое время Фьора сообщила Леонарде и Деметриосу о своих намерениях. Хотя Фьора и чувствовала инстинктивно симпатию к Кристофу, она все же считала, что недостаточно хорошо его знает, чтобы посвятить в свои планы.
     Ей показалось, что в его глазах мелькнуло беспокойство, и она сказала ему с милой улыбкой:
     - Не думаю, что мне в Дижоне следует чего-то опасаться. Кроме того, мне хочется получше узнать этот город, который мой отец так любил. Возможно, я здесь задержусь еще на несколько дней.
     - Но это же безрассудство! - воскликнул молодой человек. - Вы слышали, что вчера вечером сказала Леонарда? Этот мерзкий Рено дю Амель живет здесь, и он по-прежнему так же жесток, как и раньше. А если он вас встретит? Вы же так похожи на мою нежную Мари!
     - Вот в этом, возможно, и заключается большое отличие между моей матерью и мной. Она была чрезвычайно мягкой и нежной, даже ранимой. Я же не такая, или, вернее, уже не такая! Если мессир дю Амель захочет навредить мне - а я не знаю, под каким предлогом он мог бы покуситься на мою жизнь, - будьте уверены, что я буду начеку. Впрочем, у меня еще есть и хорошие защитники. Поезжайте спокойно! Может случиться, что мы еще увидимся вновь.
     С шумом вошедшая Леонарда прервала их разговор.
     Старая дева просто сияла от удовлетворения. Не заметив Кристофа, она бросила прямо с порога:
     - Я нашла то, что нам надо! Дом как раз напротив того, кто нас интересует...
     Заметив, что молодая женщина была не одна, она прикусила язык и покраснела. Это немного позабавило Фьору: впервые она видела на лице своей старой Леонарды следы смущения.
     Воцарилось натянутое молчание. Кристоф де Бревай по очереди посмотрел на обеих женщин. Он нахмурил свои густые брови и немного побледнел.
     - А чтобы лучше осмотреть Дижон, - проговорил он, медленно подбирая слова, - вам понадобился дом, находящийся по соседству с домом дю Амеля. Верно я говорю?
     Фьора поднялась и подошла к молодому человеку, взглянула ему прямо в глаза:
     - Совершенно верно. Но я прошу вас не думать об этом.
     - Вы хотите от меня слишком многого. Что вы задумали?
     - Я могла бы вам ответить, что это только мое дело, но, в конце концов, у вас, может быть, есть право знать.
     Мне помнится, вчера я сказала вам, что приехала заплатить старые долги, не так ли? Так вот, Рено дю Амель - первый из должников. Я собиралась поехать в Отон, чтобы разыскать его там, но небо - или ад - решило избавить меня от этой поездки, потому что он живет теперь здесь. И я не покину Дижона до тех пор, пока не очищу этот город от присутствия дю Амеля.
     - Вы что же, хотите.., убить его?
     - Вы меня отлично поняли, Кристоф!
     - Но ведь это же безумство!
     - Я так не считаю. Во всяком случае, не тратьте силы на уговоры, вы не заставите меня передумать, - твердо сказала Фьора.
     Кристоф с испугом взглянул на нее, стоящую с гордо поднятой головой, такую тоненькую в черном платье, делавшем ее, казалось, еще выше и величественнее, с большими серыми глазами, в которых словно бы плыли облака. Фьора была несгибаема, как клинок меча, и молодой человек понял, что ему не удастся ее переубедить. Потерянный, так и не понявший, почему эта молодая женщина стала теперь ему так дорога, он повернулся к Леонарде, надеясь на ее поддержку, но та покачала головой:
     - Вы думаете, я не пыталась отговорить ее?
     - В таком случае я остаюсь! - решительно сказал Кристоф. - Я помогу вам и уеду только лишь тогда, когда это будет свершено. И если кто-то должен будет нанести удар, так это буду я!
     Не говоря ни слова, Фьора взяла обе руки молодого человека, чтобы посмотреть ладони, словно хотела расшифровать линии его жизни, затем подняла глаза.
     - Вы получили какой-нибудь сан? - спросила она тихо.
     Кристоф покраснел под ее вопрошающим взглядом.
     - Да, но я не хотел этого.
     - Но, однако, это так! Эти руки были освящены.
     Они не могут быть обагрены кровью.
     - А что я буду делать на войне?
     - Война - это другое. Были и еще есть солдаты-монахи. И кроме того, в боях вы сами будете рисковать жизнью.
     - Но я больше не хочу быть ни монахом, ни солдатом, никем другим. Я хочу быть человеком, свободным в выборе своей судьбы, - воскликнул Кристоф.
     - Будет так, как вы хотите, мой друг, но по крайней мере вы не запятнаете себя преднамеренным убийством.
     Кроме того, я не уступлю никому права нанести удар первой. И, наконец, это убийство может быть не последнее.
     Если кому и суждено погибнуть на эшафоте, так это мне. Я не желаю, чтобы вы ввязывались в это, потому что вы и так страдаете вот уже семнадцать лет. Вы заслужили право жить как пожелаете, а мне будет приятно это знать. Не отнимайте у меня этого утешения, которое будет, быть может, моим последним добрым делом!
     - Умоляю вас, позвольте мне остаться! - настаивал Кристоф. - Я позабочусь о вас, я стану вашим защитником...
     - Для этого есть мы, - сказал серьезным тоном только что вошедший Деметриос. - Донна Фьора права: вы должны идти навстречу своей судьбе и позволить нам самим решать нашу судьбу! Отправляйтесь, куда вы задумали...
     - И вы полагаете, что теперь это возможно? - воскликнул Кристоф - Я в этом уверен. Это даже необходимо, потому что надо, чтобы однажды вы находились в определенном месте, в определенный час, чтобы оплатить долг, сделанный сегодня.
     - Что вы хотите сказать этим?
     - Бывает так, что предо мной иногда приоткрывается будущее. Придет день, когда вам предоставится возможность возвратить то, что вы получили, - сказал Деметриос - Верьте ему! - поддержала грека Фьора. - Он никогда не ошибается. А теперь прощайте.., и молитесь за нас!
     Не говоря ни слова, Леонарда взяла плащ, который Кристоф положил на табурет, войдя в комнату, и накинула его ему на плечи. Он не возражал и смотрел на Фьору так, словно не мог оторвать от нее глаз. Однако, когда Деметриос, незаметно вложив в его кошелек несколько золотых монет, подтолкнул Кристофа к молодой женщине, тот вздрогнул.
     - Обнимите ее! Уже пора. Эстебан ждет вас во дворе с лошадью. Держите направление на Лотарингию, где бургундские войска начинают переформировываться. Все говорят о Тионвиле...
     Фьора шагнула навстречу Кристофу, который порывисто обнял ее. Слегка отстранив его от себя, она по-родственному поцеловала его в обе щеки.
     - Храни вас бог, мой милый дядюшка! Где бы вы ни были, вы навсегда останетесь в моем сердце.
     Он поцеловал ее в лоб и, резко отвернувшись, выбежал из комнаты. Вслед за ним вышел Деметриос. Было слышно, как он сбежал по лестнице.
     Фьора и Леонарда открыли дверь на балкон, выходивший во двор, чтобы наблюдать за отъездом Кристофа. Они увидели, как он ловко вскочил в седло, словно делал это всю жизнь, а не преклонял колена на плитах монастыря, как пожал руки Деметриосу и Эстебану.
     Элегантным поклоном он попрощался с дамами и, пришпорив лошадь, скрылся под аркой ворот постоялого двора.
     - Вы правильно поступили, отослав его, - сказала Леонарда.
     - Почему? Разве он не внушал вам доверия? - удивилась Фьора.
     - Напротив! Но бедный Кристоф уже, кажется, влюбился в вас, моя голубка, а ваши семейные дела и без того слишком запутаны. Ну а теперь приступим к подготовке к переезду на новое место. Надеюсь, оно вам понравится.
     - Это неважно. Если его окна выходят туда, куда мне нужно, то дом может быть просто развалиной.
     - К счастью, это не так. Вот он, эгоизм молодости! - вздохнула Леонарда. - Подумайте немного обо мне, Фьора, о той, которая сменила эту прекрасную гостиницу на элегантный дворец Бельтрами. У меня плохие привычки - что вы хотите?
     С согласия своих компаньонов Леонарда сняла дом на имя врача Деметриоса Ласкариса, путешествующего со своей племянницей Фьорой, своим помощником и гувернанткой молодой женщины.
     Под именем мадам Ласкарис, закутанная в теплую одежду, на руках Эстебана, который нес ее, потому что она была якобы больна, Фьора оказалась в красивом особняке и вошла в предназначенную ей комнату, в одну из двух, выходящую окнами во двор.
     Эта комната, дверь которой вежливо открыл перед ней интендант Юрто, просто вся светилась от огромного букета пионов, поставленных в оловянный кувшин рядом с вазой, наполненной засахаренными фруктами.
     - Моя хозяйка, - сказал Юрто, - приветствует в моем лице вашу милость и надеется прийти засвидетельствовать свое почтение после вашего выздоровления.
     Слабым голосом Фьора выразила ему в нескольких словах свою благодарность, а Деметриос добавил, что со своей стороны он будет счастлив иметь честь представиться хозяйке, о которой он столько наслышан доброго и хорошего.
     - И я обязательно сделаю это, - сказал он Леонарде после того, как за интендантом закрылась дверь. - Без всякого сомнения, она может рассказать нам об очень полезных вещах.
     - Я же займусь тем, что поспрошаю слуг - ответила она. - Из сплетен на кухне можно многое выведать.
     Фьора не слушала их болтовни. Она уже спрыгнула с постели, на которую ее положил Эстебан, и подбежала к окну. Дом Рено дю Амеля находился совсем рядом, как и говорила Леонарда. Он был именно таким, каким молодая женщина себе его представляла: темный и мрачный, как, видимо, и его дом в Отоне, в котором Мари де Бревай несла свой крест до того, как сбежала оттуда.
     Рядом с этим угрюмым жилищем почти не было домов, как и у палача. С трех сторон проходили улицы Тоннелльри и Лясы и протекала речушка. С четвертой стороны к дому примыкал небольшой, плохо ухоженный сад. На каменном цоколе с одной-единственной деревянной дверью, обитой железными планками, высились два выступающих вперед этажа с поперечинами, почерневшими от времени. Два окна на жилом этаже: окно с закрытыми деревянными ставнями и маленькое окошко, выходящее на речку, давали скудное освещение. - Правда, со своего места наблюдения Фьора не могла видеть фасад со стороны сада, но всем своим видом этот дом напоминал тюрьму.., или могилу, ибо, несмотря на хорошую погоду, все окна были закрыты и в доме не ощущалось никаких признаков жизни.
     Деметриос, выбравший другую комнату, которая была угловой, с окнами, выходившими прямо на Сюзон, и с отличным видом на вход в дом дю Амеля, подошел к Фьоре.
     - Надо бы узнать, - сказал он ей, - что там со стороны сада. Этой ночью я пошлю Эстебана на разведку.
     - Еще не время, - заметила Фьора. - Наше прибытие и любезный прием,