инуло уже два месяца, - он по-настоящему увлекся земледелием, каждый день у него рождались новые планы.
     Теперь он решил больше не сажать индиго, поскольку эта культура давала все меньше и меньше прибыли. Плантаций индиго на Санто-Доминго было более чем достаточно, и французский рынок - единственный официально разрешенный для них рынок сбыта - уже насытился. Зато табак, который он собирался выращивать в Виргинии на берегах Роанока, обещал большую выгоду, а потому Жиль собирался, как только "Кречет" покинет док, где он стоял на ремонте, отправиться на соседнюю Кубу за посадочным материалом, чтобы заменить на полях индиго. А пока новые культуры будут набирать силу, Турнемин собирался получать прибыль от расширенных плантаций хлопчатника - им в основном занимался Пьер Готье.
     Привыкнув к скупости суровой бретонской земли, молодой человек не переставал удивляться поразительному плодородию полей на краю света. Он полюбил этот край.., и, похоже одну из его обитательниц - Мари Верне, дочь канатчика из Порт-Марго. Жиль уже решил про себя, что лишит "Верхние Саванны" части хлопковых полей, чтобы у Пьера была собственная плантация.
     Тем более нужно постараться расширить поместье...
     Было раннее утро. Жилю нравилось это время суток. Время от времени он, как сегодня, поднимался на самую крышу дома, чтобы полюбоваться первыми розовыми рассветными лучами, скользящими по его землям. Потом он спускался к завтраку: запах свежего хлеба, кофе и яичницы с ветчиной постепенно поднимался вверх и добирался до него.
     Чаще всего Жиль завтракал один. Жюдит вообще ела мало: кофе и фрукты - и сразу же уезжала на ежедневную верховую прогулку - она совершала ее очень рано, чтобы посвятить остаток времени домашнему хозяйству, во всяком случае тому, что входило в ее компетенцию: она заказывала меню, решала, что нужно купить, следила, чтобы дом содержался в порядке и еды было в достатке, занималась благотворительностью по отношению к нуждающимся в округе, проверяла работы, связанные с шитьем, ковроткачеством и тому подобное... Мадалена в этот ранний час обычно ходила в церковь, чаще всего одна, потому что, несмотря на усилия Финнегана, здоровье ее матери не улучшалось. Анну Готье словно пожирала изнутри болезнь, скорее всего это была ностальгия: Жиль подозревал, что она не любила Санто-Доминго и жалела о покинутом Лаюнондэ: впрочем, то всего лишь предположение - молчаливая женщина никогда ничего о себе не говорила. Где хорошо ее детям, там и ей хорошо, считала она.
     С тех пор, как открылась любовь Финнегана к Мадалене, Жиль ни разу не пробовал поговорить с девушкой наедине, хотя ее ежедневные одинокие походы к часовне на берегу Лембе представляли для него большой соблазн. Он знал, что, несмотря на их дружбу, врач исподтишка наблюдает за ним, и к тому же боялся, что, оставшись наедине с Мадаленой, не сумеет совладать со своей страстью. Его словно мучил голод, ставший со временем болезненным, и часы, проведенные в спальне Жюдит, не утоляли его.
     Он попытался перевести свою страсть исключительно в духовное русло: Мадалена - ангел чистоты, говорил он себе, кто же обнимает ангелов - им поклоняются. Но, к сожалению, у этого ангела были шелковистые светлые волосы, нежная персиковая кожа, вызывающе упругая грудь, а бедра такие, что, когда Жиль видел их колыхание, ему хотелось броситься на девушку и взять ее силой. Порой, просыпаясь утром, он сам стыдился своих снов. Ангел представал в них обнаженной вакханкой, извивавшейся под его ласками, отдававшейся ему бесстыдно и самозабвенно. В такие моменты он старался сам избегать Мадалены: она была для него вечным искушением и неразрешимой проблемой. Он даже стал подумывать, не отослать ли девушку с матерью обратно во Францию, - невозможно жить все время рядом с этим нежным орудием пыток. Наверное, ему удастся забыть Мадалену, если она будет далеко, но как сказать Пьеру, что он должен расстаться с двумя самыми горячо любимыми женщинами? Кроме того, сказать по правде, у него и самого не хватало духу позволить Мадалене покинуть поместье...
     Запах кофе становился все сильнее и сильнее, и Жиль было сложил свою трубу, но тут увидел через круглое окошко грациозный женский силуэт на Вивиане. На эту картину стоило полюбоваться: Жюдит была великолепной наездницей, а ее изящная фигурка, увенчанная копной красно-золотых волос, отчетливо вырисовывалась на фоне густой зелени и белого крупа лошади и могла порадовать глаз самого придирчивого критика. Кобыла шла красивой рысью по дороге, ведущей к часовне Лембе и к Порт-Марго.
     Ничто не предвещало трагедии. В тот самый момент, когда Мадалена на ослике показалась под зелеными кронами эвкалиптов, кобыла вдруг встала на дыбы, закусила удила и прыгнула прямо на девушку, подняв копытами целое облако красной пыли.
     Вскрикнув от ужаса. Жиль выпустил из рук подзорную трубу, бросился к лестнице и вмиг очутился на улице. Купидон как раз вел в конюшню Мерлина - он прогуливал его вокруг полей индиго. Хозяин буквально взлетел на неоседланного жеребца и, отчаянно колотя его каблуками, поскакал по дороге.
     Он в мгновение ока домчался до места трагических событий. Мадалена лежала на том самом месте, где, когда Жиль наблюдал с крыши, клубилась красная пыль, а рядом преспокойно щипал травку осел. Жюдит с кобылой исчезла. Лишь были видны в пыли следы копыт.
     Спрыгнув с лошади. Жиль подбежал к девушке и обнял ее. Она была бледна, но дышала. Обезумев от страха за Мадалену, Турнемин искал глазе ми кого-нибудь, кто мог бы помочь, увидел негритенка - помощника Понго, он срезал траву под деревьями, и позвал:
     - Малыш Жано!
     Мальчик подбежал, глаза у него стали круглыми, когда он увидел лежащую на земле девушку с кровью на лбу.
     - Что сьючаться? Мадемуазей умийать?
     - Нет, не умерла, но может умереть. Беги в больницу! Приведи доктора Финнегана. Знаешь доктора Финнегана?
     - Да, господина! Майиш Жано знать доктой!
     Очень хойоший доктой...
     - Ну так беги скорее! Девушка сильно больна.
     Мальчик пулей полетел к больнице, а безутешный Жиль все старался привести Мадалену в чувство. Оставив ее на минуту, он намочил носовой платок в оросительной канаве соседнего хлопкового поля, вытер кровь со лба, прижал платок к ране и, не в силах больше сдерживаться, стал отогревать поцелуями белые холодные губы - им владели печаль и ярость. Он собственными глазами видел, как Жюдит направила кобылу на девушку. Она хотела убить ее.., а может, убила. И он поклялся, что, если Мадалена умрет, Жюдит ждет та же участь. Он задушит ее собственными руками, гнусную убийцу, порешившую уже старую Розенну, но избежавшую заслуженной кары потому, что ее тело умело заставить его забыть о многом.
     Стоя на одном колене. Жиль держал девушку в объятиях и старался согреть ей то руки, то лицо. Так и застал его Финнеган и посмотрел на Друга без особой приязни.
     - Странный способ заботиться о раненом, - зло буркнул он. - Ты что, не мог положить ее на свою лошадь и привезти в больницу, вместо того, чтобы оставлять валяться в пыли, посылая за мной мальчика?
     - Мне и в голову не пришло. Я был сам не свой... Умоляю, скажи, что она будет жить.
     - Что произошло?
     - Это Жюдит!
     - Жюдит?
     - Да... Я как раз был на чердаке и смотрел в окошко, так что сам все видел. Мадалена на ослике возвращалась из церкви, а Жюдит бросила на нее Вивиану. Сбила ее на землю и исчезла...
     Встав возле девушки на колени, Финнеган с большой нежностью ощупал рану, мало-помалу перестававшую кровоточить, посчитал пульс и вытащил из кармана пузырек с нашатырем.
     - Зачем ей это? - спросил он.
     - Зачем? Но она же ее ненавидит.., потому Что знает, что я ее люблю, вот и хотела избавиться от Мадалены, как уже избавилась от моей кормилицы. Она сумасшедшая! Убийца и...
     - Замолчи!
     Жиль в изумлении замолк, потом спросил:
     - Что ты сказал?
     - Я сказал, чтобы ты замолчал. Много я слышал глупостей в своей жизни, но такой - еще ни разу! Жюдит убийца? Да кто в это поверит?..
     - Говорю же, я сам видел! Видел, как она бросила кобылу на Мадалену, она хотела ее убить.
     - Странный способ убийства! Скорее всего, кобыла чего-то испугалась, змеи, например. Ты из своего окошка ее не мог разглядеть. И никого она не убила. Видишь, Мадалена приходит в себя. Надо отнести ее в дом. Я уже попросил, чтобы доставили сюда носилки...
     - Это Бог вмешался, потому и не убила. Кстати, видишь, она же сразу скрылась. Она не могла знать, злодейка, что я вижу все из окна...
     Финнеган вдруг вскочил на ноги, схватил Жиля за грудки и подтянул совсем близко к своему побагровевшему лицу.
     - Значит, видел, говоришь? Видел, как кобыла Жюдит взбесилась... Именно это, вероятно, произошло, по той или иной причине! Но тебя устраивает мысль, что твоя жена хотела убить Мадалену, так можно целовать девушку сколько угодно, хотя поцелуями в чувство не приведешь. А Жюдит, значит, ускакала? И тебе даже не пришло в голову, что твоя супруга, возможно, лежит с разбитой головой под какой-нибудь пальмой, о которую ударила ее взбесившаяся лошадь? Или, может, это тоже тебя устраивает?
     - Да как ты смеешь?
     - Смею. Ты еще не то услышишь.
     - Не надо, Лайам.., вам его не убедить.
     Голос, ответивший Финнегану, принадлежал самой Жюдит. Молодая женщина, слегка прихрамывая, только что появилась под эвкалиптами. Она вся была в пыли, а сквозь разорванный рукав амазонки сочилась кровь. Казалось, у нее подкашивались ноги, Финнеган, забыв о Жиле, бросился поддержать ее.
     - Жюдит! Вы ранены... Где ваша кобыла?
     Женщина указала здоровой рукой на туннель из зелени, а из глаз ее хлынули слезы, оставляя на запыленных щеках красные полосы.
     - Там, чуть дальше... Со сломанным хребтом.
     Она бросилась с утеса. Вивиана обезумела, я спаслась лишь потому, что вылетела из седла. Бедняжка! Я.., я так ее любила, знаете?
     - Как это произошло? - спросил Жиль, все же довольно подозрительно.
     Черные глаза Жюдит облили его невыразимым презрением.
     - Здесь не было змеи. А потому разве не вам лучше всех известно, что тут произошло? Я хотела, как вы сами сказали, убить эту курицу! Идите же к ней. Вон она закудахтала. Вас требует...
     А обо мне можете больше не беспокоиться: я уступаю ей место. Предавайтесь радостям сельской любви.
     - Жюдит! - сказал Финнеган. - Я должен вас перевязать... Давайте я отнесу вас в вашу комнату. Надо осмотреть вашу руку, а вы едва стоите.
     - Я сама дойду, дорогой доктор, если только вы меня поддержите. Надеюсь, вас не посетила мысль уложить меня на носилки рядом с этой девкой?
     Пришедшую в себя Мадалену унесли на носилках, а Жюдит, опираясь на руку Финнегана, пошла к дому, не удостоив супруга ни единым взглядом. Тот не знал, что и думать. Он же сам видел! Может, все дальнейшее только хитрость?
     Жюдит вполне могла загнать Вивиану и раниться сама.
     Жиль в задумчивости сел на лошадь и тут увидел Понго - прознав о сразу двух происшествиях, тот прибежал ему на помощь. Турнемин вкратце объяснил индейцу, что случилось, и протянул ему руку.
     - Садись сзади! - сказал он. - Поехали взглянем на кобылу...
     Как и сказала Жюдит, Вивиана лежала мертвой - она свалилась с трехметровой высоты и сломала хребет. У Жиля сжалось сердце при виде прекрасного животного, он дал возможность Понго осмотреть кобылу.
     - Погляди, нет ли чего, что могло заставить ее закусить удила? Может, след от шпоры? - попросил он, все еще цепляясь за мысль, что его жена специально все подстроила.
     Осмотр длился недолго. Не прошло и нескольких минут, как Понго снова вернулся к Жилю, стоявшему в тени большой сосны.
     - И что?
     - Нет шпора, ничего.., но странная рана на ухо, как след от пуля.
     - От пули? Но я видел, как она вздыбилась, а выстрела никакого не слышал.
     Индеец задумался, а потом сказал:
     - Твоя может сказать, где стоять лошадь, когда подниматься на дыбы?
     - Да... Как раз возле того куста, за которым начинается сад Пьера.
     Понго кивнул - вижу, мол.
     - Наша возвращаться, - сказал он.
     Мадалена была ранена неопасно, так чуть позже ледяным тоном объяснил Жилю Финнеган.
     Кобыла ударила осла, а тот сбросил девушку и она ударилась о ствол кокосовой пальмы, потеряла сознание. Она просто сильно испугалась, дня через два-три полностью оправится, может быть, на лбу только останется небольшой шрам.
     - А Жюдит? - спросил Жиль.
     Финнеган бросил на него злой взгляд.
     - Слава Богу, хоть вспомнил! С рукой все в порядке или почти все, но у нее сломано ребро... не представляю, как можно специально сделать такое, - добавил он, предвосхищая ход мыслей Турнемина. - И потом, умерла ее кобыла, это печалит ее куда больше, чем собственные раны.
     - Не понимаю. Ничего не понимаю...
     - А почему? Да потому что, говорят тебе, перестань цепляться за то, что якобы видел собственными глазами.., или вообразил, что видел!
     Уверяю тебя, Жюдит тут ни при чем: происшествие чуть не стоило ей жизни и обошлось куда дороже, чем Мадалене.
     - Ты, конечно, прав, но Жюдит способна на все! Ты же понятия не имеешь о нашей жизни с тех пор, как мы с ней встретились. Это странная женщина, взрывная и скрытная, с очень неустойчивой психикой...
     - А у кого она останется устойчивой, если его закопать живьем в землю? - вступился за Жюдит врач, которому был известен этот эпизод. - А ты не слишком-то с ней ласков...
     - Ей это и не нужно. И даже если сегодня она не виновата, не забывай о смерти Розенны.
     - Да, ты недавно упоминал о ней. Что это за история?
     Жиль в нескольких словах описал, что случилось одним ранним утром на берегах реки Гарлем и как постепенно скопились улики против Жюдит. Финнеган выслушал его не перебивая, но когда Жиль замолчал, посмотрел на друга с откровенной жалостью.
     - Пращой, говоришь? И ты действительно думаешь, что Жюдит стала бы пользоваться пращой?
     - А почему бы нет? Она росла полудикаркой с двумя мальчишками, те были настоящие дикари. Нет на свете мальчишки в бретонских, нормандских, пикардийских дюнах или где еще, который не умел бы обращаться с пращой...
     - Почему бы не научиться и девочке, в самом-то деле? Тем более если она дочь бедного крестьянина из Обервилье, и ей приходилось стрелять по птицам - и отцовский урожай оберегала, и навар к ужину добывала.
     - Что ты хочешь сказать?
     - Один раз я возвращался утром из поселка рыбаков, где принимал роды, и увидел горничную твоей жены: так вот, она развлекалась, сбивая кокосовые орехи из пращи. Тогда мне это показалось невинной забавой, но, оказывается, эта забава проливает свет на твою историю...
     Он замолчал, потому что к ним стремительным шагом подошел Понго. В руке индеец сжимал два острых камешка.
     - Находить это около поваленное дерево за изгородь. Кто-то влезть на ствол и кидать камни. Рана на ухо белая кобыла от камень, не от пуля...
     Жиль побледнел как полотно. Он машинально сжал в ладони камешки. Фаншон! Так, значит, Фаншон убила Розенну? И пыталась убить и Жюдит и Мадалену! Прозрение было горьким, но еще больше Жиля мучила мысль, что он так долго обвинял ни в чем не повинную Жюдит, на которую он вообще после истории с Фоли-Ришелье готов был взвалить все мыслимые и немыслимые преступления.
     Горькие слова Финнегана прервали воцарившееся молчание:
     - Неужели так тяжело признавать свои ошибки?
     Жиль взглянул на ирландца, потом на индейца и тяжело вздохнул.
     - Пошли со мной, - сказал он друзьям.
     Вытянувшись в кресле возле открытого окна, Жюдит смотрела на окутанное прозрачной дымкой море цвета индиго. Несмотря на настояния врача, она встала с постели - не хотела чувствовать себя более больной, чем была. И потом, полусидя в кресле, ей было легче дышать, чем лежа в кровати. Финнеган туго перебинтовал ее, и ребро почти не причиняло женщине боли, смазанная целебным бальзамом рана на руке совсем перестала гореть, но Жюдит все же внимательно прислушивалась к себе, к каждому уколу или неприятному ощущению. Счастье еще, что сильнейший удар при падении не вызвал немедленного кровотечения и не унес ее надежду дать "Верхним Саваннам" наследника.
     Этот ребенок у нее в чреве был ее тайным оружием против Мадалены - Жюдит каждую минуту боялась, что та отберет у нее Жиля - оружием, о котором знали лишь они с Финнеганом, но молодая женщина строго запретила врачу рассказывать о ее беременности мужу. Она собиралась воспользоваться этим оружием лишь в самом крайнем случае: Жюдит со звериной чуткостью понимала, что приближаются какие-то важные события, что-то должно произойти...
     Жиль иногда разговаривал во сне, и Жюдит отлично знала, что он больше не сможет долго жить между двумя женщинами, одна из которых - а ее он желал сильнее - все еще отказывала ему, дожидаясь Бог знает чего! Наверное, пока он откажется от законной супруги и сделает ее, Мадалену, госпожой де Турнемин... Жюдит не верила в чистоту человеческих намерений.
     Никогда она еще никого так не ненавидела, как Мадалену. Ненавидела и боялась. Чего хочет девушка, живущая чуть ли не под одной с ней крышей, внешне чрезвычайно набожная, ведущая почти монашеский образ жизни, отказываясь даже глядеть на молодых людей - а уже не один хотел бы на ней жениться. Пьер Менар - первый помощник капитана "Кречета", молодой управляющий из "Трех рек" Луи Лефран - Дениза де Ла Валле сама сказала ей, что он влюблен в Мадалену. Наконец, Лайам Финнеган, чей секрет не мог долго укрываться от наблюдательных глаз Жюдит. Но нет же, красавица бретонка не хотела никого. Она хотела Жиля, и только Жиля, вместе с его имением, сидела себе в уголке, белокурая паучиха, завернувшись в свою мягкую паутину, и ждала, пока любовный пыл хозяина не приведет ее к цели.
     Может, она и не так уж далека от нее. Видела же Жюдит, тащась еле-еле по красной пыльной дороге, как ее супруг обнимал потерявшую сознание девушку и целовал ее руки, лицо, губы...
     Если теперь из-за этого злосчастного происшествия Жюдит потеряет уже любимое ею дитя, то ее ждет поражение, она знала, что будет вынуждена уехать, покинуть все, к чему так привязана: домашний очаг, о котором мечтала с самого своего неприкаянного детства, дорогого мужчину - затмение рассудка вырвало его ненадолго из ее сердца, зато теперь он воцарился в нем вновь, она любила его сильнее, чем когда-либо...
     Беззвучно сновавшая по комнате Фаншон укладывала белье; она накинула на хозяйку просторный мягкий халат из тонкой белой шерсти и обложила ее самыми мягкими подушками, но Жюдит преследовало странное ощущение, что она покинула собственное тело. Ее дух витал в кронах залитого солнцем сада, ища среди его успокоительно зеленых ветвей столь необходимый ему покой.
     Жюдит почти удалось уснуть, когда раздался властный стук в дверь и на пороге, не дожидаясь разрешения, появился Жиль в сопровождении Финнегана. Жюдит даже не успела махнуть рукой в знак протеста - ледяной взгляд ее супруга скользнул не к ней, а к Фаншон, бросившейся к дверям, чтобы выполнить приказ хозяйки и помешать им войти.
     - Простите, что потревожил вас, Жюдит, - сказал Турнемин, не глядя на жену, - но преступница должна быть наказана. Покажите нам, Фаншон, где вы прячете пращу, ту самую пращу, из которой убили Розенну, а сегодня пытались убить свою хозяйку, не говоря о Мадалене Готье?
     Жюдит возмущенно вскрикнула, но протест застрял у нее в горле, потому что камеристка вдруг позеленела, словно желчь бросилась ей в лицо.
     - Праща? У меня? - Горничная вызывающе нагло смотрела в глаза хозяину. - Что за глупости?
     - Вы лучше всех знаете, что это не глупости.
     Бесполезно отпираться: клянусь памятью моей дорогой Розенны, подло убитой вами, что заставлю вас признаться.., и заплатить за злодейство.
     - Вы с ума сошли? - возмутилась Жюдит. - Разве можно бездоказательно бросать такие обвинения?
     - Вот доказательство!
     В комнату вошел Понго с пращой в руке и положил оружие на кресло Жюдит.
     - Найти в комната Фаншон, карман пальт