а и видеть в нем только ребенка Марианны, сына его приемной дочери. И он в мгновение ока открыл чудесную радость быть дедом.
     Осторожным движением донна Лавиния приоткрыла одеяло, чтобы показать маленькое красное личико мирно спавшего малыша, его крепко сжатые крохотные кулачки, как бы удерживавшие эту новую, дарованную ему жизнь.
     И Жоливаль почувствовал, как увлажнились его глаза.
     - Господи! Как он похож на нее! Или скорей на своего деда!
     Он слишком часто созерцал портрет маркиза д'Ассельна, чтобы сразу же не схватить поразительное сходство, даже у ребенка, которому не было еще и двух часов от роду. По великой милости неба малютка абсолютно ничем не напоминал его истинного отца. Материнское начало оказалось гораздо сильнее, не оставив места ни малейшему следу чужого, и Жоливаль невольно подумал, как это хорошо, что малыш был больше д'Ассельна, чем Сант'Анна... Он подумал также, что это сходство особенно не огорчит князя Коррадо.
     - Великолепный ребенок! - воскликнул Язон с улыбкой настолько пылкой, что она нашла путь к неприступному сердцу экономки. - Самый прекрасный, клянусь, из всех, что я когда-либо видел! А что сказала мать?
     - Она не могла не найти его прекрасным, не так ли? - добавил Жоливаль, скорее утверждая, чем спрашивая.
     Донна Лавиния крепче прижала ребенка к груди и, едва удерживая слезы, посмотрела на американца.
     - Увы, сударь, она даже не захотела посмотреть на него, на этого бедного маленького ангелочка. Она с таким ужасом приказала мне унести его, словно это чудовище...
     Наступило молчание. Мужчины посмотрели друг на друга, и Жоливаль отвернул голову от сурового взгляда корсара.
     - Я опасался, что так будет, - сказал он охрипшим голосом. - С тех пор как она узнала о своей беременности, Марианна отчаянно старалась избежать материнства.
     Со своей стороны, Язон не сделал никакого замечания.
     С нахмуренными бровями и резкой складкой в углу рта он размышлял. Но когда донна Лавиния, снова укрыв малютку, собралась продолжить свой путь, он остановил ее.
     - Куда вы идете с ребенком?
     Она заколебалась, пытаясь спрятать покрасневшее лицо.
     - Я думала.., будет правильным показать его хозяину этого дворца!..
     Поведению и голосу экономки явно не хватало естественности. У Жоливаля внезапно появилось ощущение, что что-то произошло, но что именно, он не мог определить. Ни один из актеров этой сцены не шелохнулся, но под взглядом корсара донна Лавиния казалась пригвожденной и, словно животное, которое чует западню, задышала коротко и часто, выдавая охватившее ее волнение.
     Тем не менее американец, отступив на один шаг, чтобы освободить проход, согнулся в учтивом поклоне.
     - Вы правы, донна Лавиния! - сказал он серьезно. - Это вполне естественно. Ваше решение очень деликатное и делает вам честь, так же как и этот ребенок.

***

     Когда Марианна очнулась от благотворного сна, который поглотил ее тело и душу, занавеси в комнате были задвинуты, а зажженные лампы испускали мягкий золотистый свет, ибо ночь уже наступила. Фаянсовая печь мурлыкала, как большой домашний кот, а донна Лавиния, держа в руках блюдо с чем-то дымящимся, приближалась к кровати. Возможно, какой-то неясный шум или аппетитный запах ужина разбудил Марианну, ибо она не ощущала желания расстаться со сладостью отдыха.
     Каждая клеточка ее тела еще требовала сна. Тем не менее она открыла глаза.
     С животным наслаждением существа, долгое время выдерживавшего тяжелое физическое принуждение и вдруг обретшего полную свободу движений, она сладостно вздохнула и потянулась. Господи, как хорошо снова стать самой собой после всех этих месяцев, когда ее тело превращалось во все более и более обременяющий чуждый груз!.. Даже память об ужасных часах, которые она вынесла в этой кровати, уже стушевалась, уносимая неумолимым потоком времени в густой туман забвения.
     Забросив за плечо щекотавшую щеку непокорную прядь, она улыбнулась экономке.
     - Я проголодалась, донна Лавиния. Который уже час?
     - Скоро девять, госпожа. Ваша милость спали почти двенадцать часов. А сейчас вашей милости лучше?
     - Я чувствую себя почти хорошо. Еще несколько часов доброго отдыха, и я совершенно поправлюсь.
     Не прерывая разговора, Лавиния хлопотала, помогая молодой женщине устроиться поудобнее в гнездышке, быстро сделанном из подушек, затем провела ей по лицу смоченной настоем вербены салфеткой и, наконец, расположила у нее на коленях черный лакированный поднос.
     - Что вы принесли мне? - спросила Марианна, вдруг снова ощутившая интерес к еде.
     - Овощная похлебка, жареный цыпленок, компот на меду и стакан кьянти.,.. Врач утверждает, что немного вина будет только на пользу вам.
     Все исчезло с завидной быстротой. Эти скромные кушанья показались изголодавшейся Марианне вкуснейшими в мире. Она наслаждалась с тем большей полнотой каждой из маленьких физических радостей своего обновления, что, поглощенная ими, откладывала на потом моральные заботы, которые не преминут скоро заявить о себе.
     С легким вздохом удовлетворения она допила последние капли вина и хотела снова лечь, чтобы продолжить сон, который казался ей сейчас самым желанным состоянием. Но что-то зашевелилось за портьерой, закрывавшей дверь ее комнаты. Появилась высокая фигура князя Коррадо, и.., блаженное состояние молодой женщины разлетелось вдребезги.
     Он был последним человеком, которого она желала видеть в эту минуту. Несмотря на украшенный бирюзой белый тюрбан, обрамлявший гордую голову, он показался ей зловещим в своем длинном черном кафтане, единственным украшением которого был широкий кинжал, торчавший за шелковым кушаком. Не представлял ли он тревожащую тень ее судьбы, злого духа, следящего за каждым ее шагом.., если только он не воплощал угрызения совести, не дававшей полного умиротворения ее хозяйке? И, глядя, как князь приближался, молодая женщина подумала, что он больше, чем обычно, похож на черную пантеру.
     Тихо, своим обычным спокойным шагом он пересек просторную комнату и подошел к кровати, в то время как донна Лавиния после реверанса исчезла, унося поднос.
     С минуту эти необычные супруги пристально смотрели друг на друга, не говоря ни слова, и снова Марианна почувствовала недомогание. Этот человек обладал странной властью постоянно вызывать в ней ощущение виновности в необъяснимых проступках...
     Не зная что сказать, она старалась найти что-нибудь, что не было бы глупостью или неловкостью, затем, вдруг вспомнив о подарке, который она ему преподнесла и который по меньшей мере должен быть ему приятным, она выдавила улыбку и с усилием промолвила:
     - Вы.., довольны?
     Он сделал утвердительный знак головой, но даже тень улыбки не осветила его угрюмое лицо. И когда он заговорил, Марианна сразу узнала низкий густой голос, который она впервые услышала из зеркала, голос, казалось, вобравший в себя всю печаль мира.
     - Я пришел проститься с вами, сударыня. Проститься и поблагодарить, ибо вы великолепно выполнили часть соглашения, связавшего вас со мной. Я не имею права заставлять вас так долго терпеть мое присутствие, которое может вызывать у вас такие мучительные воспоминания.
     - Не говорите так! - непроизвольно вскричала она. - Вы проявили себя таким добрым ко мне, таким дружелюбным... Почему же вы хотите так скоро покинуть меня? Ничто не заставляет спешить...
     Сейчас она говорила искренне. Даже ценой своей жизни она была бы не способна догадаться о глубоких мотивах, заставивших ее произнести подобные слова.
     Зачем пытается она удержать своего странного супруга, тогда как жаждала только присутствия Язона и начала счастливой жизни только с ним!..
     Князь застенчиво улыбнулся, и на его лице варварского божества эта улыбка приобрела удивительное очарование.
     - Вы слишком добры, сказав мне это, но бесполезно насиловать ваши чувства или пытаться заставить меня поверить в невозможное... Я пришел сказать вам, что отныне вы свободны и можете полностью распоряжаться своей жизнью и самой собой! Благодаря вам у меня есть сын, наследник. Вы же теперь можете направить вашу судьбу в желаемом вам направлении. Я помогу вам в этом, ибо у меня нет большего желания, чем знать, что вы счастливы... Конечно.., каким бы ни было решение, выбранное вами: предпочтете ли вы и дальше носить наше имя или решите поскорей освободиться от него - я буду продолжать заботиться, чтобы вы ни в чем не имели недостатка...
     - О, сударь! - запротестовала она, задетая его благородством.
     - Не обижайтесь! Я считаю, что мать моего сына должна занимать положение, на которое ей дают право ее происхождение и красота. Вы можете оставаться в этом дворце до полного выздоровления. И когда вы решите уехать отсюда, один из моих кораблей отвезет вас туда, куда вы захотите!
     И вновь она улыбнулась с невольным кокетством, над которым она была не властна.
     - Зачем говорить об этом именно сегодня вечером?
     Я еще полностью не пришла в себя, и в мыслях у меня царит беспорядок. Завтра мне будет лучше, и мы сможем вместе обсудить...
     Он как будто хотел что-то сказать, но внезапно отступил назад и, низко поклонившись, быстро пробормотал:
     - Я желаю доброй ночи вашему светлейшему сиятельству...
     - Однако... - начала озадаченная Марианна.
     Она остановилась, сразу поняв причину этой перемены поведения и, до дрожи охваченная радостью, смотрела, как под властной рукой отворяется дверь и входит Язон. Ясно, почему Коррадо предпочел уйти. Турхан-бей мог нанести своей гостье, княгине Сант'Анна, только краткий визит вежливости, и она даже не подумала удержать его. И к тому же она его уже не видела больше. Ее глаза, внимание и сердце захватил тот, кто вошел.
     Тем не менее мужчины поздоровались с безукоризненной вежливостью, и в голосе Язона слышалось необычное уважение к владельцу темной кожи.
     - Мне передали ваше мнение и ваши слова, Турхан-бей. Я благодарен вам за это и, если вы позволите, хотел бы кое о чем поговорить с вами. Мне необходимо повидать вас до моего отъезда...
     - Приходите, когда вам будет угодно, господин Бофор! Я буду ждать вас у себя...
     Он сразу ушел, но из этого обмена учтивостями Марианна схватила только одно: Язон упомянул о своем отъезде! Дверь еще не закрылась за князем, как прозвучал вопрос, а за ним сразу последовало решение:
     - Ты уезжаешь?.. Тогда я тоже.
     Язон спокойно подошел к кровати, нагнулся и, взяв руку молодой женщины, быстро поцеловал ее и оставил в своих руках. Несмотря на улыбку, впрочем, не затронувшую глаз, его лицо с озабоченными складками оставалось серьезным.
     - Так уж получилось, что я должен ехать, и сегодня вечером! - сказал он решительно, но как мог ласковее. - Что касается того, чтобы сопровождать меня, ты прекрасно знаешь, что это невозможно...
     - Почему? Из-за моего состояния? Но все кончено! Мне хорошо, уверяю тебя! Чтобы я могла сопровождать тебя, достаточно спустить меня до набережной, откуда лодка доставит нас на "Волшебницу", ты сможешь отнести меня туда? - игриво спросила она. - Я не такая уж тяжелая...
     Но он снова стал очень серьезным.
     - Это было бы действительно легко.., но твое здоровье не единственная помеха.
     - Что же тогда? - вскричала она, уже возмущенная. - Твоя собственная воля? Ты не хочешь брать меня? Это так?
     Внезапно сильно покраснев, она взвинтилась, и глаза ее заблестели, словно в приступе лихорадки. Язон крепче сжал ее руки и почувствовал, что они горячие.
     - Я не могу взять тебя с собой, - поправил он мягко, но решительно. - Прежде всего ты не так сильна, как думаешь, и ты еще много дней не сможешь покинуть постель. Ты вынесла слишком тяжелое испытание, и врач в этом категоричен. Но главное не в этом: я не могу взять тебя с собой, потому что это невозможно.
     Разве Турхан-бей ничего тебе не сказал?
     - А что он должен был сказать? Я только что проснулась и поужинала. Что касается его, то он пришел пожелать мне спокойной ночи...
     - Тогда я познакомлю тебя с обстоятельствами дела...
     Чтобы быть ближе к ней, Язон присел на край кровати и кратко пересказал приключение О'Флаерти и Гракха.
     - Днем, - добавил он, - наш хозяин навел в городе справки, что было естественно, раз бриг носит его флаг и считается принадлежащим ему. Эта история с внезапно умершим от холеры человеком показалась ему подозрительной, так же, впрочем, как и стремительность, с которой сожгли труп.
     - Почему подозрительной? Судя по тому, что я слышала, холера здесь не редкость.
     - Верно, но она особенно поражает летом. И нет ничего легче, когда обладаешь некоторой властью, раздобыть труп, одеть и загримировать его, затем быстренько сжечь. Турхан-бей, который знает, что говорит, думает, что эта история подстроена англичанами, чтобы держать бриг под наблюдением. До сих пор это удается...
     - Но тогда ты больше не сможешь ехать. Тебе придется ждать по меньшей мере сорок дней!..
     Ее наивная радость не разгладила складки на лице Язона. Придвинувшись к ней еще ближе, он отпустил ее руки и взял за плечи, чтобы говорить в упор.
     - - Ты не понимаешь, сердце мое. Я должен ехать и ехать сейчас. Сандерс ждет меня в Мессине, чтобы вдвоем - так будет легче - пройти Гибралтар. Если я хочу присоединиться к нему, я должен сделать то, что не получилось в тот вечер: украсть мой корабль и бежать на нем...
     - Просто безумие! Что ты сделаешь без экипажа?
     Это же не рыбацкая лодка!
     - Я знаю это не хуже тебя. Тогда мне удалось нанять подобие экипажа, чтобы покинуть Константинополь. Теперь же мне легче. Крэг О'Флаерти ожидает меня в Галате с несколькими людьми, которых он смог найти в городских тавернах. Это не сливки, но все же моряки и европейцы, которым надоел Восток. Наконец, если ты доверишь мне юного Гракха, я возьму его: он горит желанием отправиться со мной...
     - Гракх?..
     Горькое сожаление охватило душу Марианны. Значит, и Гракх, он тоже хочет покинуть ее? С тех пор как она укоренилась на земле Франции, гамен с улицы Монторгей стал для нее гораздо большим, чем слуга: это был друг, верный, надежный, на которого можно положиться. Он проявил свою преданность во многих испытаниях. Но Язон быстро завоевал часть его сердца. Гракх любил его почти так же, как и Марианну, и глубоко восхищался им. Путешествие на "Волшебнице" закончилось тем, что открыло юному кучеру его место в жизни: море с его лаской и коварством, великолепием и опасностями. Это было настоящее призвание, и Марианна, вспомнив восторг юноши во время боя с английскими фрегатами под Корфу, подумала, что не имеет права осуждать его.
     - Возьми его, - внезапно решила она, - я отдаю его тебе, ибо знаю, что он будет гораздо более счастлив с тобой, Язон. Но почему ехать так рано? Почему не подождать немного.., всего несколько дней.., чтобы я могла...
     - - Нет, Марианна! Это невозможно! Я не могу ждать! В любом случае мне надо отплыть тайно, подвергаясь, может быть, риску вступить в бой, так как англичане не позволят мне беспрепятственно покинуть порт.
     А подвергать тебя подобной опасности я не хочу. Когда поправишься, ты сможешь спокойно сесть с Жоливалем на греческое судно и вернуться в Европу. Там у тебя достаточно друзей среди моряков, чтобы найти корабль, который согласится, несмотря на блокаду, английские крейсеры и пиратов, перевезти тебя через Атлантику.
     - Я не боюсь опасности. Никакой риск меня не испугает, если я разделю его с тобой...
     - Тебя одну - может быть! Но, Марианна, ты забыла, что ты больше не одна? Ты забыла ребенка?
     Ты хочешь заставить его, исчисляющего жизнь часами, испытать превратности моря, огонь пушек, возможность кораблекрушения? Это война, Марианна...
     Она откинулась назад, вырвавшись из удерживавших ее рук. Она внезапно побледнела, и в ее груди что-то сжалось, причиняя боль. Ребенок! Обязательно надо о нем вспоминать? И какая необходимость у Язона заниматься этим бастардом? Неужели он думает, что она возьмет его с собой в эту новую жизнь, которая представлялась ей светлой, ясной и чистой? Что она будет воспитывать сына Дамиани вместе с теми, которых она так надеется получить от него? Чтобы выиграть время и потому, что она чувствовала, что теряет почву под ногами, она в отчаянии бросила:
     - Это не война! Даже в этой стране на краю света известно, что никаких враждебных действий между Англией и Соединенными Штатами не происходит...
     - Согласен. Война не объявлена, но инциденты учащаются, и это вопрос только недель или даже дней! Сэр Стратфорд Кэннинг знает это прекрасно, и он не поколебался бы наложить эмбарго на мой бриг, если бы его не защищал флаг Турхан-бея. Может быть, ты предпочитаешь, чтобы объявление войны застало меня здесь и я гнил в английской тюрьме, в то время как мои друзья, мои братья будут сражаться?
     - Я хочу, чтобы ты был свободен, счастлив, но я хочу также сохранить тебя.
     Это был крик отчаяния, в порыве которого Марианна бросилась Язону на грудь, спрятав на ней голову, обвив крепкие плечи моряка исхудавшими руками с почти прозрачной кожей...
     Безутешная от этого нового горя, она прижала его к себе, укачивая, как ребенка, и нежно лаская завитки его волос.
     - Ты не сохранишь меня таким образом, сердце мое. Я мужчина, моряк, и моя жизнь должна сообразовываться с моей натурой. Кстати.., любила бы ты меня по-настоящему, если бы я согласился спрятаться под твоими юбками в час опасности? Любила бы ты меня трусливого, обесчещенного?..
     - Я буду любить тебя в любом случае...
     - Это не правда! Ты лжешь сама себе, Марианна.
     Если я послушаюсь тебя, моя милая, наступит день, когда ты упрекнешь меня в трусости и будешь права. Бог мне свидетель, что я хочу быть с тобой, но я должен выбрать Америку.
     - Америку, - с горечью сказала она. - Бескрайнюю страну.., гигантский народ. Так настолько ли она нуждается в тебе.., одном среди стольких тысяч и тысяч?
     - Она нуждается во всех! Америка завоевала свою свободу только потому, что все те, кто ее хотел, объединились, чтобы создать народ! Я сын этого свободного народа.., песчинка в морском песке, но такая песчинка, унесенная ветром отступничества, теряется навсегда.
     Теперь Марианна тихо плакала, изо всех сил цепляясь за этот образчик мужественности, эту прочную стену, убежище, которое она снова теряет и на сколько времени? Она вновь побеждена и знала, что так будет.
     Она всегда это знала. С первых произнесенных им слов она поняла, что ей предстоит безнадежный бой, что она не сможет удержать его...
     Прижавшись губами к: ее волосам, он шептал, словно читая ее мысли:
     - Наберись мужества, моя нежная! Скоро мы снова будем вместе. Даже если случайности войны не позволят мне встретить тебя, когда ты выйдешь на берег в Чарлстоне, все будет готово к твоему приезду.., к вашему приезду, беби и тебя. Вас будут ждать слуги, дом, верная старая кормилица, которая позаботится о вас...
     Напоминание о ребенке заставило поморщиться Марианну, и она снова отказалась говорить о нем, предпочитая ограничиться личными тревогами.
     - Я знаю.., но тебя не будет там! - простонала она. - Что станет со мной без тебя?
     Не грубо, но решительно он избавился от удерживавших его рук и встал.
     - Сейчас я тебе это объясню, - сказал он.
     Прежде чем удивленная этим внезапным уходом Марианна смогла что-нибудь предпринять, он стремительно покинул комнату, оставив дверь открытой. Из-за нее донеслись быстрые шаги, затем голос:
     - Жоливаль! Жоливаль! Идите!..
     Через мгновение он вернулся со следовавшим за ним виконтом. И Марианна подавила крик, увидев, что Аркадиус с бесконечными предосторожностями несет в руках небольшой белый сверток...
     Вся кровь Марианны отхлынула к сердцу. Жоливаль передал сверток Язону, и она поняла, что он подаст ей ребенка, чье приближение вызвало у нее ужас. Она бросила вокруг себя растерянный взгляд, надеясь найти убежище от этой снежно-белой опасности, которая надвигалась на нее из рук того, кого она любила.
     Подойдя к кровати и