высказал он свое мнение, - плащ и платье
немного смягчили удар, да и лезвие клинка уже было не таким  острым,  но
плечо сохранилось только чудом. Мне кажется, что она приходит в себя!
   - Вы уверены, что ее жизнь вне опасности? - это был  голос  Карла,  и
Фьора, несмотря на еще помутненное сознание, отметила про себя,  что  он
легко и правильно говорит по-итальянски.
   - Абсолютно, но осложнения возможны. Я смазал рану бальзамом, который
должен облегчить боль и быстрее зарубцевать рану. А  удар  по  голове  -
сущий пустяк, просто шишка, которая скоро пройдет.
   - Филипп... - прошептала Фьора. - Скажите, Филипп жив?
   Из темноты комнаты выдвинулся могучий силуэт Карла Смелого, и он  сам
подошел к изголовью постели:
   - Жив и здоров, как, впрочем, и его противник. Но какое безумство так
себя вести! Вы что, и вправду думаете,  что  я  позволил  бы  Кампобассо
зарезать Селонже?
   На лице Фьоры явственно читалось сомнение:
   - А как же условия поединка?
   - У меня есть право остановить  его  в  любой  момент.  Я  знал,  что
противники равны, и надеялся, что победит усталость.  Должен  сознаться,
что мне хотелось бы видеть их в шлемах...
   - Не могли ли вы приказать.., чтобы они их надели?
   - Нет, не мог. Каждый имеет право сражаться как ему нравится.
   - Монсеньор, - вмешался врач. - Донна Фьора потеряла много  крови,  и
ей необходим отдых. Сейчас я ей дам питье, от  которого  она  заснет,  а
днем мы посмотрим, как поведет себя рана.
   - Пожалуйста, еще немного, - попросила Фьора, - я  хочу,  чтобы  ваша
милость..,  поговорила  с  его  преосвященством,   легатом...   Я   хочу
попросить.., аннулировать брак...
   - Вы хотите?..
   - Да, и как можно быстрее. Скажите мессиру Селонже, что  он  свободен
от всех обязательств по отношению ко мне. И вы тоже. Мой отец знал,  что
это золото предназначено для вас. Я не хочу менять его решение,  которое
он принял вполне добровольно!
   Эти слова отняли у нее последние силы, она закрыла глаза и не видела,
как герцог наклонился над нею, но почувствовала тепло его ладони,  когда
он взял ее руку:
   - Не  надо  торопить  события,  донна  Фьора!  Сейчас  вы  не  совсем
понимаете, что делаете!
   - Вы это говорите, потому что я  потеряла..,  свою  агрессивность?  -
тихо проговорила молодая женщина с бледной улыбкой.
   - Возможно. Мы поговорим об этом, когда вы поправитесь. Я должен  вам
сказать, что Селонже там, за дверью. Вы позволите ему войти?
   - Нет, нет! Ни ему, ни тому, другому! - взмолилась Фьора.
   - Пусть будет так, как вы хотите. Отдыхайте!
   - Самое время, - ворчливо проговорил врач. -  К  тому  же  необходимо
найти женщину, чтобы ухаживать за донной Фьорой.  Кроме  кухарок,  здесь
одни мужчины, я не считаю две тысячи солдатских девиц. Заботы порядочной
женщины были бы., желательны.
   - Я того же мнения и сам с утра этим займусь.
   А пока не отходите от нее.
   Сразу после его ухода Маттео де  Клеричи  дал  Фьоре  выпить  настой,
который он приготовил на огне камина и куда капнул  немного  из  особого
флакона. Снадобье оказалось очень сильным, потому что  Фьора  не  успела
допить его до конца и уснула глубоким сном.
   В коридоре герцог встретил  Филиппа,  который  беспокойно  мерил  его
шагами, по его лицу было видно, как он встревожен.
   - Как она? - сразу спросил он. - Я могу ее видеть?
   - Непосредственная опасность прошла, но тебе туда нельзя, Филипп.
   - Почему?
   - Она не хочет тебя видеть.
   - Она ожидает другого! - воскликнул с негодованием де Селонже.  -  Он
здесь, рядом, Оливье де Ла Марш задержал его внизу лестницы.
   - Его она тоже не желает видеть..,  и  просит  моего  содействия  для
аннулирования вашего брака. Донна Фьора просит  передать  тебе,  что  ты
свободен от всех обязательств по отношению к  ней.  Это  ее  собственные
слова, и я думаю, что она совершенно права.
   - Монсеньор, - возразил Селонже, - почему  мне  не  дают  сказать  ни
одного слова? Ведь это касается и меня.
   - Ты как разговариваешь? Не забывай, что  ты  обращаешься  к  герцогу
Бургундскому. К герцогу Бургундскому, у которого есть право  потребовать
у тебя отчет в твоем поведении:  прежде  всего,  ты  женился  без  моего
согласия,  во-вторых,  ты  прибегнул  к  шантажу,  чтобы  получить  руку
девушки, запятнанной от рождения так, что мой самый последний  подданный
отказался бы на ней жениться. Ты заслуживаешь того, чтобы я  лишил  тебя
права именоваться кавалером ордена Золотого Руна. А  сейчас  я  запрещаю
тебе искать с нею встреч и даже приближаться к  ней.  Запомни,  что  она
спасла тебе жизнь, и убирайся! Забудь ее!
   - Вы думаете, это так легко? - с  горечью  воскликнул  Селонже.  -  Я
пытался это сделать многие месяцы, потому что считал, что она умерла.  А
когда я ее снова увидел, то почувствовал...
   - Твои чувства меня совершенно не интересуют;
   Я, твой принц,  приказываю  тебе  под  угрозой  публичного  бесчестия
навсегда порвать с развратной женщиной,  рожденной  от  кровосмешения  и
вдобавок шпионкой нашего французского кузена.
   - Что вы хотите с ней сделать? Ведь вы не хотите  причинить  ей  зла?
Она и так много страдала!
   - Это будет зависеть  от  твоего  поведения.  Сегодня  я  поговорю  с
легатом, а ты будь готов ехать в Савойю, потому  что  герцогиня  Иоланда
просит помощи в борьбе против  швейцарцев.  Сообщи  ей  о  нашем  скором
приходе и оставайся там до тех пор, пока я  не  позову.  До  полудня  ты
должен оставить Нанси и взять с собой пятьдесят копейщиков.
   - Монсеньор, сжальтесь! Она невиновна, и вы это знаете!
   - Мне известно не так много, как ты полагаешь.
   Но в любом случае этот брак должен быть расторгнут.
   Не вынуждай меня из-за своего упрямства покончить и с нею. Знай,  что
отныне я не спущу с нее глаз.
   - Но ведь по отношению к вам она  ничего  преступного  не  совершила?
Позвольте мне с нею хотя бы проститься! Я обязан ей жизнью!
   - Нет, выполняй приказ!
   Увидев, что спорить бесполезно, Филипп  поклонился  герцогу  и  пошел
прочь, бросив последний взгляд на дверь,  за  которой  находилась  самая
дорогая для него женщина. Он направился к лестнице, но  перед  тем,  как
спуститься, обратился еще раз к герцогу:
   - Только одно слово, монсеньор! Я  хочу,  чтобы  распродали  все  мое
имущество. У Фьоры ничего нет, и это мне невыносимо. Сделайте  это  ради
меня!
   - Ты действительно этого хочешь? А как ты  собираешься  жить  дальше,
если у тебя ничего не останется?
   -  Когда  вы  окончательно  победите,  я  хочу  пойти  на  службу   к
Венецианскому дожу. Ведь во время  войны  люди  могут  заработать  целое
состояние! Если только не...
   Склонив голову в поклоне, но не скрывая  своего  дурного  настроения,
Селонже наконец спустился по лестнице, провожаемый  взглядом  Карла,  на
губах которого появилась улыбка:
   - Ну, это мы еще посмотрим!

***

   Дом каноника Жоржа Маркеза на улице Вилль-Вьен  был  одним  из  самых
красивых домов Нанси и почти не пострадал при осаде города. В этот дом и
отвезли Фьору ранним утром, чтобы там за нею  могла  ухаживать  женщина,
чего нельзя было сделать в  замке,  превращенном  в  настоящую  казарму.
Мадам Никель, супруга члена магистрата, охотно согласилась  предоставить
новому  хозяину  доказательство  своей  преданности.  Это  была  крупная
белокурая женщина, некрасивая, но с  очаровательными  карими  глазами  и
милой улыбкой. Фьора сразу же завоевала ее  сердце  и  сама  попалась  в
такой же плен.
   А в это время герцог показывал себя с самой лучшей  стороны  -  когда
было необходимо, он прекрасно это умел делать,  -  чтобы  расположить  к
себе своих новых  подданных.  Праздникам  не  было  конца.  Карл  тратил
огромные деньги, старался всем понравиться и каждого  одарить.  В  своем
новом дворце он созвал собрание лотарингских штатов, на котором произнес
памятную речь.
   - Скоро вы все поймете, что своим оружием я добивался  скорее  вашего
благополучия, чем своего собственного,  -  обращался  он  к  тем  людям,
которых довел чуть ли не до голодной смерти и которые жили в разрушенных
им самим домах. - Вы наконец-то сможете объединиться и жить счастливо  и
спокойно, а этот город, центр моих  новых  штатов,  будет  местом  моего
постоянного  пребывания.  Для  его  украшения  я   собираюсь   построить
прекрасный дворец,  много  новых  великолепных  зданий,  раздвинуть  его
границы до самого Томбелена и так прославить его своим  правлением,  что
он станет похожим на второй Рим, каким он был при императоре Августе...
   В заключение Карл попросил  их  добровольно  признать  его  права,  и
воодушевленная ассамблея, даже не дождавшись,  когда  он  закончит  свою
речь, поклялась ему в своей верности.
   - Это не просто так: стать столицей большого королевства, -  объявила
Николь Маркез своей  подопечной.  -  Когда  подумаешь,  как  разбогатели
Брюгге, Лилль и Дижон, в голову приходят такие мысли...
   - Вы не любите вашего молодого герцога?
   - Он очень мил, но это  все-таки  мальчишка,  как  говорит  монсеньор
Карл. Ему нипочем не сравняться с таким принцем!
   Часть лотарингской знати  стала  на  сторону  нового  правителя.  Это
неприятно поразило выздоравливающую Фьору, которая уже спрашивала  себя,
что же будет  с  нею.  Каждый  день  приходил  Баттиста  Колонна,  чтобы
справиться о ее самочувствии и просто поговорить.  Он  рассказал  ей  об
отъезде в Савойю Филиппа и об очень  серьезном  разговоре  о  ее  судьбе
между герцогом и Кампобассо,  после  которого  они  расстались  врагами.
Кондотьер, узнав,  что  Фьора  решилась  на  аннуляцию  брака,  воспылал
надеждой и потребовал, чтобы его официально признали женихом,  он  хотел
получить разрешение навещать каждый  день  ту,  которую  он  считал  уже
будущей графиней Кампобассо.
   - Монсеньор, - рассказывал Баттиста, - заявил ему, что о браке с вами
не может быть и речи, потому что лично  он  всячески  будет  противиться
этому, и, кроме  всего,  он  решил  держать  вас  при  себе  в  качестве
заложницы...
   - Заложницы? Но для каких целей?
   - Больше, сеньора, я вам ничего сказать не имею права.  Но  монсеньор
Карл выразился именно так. Как  бы  там  ни  было,  а  Кампобассо  ушел,
хлопнув дверью, и кричал, что больше в  своей  жизни  никогда  не  будет
служить такому принцу, который не умеет ценить оказываемые ему услуги.
   - Ушел, но куда?
   - Вы мне не поверите, на поклон к святому Иакову Комкостельскому!
   Фьора расхохоталась, потому что  не  могла  себе  представить  ничего
смешнее, чем Кампобассо в плаще и шляпе паломника.
   - Он отправился туда вместе со всеми своими наемниками?  Хорошенькое,
должно быть, это зрелище!
   - Я думаю, что он оставит свою "кондотту" в замке Пьерфор,  тогда  им
не надо будет платить. Говорят, что уже давно он копит  деньги,  которые
получает от  герцога.  Еще  он  объявил,  что  поедет  повидать  герцога
Бретонского, который приходится ему дальней родней.
   - Это все неважно, - прервала его Фьора, но в глубине души  она  была
весьма довольна.
   С одной стороны, она освободилась  от  человека,  который  ей  сильно
мешал, а с другой - она прекрасно  справилась  со  своей  миссией.  Зная
кондотьера так, как знала его она, было ясно, что святой Иаков и  герцог
Бретонский объединились в лице одного человека, и им был король Франции,
которому Кампобассо и поведает все свои обиды. А как раз к этому  она  и
стремилась. Эта  догадка  позволила  ей  от  всего  сердца  порадоваться
окончанию этого довольно бесславного приключения.
   Зато вслед за хорошей новостью шла другая,  гораздо  менее  приятная.
Фьора попросила легата вернуть ей Эстебана, чтобы он мог по-прежнему  ей
служить, но молодой Колонна сообщил, что Эстебана не могут нигде  найти.
Было похоже, что на другое утро после того, как он спас Фьору от кинжала
Вирджинио, Эстебан испарился. Про него не знал ни командир его роты,  ни
служившие с ним солдаты. Фьора же  почувствовала  сильное  беспокойство.
Несмотря на свое скромное положение, Эстебан занимал в  ее  сердце  свой
уголок, как и Деметриос, как и все те, кого она считала своими друзьями.
   Фьора не понимала, зачем герцог держит ее при себе. Возможно, чтобы с
ее помощью отделаться от Кампобассо, другое объяснение не приходило ей в
голову.
   Все вокруг нее было  чужим,  и  молодая  женщина  стремилась  лишь  к
одному: вернуться в Париж к  своей  дорогой  Леонарде,  которой  ей  все
больше недоставало.
   Приближалось Рождество, и она наконец смогла  оценить  этот  семейный
праздник, который собирает всех любящих.  Для  нее  это  был  Новый  год
одиночества, первый, который она проведет без отца и без Леонарды.
   Даже Филипп, этот призрачный муж, был  далеко  отсюда  и  к  тому  же
потерян для нее навсегда. В восемнадцать  лет  сердце  еще  не  позабыло
детских радостей и теплоты родного очага, и Фьора всю  ночь  проплакала,
хотя по своей гордости ненавидела слезы; она оплакивала еще теплый пепел
родного дома и свое потерянное счастье.
   - Я ведь тоже остался совсем один, - доверился ей на  следующее  утро
Баттиста, заметив, что у нее покраснели глаза, - и если вы  не  захотите
присоединиться на праздник к своим хозяевам, то я мог бы навестить вас и
немного развлечь.
   Это предложение, к удивлению Баттисты,  вызвало  у  нее  новый  поток
слез.   Она   почему-то   стала   чрезмерно   чувствительной.   В   знак
признательности Фьора расцеловала мальчика в обе щеки.

***

   Накануне Рождества трое всадников, мужчина, женщина и юноша, оставили
позади себя заснеженные дороги и въехали в город через северные ворота.
   Мужчина был Дуглас Мортимер, великолепный в своем мундире шотландской
гвардии, но в  очень  дурном  настроении  из-за  того,  что  оказался  в
недостойной компании; женщина была Леонардой и ехала на муле, закутанная
в теплый плащ, настолько же невозмутимая,  насколько  был  раздражен  ее
попутчик; их сопровождал Флоран, ученик банкира, в которого вселился бес
странствий, он упорно не желал расставаться со  старой  Леонардой,  а  в
глубине  своего  чистого  сердца  лелеял  надежду  увидеть  воочию  свою
прекрасную даму.
   Скоро все трое оказались перед  Оливье  де  Ла  Маршем,  который  был
несколько обескуражен видом столь живописной компании.
   - Я должен вручить монсеньеру герцогу  письмо  от  короля  Франции  и
дождаться ответа, - заявил Мортимер в своей обычной грубой манере.
   -  Вас  сию  минуту  проводят  к  нему;  а  кто  ваши  спутники?   Вы
путешествуете всей семьей?
   Пока шотландец пытался придумать достойный ответ, Леонарда  опередила
его:
   - Я отношусь к семье этого грубияна? Знайте, господин капитан, что по
приказу короля он  должен  всего-навсего  охранять  нас,  меня  и  этого
молодого человека, во время путешествия из Парижа. Знайте также,  что  я
гувернантка донны Фьоры Бельтрами, которую он держит у себя пленницей, и
я решила  приехать  за  ней,  потому  что  благородной  даме  неприлично
находиться в компании солдафонов!
   - Понятно, - ответил Ла Марш, - ну а этот? - И он показал на Флорана.
   - Мой молодой слуга или паж, как  вам  угодно.  Меня  зовут  Леонарда
Мерее, - высокомерно заявила пожилая женщина, как будто хотела  сказать,
что она испанская королева.
   - А ваше имя, мессир? - поинтересовался капитан.
   -  Дуглас  Мортимер,  офицер  шотландской  гвардии  короля   Людовика
Одиннадцатого.
   Ла Марш в ответ склонил голову:
   - Следуйте, пожалуйста, за мной!
   Немного спустя Леонарда и  шотландец  склоняли  колени  перед  Карлом
Смелым, который, как обычно, был роскошно одет. Он принял посетителей  в
том зале, где  собирались  лотарингские  штаты.  Если  Леонарда  и  была
поражена  окружающим  великолепием,  то  виду  не  показала,  а   только
испытующе посмотрела на человека, перед которым дрожала половина Европы.
   Соблюдая  весь   церемониал,   предписанный   протоколом,   Мортимер,
привыкший жить  при  королевском  дворе,  передал  герцогу  Бургундскому
письмо, в котором Людовик XI поздравлял герцога с победой  при  Нанси  и
высказывал самые братские чувства, а в заключение просил передать в руки
его посланника "благородную даму Фьору Бельтрами, умершего отца  которой
мы уважали и считали  своим  другом.  Эта  молодая  дама  дорога  нашему
сердцу, и мы будем крайне расстроены, если ей причинят неприятности  или
нанесут ущерб, и поэтому будем считать выражением братской  любви,  если
ее передадут человеку, доставившему это  письмо,  и  сопровождающей  его
даме, чтобы они проводили ее через пограничный город Нефшато,  где  граф
де Русийон обеспечит ее безопасность и направит к  нам...".  Дальше  шли
обычные общие места, но Карл, нахмурившись, дочитал письмо своего кузена
короля до конца. Нефшато, который, кстати, ему сдался,  находился  в  15
милях от Нанси, а граф де Русийон, один из лучших полководцев короля, не
имел привычки командовать жалкой кучкой солдат.
   Прежде чем отдать письмо секретарю,  Карл  внимательно  посмотрел  на
обоих гостей, которые терпеливо ожидали его решения.
   -  Мы  были  счастливы  узнать,  что  границы  Франции   так   хорошо
охраняются, впрочем, мы в этом  никогда  не  сомневались.  Что  касается
донны Фьоры, мы прекрасно понимаем, что она дорога сердцу нашего кузена,
короля Людовика XI. Но, к сожалению,  нам  неизвестно,  где  она  сейчас
находится...
   Затем он  замолчал  и  сделал  вид,  что  не  замечает  ни  внезапной
бледности Леонарды, ни нахмуренных бровей Мортимера.
   - У нас находится графиня де Селонже, супруга одного из наших  лучших
капитанов, и нас удивляет, что королю это неизвестно. Однако  совершенно
очевидно, что мы не сможем выдать  французскому  королю  одну  из  самых
знатных женщин Бургундии. Так мы и напишем нашему уважаемому  кузену.  А
пока, мессир Мортимер, вы -  наш  гость  на  все  новогодние  праздники,
потому что мы не хотим, чтобы вы мерзли в такие дни на больших  дорогах.
А вас, мадам, сейчас же проводят к вашей воспитаннице, которая вынуждена
оставаться в своей комнате по некоторым причинам...
   Когда спустя некоторое время Никель Маркез провела Леонарду в комнату
Фьоры, та не могла прийти в себя от изумления и крепко зажмурила  глаза,
чтобы отогнать наваждение, но наставница уже бросилась к ней и заключила
ее в свои объятия:
   - Моя голубка! Наконец-то я вас нашла!
   Женщины не виделись всего четыре месяца, но они  показались  четырьмя
веками. Покончив с объятиями, они обе разом заговорили, им столько всего
надо было рассказать друг другу.
   - У нас ничего не получится, если мы не начнем говорить по порядку, -
улыбнулась Фьора. - Как вы узнали, что я здесь?
   - Благодаря Эстебану.
   Леонарда объяснила, как выгнанные  Кампобассо  кастилец  и  шотландец
решили расстаться: один, чтобы отчитаться перед королем, другой  остался
в Тионвилле, чтобы понаблюдать за тем, что происходило в замке.
   Когда Фьора отправилась в Пьерфор, он издалека следовал за  эскортом,
а затем остановился у одного местного крестьянина,  который  продавал  в
замок  дрова  и  продукты.  Приезд  Оливье  де  Ла  Марша   не   остался
незамеченным, и он проследил за ним до самого бургундского лагеря, а там
попал  в  роту  наемников,  чтобы  иметь  возможность   беспрепятственно
передвигаться по территории лагеря.
   После падения Нанси Эстебан понял, что не может обойтись собственными
силами, и ночью помчался во весь опор в Париж, где Агноло Нарди проводил
его к королю  в  замок  Плесси-ле-Тур..,  вместе  с  Леонардой,  которая
настаивала на том, чтобы отправиться вместе с Ними.
   - Подписав мир с Бургундией, -  продолжала  Леонарда,  -  наш  король
подумал, что теперь  ничто  не  может  ему  помешать  потребовать  вашей
выдачи. Мне кажется, что король очень уважает вас, а  мы  все  были  так
обеспокоены вашей судьбой!
   - Отчасти  вы  были  правы.  Но  вы  ничего  не  рассказали  мне  про
Деметриоса. Он все еще состоит при короле Людовике?
   - Нет. Он недалеко отсюда,