рке она чинила белье. Но здесь с этим прекрасно справляется Зели, так что ей особенно делать нечего. Однако, судя по тому, что я видела сегодня утром, вы уготовили ей приятную роль сожительницы, поскольку вы не мусульманин и не китаец и взять вторую жену не можете.
     - Мы обязаны нашим состоянием ее деду. А вам достаточно знать, что я забочусь о Мадалене, как о любом другом члене ее семьи, и не вижу необходимости делать из нее прислугу или даже просто поручать какую-либо работу. Запомните, если Готье работают, то только потому, что они сами того хотят. Однако есть на свете вещи, которые, судя по всему, вам не понять никогда...
     Внезапно черные глаза затуманились.
     - Что я должна понимать, если тот, чье имя я ношу, переступает порог моей спальни не чаще раза в три месяца? Я знаю, что у вас все это время было очень много работы, что вы падали от усталости и засыпали за ужином. Но теперь мне кажется, что вы просто разыгрывали комедию, находили в другом месте то, что должны были искать у меня...
     Болезненная дрожь в голосе Жюдит удивила Турнемина, он даже пожалел жену, но совесть его была чиста, потому что он и в самом деле трудился вместе с Понго, Моисеем и Пьером Готье не меньше рабов, к вечеру думал лишь о том, как бы добраться до кровати, и падал на нее замертво, чаще всего не имея сил помыться. Правда, когда он ездил на торги в Порт-о-Пренс, он провел несколько часов в обществе прекрасной квартеронки, посвятившей его в некоторые местные таинства любви. Но, не считая этого, он вел просто монашескую жизнь.
     - Тут нет для вас ничего обидного, - сказал Жиль. - Даю вам слово, что ни одна женщина в нашем поместье не знала моих ласк, и вы правильно делали, когда объясняли мое воздержание усталостью. Если вы настаиваете, мы вернемся к этой теме по возвращении с бала. Времени осталось в обрез - вы едва успеете сменить платье.
     Жюдит, хоть Турнемину и показалось, что она дрогнула, не думала подчиняться его распоряжению.
     - Об этом и речи быть не может. Жаль, что мое платье вызывает у вас неприятные воспоминания, но более элегантного у меня нет. Кроме того, вы сегодня, по-моему, не вправе предъявлять мне права супруга.
     И, подхватив с кресла необъятную легкую накидку из того же кружева, что и ее наряд, Жюдит прикрыла ею плечи и вышла из комнаты, предоставив Жилю самому решать, что ему делать дальше: остаться или последовать за ней.
     Он пошел следом...
     У губернатора, едва закончилась официальная церемония приветствия, Жюдит покинула супруга. Сразу оказавшись в сопровождении целой свиты офицеров и чиновников, она взяла под руку высокого капитана в сине-красном мундире, без сомнения очарованного тем, что ее выбор пал на него, и удалилась. Жиль смотрел, как она смеется, болтает, остроумно парирует реплики спешащих к ней с комплиментами кавалеров.
     - Ну у вас и выражение! - произнес у него за спиной чей-то доброжелательный голос. - Не поверю, что вы из тех мещан, что надуваются. как только видят, что их супруга пользуется успехом. Им бы жениться на дурнушках...
     Это был барон де Ла Валле, и Жиль горячо пожал руку друга. С тех пор, как Турнемин поселился на Санто-Доминго, он успел оценить веселый характер плантатора-работорговца, надежность его и редкое здравомыслие. Время, которое он провел в его доме в Кап-Франсе или в имении "Три реки", казалось ему лучшим за все его пребывание на острове.
     Жеральд взял с проплывавшего мимо подноса бокал шампанского и предложил Турнемину, тот с удовольствием поднес его к губам: это позволило ему помедлить с ответом. Однако Ла Валле, проследив взглядом за Жюдит и ее кавалером, выделывавшими сложные па менуэта, продолжал:
     - Госпожа де Турнемин сегодня неотразима!
     А какая чудная грация! Скажем прямо, у вас есть причины ревновать...
     - Я не ревную, - отрезал Жиль, как ему казалось, вполне искренне - он сам не мог объяснить, откуда взялось неприятное чувство, которое он испытывал. - Вы ведь не считаете себя уязвленным.., а между тем госпожи де Ла Валле тоже нет рядом. Может быть, все же стоило бы следить повнимательней за такой красавицей?..
     Ла Валле разразился гомерическим, заразительным хохотом - готовность веселиться как раз и делала общение с ним легким и приятным.
     - Ничуть не считаю, тут вы правы. Познав прелести виста, моя жена искренно охладела к танцам, и мне даже доставляет удовольствие наблюдать, как злятся ее обычные кавалеры, ожидая, пока она соизволит о них вспомнить.., что случается крайне редко, потому что моя супруга действительно увлеклась картами, и, кстати, играет весьма недурно. Нет, если Денизу кто и заинтересует, то только какой-нибудь необычайно ловкий игрок. Признаюсь, мне пришлось поволноваться во время нашего последнего путешествия во Францию, когда некий герцог, большой знаток лошадей и карт, к тому же красавец, с которым моя жена встретилась у госпожи де Полиньяк, стал оказывать ей несколько.., преувеличенные знаки внимания. Я даже испугался, как бы он ее не похитил, и сделал это первым: мы отплыли раньше срока. А здесь я спокоен...
     Он замолчал. Прямо к ним шел главный управляющий Санто-Доминго.
     - Я искал вас, господин де Ла Валле, - холодно произнес он. - Мне доложили, что от причала Святого Николая двое суток назад тайно отошел груженный по самый борт кофе корабль в направлении Новой Англии и что этот корабль принадлежит вам. Это правда?
     Никогда еще глаза де Ла Балле не были так прозрачно чисты. На его лицо набежала грусть.
     - Неужели я должен отвечать на подобный вопрос, господин главный управляющий? Вам ведь известны мои суда: я перевожу кофе только на двух кораблях: "Три реки" - он еще три недели назад должен был прибыть в Нант, и "Майский цветок" - он на ремонте. Снова меня оклеветали.
     Маркиза де Барбе-Марбуа вполне можно было принять за англичанина: и внешность у него была человека с севера - стройный, элегантный и холодный, и юмор ледяной, как у них. Он с легкой ухмылкой посмотрел на лицо собеседника, изображавшее оскорбленную невинность.
     - Кажется, последнее время на вас вообще много клевещут.., впрочем, не только на вас. Вы даже представить себе не можете, сколько раз в месяц я слышу донесения, что тот или иной корабль отплыл не во Францию, а куда-то еще...
     - Почему же, напротив, очень хорошо представляю, - ответил Ла Балле неожиданно резко. - И не один я желал бы, чтобы и в Версале хоть раз об этом подумали. С тех пор, как в Америке победили повстанцы, - а наш остров играл в их борьбе стратегическую роль, ослабляя английский флот, - режим исключительного права стал просто невыносим. Почему не менее тысячи сахарных заводов, две тысячи плантаций кофе, три с половиной тысячи производителей индиго не имеют право на сбыт своей продукции за пределами метрополии? Мир на континенте восстановлен, и мы могли бы выйти на американский рынок. Насколько мне известно, господин де Вержен был готов пересмотреть законодательство и...
     - Господин де Вержен умер, - мягко прервал его маркиз де Барбе-Марбуа, - и новый министр иностранных дел, как мне кажется, вообще не склонен к каким-либо переменам. Тем более что остров находится не в его ведении, а в подчинении министерства морского флота. Маршал де Кастри, правда, тоже был человеком широких взглядов.., но, к сожалению, он ушел в отставку, а господин де Ла Люзерн, как вам известно, весьма привержен исключительному праву. Это ведь он поручил мне.., поохотиться на контрабандистов - хочет выглядеть строгим блюстителем интересов метрополии перед королевским двором.
     Быть преемником маршала не так-то просто...
     - Если я правильно понял, - вступил в разговор Жиль, до той поры внимательно слушавший беседу старожилов Санто-Доминго, - в настоящий момент у острова шансов на победу нет.
     Смерть де Вержена, отставка де Кастри! Кстати, почему все-таки он ушел с поста?
     - Не мог иначе. Война между ним и министром финансов Калонном приняла нестерпимый характер. Тот чуть не в открытую обвиняет маршала в том, что он якобы спровоцировал дефицит бюджета Франции, что абсолютно не соответствует действительности. Маршал бился не один год, пытаясь доказать королю, в чем заключаются истинные интересы государства: без сомнения, не в сокращении бюджета военно-морского флота, сделавшего так много для поднятия престижа королевства. Но каждый раз сталкивался с противодействием королевы.., и ему надоело изображать из себя Кассандру. К тому же и здоровье у него не в порядке. Не сомневаюсь, мы не раз пожалеем, что он ушел.
     Королева! Снова она! Когда же наконец Марии-Антуанетте надоест рыть яму, в которую она сама же вместе с королем и провалится? Похоже, она так замкнулась на интригах маленького мирка Трианона, что совсем не замечает, как колеблется у нее под ногами земля. История с колье не только ничему не научила королеву, но, пожалуй, наоборот, подстегнула ее гордыню и стремление утвердиться в роли вершительницы судеб государства.
     - Уж это определенно! - вздохнул Ла Балле. - Неизвестно вообще, будет ли правительство вести с нами переговоры как с достойными партнерами, видит ли оно в нас вполне зрелых сторонников? Неужели непонятно, что исключительное право, благодаря которому метрополия запружена заморскими товарами, наносит ей самой не меньший вред, чем нам? Если бы мы могли напрямую торговать с другими государствами...
     - Ваши доходы существенно бы выросли, господин де Ла Валле, - прервал его главный управляющий и снова улыбнулся своей загадочной насмешливой улыбкой, - в этом сомнений нет. Но ответьте, положа руку на сердце, отдали бы вы должную часть в казну? Вот вы сетуете на судьбу. Однако плантаторы острова в большинстве своем сказочно богаты. В отличие от короля.
     Вы все ищете своего управляющего, господин де Турнемин? - Он резко сменил тему и повернулся к Жилю, показывая де Ла Валле, что тема пока что исчерпана.
     - Я как раз собирался спросить о нем вас, господин главный управляющий. Может быть, стражи порядка, которыми распоряжается губернатор, нашли хоть какой-нибудь след?..
     - Никакого. И думаю, его нелегко обнаружить.., даже если кто-нибудь ищет. Вы даже не представляете, как легко спрятаться на Санто-Доминго. Здесь полно пустынных холмов, где укрываются беглые рабы, а вокруг бесчисленное множество необжитых островов, Гонав, к примеру, или, еще лучше. Черепаший: хоть времена флибустьеров и канули в Лету, ни один даже самый безрассудный отряд не сунется на этот остров - никому не ведомо, что там творится. Ну и наконец, есть еще восточная, испанская, часть Санто-Доминго.., там охотно примут всякого, кто не люб нам. Нет, господа, у нас решительно нет шансов отыскать Легро, если он сам не объявится. Желаю приятно отдохнуть.., и прошу вас, господин де Ла Валле, присматривайте получше за своими кораблями, чтобы они не сбивались с пути.
     Маркиз удалился, приветствуя на ходу дам, раскланиваясь и обмениваясь несколькими любезными словами с кавалерами. Жиль проводил его взглядом и повернулся к другу.
     - Как вам это удалось? - спросил он улыбаясь. - Уверен, это действительно вы отправили кофе в Новую Англию. А между тем ваши корабли в самом деле находятся там, где вы указали.
     Уж не волшебство ли это?
     - Вовсе нет, для этого не надо быть волшебником. Но вот иметь связи вне острова необходимо. У "Майского цветка" есть двойник, точно такой же парусник, под тем же названием, но в море всегда находится только один из них. А другой отстаивается или ремонтируется в доке. Тот, второй, "Майский цветок" вообще подходит к Санто-Доминго лишь для погрузки. А между рейсами прячется в бухте на Кубе. Кстати, если вы хотите попытать счастья в контрабандной торговле с Новой Англией, он к вашим услугам...
     Жиль захохотал.
     - Не откажусь. Впрочем, там видно будет. В любом случае спасибо за предложение... Ну так чем же мы сейчас займемся?
     - Что за вопрос? Лично я пойду танцевать.
     Вон и крошка Ле Норман, вижу, мне улыбается.
     Когда танцуешь, очень удобно заглядывать даме за вырез платья. Такой груди, как у нее, не сыщешь больше нигде в мире, может, мне удастся убедить ее выйти в сад полюбоваться звездами!
     Тут становится слишком жарко...
     С этим Жиль был согласен. Аромат цветов, запах духов гостей, множество народу - в зале становилось невыносимо душно, несмотря на широко распахнутые большие окна. Зачем так резво прыгать по такой жаре? Краска на лицах растекалась, одежда намокала от пота.
     Жиль поискал в толпе танцующих Жюдит, но не нашел. Однако не встревожился: наверное, зашла в зал, где играют в карты, повидать свою подругу Денизу или направилась в буфет освежиться.
     Тем не менее он пустился бы на поиски жены - все лучше, чем стоять столбом в углу зала - если бы к нему не бросилась госпожа Моблан, одна из самых рьяных поклонниц танцев на балу, несмотря на мало соответствующий тропическому климату наряд.
     Она таскала на себе необъятный шар бледно-розового атласа, делавший ее как две капли воды похожей на восходящую луну. Талию ее, далеко не такую тонкую, как у Жюдит или Денизы де Ла Балле, безжалостно сжимал корсет со шнуровкой, затянутый так, что он просто выдавливал вверх то, что должен был бы опустить вниз. И без того пышная грудь дамы стала больше вдвое - того и гляди, выскочит из атласного плена. Ей, без сомнения, было очень жарко, раскрасневшееся лицо под напудренными волосами, уложенными в причудливую прическу, изображавшую сад с птицами, было мокрым от пота, от краски не осталось и следа.
     Заметив, что дородная жена нотариуса решительно, как фрегат на абордаж, движется в его сторону. Жиль поспешно спрятался за густым растением, так кстати поставленным возле двери на террасу, а потом быстро прошел к лестнице, ведущей в сад. Только он вступил в спасительную тень гигантского апельсинового дерева, как розовый шар, от которого он сбежал, выкатился на порог танцевального зала, женщина судорожно замахала веером и обвела бдительным взглядом террасу. Жиль тихонько отступил на шаг, словно боялся, что его все еще видно, потом еще на один. Теперь в черном переплетении веток, за листвой освещенная терраса с женщиной в розовом платье стала походить на картинку-головоломку, из которой выпало несколько фрагментов.
     Турнемин оказался в аллее из олеандров и миндальных деревьев, ведущей к поляне, над которой величественно распростер ветви гигантский баобаб. В отличие от розария, эту часть сада освещали лишь звезды да висевшие на большом расстоянии друг от друга масляные лампы.
     Было тихо и прохладно. Пение скрипок все удалялось, и после толчеи бала Жилю показался раем этот спокойный, напоенный ароматами ночи уголок. У его ног лежал весь в огнях город, дальше - густо-синее море...
     Не имея ни малейшего желания возвращаться в толпу. Жиль медленно и беззвучно шагал по песчаной дорожке, сожалея лишь о том, что приличия не позволяли брать на светские приемы трубку. А как хорошо сейчас было бы ощутить знакомый запах табака!
     Тихие голоса, потом женский смех заставили его остановиться. Справа от него начиналась аллея, едва заметная в свете розовой лампы, спрятанной в густой зелени винограда. Свете слабом, как у ночника, - упасть не даст, но и таинств ночи не откроет.
     Он уже собрался уйти, как вновь зазвучал женский смех: нежный, как воркование голубки, такой знакомый. Жиль шагнул в крытую аллею и смутно различил мужские ноги в белых чулках и туфлях с золотыми пряжками и рядом с ними черную женскую юбку.
     Колебался он лишь мгновение. В порыве гнева Жиль в три прыжка оказался возле парочки. И убедился, что тренированный по надежной индейской науке слух и на этот раз его не подвел: на скамейке, выложенной подушками, полулежала в объятиях де Рандьера его жена - барон жадно целовал Жюдит, а рука его ласкала дерзко выскользнувшую из черного кружева грудь.
     Миг - и Турнемин стоял между ними. Схватив Рандьера за шиворот, он оторвал его от своей жены, как садовник отрывает от полезного растения сосущую из него соки лиану, и швырнул его наземь. Жюдит, как ни странно, даже не шевельнулась, не попыталась прикрыть обнаженную грудь, так и лежала на своих подушках с вызывающей улыбкой на губах.
     - Что прикажете делать? Может, мне упасть без чувств, простонав в ужасе: "О небо! Это мой муж!" Даже не надейтесь!
     - Вы получили то, чего заслуживаете...
     Он схватил ее за руку и заставил сесть.
     - Приведите себя в порядок! Сюда в любой момент могут прийти. Мне начинает казаться...
     Жиль не успел закончить фразу. Рандьер вскочил на ноги и в бешеной ярости бросился на него, хоть еще и не совсем пришел в себя:
     - Ах вы, грубиян! Вы мне за это ответите, и немедля.
     Турнемин оттолкнул адъютанта губернатора так, что тот снова чуть не полетел на землю.
     - Что? Да вы, видно, бредите. По-моему, вы мой обидчик, а не наоборот. Неужто забыли, что женщина, которой вы осмелились коснуться, моя жена? А ветвистые рога, как мне кажется, мужчину не украшают.
     - Не важно! Мы будем драться!
     Рандьер выхватил свою парадную шпажку, но Жиль презрительно оттолкнул ее.
     - Драться на этих игрушках? Нет, барон. Если уж сражаться, то с настоящим оружием в руках, царапины меня не устроят. Вы получите Урок на всю жизнь, если вам еще придется после этого жить. Но не здесь - об этом не может быть и речи. Мы в доме губернатора. Он не простит этого ни вам, ни мне, да и ни к чему омрачать его прощальный бал кровавым поединком. Сейчас мы вернемся во дворец, вы укажете мне своих секундантов, я вам - своих, и они договорятся об условиях. Вы готовы? - обратился он к Жюдит,. принявшей к тому времени вполне пристойный вид.
     - Как вам угодно, - взвизгнул Рандьер. - Но оружие выбираю я, потому что вы меня ударили. А я хочу драться на пистолетах. Слышите? На пистолетах!
     - Почему? - насмешливо спросил Жиль. - Плохо владеете шпагой? Впрочем, мне все равно.
     Двуручная сабля, копье, бич, топорик - выбирайте что хотите. Желаете пистолет - пусть будет пистолет. Я с удовольствием всажу в вас пулю - когда и где, сговорятся секунданты.., но не позже, чем с восходом солнца. Я человек занятой. До скорой встречи.
     Галантно предложив руку жене (ее пальцы немного подрагивали) Турнемин вернулся вместе с ней во дворец, отыскал де Ла Валле и объяснил, что от него требуется, не вдаваясь, впрочем, в детали. Ла Валле поднял одну бровь.
     - Ну и ну! Уже дуэль? Но бал начался лишь час назад. Однако вы не тратите времени попусту.
     - Вы правы, - согласился Жиль, искоса, взглянув на Жюдит. - У нас в семье вообще не принято терять время зря. Вы поможете мне найти второго секунданта?
     - А как же! Здесь где-то Анри де Селюн. Сейчас найду его и приведу к вам. Вы будете здесь?
     - Нет, мы уезжаем. Я буду ждать вас у себя дома. Передайте госпоже де Ла Валле мои извинения.
     Через десять минут Жюдит и Жиль уже катили в открытой коляске по ночному Кап-Франсе, где теперь, когда окончился сезон дождей, вовсю кипела жизнь. Супруги сидели молча и неподвижно. Между тем на улицах было оживленней, чем днем. Люди торопились в кабаки, кабаре или спешили потанцевать: для негров танец - выражение самой жизни и одновременно лучшая молитва. Светились подъезды театров, многочисленные публичные дома распахивали двери, яркие краски нарядов мелькали, как в калейдоскопе.
     Даже магазины на улице Капитанов и на улице Ювелиров не закрывались - счастливчикам, выигравшим большие деньги, будет где их потратить. Ну а для женщин, торгующих любовью, и вовсе настало золотое время.
     Царящее вокруг веселье лишь подчеркивало угрюмое молчание Турнеминов: многие провожали их завистливыми взглядами, а между тем они не просто сидели как чужие, казалось, между ними вообще невозможно взаимопонимание. Только когда коляска остановилась у освещенного крыльца. Жиль, подавая руку жене, сказал:
     - Я приду к вам, как только де Ла Валле сообщит мне, о чем они договорились. Ждите...
     Она лишь зевнула в ответ и, подобрав раздуваемые легким ветром широкие юбки, поднялась к себе.
     Спустя полчаса Жиль провожал Жеральд