е
лицо. Незнакомец приветствовал дам с непринужденностью  сеньора,  сделав
более низкий поклон Фьоре,  на  которую  он  минуту  смотрел  с  большим
вниманием, приподняв брови и не скрывая своего восхищения.
   - Донна Фьора Бельтрами, полагаю? - спросил он с полуулыбкой.
   Его мягкий ласкающий  голос  красивого  тембра  мог  бы  принадлежать
певцу, и было видно, что незнакомец умел пользоваться им.
   - Вы не ошибаетесь, мессир, - сказал Агноло,  -  а  это  моя  супруга
Агнелла. Позвольте представить вас им: вот, милые дамы, советник  нашего
короля, мессир Филипп де Коммин, сеньор из Аржантона, который приехал  к
нам для того, чтобы переговорить с донной Фьорой.
   - Со мной? От чьего имени?
   - От имени короля!
   - Правда? Кто я такая, чтобы такой великий человек подумал обо мне?
   Легкая насмешка в ее тоне не ускользнула от сеньора из Аржантона.  Он
улыбнулся еще шире, слегка прищурившись:
   - Скромность - это добродетель, которая больше пристала некрасивым. С
вашей красотой, донна Фьора, это - потерянное  время,  если  не  сказать
лицемерие.
   Нет ничего чрезвычайного в том, что наш государь  интересуется  вами.
Тем более что он хранит самые лучшие воспоминания о вашем покойном отце.
Но, может, мы лучше  поговорим  после  завтрака?  Прошу  извинить  меня,
мадам, - сказал он, повернувшись к Агнелле, - но я умираю с голода.  Мне
кажется, что я мог бы съесть целую кобылу.
   - У нас ее нет в меню, мессир, - со смехом сказала молодая женщина, -
но я полагаю, что наша скромная трапеза утолит  ваш  аппетит.  Ну-ка,  -
воскликнула она, хлопнув в  ладоши,  -  принесите  воду  и  полотенца  и
быстренько накройте на стол!
   Словно  ожидая  этого  сигнала,  три  служанки  принесли   тазики   с
ароматизированной водой, в которых приглашенные вымыли руки, после  чего
они сели за стол.
   Чего на нем только не  было:  пироги  и  нежнейшая  свинина,  рыба  с
различными гарнирами, птица и  жареная  говядина  с  укропом,  морковью,
капустой и хреном. Наконец были поданы сыры, фрукты и пирожные. Всю  эту
вкусную и обильную пищу сопровождали тонкие  французские  и  итальянские
вина - у Агноло был богатый винный погреб, которым он  весьма  гордился.
Хозяин то и дело подливал своему гостю, называя ему марки вин и  год  их
изготовления. Мессир де  Коммин  поглощал  все  с  лестным  для  хозяина
удовольствием, не забывая при этом про еду, но  не  прекращая  говорить.
Мэтр Нарди отвечал ему: оба заговорили о политике, не очень  заботясь  о
дамах, что нисколько не смущало  ни  Фьору,  которой  интересен  был  их
разговор, ни Агнеллу, которая бдительно следила за  тем,  чтобы  тарелки
гостей не пустели.
   Из разговора мужчин Фьора узнала, что некий  коннетабль  де  Сен-Пол,
крупный военачальник королевской армии, уроженец из Бургундии  и  давний
друг Карла Смелого, очень странно повел себя. Носитель большой  шпаги  с
геральдической лилией ,  которая
возвышала его над принцами крови, и женатый на свояченице  Людовика  XI,
принцессе Савойской, Луи Люксембургский, граф де Сен-Пол  тем  не  менее
отправился в Перонну  для  того,  чтобы  предложить  свои  услуги  Карлу
Смелому и английскому королю, пообещав  им  открыть  перед  ними  ворота
Сен-Кантона,  но  обстрелял  их  из  пушек,  когда  те  предстали  перед
оборонительным валом города.
   - Я надеюсь, - сказал Агноло, - что наш государь не очень надеется на
верность этого сеньора?
   - Он его так давно знает! Насколько я могу судить, Сен-Пол не  знает,
ни что ему делать, ни кому ему будет выгоднее  служить.  А  пока  первым
результатом артобстрела было отступление герцога  Бургундского,  который
малодушно оставил своего союзника. Король, не  теряя  ни  минуты,  начал
переговоры с Эдуардом  IV.  Он  знает,  что  у  англичан  осталось  мало
провизии и что измена бургундской  армии  нанесла  роковой  удар  по  их
моральному  состоянию.  Многие  хотели  бы  вернуться  на   родину,   но
возвращаться ни с чем было  бы  совсем  унизительно,  и  король  Людовик
прекрасно понимает это.
   - Что они просят, чтобы уйти?
   - Скажем, что их претензии все уменьшаются: сначала  они  потребовали
французскую корону.
   - Они действительно надеялись на то, что им ее отдадут? - спросил  со
смехом Агноло.
   - Конечно, нет, но это льстило их тщеславию. Затем  они  потребовали,
чтобы им отдали Гиннуи и Нормандию, которыми они по-прежнему дорожат.
   - Но Франция дорожит ими еще больше. И что дальше?
   - Что дальше? - Коммин  с  удовольствием  выпил  свое  бургундское  и
широко улыбнулся хозяину дома. - Король надеется взять над ними верх без
особого труда благодаря золоту и подаркам. Мне поручено взять золото  из
подвалов Бастилии, но я также должен выяснить у  эшевенов  Парижа  -  во
сколько  они  оценят  свое   спокойствие.   Надо   действовать   быстро.
Послезавтра я возвращаюсь.
   - В Компьень?
   - Нет, в Сенлис, куда возвратился наш государь.
   Я должен привезти золото в сопровождении эскорта,  который  даст  мне
город.
   Он повернулся к Фьоре и любезно добавил:
   - Следовательно, вам  нечего  опасаться  в  дороге,  донна  Фьора.  Я
получил приказ взять вас с собой.
   - Король желает меня видеть? Я думала, что  речь  шла  только  о  его
послании.
   - Это послание, но только устное. Мы выедем из  Парижа  с  рассветом,
как только ворота будут открыты.
   Приготовьтесь к отъезду! А теперь, - добавил он, вставая, - я  должен
покинуть вас, мэтр  Нарди,  и  вас,  мадам  Агнелла.  Благодарю  вас  за
великолепную  трапезу,  ибо  мне  еще  срочно   надо   увидеть   мессира
д'Этувилля, канцлера Пьера Дориоля и губернатора Бастилии мессира  Пьера
Люилье.
   И легким шагом, словно  он  съел  только  куриное  крылышко  и  выпил
наперсток кларета, сеньор  д'Аржантон  покинул  дом  Нарди,  посоветовав
Агноло проводить  Фьору  до  ворот  Сен-Дени  послезавтра  утром.  Фьора
поднялась к Леонарде,  чтобы  сообщить  ей  о  скором  отъезде.  Агнелла
последовала за ней.
   - Что же хочет от меня король Людовик?  -  с  беспокойством  спросила
Фьора, поднимаясь по лестнице. - Мне надо было бы поговорить о  Леонарде
с мессиром де Коммином и сказать ему, что я не могу оставить ее.
   - Почему же? Я хорошо позабочусь  о  ней,  уверяю  вас,  -  пообещала
Агнелла. - Вы будете недолго  отсутствовать,  я  уверена.  Да  и  Сенлис
находится неподалеку отсюда: два лье  -  это  пустяки.  И  потом  приказ
короля не обсуждается.
   Леонарда сказала то же самое. Она прекрасно чувствовала себя у  Нарди
и терпеливо выносила боль.
   - Не волнуйтесь за меня, - сказала  она.  -  И  раз  госпожа  Агнелла
говорит, что я не буду для нее слишком большой обузой, я  дождусь  здесь
своего выздоровления. Поезжайте  с  миром,  вам  нечего  бояться  короля
Людовика.
   - Я в этом уверена, - добавила Агнелла. - Что  же  касается  нас,  то
если обстановка будет спокойной, мы сможем поехать  в  Сюресне.  Госпоже
Леонарде там будет лучше для ее дальнейшего выздоровления, потому что  в
деревне красиво и из дома открывается прекрасный вид на Сену.
   Преисполненная  благодарности,  Фьора   поцеловала   эту   прекрасную
женщину. Ее не покидало беспокойство: Эстебан до сих пор не вернулся.
   Он вернулся с наступлением ночи, незадолго  до  комендантского  часа,
усталый и голодный. Пероннелла, ответственная за  кухню  в  доме  Нарди,
занялась им, несмотря на поздний час. Она подала  ему  паштет  из  угря,
кусок пирога с голубятиной, большой ломоть холодной  говядины  и  налила
бургейского  вина,  способного  взбодрить  самого   усталого   человека.
Кастильцу очень нравилось на кухне, где он часто помогал  до  отъезда  в
Компьень. В этот вечер Пероннелла была очень  довольна  тем,  что  могла
побаловать Эстебана чем-то вкусным.
   Фьора поняла, что им хочется побыть наедине.
   Ночь  выдалась  великолепная.  Сидя  на  скамейке  около   клумбы   с
белоснежными лилиями, от которых  шел  нежный  аромат,  молодая  женщина
смотрела на усыпанное звездами небо и думала о своей судьбе.  В  августе
месяце прошлого года она жила на вилле Фьезоле со своим  горячо  любимым
отцом и думала, что безумно влюблена в Джулиано де Медичи. Ее  баловали,
лелеяли, и у нее  тогда  было  все,  чтобы  быть  счастливой.  Ее  жизнь
протекала спокойно и гладко, она казалась  такой  же  разноцветной,  как
китайский шелк, который Франческо Бельтрами  привез  для  своей  любимой
дочери из Венеции. А потом все превратилось в какой-то ад. Ее  спокойная
жизнь окончилась, она очутилась в хаосе, полном шипов, оставивших на ней
глубокие царапины.
   Фьора познала страсть, этот алый цветок, роскошный и  ядовитый.  Тот,
кто вдохнул сладкий  дурманящий  аромат  этого  цветка,  становился  его
рабом. И сидя этим вечером в саду,  Фьора  осмелилась  признаться  себе,
что, несмотря на все страдания, которые он  ей  причинил,  она  все  еще
любила Филиппа и, без сомнения, будет любить его до  последнего  вздоха.
Пурпурный цветок умрет только вместе с ней.
   Она машинально крестилась каждый раз, когда видела  падающую  звезду,
оставляющую яркий след в бархате темной ночи.  Некоторые  люди  уверяли,
что падающая звезда была душой, входящей в рай. Другие говорили, что это
признак счастья и что  надо  было  загадать  какое-нибудь  желание,  но,
несмотря на то что она машинально крестилась, Фьора не верила ни  в  то,
ни в Другое.
   Песок заскрипел под ногами Эстебана, и, не говоря ни слова, он сел на
место, которое она ему указала рядом с  собой.  Он  не  дал  ей  времени
задать хотя бы один вопрос.
   - Вы не ошиблись, донна Фьора, это точно он.
   Я пошел за ним и следил долго, чтобы убедиться в этом.
   - Куда он пошел?
   - Сначала за кардиналом Бурбонским до  его  особняка,  который  стоит
недалеко от Лувра. Он входил в число людей, сопровождавших его, и иногда
я даже видел, как  кардинал  наклонялся  к  монаху,  чтобы  доверительно
поговорить с ним. Но в особняке Бурбонов он пробыл недолго. Я видел, как
монах вышел оттуда и вернулся в собор, чтобы присутствовать на  вечерней
молитве, на которой был и я, как хороший христианин.
   Затем брат Игнасио  пошел  в  монастырь,  находящийся  неподалеку  от
собора Парижской Богоматери. Мне сказали, что это  монастырь  якобинцев.
Оттуда он не вышел, и я вернулся домой. Что теперь мне делать?
   - Лечь побыстрее в постель, ибо вы это заслужили.
   Благодарю вас, Эстебан, за эту  услугу.  Полагаю,  что  теперь  можно
оставить монаха на волю судьбы. А я послезавтра отправляюсь к Людовику с
мессиром де Коммином. Вам известно, что король послал его за мной?
   - Да, я знаю об этом. Не знаю только, что ему нужно. Надеюсь,  что  у
короля добрые намерения, если судить  по  приему,  оказанному  им  моему
хозяину. Однако я не согласен с вами в том, что касается брата Игнасио.
   Завтра я покручусь еще немного вокруг этого  монастыря.  Может  быть,
что-нибудь узнаю о цели его приезда сюда.
   - Будьте осторожны, прошу вас. Вы знаете, как  он  опасен,  и,  может
быть, не стоит привлекать к нам его внимание.
   - Доверьтесь мне. Он даже не заподозрит о моем присутствии.
   У Эстебана были свои планы. Рано утром,  одетый  в  длинную  холщовую
блузу, с двумя корзинами в руках, которые с  удовольствием  вручила  ему
Пероннелла вместе со списком поручений, когда он сказал  ей,  что  хочет
пройтись по Центральному рынку, Эстебан направился к монастырю якобинцев
и бродил там до тех пор, пока не увидел, как оттуда  вышел  послушник  с
корзинами, как и у него. Он последовал за ним и  через  несколько  минут
догнал и окликнул его, представившись иностранцем, недавно приехавшим  в
Париж, и сказав, что он еще не знает самых хороших торговцев.
   - Мне дали список, - сказал он, показывая то, что написал сам  втайне
от Пероннеллы, - объяснили, как дойти до рынка, и все.
   - Вы правильно сделали, что обратились ко мне,  брат  мой,  -  сказал
монах с важным видом. - Я знаю лучших торговцев и  покажу  вам  лавочки,
где можно купить самые свежие продукты и по умеренной цене.
   - Я вам буду очень благодарен за это, брат мой,  -  смиренно  ответил
Эстебан.
   Он знал только один способ выразить  признательность:  когда  корзины
были заполнены, кастилец увлек своего добровольного проводника  в  кабак
на улице Кокийер, чтобы угостить его  холодным  вином.  Брат  Гийо  умел
ценить божьи благодеяния и имел слабость  к  вину,  этому  божественному
напитку, освященному  самим  господом  богом  на  Тайной  вечере.  После
третьего кувшинчика вина Эстебан узнал  все,  что  ему  было  надо:  его
святейшество папа  римский  дал  Игнасио  Ортеге  специальное  и  тайное
поручение к королю Франции, к которому он скоро поедет, и весь монастырь
гордился этим.
   Узнав все, что ему было нужно, Эстебан напомнил  своему  собеседнику,
что пора было возвращаться. Тридцать минут спустя он  принес  Пероннелле
две полные корзины и сообщил Фьоре самые свежие сведения.
   - Его миссия, видимо, не очень важная, - сказала Фьора, - иначе  папа
поручил бы ее какому-нибудь кардиналу-легату.
   - Я придерживаюсь другого мнения, - возразил Эстебан. - Простой монах
менее заметен, чем помпезный кортеж кардинала, и  людям  более  скромным
доверяют  много  государственных  секретов.   Во   всяком   случае,   он
отправляется туда же, куда и  мы.  Попытаемся  вместе  с  моим  хозяином
понаблюдать за ним. Не думайте больше о нем, донна Фьора!
   Этот последний день пребывания в Париже Фьора провела возле Леонарды.
Она укоряла себя за то, что оставляет ее, словно это решение зависело от
нее самой.
   Она покинула Леонарду только на время  беседы  с  Агноло  Нарди.  Они
уединились в его кабинете.
   - Вам нужны деньги, донна Фьора? - спросил негоциант, как только  она
вошла, и указал ей на кресло.
   - Не смущайте меня, мессир Агноло! Щедрость,  с  которой  вы  приняли
нас, моих друзей  и  меня,  запрещает  мне  обсуждать  с  вами  подобную
проблему.
   - Господи! Донна Фьора! Как только вы можете говорить такое?
   - Прошу вас не продолжать дальше, ибо вы смутите меня еще больше!
   - Как вы не понимаете? Гостеприимство - это христианская обязанность,
а принимать вас было настоящим удовольствием, но это  ничего  общего  не
имеет с коммерцией! Что касается вас, то дело обстоит следующим образом:
мессир Анджело Донати, который отвечает, с согласия сеньора  де  Медичи,
за имущество,  торговлю  и  частную  собственность  покойного  Франческо
Бельтрами, довел до моего сведения, что доходы от  торговли,  полученные
ранее от доли вашего отца, должны быть полностью переданы  вам.  Так  же
обстоят дела в Брюгге, где для большего удобства  мессир  Ренцо  Каппони
получил распоряжение присылать мне ежегодно то, что полагается вам, и  я
могу сказать, что если даже речь и не  идет  о  богатстве,  сравнимом  с
богатством Франческо Бельтрами, вы все же с настоящего момента обладаете
солидным состоянием. Оно будет увеличиваться с каждым годом  и  позволит
вам, если вы этого пожелаете, купить красивый дом во Франции.  Например,
на Луаре, где жизнь такая приятная и где обычно живет король.
   - А вы не преувеличиваете? - недоверчиво спросила Фьора.
   - Никоим образом, клянусь честью!  Надо  подумать  о  будущем,  донна
Фьора, и взять то, что принадлежит вам.
   - Если это действительно так, то  я  с  удовольствием  приму  немного
денег для завтрашней поездки.  Что  же  касается  остальных  денег,  мне
хотелось бы, чтобы вы их поместили с выгодой для меня и для вас, а еще я
хотела бы,  чтобы  вы  сняли  оттуда  сумму,  необходимую  для  ухода  и
содержания моей дорогой Леонарды.
   Агноло махнул рукой, дав понять, что  это  не  деньги,  и  подошел  к
одному из сундуков с железной окантовкой, стоявших в ряд в его кабинете.
Он открыл тяжелую крышку и вынул оттуда увесистый мешочек с монетами.
   - Вот для начала тысяча ливров.  Вы  можете  просить  у  меня  деньги
каждый  раз,  когда  они  вам  понадобятся,  но  раз  вы  доверяете  мне
управление вашим состоянием, я постараюсь  сделать  так,  чтобы  вам  не
пришлось пожалеть об этом.
   Растрогавшись, Фьора подошла к нему и расцеловала в обе щеки.
   - Я в этом убеждена. Если бы мне не надо было уезжать, я попросила бы
вас ввести меня в курс коммерческих дел, которыми так интересовался  мой
отец.
   - И в этом я тоже всегда буду  в  вашем  распоряжении,  -  с  улыбкой
пообещал мэтр Нарди. - Это было бы  действительно  хорошо,  если  бы  вы
изучили дело.
   Мы еще обсудим это, когда узнаем, что хочет от вас наш король!
   Фьора сердечно попрощалась с этим добрейшим  человеком.  Она  еще  не
свела счетов с Карлом Смелым и Филиппом де  Селонже,  не  говоря  уж  об
Иерониме де Пацци,  которую  только  чудо  спасло  от  наказания  за  ее
преступления.  И  только  потом  она,  может  быть,  пойдет  по   следам
Бельтрами. Но когда наступит это "потом"?
   Через сколько лет? И какой станет тогда она, Фьора?

***

***

   На рассвете  следующего  дня  Фьора  выезжала  из  ворот  Сен-Дени  в
сопровождении Филиппа де Коммина и  Эстебана.  За  всадниками  следовала
рота лучников, эскортировавшая несколько повозок,  нагруженных  бочками.
При виде кортежа горожане отпускали шуточки, крича, что  хитрому  королю
Людовику потребовалось хорошее вино,  чтобы  взбодрить  свои  войска  до
начала битвы с алчным англичанином. Солдаты улыбались и отшучивались.
   Один только де Коммин знал, что  лишь  в  трех  из  этих  бочек  было
любимое вино короля с берегов Луары.
   Остальные же были наполнены золотом, которое, может быть, лучше,  чем
бряцание оружием, заставит англичан покинуть территорию Франции.
   Если в ближайших окрестностях Парижа шла мирная жизнь, население было
занято сбором урожая, то по мере удаления к  северу  путникам  все  чаще
встречались солдаты. Даже самая маленькая деревня охранялась, на  башнях
замков можно было заметить блеск копий. Густой лес Сенлиса, где  Людовик
XI любил охотиться, был уже не таким тихим.  Эхо  отданной  команды  или
бряцанье оружия иногда заглушали пение птиц:  будучи  предусмотрительным
человеком, король держал свои войска в боевой готовности, несмотря на то
что его эмиссары вели переговоры с посланниками английского монарха.
   Вдруг наступила тишина, божественный лесной  покой,  нарушаемый  лишь
пением  птиц.  Всадники  съехали  с  главной  дороги,  в  конце  которой
вырисовывались укрепления Сенлиса,  и  направились  дальше  по  заросшей
травой тропинке, на которой были едва заметны следы от колес повозок. На
молчаливый вопрос Фьоры Коммин ответил улыбкой.
   - Мы почти приехали, - сказал он.
   Лес расступился, словно театральный занавес, и перед  ними  предстало
сооружение, напоминающее уменьшенную копию города: за  высокими  стенами
виднелся  дворец  с  окнами,  украшенными  виньетками,  с  позолоченными
флюгерами, а также великолепная церковь.
   Вокруг недостроенных башен еще стояли леса, а новые черепичные  крыши
блестели, словно стальные пластинки. Знамя с геральдическими  лилиями  и
белым крестом развевалось на позолоченном древке, водруженном  на  крыше
здания.
   - Аббатство Виктории, - объявил Коммин. - Король Франции любит  здесь
жить.
   - Как  тут  красиво!  -  воскликнула  Фьора.  -  И  какое  прекрасное
название: Виктория!
   - Его происхождение очень простое: в 1241 году, когда 27 июля  король
Филипп-Август победил в Бувине немецкого императора Стона, он отправил к
своему сыну, принцу Людовику, гонца, чтобы сообщить ему радостную весть.
Людовик, одержавший победу в Рош-о-Муан над  королем  Жаном  Английским,
также отправил гонца к своему отцу. Говорят, что они встретились  именно
в этом месте, и несколько лет  спустя  король  приказал  основать  здесь
аббатство.  Он  не  пожалел  денег,  и  вот  вы  видите,  что  из  этого
получилось: благородное сооружение, достойное господа бога.
   - Наверное, ангелы хранят его? За исключением крыльев, они похожи  на
статую святого Михаила, которую я видела.
   Действительно, великолепные в своих