ттуда охапку разноцветных шелков и муслинов и выложил их на диване с женской тщательностью.
     - Ты видишь, - сказал он, - я и вправду тебя ждал. Все было куплено на рынке на следующий же день после того, как я узнал, что твой супруг здесь.
     Какое-то мгновение Катрин и ее друг молча стояли лицом к лицу, потом, раньше чем Абу смог ей в этом помешать, Катрин наклонилась, схватила его руку и прижалась к ней губами, не стараясь сдерживать слезы, хлынувшие из ее глаз. Он мягко убрал руку.
     - Гость, посланный Богом, всегда желанен у нас, - любезно сказал он. - Но когда этот гость еще и близок нашему сердцу, тогда нет большей радости для настоящего верующего. Это я должен был бы тебя благодарить.

***

     Часом позже, смыв дорожную пыль, одевшись в широкие балахоны из тонкой шерсти в черно-белую полосу и подхваченные на талии широким шелковым поясом, - для мужчин и арабский халат без рукавов, из зеленого шелка, низко опускавшийся на груди, - для Катрин, кордовские туфли без задников из тонкой кожи, расшитые серебром, для всех троих, путешественники уселись вместе с Абу-аль-Хайром на подушки, разложенные прямо на полу вокруг большого серебряного подноса на ножках, который служил им столом. Поднос был обильно уставлен. Кроме ломтей жареной баранины там оказались очень вкусные тонкие галеты из рубленой смеси голубиного мяса, яиц и миндаля. Но Катрин больше привлекали всевозможные фрукты и овощи, большинство из которых были вовсе ей не известны.
     - Больше всего я люблю плоды земли, - улыбнулся Абу, берясь за огромную дыню с благоуханной мякотью и передавая ломти по кругу. - Они хранят в себе солнце!
     Апельсины, лимоны, яблоки, тыквы, очищенные и приправленные бобы, баклажаны, турецкий горох, бананы, виноград, миндаль и, конечно же, гранаты - все это было красиво сервировано и радовало глаз. Жосс и Готье, ободренные содержимым длинного и тонкого графина, который хозяин дома позаботился поставить рядом с ними, пробовали все сразу.
     Они уплетали за обе щеки с таким воодушевлением, что вызвали невольную улыбку у Абу, который был достаточно сдержан в еде.
     - И так всегда бывает у вас в доме, господин - наивно спросил Жосс, не скрывая разыгравшегося чревоугодия.
     - Не называйте меня господином, зовите Абу. Я простой верующий. Да, у меня всегда так. Видите ли, мы здесь не знаем, что такое голод. Солнце, вода и земля дают нам все в достатке. Нам только нужно благодарить за это Аллаха. Я знаю, что в ваших холодных краях люди даже не представляют себе такое изобилие. По этой причине, - добавил он с неожиданной печалью, - кастильцы мечтают изгнать нас отсюда, как они уже изгнали нас из Валенсии, Святой Кордовы и из других мест полуострова, который мы сделали богатым и цветущим. Они не понимают, что сюда идут богатства с Востока, из Африки, ими полны корабли, свободно плавающие между нашими берегами... а ведь всего этого не будет, когда падет королевство Гранада!..
     Краем глаза он наблюдал за Катрин. Несмотря на длинную дорогу, молодая женщина едва дотрагивалась до еды. Она попробовала арбуз, съела несколько миндалин, несколько фисташек и теперь из маленькой золотой ложечки рассеянно посасывала щербет из лепестков роз, только что принесенный немым рабом. Устремив взгляд в сад, она даже не слушала разговора.
     Казалось, была очень далека от этой комнаты, где было прохладно и приятно сидеть под красивым потолком, покрытым искусственным мрамором с резным рисунком. Мысленно она направилась к дворцу-крепости, который был так близко, однако так недоступен! А за его розовыми стенами сердце Арно билось для другой.
     Абу-аль-Хайр увидел, что слезы вот-вот брызнут из ее глаз. Тогда он подозвал одного из своих рабов и прошептал ему на ухо несколько слов. Черный раб сделал знак, что понял, и молча вышел. Через несколько минут зычный и крикливый голос провопил с порога:
     - Да здрррравствует герррцог! Ушедшая в свои печальные мысли, Катрин встрепенулась, словно ее укусила оса. Она подняла глаза на черного Кликана, а тот смеялся во весь рот, показывая белые зубы. Он поставил рядом с ней серебряный насест, на котором восседал огромный и великолепный голубой попугай с длинными перьями в пурпурных пятнах.
     - Гедеон! - обрадовалась Катрин. - Но это же невозможно!
     - Почему же? Разве ты не подарила его мне, когда и уезжал из Дижона? Ты видишь, я хорошо о нем забочусь.
     С ребяческой радостью Катрин ласкала перышки птицы, которая изгибалась на насесте, воркуя как голубка и посматривая на нее своим большим круглым глазом. Гедеон открыл свой большой клюв и бросил на этот раз:
     - Аллах есть Аллах, и Магомет - его Прррроррроок Его.
     - Он сделал успехи! - сказала Катрин, прыснув от смеха. - И стал красивее, чем раньше.
     Она наклонилась, как когда-то в лавке своего дяди Матье, приблизив к птице лицо, а та нежно поклевала ей губы.
     - Сколько он мне напоминает! - прошептала она, и ее опять охватила меланхолия.
     Гедеон на самом деле был первым подарком, который ей поднес Филипп Бургундский, когда влюбился в нее. Попугай был верным спутником ее жизни примерно с того времени, когда Великий Герцог Запада попал в ее сети, а она навсегда отдала сердце Арно де Монсальви. Тени прежних лет прошли перед ней. Но Абу-аль-Хайр вовсе не хотел, чтобы она снова впала в печальное расположение духа.
     - Я приказал его принести вовсе не для того, чтобы разбудить в тебе меланхолию, - заметил он, - а чтобы дать тебе понять, что иногда времена возвращаются.
     - Время герцога Бургундского ушло!
     - Я не на это намекал, а на чудесные часы, которые тебе дала любовь.
     - Она дала мне их на слишком короткое время.
     - Однако достаточное, чтобы воспоминание о них наполнило твою жизнь... и не стерлось из памяти твоего супруга.
     - Откуда вы знаете?
     - Кто же мог мне сказать, какой была ваша жизнь если не он сам?
     Взгляд Катрин загорелся, а щеки залились краской...
     - А вы... его видели?
     - Да уж конечно, - сказал Абу с улыбкой. - Ты забываешь, что когда-то мы с ним были большими друзьями. Он тоже вспомнил о том, что я живу в этом городе. Едва приехав в Аль Хамру, он спросил обо мне.
     - И вам удалось проникнуть к нему?
     - Я же врач... и скромный друг нашего калифа, а он ко мне относится хорошо. Должен тебе признаться, однако, что принцесса Зобейда, а твой супруг является ее пленником, меня не любит с тех пор, как я спас от смерти супругу султана Амину, которую она ненавидит. Более того, она меня терпеть не может. Только потому, что ей очень хотелось понравиться "господину франку", она согласилась меня позвать. И получилось так, что в течение целого часа я смог разговаривать с мессиром Арно.
     - Вы сказали, что он-пленник этой женщины, - бросила Катрин, и лицо ее внезапно исказилось. - Откуда такая ложь! Почему же не употребить то слово, что подходит? Вы столько значения придаете смыслу слов! Почему вы не сказали - ее любовник?
     - Но... потому, что я об этом ничего не знаю, - спокойно сказал Абу. - Это все секреты, ночные тайны Аль Хамры... где многие слуги немы.
     Катрин, чуть поколебавшись, решилась спросить:
     - Это правда... он излечился от проказы?
     - Да он никогда и не был ею болен! Есть болезни, которые похожи на нее... но их не знают ваши врачи на Западе. Врач принцессы Хадж-Рахим - святой человек, он совершил Великое Паломничество, но это не мешает ему оставаться настоящим ослом. Но все же он с первого взгляда увидел, что твой супруг болел не проказой. Чтобы в этом убедиться, ему достаточно было приблизить руку мессира Арно к огню. Твой супруг закричал, а это доказывало, что чувствительность у него не затронута.
     - Что же это была за странная болезнь? Я своими глазами видела белесые пятна у него на руках...
     - В салермской школе знаменитая Тротула называла эту болезнь "витилиго", или "белые пятна". И я боюсь, что в ваших лепрозориях полным-полно несчастных, болеющих именно этой болезнью, в общем-то ничтожной. Ваши невежи-врачи слишком часто путают ее с проказой.
     Опять наступила тишина. Неподвижно, как изваяния, сидели Готье и Жосс, не произнося ни слова. Они слушали, ожидая, что придет время высказать свое мнение, если его у них спросят. Катрин же обдумывала дальнейшие вопросы.
     Она спросила:
     - Почему Арно последовал за этой женщиной?
     - Почему пленный следует за своим победителем?
     - Но он пленный чего? Силы... или любви?
     - Силы, в этом я уверен, так как он рассказал мне, как убийцы Зобейды взяли его в плен около Толедо. Что касается любви, возможно, она что-то добавила к вынужденным оковам... но он мне об этом ничего не сказал. И мне это сомнительно.
     - Почему?
     - Ты не должна спрашивать. Ответ не доставит тебе удовольствия: Арно де Монсальви не верит в настоящую любовь. Он говорит, что раз ты могла забыть для другого о чувствах, которые вас соединяли, то никакая другая женщина не сумеет дать ему искреннюю и чистую любовь.
     Катрин мужественно выдержала удар. Она умела быть честной сама с собой, и кокетство с Пьером де Брезе вовсе не стерлось из ее памяти. Она так часто упрекала себя за это... в особенности за ту ночь в саду в Шиноне, когда Бернар д'Арманьяк застал ее в объятиях прекрасного рыцаря.
     - Я это заслужила! - сказала она просто. - Но сила притяжения любви велика. Эта женщина... его любит?
     - Страстно! С таким исступлением, что это удивляет и приводит в ужас окружающих. Власть "господина франка" над Зобейдой полная. Все права - на его стороне, кроме права смотреть на другую женщину. А иначе несчастье падает на голову той, что сумела получить от него улыбку или ласковое слово! Очень скоро она попадает к палачу. С десяток женщин уже умерли таким образом. Да и служанки Зобейды больше не осмеливаются поднимать глаз на человека, которого она любит дикой любовью. Они обслуживают его, стоя на коленях, но так плотно закутываются в покрывало, словно находятся на улице. Ибо, вопреки нашему обычаю, который требует, чтобы мужчины жили отдельно от женщин, в самом саду Зобейды находится павильон, где живет мессир Арно...
     - И калиф на это соглашается? Абу-аль-Хайр пожал плечами.
     - Для него, пока Арно не согласился перейти в исламскую веру, твой супруг только пленный христианин, как и любой другой. Он рассматривает его как игрушку в руках своей свирепой сестры и ничего более. Да и к тому же султан Мухаммад слишком хорошо знает, что такое злость Зобейды, и не решается ее раздражать. Насриды - странная семья... Они легко умирают, ты потом узнаешь... Удержаться на троне - это изнурительная борьба, и Мухаммад VIII вынужден был отвоевывать свой трон дважды. Я думаю, ты поймешь его. В этом розовом дворце прячется гнездо гадюк. Ходить там опасно...
     - Однако именно это я и хочу сделать. Я хочу туда войти.
     Удивление отразилось на лице Абу, а Жосс и Готье впервые за все время высказали протест.
     - Ты хочешь войти в Аль Хамру? - произнес наконец Абу. - Ты что, потеряла рассудок? Не то тебе нужно делать. Зобейда, конечно, меня ненавидит, но я все же пойду к ней под каким-нибудь предлогом и скажу твоему супругу, что ты у меня. Впрочем, я предсказал ему, что ты придешь.
     - И что он сказал?
     - Он улыбнулся и отрицательно покачал головой:
     "Зачем ей приходить? - сказал он мне. - У нее есть все, что она искала: любовь, честь, богатство... а человек, которого она выбрала, - из тех, кто может удержать женщину. Нет, она не придет".
     - Как же он меня плохо знал! - вздохнула Катрин с горечью. - А вы как раз были правы.
     - И очень счастлив! Так я пойду к нему.
     Рука Катрин легла ему на руку.
     - Нет... Это не подходит по двум причинам: первая заключается в том, что, узнав о моем присутствии, Арно или скажет вам, что я перестала для него существовать... и я от этого умру, или же попытается соединиться со мной, поставив собственное существование под угрозу.
     - Это действительно причина, ну, а вторая?
     - Вторая в том, что я хочу видеть, видеть собственными глазами, каковы его отношения с этой женщиной. Хочу знать, любит ли он ее, понимаете? Если он на самом деле изгнал меня из своего сердца, я хочу в этом убедиться сама. У меня нет иллюзий, знайте это! Я вижу себя такой, какая я есть. То есть я уже довольно далека от молоденькой девушки. А что касается Зобейды, ее, красота ввергла меня в отчаяние... Так почему бы ей и не завоевать его сердце?
     - Ну а если это даже так? - смело бросил Готье. - если эта женщина завоевала мессира Арно и если он стал ее рабом? Что тогда вы сделаете?
     Кровь отлила от щек Катрин. Она закрыла глаза, стараясь отбросить образ Арно в объятиях принцессы, образ, преследовавший ее с того момента, когда она увидела Зобейду.
     - Не знаю, - только и сказала она. - Я и вправду не знаю что мне нужно знать. И знать я могу, только если окажусь там.
     - Дайте мне туда сходить, мадам Катрин, - сказал Готье. - Мне удастся узнать, отвернулся ли ваш супруг от вас. И, по крайней мере, вы не окажетесь в опасности...
     Тогда Абу-аль-Хайр взял на себя труд ответить ему:
     - Как ты к нему проникнешь, северный человек? Апартаменты Зобейды - это часть гарема, и даже если бы они были в стороне, охрана калифа сторожит двери. Ни один человек не может войти в гарем, если он не евнух.
     - Разве мессир Арно евнух?
     - Его случай особый! Он пленник, и Зобейда хорошо охраняет свое сокровище. Ты поплатишься головой, и без всякой пользы...
     Готье собирался возразить, но врач предложил ему помолчать. Он повернулся к Катрин.
     - Под каким предлогом ты надеешься войти к Зобе и де?
     - Не знаю. В качестве служанки, может быть... Это возможно? Благодаря Жоссу я разговариваю на вашем языке и умею хорошо играть любую роль.
     В подтверждение Катрин рассказала своему другу о жизни среди цыган.
     - Тогда речь шла только о том, чтобы отомстить за нас с Арно, - сказала она в заключение. - А сейчас я сделаю все, чтобы его отобрать и вновь обрести смысл жизни. Умоляю вас, Абу, помогите, помогите мне войти в Аль Хамру. Нужно, чтобы я увидела его, чтобы сама узнала...
     Она протянула к нему руки, и Абу-аль-Хайр отвернулся, смущенный тем, что так слаб перед слезами женщины. Он долго молчал.
     - Это чистое безумие, - вздохнул он наконец. - Но я знаю, что возражать бесполезно. Обещаю тебе все продумать. Но на это понадобится время... Такого рода дела подготавливаются без суеты. Оставь мне эту заботу. А пока воспользуйся моим домом, садом. Увидишь, они наполняют жизнь негой. Отдыхай... ухаживай за собой, спи и живи в мире, пока...
     - Пока? - встрепенулась Катрин. - Ждать? Что вы говорите? Вы думаете, что голова моя сейчас может отдыхать, что я могу жить, нежась, когда... когда меня пожирает ревность, сжигает желание его увидеть? - призналась она искренне.
     Абу-аль-Хайр встал, спрятав руки в широкие рукава, строго посмотрел на Катрин.
     - Ну что ж, пусть еще несколько дней тебя пожирает ревность, сжигает желание увидеться с супругом. Ты сама обезумела от красоты Зобейды! И ты хочешь показаться мужчине, которого ты любишь, прямо вот так? У тебя тусклые волосы, вся кожа в веснушках, руки огрубели от поводьев и тело голодной кошки.
     Смутившись, Катрин опустила голову и покраснела, как гранаты, лежавшие на подносе.
     - Я стала такой уродливой? - пролепетала она.
     - Ты прекрасно знаешь, что нет, - прервал ее Абу сухо. - Но у нас женщина живет, дышит, чтобы нравиться мужчине. Ее тело должно источать запах драгоценных духов, которые ему понравится вдыхать, она должна быть арфой, которую ему приятно будет слушать, садом роз и апельсиновых деревьев, где сладко ему будет наслаждаться своим желанием. Тебе нужно воспользоваться оружием Зобейды, самой обрести его. Только после этого ты можешь сражаться, на равных со своей соперницей. Вспомни о даме с черным бриллиантом, что царствовала в душе одного принца. Завтра я сам тебя отведу к Фатиме. Она - самая ужасная старуха, какую я знаю, и королева среди сводней, но она, как никто, умеет сделать из ослицы с вытертыми повозкой боками удалую курочку в сияющем оперении! И она мне многим обязана: из тебя она сделает чудо! Теперь я тебя оставляю. У меня есть несколько больных, которых надо посетить. Мы увидимся вечером.
     Он вышел, оставив Катрин размышлять про себя, не имела ли "ослица с потертыми повозкой боками" какое-то отношение к ней самой. Оказывается, она спрашивала себя об этом вслух. Со стороны Готье и Жосса послышался гром смеха. Жосс даже чуть не плакал...
     - Никогда не встречал такого приятного и доброго человека, - задыхаясь от смеха, говорил он, хлопая себя по ляжкам. - О! О! О! О!... Нет! Очень смешно!
     Некоторое время Катрин смотрела на обоих мужчин, которые во власти смеха повалились на подушки, и спрашивала себя, не рассердиться ли ей на сей раз. Но смех заразителен, и Катрин недолго сопротивлялась. Гедеон подумал, что вежливость обязывала его присоединиться ко всеобщему концерту.
     - Ха! Ха! Ха!.. - завопил он. - Ка!.. трин!.. Не-отрр-азимая Катрррр-ин! Да здррр... авствует геррр-цог!
     Подушка, брошенная точной рукой Готье, прервала его на полуслове.

Глава десятая. БАНЩИЦА ФАТИМА

     Лежа на мраморной скамье, покрытой красной хлопковой банной простыней, пытаясь ни о чем не думать, как ей посоветовали, Катрин отдавалась заботам, которыми ее окружали Фатима и ее помощницы. Она даже закрыла глаза, чтобы не видеть Фатиму, казавшуюся еще более уродливой, чем она себе представляла.
     Это была огромная эфиопка, черная и сильная как медведь. Ее короткие курчавые волосы были тронуты сединой, а большие зрачки утопали в желтовато-белых роговицах, испещренных тоненькими красными маленькими прожилками. Как и обе ее помощницы, она была нага до пояса, с черной блестящей от пота кожей; ее огромные груди, как арбузы, тяжело танцевали в ритме движений. Время от времени она поджимала толстые красные губы, и тогда молнией мелькали из-под них ее белые зубы, затем опять принималась массировать тело молодой женщины широченными, как бельевой валек, ручищами. Когда Катрин, плотно обернутая в большое зеленое покрывало, прибыла к Фатиме, сидя на осле и в торжественном сопровождении самого Абу, за которым следовали оба немых раба, Фатима низко им поклонилась. Затем они с врачом заговорили так быстро! что Катрин, конечно, ничего бы не поняла, если бы Абу не предупредил ее заранее, каким образом объяснит Фатиме присутствие блондинки-чужестранки в его доме.
     Мысль была проста, но и довольно странна, если знать, с каким недоверием относился врач к женщинам: он якобы только что купил на берберском корабле, бросившем якорь в порту Альмерия, эту прекрасную светлую рабыню, из которой собирался сделать усладу своей старости, но лишь после того, как Фатима применит свое превосходное искусство и сделает ее достойной ложа утонченного и изысканного мусульманина. Он попросил толстую эфиопку держать Катрин подальше от прочих посетительниц, опасаясь, что новость о его великолепном приобретении даст повод для сплетен. Вид слащавой и преувеличенной стыдливости с опущенными глазами и восторженным лицом, который принимал ее друг, чуть не рассмешил Катрин, но Фатима увидела в этом только любовный пыл. Или скорее, завидев, как прекрасные золотые динары потекли из руки посетителя, она заключила, что мудрый Абу-аль-Хайр, должно быть, очень влюбился и, что и говорить, не стоит полагаться на его внешний вид. Ведь вот и он со всем своим достоинством и презрением в конце концов оказался таким же, как и другие. Эта красотка задела его за живое, покорила...
     Вскоре она принялась за работу. Мигом, оставшись без всякой одежды, ловко снятой двумя очень худыми мавританками, Катрин сидела на деревянном табурете в комнате, украшенной мозаикой и полной пара. Ей дали попотеть там с полчаса, а затем, полу задохнувшуюся, перенесли на скамью для массажа, где Фатима уже ждала ее, уперев кулаки в бока, как палач в ожидании жертвы.
     Катрин разложили на скамье, как тесто для выпечки хлеба.
     Не теряя ни минуты, Фат