берегу ручья, он стал обмазывать ею бока кобылы, которая, остолбенев от этого немыслимого святотатства, позволила окрасить свою роскошную шерсть - впрочем, уже утерявшую изначальную белоснежность на пыльных, грязных дорогах - в некий неопределенный цвет с оттенками от желтого до грязно-серого.
     - Будем надеяться, что мы не попадем под сильный ливень, - сказал нормандец, отступив на шаг и критически оглядывая творение своих рук, словно художник, любующийся законченной картиной. Катрин с улыбкой подумала, что ее милый друг Ван Эйк точно так же разглядывал, склонив голову, прищурив глаза и сморщив лоб, какую-нибудь из своих восхитительных мадонн, для которых она служила ему моделью.
     Затем нормандец проглотил свою часть индюшки, запил жаркое водой и подхватил Катрин, чтобы водрузить ее в седло.
     - Ну, преподобный отец, - воскликнул он весело, - нам пора в путь. Сам дьявол не узнал бы вас в этом наряде.
     А когда я говорю дьявол, я имею в виду мессира Жиля де Рэ, сеньора с синей бородой!
     Близилась ночь. Из деревни до них доносился колокольный звон, возвещающий окончание вечерней мессы. Катрин чувствовала, как постепенно исчезает страх, который едва не раздавил ее. От монашеской рясы ужасающе несло потом и жиром, но она была такая теплая и плотная, что в ней смело можно было выйти даже под хлещущий ливень. Молодой женщине пришлось сразу же в этом убедиться, ибо едва они выехали из леса, как с неба на них посыпался тонкий косой дождь. Катрин опустила капюшон, который закрывал ей голову и лицо до подбородка, затем подтянула слишком длинные рукава. Она казалась самой себе улиткой в раковине, надежно укрытой от нескромных взоров.
     - Господи! - пробормотала она себе под нос. - Прости Готье совершенное им ужасное святотатство, не наказывай его за то, что он отобрал рясу у твоих святых служителей. Ведь он это сделал только ради нашего спасения... Не забудь. Господи, святых служителей твоих, позаботься о них, чтобы они не простудились под дождем.
     Помолившись и обретя душевный покой, она пустила Морган рысью и вскоре нагнала ушедшего вперед Готье.

Часть вторая
ПРОКЛЯТАЯ ПЕЧАТЬ

Глава первая
МЕХОВЩИК ИЗ БУРЖА

     Последний удар колокола прозвучал в романской башне церкви Сен-Пьер-ле-Гийар, когда Катрин, Сара и Готье достигли наконец цели своего путешествия. Прямо перед ними, на углу улиц Орон и Армюоье, возвышался дом Жака Кера. Это было большое здание с тремя крыльями. Лавка занимала весь первый этаж углового крыла. Однако дубовые ставни, почерневшие от времени, были уже закрыты. На улице было темно: от самых ворот Орон единственный горшок с пылающими углями стоял перед статуей святого Урсена. Катрин все еще не могла унять бьющееся в груди сердце, ибо только что им пришлось пройти мимо стражи, охранявшей ворота. На башнях города развевались королевские стяги, возвещая о присутствии короля Карла VII, а стало быть, и Ла Тремуйля. К тому же она достаточно долго жила в Бурже, и ее здесь легко могли бы узнать. Уже когда они подъехали к ручейкам и болотам, за которыми возвышались древние укрепления галло-римской эпохи, она натянула капюшон до подбородка и видела теперь только уши Морган. Умирая от страха, что ее схватят в двух шагах от цели, она судорожно сжимала под рясой ковчежец святого Иакова... Однако все страхи оказались напрасными. Равнодушные усталые солдаты, явно желающие поскорее вернуться в теплую караулку из этой промозглой тьмы, почти не обратили внимания на двух монахов в сопровождении крестьянина, которые объявили, что направляются в монастырь якобинцев. Но слава Богу, что они успели пройти! Чуть ли не за их спиной закрылись ворота, раздался скрежет подъемного моста. Город запирался на ночь...
     На улице, которая вела к величавой громаде королевского дворца, было совсем мало народу: несколько запаздывающих хозяек да двое-трое торговцев, заключавших сделки на пороге своих лавок. Странники ни у кого не вызвали интереса, однако Катрин из предосторожности дала знак остановиться в некотором отдалении от жилища Кера, на которое указала Готье кивком головы;
     - Вон там! - сказала она.
     - Но дом закрыт!
     - Лавка, конечно, заперта, потому что слишком поздно. А на верхних этажах свет горит. Еще не подали сигнала тушить огни. Впрочем, мне кажется, что и под дверью мелькнул луч света.
     Словно подтверждая ее слова, дверь отворилась, и сноп яркого желтого света протянулся до середины улицы. На пороге показались двое мужчин в широких плащах, подбитых мехом. Один был высокий и худой, а второй маленький и дородный. Катрин сразу узнала первого, ибо его профиль четко вырисовывался в освещенном проеме двери.
     - Мэтр Жак Кер! - шепнула она Готье. - Тот, который выше...
     С этими словами она соскользнула на землю и стала тихонько подбираться к дому, стараясь держаться темной стороны. Меховщик, стоя на пороге, прощался со своим гостем.
     - Значит, договорились. Завтра вам принесут эти десять беличьих шкурок из Монголии, мэтр Лальман. Уступаю вам последнюю партию. Бог знает, когда венецианцам удастся прислать нам следующую!
     Маленький толстяк что-то ответил, но Катрин не разобрала его слов, затем накинул на голову черный суконный капюшон и пошел по направлению к улице Армюрье. Катрин сжала свой талисман и, не раздумывая больше, бросилась вперед. Она окликнула меховщика в тот момент, когда Кер собирался закрыть дверь.
     - Мэтр Жак, - произнесла она охрипшим от волнения голосом, - согласитесь ли вы приютить ту, что объявлена вне закона?
     С этими словами она откинула капюшон, открыв свое побледневшее лицо. Под глазами у нее синели круги, а золотистые волосы были беспощадно стянуты узлом. От свечей, освещавших внутренность лавки, на них заиграли блики. Жак Кер, вздрогнув, отступил назад.
     - Клянусь кровью Христовой! Да это же госпожа де... Он прикусил язык, затем, не теряя ни минуты, схватил Катрин за руку и, быстро осмотревшись, втащил в дом.
     - Входите быстрее! Что это за два всадника неподалеку?
     - Мои слуги! - ответила Катрин. - Ожидают меня.
     - Я распоряжусь, чтобы их провели во двор. Минуту терпения.
     Он тщательно запер дверь, наложил тяжелые засовы, затем снял с табурета кипу мехов, чтобы Катрин могла сесть, и направился к маленькой боковой двери.
     - Подождите меня! Я сейчас вернусь!
     Катрин тяжело опустилась на табурет. Она изнемогала от усталости. В лавке было тепло и приятно пахло - посреди комнаты стояла жаровня, в которой горели красноватым огнем угли. Большую часть помещения занимал огромный прилавок полированного дерева. Вдоль стен стояли железные шкафы, куда складывались меха и шкуры. В одной из ниш был установлен высокий пюпитр черного дерева: на нем располагались чернильница, подставка для гусиных перьев и толстый гроссбух в пергаментном переплете. Острый мускусный запах мехов смешивался с ароматом расплавленного воска, исходящего от свечей. В доме царили спокойствие и тишина. Катрин сразу почувствовала это, и у нее стало легче на сердце, словно бы разжалась сдавившая его рука. В первый раз за долгое время она вздохнула почти свободно. ~-
     Вновь отворилась маленькая дверь, и Жак Кер кинулся к ней, взял за руки и привлек к себе.
     - Бедный друг мой! Как вам удалось добраться до меня? Город кишит шпионами, и ремесло доносчика стало самым выгодным. Пойдемте отсюда. Нам лучше перейти в мою клетушку, чтобы поговорить без помех. Мои приказчики скоро вернутся со склада и начнут подбивать счета за день.
     Он нежно взял под руку молодую женщину, помогая ей подняться, и повел в глубь лавки. На второй этаж вела узкая лестница. Катрин была так измучена, что пошатнулась, шагнув на первую же ступеньку, и рухнула бы на землю, если бы ее не поддержала сильная рука.
     - Вы очень добры, мэтр Жак. Благодарю вас, что не прогнали меня.
     Она взглянула на него, радуясь, что вновь видит это лицо с правильными и немного суровыми чертами. У него был длинный нос и рот с тонкими решительными губами. Огромный лоб говорил о недюжинном уме, взгляд красивых карих глаз был открытым, но властным. В жесткой линии губ угадывалась тем не менее натура чувственная, о чем свидетельствовали также трепетные ноздри и глубокий хрипловатый голос.
     Улыбнувшись, он успокаивающе сжал ей руку.
     - Надеюсь, - сказал он, - вы не сомневались во мне. "Клетушка" Жака Кера располагалась напротив столовой. Вопреки своему названию, это была довольно обширная комната, занимавшая часть лестничной площадки. Узкие окна ее выходили на улицу Армюрье и улицу Орон: мельком бросив в них взгляд, Катрин увидела блестевшую от дождя крышу монастыря якобинцев. Кабинет больше походил на капитанскую каюту, чем на жилище торговца. Конечно, в углу были сложены кипы кротовых и беличьих шкурок, а на столе валялись образчики полотняных и суконных тканей, но больше всего здесь было книг - фолиантов с вытертыми кожаными обложками и пожелтевшими пергаментными страницами, покрытыми пятнами ржавчины. Они лежали повсюду: в шкафах, на табуретках, на полу. Одна из них стояла открытой на конторке возле медного сундука, в котором, должно быть, хранились завязанные ленточками старинные пергаментные свитки. Но больше всего поражали воображение разложенная на столе огромная карта с великолепными рисунками и стоявший на полу внушительных размеров глобус, который свободно поворачивался на своей бронзовой подставке.
     Жак Кер улыбнулся, посмотрев на удивленное лицо Катрин, которая никогда не видела ничего подобного, и ласково провел пальцами по бесстрашно рассекавшему волны красно-золотому кораблику, искусно нарисованному на карте.
     - Я мечтаю о путешествиях, - сказал он, - мне мало мехов, и даже ткани моего компаньона Пьера Годара больше меня не удовлетворяют. Однако поговорим о вас. Садитесь-ка вот сюда, на эти подушки, и расскажите мне, каким чудом вы очутились здесь... откуда вы приехали? И отчего вы так бледны? Я думал, вас уже несколько месяцев нет в живых, госпожа Катрин!
     Бережно откинув грубый капюшон, он привлек к себе молодую женщину, вглядываясь в ее усталые глаза, любуясь. золотыми волосами, сверкающими в пламени свечей.
     - Разве вы не читали эдиктов короля... разве не слышали, как на всех перекрестках кричат, что я преступница, что за мою голову объявлена награда, что...
     - Конечно, слышал, - прервал ее Жак, - но никак не мог понять, что же произошло. Вас обвиняют в том, что вы обманом увлекли за собой капитана де Монсальви и заставила его перейти на сторону врага. И в то же время прошел слух, что вы погибли... погибли в Руане вместе с Орлеанской Девой, которую Господь вознес на Небо и поместил среди праведников своих.
     Катрин нервно рассмеялась, и это лучше всяких слов говорило о том, что ей пришлось вынести. Она устала бояться, трястись от страха, завидев только тень железного шлема или стеганого колета солдата. Она уже сама не помнила, сколько дней не сходила с седла, мчась вперед по скверным разбитым дорогам. Теперь ей казалось, что у нее болит все тело до мельчайших жилок.
     - Вы не похожи на других, мэтр Жак. Вы ведь не станете говорить, что она колдунья и ее сожгли по заслугам?
     - Только люди с низкой душой могут сказать такое! Только... только мессир де Ла Тремуйль, - произнес меховщик, понизив голос до шепота, - и мессир Рейно де Шартр, архиепископ Реймсский, оскверняют свои уста ложью! К несчастью, именно они завладели душой и совестью короля. На беду Франции, ею правит Ла Тремуйль, а вовсе не Карл VII. Однако что я могу сделать для вас, госпожа Катрин?
     Она подняла на него глаза, полные благородной печали, и в сердце Жака ожили. Казалось, давно умершие воспоминания. Перенесенные страдания наложили неизгладимый отпечаток на облик Катрин: она стала столь трогательно-хрупкой, а в глазах застыло выражение такой муки, что перед этим не смогло бы устоять ни одно великодушное сердце.
     - Можете ли вы спрятать меня и моих слуг? Меня разыскивают, преследуют... я лишилась большей части своих богатств... и я жду ребенка. Поможете ли вы мне найти кого-нибудь из капитанов короля, Ла Гира или Ксантрая... если, конечно, их тоже не бросили в тюрьму.
     - Им не грозит заточение, разве что они попадут в плен к англичанам!
     - Однако Арно де Монсальви в тюрьме!
     - Арно де Монсальви перешел на сторону врага, - сухо сказал Жак Кер.
     - Это гнусная ложь! - вскричала Катрин, топнув ногой. - Арно пытался спасти Жанну, как и я. Это правда, мы были в Руане и жили там среди врагов... но покинули этот город в кожаном мешке, который был брошен в Сену. Неужели это означает, что мы перешли на сторону врага!
     Не в силах сдержать возмущения и обиды, она задрожала всем телом. Меховщик сжал ее ледяные руки своими теплыми ласковыми ладонями.
     - Успокойтесь, друг мой, молю вас! Мне еще многое предстоит узнать от вас. Но прежде вам нужно выпить подогретого вина. Вы продрогли до костей. Масе, моя жена, еще не вернулась с вечерни. Как только она придет, мы уложим вас в постель. Вы понимаете, что мы вас никуда не отпустим? Вы хорошо сделали, что пришли в мой дом. Я счастлив, что вы прежде всего подумали о нас. Подождите секунду.
     Он исчез, и Катрин вновь осталась одна. Она устало прислонила голову к высокой спинке кресла, чувствуя, как на нее нисходит умиротворение, словно бы разжалась какая-то пружина. Наконец-то она достигла пристани! И не нужно больше скитаться по большим дорогам и лесным тропам, изнывать от страха, страдать от голода, ежиться на ветру и мокнуть под дождем. Завершился этот бесконечный путь, когда они неслись вперед непроглядно-темными ночами, не зная, обретут ли пристанище на рассвете. Со сжавшимся сердцем она подумала об Арно, который томился в подземелье, - но она была уверена, что никакие испытания не способны сломить его гордость и бесстрашие. А еще она безгранично верила человеку, который так просто и естественно принял ее, протянув руку помощи.
     Через несколько минут мэтр Жак Кер вернулся, осторожно держа в руках чашу с дымящиеся напитком. Катрин с наслаждением обхватила озябшими пальцами горячий фаянсовый сосуд, вдыхая пряный живительный запах.
     - Вино с корицей, - сказал меховщик, - пейте, пока горячее... А потом вы мне все расскажете. О слугах не беспокойтесь, они на кухне, и моя старушка Маго о них позаботится.
     Катрин глотнула обжигающего напитка, и ей сразу стало лучше.
     Облокотившись о конторку, Жак Кер внимательно наблюдал за ней, сжав рукой подбородок. Катрин поставила на стол пустую чашу. Щеки ее слегка порозовели, и она даже попыталась улыбнуться.
     Теперь я могу говорить. В двух словах обо всем не расскажешь, но я чувствую себя значительно лучше.
     Обхватив руками колени, она начала свое повествование. Голос ее звучал спокойно, но в самом этом ровном тоне было что-то бесконечно трогательное. Кер слушал ее, не прерывая ни жестом, ни словом. Он походил на деревянную статую, и его неподвижный силуэт четко вырисовывался в неярком свете свечей. Только в глазах, неотрывно глядящих на Катрин, отражалось все, что он чувствовал.
     Катрин уже заканчивала свой рассказ, когда снизу послышался чей-то голос, а затем что-то громыхнуло. Лестница затрещала под тяжелыми шагами. Меховщик, улыбнувшись Кат-чин, направился к двери, а молодая женщина поспешно схватилась за капюшон.
     - Не бойтесь! Полагаю, вы будуте рады видеть человека, за которым я сразу же послал.
     В темном проеме двери возникла могучая фигура мужчины; на его широких плечах был небрежно накинут черный плащ, открывавший короткий замшевый колет и облегающие штаны того же цвета. Непокорные пряди ярко-рыжих волос падали на блестящие карие глаза, а суровое лицо светилось от радости. С восторженным криком Катрин вскочила и кинулась на шею пришедшему. Это был Ксантрай! Рыжеволосый Ксантрай! Верный соратник Жанны д'Арк и лучший друг Арно де Монсальаи!
     При виде Катрин из груди его вырвался радостный возглас. Бесцеремонно обхватив своими ручищами молодую женщину, он оторвал ее от пола, расцеловал в обе щеки и только затем поставил на ноги, но не отпустил. Поворачивая ее перед собой, словно куклу, он вопил:
     - Клянусь кишками папы! Откуда вы взялись, Катрин? Вид у вас, как у мокрой кощки, но до чего же я рад вас видеть! А что вы сделали с Монсальви?
     - С Арно? Значит, вы ничего не знаете?
     Капитан сжал кулаки с исказившимся от ярости лицом.
     - Что я должен знать? То, о чем кричат герольды по всему королевству? В этих идиотских эдиктах провозглашают, что Монсальви перешел на сторону англичан. Монсальви? Воплощение чести и благородства? Герой Азенкура? Один из соратников Жанны? Мой Друг?
     Последний титул явно был самым почетным в глазах Ксантрая. Однако Катрин даже не улыбнулась. Губы ее дрогнули.
     - Многие в это верят. Мессир де Рэ...
     - Да разрази его чума вместе с проклятым Ла Тремуйлем! Я срываю со стен эти грязные бумажонки, где только увижу, и выпускаю кишки всем, кто пытается мне помешать. А если замечу, что их читают без моего разрешения, то бью ножнами по голове. Какая невероятная глупость! Чтобы такой человек, как Монсальви, мог совершить предательство, да еще под влиянием женщины, которую ненавидит...
     - Это не правда! Он меня любит, - с возмущением прервала Ксантрая Катрин. - Теперь ничто не стоит между нами, ни одно облачко не омрачает нашей великой любви! Если вам нужно доказательство, мессир, взгляните на мой живот!
     Ксантрай, ошеломленный этой атакой, разинул в изумлении рот, однако пришел в себя очень быстро и расхохотался.
     - Клянусь кровью Христовой! Вот это новость так новость! У нас будет маленький Монсальви! Чудесно! Я буду его крестным отцом, Катрин, вы обязаны оказать мне эту честь и...
     Он умолк, посмотрев на Жака Кера, который пока не произнес ни единого слова, но теперь весьма выразительно кашлянул.
     - Понимаю, мэтр Кер... вы думаете, сейчас не время радоваться, потому что несчастную девочку затравили и обложили со всех сторон, как и самого Монсальви... Кстати, где он? Вы знаете это, Катрин? С тех пор как король уплатил за меня выкуп и я покинул свою, впрочем, весьма приятную темницу, где держал меня граф Арундель, я ищу Арно повсюду, расспрашиваю людей со всех уголков королевства и посылаю на поиски своих слуг.
     - Но он совсем недалеко отсюда, мой друг, только вряд ли вам удалось бы его найти. Арно в плену у Ла Тремуйля, который заточил его в замке Сюлли-сюр-Луар.
     - Дьяво...
     Ксантрай побагровел от гнева, и ругательство застряло у него в глотке. Катрин увидела, как он стиснул зубы и сжал кулаки. В темных глазах его сверкнуло пламя, и бушующая в нем ярость наконец вырвалась наружу. Громоподобный возглас потряс стены кабинета, в котором мирно обсуждались даже самые важные торговые сделки.
     - Этот шелудивый пес посмел поднять руку на одного из Монсальви! Он посмел взять на веру толки об измене? Он посмел...
     - Он смеет все, ибо действует от имени короля! - холодно прервал его Жак Кер. - Успокойтесь, мессир де Ксантрай... и не забывайте, тот, кто бросает вызов Ла Тремуйлю, бросает вызов королю!
     - Король ничего не знает об этих гнусных интригах!
     - Король не хочет о них знать, - поправил меховщик. - Поверьте, мессир, мне это хорошо известно. Король не любит осложнений и не желает забивать голову неприятностями... Есть и еще одно обстоятельство... Королю становится не по себе при мысли, что он обязан короной колдунье, как твердит ему фаворит.
     - Надеюсь, вы так не думаете? - воскликнула Катрин.
     - Конечно, нет! Но Ла Тремуйль использует в своих целях руанское судилище и вынесенный им приговор.
     - Приговор англичан...
     - Нет... приговор церкви! А это гораздо серьезнее. Кулак Ксантрая обрушился на стол с такой силой, что пустая чаша подпрыгнула.
     - Мне нет до этого дела! Арно не будет прозябать в тюрьме, даю вам слово! Или мое имя не Ксантрай. Я сейчас же побегу...
     Жак Кер едва успел схватить за руку горячего гасконца, уже ринувшегося к двери.
     - Куда же вы собрались бежата, мессир? Броситесь в ноги к королю? Только потеряете время