лакала. Горевший в ее сердце огонь иссушил слезы. Когда в комнату вошел Лоренцо Великолепный в сопровождении своих друзей Полициано и Ридольфи, молодая женщина упала ему в ноги:
     - Правосудия и справедливости, сеньор Лоренцо! Справедливости для моего отца, убитого в твоем городе, на виду у всех! Мне, его дочери, не будет покоя до тех пор, пока твоя могущественная рука не покарает убийцу!
     Склонившись к Фьоре, Лоренцо взял ее сложенные в мольбе руки в свои и произнес:
     - Я, Лоренцо, не буду знать покоя до тех пор, пока преступник не будет повешен за ноги на балконе Сеньории! Поднимись с колен, Фьора! Твой отец был одним из достойнейших граждан нашего города и моим другом. Обещаю тебе, что я отомщу за него...
     Не отпуская руки Фьоры, он подошел к ложу. Пламя свечей вырисовывало чистый профиль Франческо, который здесь, на смертном одре, как бы вновь обрел покой.
     - Пусть поторопится тот, кто хочет быть счастливым, - сказал Лоренцо еле слышно. - Никто не знает, что будет завтра! Франческо имел все, что делало его счастливым человеком, однако нашлась коварная рука, нанесшая ему удар в спину, а он никогда и никому не причинил зла. Кто может быть этот преступник?
     - Ты только что сказал, сеньор: низкий человек, действовавший не самостоятельно.
     - Что это значит?
     - Это значит, что, когда кто-то не решается нанести удар сам, он может вложить орудие убийства в чужую руку. Говорят, в нижних кварталах есть немало всякого отребья... Все покупается и продается, даже жизнь человека. Все зависит от обещанной платы... - с горечью сказала Фьора.
     Лоренцо внимательно посмотрел на нее и близоруко сощурился:
     - Ты подозреваешь кого-либо? Ты же знаешь, что обвинение без доказательств - серьезное преступление, наказуемое законом!
     - Потому-то я никого и не обвиняю до тех пор, пока не буду совершенно уверена. Но тогда...
     - А тогда этим займусь я, - сказал Лоренцо строго.
     И добавил уже более мягким тоном:
     - Ты осталась одна, Фьора. В юные годы тяжело переносить одиночество. Франческо еще не задумывался о твоем замужестве, но теперь тебе нужно, чтобы кто-то был рядом с тобой. К тому же ты наследуешь большое состояние, много сложных и важных дел. Твой отец начал с сукноделия, потом он основал банк и стал еще и судовладельцем. Два его судна - в Венеции, а его личный корабль - "Санта-Мария-дель-Фьоре" - в Ливорно. Я знаю, что он хотел превратить этот маленький городок в крупный торговый порт. У Франческо Бельтрами есть дела в Вольтерре, он имеет конторы в Париже, Лондоне, Брюгге... И, возможно, множество еще чего-то, о чем я не знаю. Нужно, чтобы во главе всего этого стоял мужчина... Мне известно, что мой юный кузен Лука Торнабуони страстно любит тебя. Может быть, ты подумаешь об этом.., немного позже, когда острота переживаний пройдет?
     - Позже.., может быть. Сейчас я не хочу выходить замуж.
     Фьора сама удивилась тому, каким твердым голосом она произнесла эту ложь. Она даже не покраснела, когда, отвечая на вопрос Лоренцо Великолепного, дала ему надежду на брак с племянником, брак, который в действительности был невозможен. Фьору удивила та поспешность, с которой Лоренцо заговорил о Луке. Для него горе было горем, а дела - делами.
     Ему, конечно, хотелось присоединить маленькое королевство Бельтрами к обширным владениям своей семьи.
     Вновь склонив голову у смертного одра своего друга, Лоренцо попрощался с Фьорой и направился к выходу, но вдруг он остановился и, обращаясь к ней, сказал:
     - У тебя есть причины опасаться за свою собственную жизнь, ты ведь единственное дитя Франческо?
     - До сегодняшнего утра у меня не было никаких опасений.
     Но теперь я не знаю...
     - Во всяком случае, нелишне принять меры предосторожности. Я пришлю сюда Савальо и нескольких стражников.
     - Спасибо, но есть ли в этом необходимость? Ты не можешь охранять этот дом бесконечно долго. Я окружена верными слугами. По крайней мере, мне так кажется...
     - Во всяком случае, присутствие вооруженных людей предупредит всякие поползновения... Чтобы найти убийцу, понадобится какое-то время... Не выходи из дома до похорон, они состоятся послезавтра. Мы все, конечно, на них будем присутствовать...
     - От всего сердца благодарю тебя. Я высоко ценю твою дружбу и защиту, сеньор Лоренцо...
     - Однако все это недостаточно для твоей безопасности, Фьора. Тебе нужно как можно скорее выбрать себе мужа...
     Лоренцо ушел, не сказав больше ничего, но Фьора знала, что он очень настойчив. Он, безусловно, вернется к этому разговору, и в один прекрасный день ей придется открыть ему все.
     Лоренцо был прав: управлять делами Бельтрами должен мужчина. Фьора пожалела о том, что она ничего не смыслит в коммерции. Она, так много знавшая в других областях, плохо разбиралась во всех сложностях торговых сделок. Внезапная жестокая смерть отца застала Фьору врасплох...
     - Сеньор Лоренцо мудр и желает вам только счастья, - тихим голосом произнесла позади нее Леонарда.
     - При условии, если это счастье совпадает с его личными интересами, иначе говоря, если я выйду замуж за Луку...
     - Сейчас это невозможно, но необходимо найти какое-то решение. Почему бы не попросить сеньора Лоренцо назначить какого-то умного человека, пользующегося безусловным доверием, управляющим вашими делами? Он будет польщен такой просьбой, а вы довольно долго будете освобождены от необходимости выходить замуж. К тому же в течение ближайших нескольких месяцев свадьба невозможна из-за траура.
     - Мудрый совет... Как только мой отец покинет этот дом навсегда, я поговорю об этом с Лоренцо де Медичи.
     Шли приготовления к похоронам. Глашатаи на перекрестках объявляли о кончине Франческо Бельтрами. Среди бедняков нижних кварталов отбирали плакальщиков. Им раздавали просторные черные одеяния с капюшоном. После похорон они смогут сшить себе из них приличные платья. Всякая пышность была запрещена, похороны ничем не должны напоминать празднество. По традиции на стол подавалось только два блюда.
     Единственное, что отличало одни похороны от других, это присутствие на церемонии тех или иных персон.
     В дом шли все новые и новые посетители - друзья и просто любопытные. Известие о трагической смерти негоцианта распространилось по городу быстрее, чем о том оповестили глашатаи. Оно пронеслось по улицам со скоростью ветра, и народ устремился во дворец Бельтрами, чтобы проститься с ним. Тем, кто пришел сюда впервые, представился к тому же удобный случай полюбоваться роскошью его жилища. К счастью для Фьоры, капитан Савальо, которого Лоренцо прислал для охраны ее дома, не пропускал всех без разбора, не проявляя при этом особой деликатности.
     - Если бы я тут не наводил порядок, - сказал он Леонарде в ответ на ее замечание по поводу его обхождения с посетителями, - то все городские проститутки и распутники были бы уже здесь. Они переодеваются по очереди в приличное платье и с добродетельным видом приходят сюда, чтобы поглазеть на богатый дом. Но, к несчастью для "них, я почти всех их знаю в лицо!
     Вслед за Лоренцо Великолепным пришел Лука Торнабуони. Фьора, уже приготовившись к обороне, ожидала пылких признаний в любви и немедленного предложения руки и сердца.
     Однако молодой человек подошел сначала к покойному, затем низко склонился перед Фьорой и произнес лишь следующее:
     - Позовите меня, если вам понадобятся услуги верного друга, готового сделать все возможное, чтобы облегчить ваше горе.
     Фьора была ему благодарна за участие и такт. Вдруг совершенно неожиданно для самой себя она протянула ему руку со словами:
     - Спасибо, Лука! Я буду помнить об этом...
     К большому удивлению Фьоры, вскоре в комнату вошли Симонетта и Марко Веспуччи в сопровождении кузена Америго. Как всегда, яркая и сияющая, несмотря на траурное платье, которое ей пришлось надеть из уважения к обстоятельствам, Звезда Генуи с нежностью и волнением обняла и поцеловала Фьору, чем ее очень тронула.
     - Скоро вам покажется так одиноко в большом дворце, - сказала Симонетта, обращаясь к Фьоре. - Почему бы вам не пожить некоторое время со мной? Нам с вами никогда не приходилось подолгу разговаривать, но мне хотелось бы, чтобы вы относились ко мне как к старшей сестре или, по крайней мере, как к подруге...
     Фьора в искреннем порыве благодарности поцеловала Симонетту. Она даже немного устыдилась... Как она ненавидела эту восхитительную молодую особу, которую она не так давно - два месяца тому назад - считала соперницей!.. Или два столетия тому назад! Действительно, ничто не мешало теперь супруге Филиппа Селонже, даже если он ею и пренебрег, стать подругой Симонетты. Вдруг Фьора с горечью вспомнила о предсказании грека, пожелав всем сердцем, чтобы оно не сбылось...
     Марко Веспуччи подтвердил приглашение своей супруги, но его кузен Америго, постоянно витающий где-то в облаках, вызвал некоторое замешательство. Повернувшись спиной к Фьоре, он учтиво поцеловал руку Леонарды, которая чуть не прыснула от смеха. Положение спасла Симонетта: устремив печальный взгляд в потолок, она быстро увлекла рассеянного кузена из комнаты, где лежал покойник.
     Как вихрь, ворвалась в комнату Кьяра, которую рано утром дядя отправил на виноградники в Сан-Джервазио. За ней шли толстая Коломба и слуга, несший сундук с вещами.
     - Я не покину тебя больше! - заявила Кьяра, обнимая Фьору. - Я буду жить возле тебя столько, сколько тебе потребуется. И не пытайся меня переубедить! Сердце подсказывает мне, что ты еще многие месяцы будешь нуждаться в поддержке.
     Не дожидаясь ответа, она опустилась перед траурным ложем на колени и, закрыв лицо руками, погрузилась в молитву. Это неожиданное проявление нежности и заботы согрело сердце Фьоры. Какой-то момент, забыв обо всем, она смотрела на коленопреклоненную подругу, затем вернулась к изнурительной обязанности отвечать всем входящим в комнату на слова соболезнования.
     Усталость нарастала, но Фьора понимала, что самое трудное еще впереди. Если не произойдет чуда, то ей предстоит вскоре принять эту ужасную Иерониму, а Фьора была уверена, что именно она направила руку убийцы... Фьора надеялась только на то, что в скорбной обстановке траура Иеронима не осмелится потребовать ответа на позорное предложение о браке, сделанное ею накануне. Плохо же она знала эту даму, чтобы так подумать...
     Иеронима явилась вечером, наполнив дворец громкими рыданиями и причитаниями во весь голос. От этого шума кожа Фьоры покрылась мурашками. Она вышла из комнаты, намереваясь встретить своего врага в галерее. У смертного одра остался художник Сандро Боттичелли. Он пришел рано и, заливаясь слезами, тихо сидел в углу комнаты и делал последний карандашный портрет человека, уверовавшего в его гениальный талант.
     Фьора приняла решение: она не позволит Иерониме войти в комнату, где покоится тело ее отца.
     Вид Иеронимы, окутанной темными тканями наподобие римской матроны и с залитым слезами лицом, вызвал у Фьоры глубокое возмущение. Ей хотелось закричать, вышвырнуть вон это чудовищное воплощение лицемерия. Но Кьяра удержала ее:
     - Даже если у тебя есть основания поступить так, как ты решила, надо ее принять.
     - Я не хочу, чтобы она приблизилась к моему отцу! - воскликнула Фьора.
     - Ты не можешь ей это запретить. Она из этой семьи. Ты не должна дать повода порицать тебя.
     Сдержав свои чувства, Фьора молча кивнула головой и сама открыла дверь перед Иеронимой. Та бросилась в комнату с криками:
     - Где ты, Франческо! Никогда теперь ты не узнаешь, как ты мне дорог, как дорог...
     - Мне кажется, наоборот, там, где он сейчас есть, мой отец прекрасно разберется в чувствах каждого из нас! - сухо сказала Фьора, не в силах более молчать. - Прошу тебя, кузина, умерь выражение.., твоей скорби! Мой отец не любил выставлять чувства напоказ...
     - Ты говоришь о том, чего не знаешь! Мы, флорентийцы, даем волю нашим чувствам как в радости, так и в печали! Но чтобы понять это, надо быть нашей крови...
     Она опустилась на колени у изголовья кровати. Теперь Боттичелли не видел лица покойного. Тяжело вздохнув, художник прекратил работу. Ему пришлось ждать не менее четверти часа, прежде чем он смог снова взяться за дело. Стенания Иеронимы продолжались, время от времени она взывала к душе Франческо. Этот лицемерный спектакль страшно раздражал Фьору. Она стояла у другого конца кровати и наблюдала за своей родственницей. Та наконец поцеловала Франческо в холодный лоб и с пафосом провозгласила:
     - Спи спокойно, Франческо! Я беру на себя все твои заботы! Отныне я буду следить за всем тем, что тебе было дорого, клянусь тебе в этом!
     Путаясь в своем траурном одеянии, Иеронима с трудом поднялась с колен. Холодный взгляд Фьоры следил за каждым ее движением.
     - Ненужная клятва, кузина! Никому из присутствующих здесь ничего от тебя не нужно, а моему отцу - еще меньше, чем всем остальным!
     - Я самая старшая в семье. Теперь я глава дома и сумею это доказать на деле. Я согласна предоставить тебе выбор. Что ты предпочитаешь: жить под моей крышей или я и мои домашние переедем сюда?
     Наглость Иеронимы чуть не лишила Фьору дара речи, но в темных глазах этой женщины она увидела столько ненависти и алчности, что самообладание вернулось к ней.
     - Ни то, ни другое! Как ты можешь распоряжаться тем, что тебе не принадлежит? В особенности мною?
     - То, что мне еще не принадлежит, скоро станет моим.
     Хватит тебе вести себя как принцесса! Скоро ты будешь покорной женой моего сына Пьетро.., как мы и порешили - мой кузен и я!
     - Как ты смеешь произносить такую ложь, пока он еще здесь и слышит нас?! Ты думаешь, я не знаю, о чем шла речь вчера в Органном зале? Мой отец с презрением отверг этот оскорбительный для него брак...
     - ..Но и неизбежный. Он был слишком умен, чтобы не понять этого. Обручение состоится сразу по окончании траура.
     - Никогда! Ты не заставишь меня силой! Я обращусь за помощью к монсеньору Лоренцо!
     Неожиданно для всех Иеронима расхохоталась:
     - Твой сеньор ничего не сможет сделать. Да, у него важный и величественный вид, но у нас пока еще республика! Он отступит перед волей народа! Ты еще увидишь, увидишь...
     Боттичелли, отбросив в сторону бумагу и карандаш, вне себя от ярости бросился к Иерониме, намереваясь выгнать ее вон.
     - Ты что, с ума сошла? - вскричал художник. - Как ты смеешь смеяться и угрожать в комнате, где лежит покойник?
     Донна Иеронима, побойся гнева господня!
     - Оставь меня, проклятый пачкун! Тебе ли говорить о громе небесном? Ты и твои собратья погрязли в пороке и разврате!
     - Наверное, именно по этой причине соборы и монастыри обращаются к нам со все новыми и новыми заказами. Уйди отсюда по-хорошему, донна Иеронима! Ты здесь никого и ни в чем не убедишь, не нарушай покой усопшего!
     Иеронима с яростью вырвалась из рук художника, поправила платье и, обведя всех злобным взглядом, вышла за дверь, которую Леонарда широко открыла перед ней.
     - Скоро именно здесь я буду смеяться еще громче, чем сегодня, и никто не посмеет меня удержать! Ты еще у меня попляшешь, Фьора, и это произойдет раньше, чем ты думаешь!
     - Второй раз она тебе угрожает, - заметила Кьяра, которая за все это время не проронила ни слова. - Почему она считает себя вправе так говорить?
     Фьора молчала. Она колебалась: стоит ли рассказывать подруге детства о драме, бросившей тень на ее рождение? Она всматривалась в милое лицо, пытаясь заглянуть глубоко в душу своей подруги. Настоящий ли друг Кьяра? Сможет ли она не придать значения открывшимся фактам или с отвращением отвернется от нее?
     И вдруг Фьора решилась: надо рассказать всю правду. Это будет пробным камнем. Если дочь благородных Альбицци покинет ее, значит, ей придется в одиночестве переносить все горести и несчастья, и с каждым днем ее жизнь будет все горше.
     - Пошли! - сказала Фьора. - Сейчас ты все узнаешь...
     Она зажгла подсвечник от одной из двух свечей, взяла ключ от студиолы из сундучка, где обычно его хранил отец, и, бросив взгляд на облаченное в белое тело Франческо, где еще недавно жила такая сильная и щедрая душа, повела свою подругу по галерее, слабо освещенной факелами.
     Дверь, отделанная мозаикой из ценных пород дерева, открылась без скрипа. Фьора пропустила впереди себя Кьяру и снова повернула ключ в замке. Затем она направилась прямо к портрету. Одной рукой она отбросила закрывавшую его ткань, а другой осветила лицо, обрамленное светлыми волосами. Лицо словно ожило...
     - Но, - воскликнула Кьяра, - это - ты!.. Пожалуй, нет.., это не совсем ты, может быть, из-за белокурых волос...
     - Позировала я, не зная зачем, но это портрет моей матери - Марии де Бревай...
     - Я думала, что ты не знаешь даже ее имени...
     - Да, так оно и было. Я узнала обо всем совсем недавно.
     А теперь, если хочешь, я расскажу тебе ее историю. Для этого я привела тебя сюда. Так рассказывать?
     Вместо ответа Кьяра устроилась поудобнее в одном из кресел, скрестила на груди руки и ждала, пока Фьора закончит зажигать одну за другой свечи в большом подсвечнике.
     - Зачем столько света? - спросила Кьяра.
     - Потому что я открою перед тобой кровавую пропасть.
     При свете тени там не будут такими зловещими. Это надо и для меня. Подумай, отец мне рассказал все только вчера. Вчера...
     Сейчас мне кажется, что я знала это всегда...
     - Ты действительно хочешь мне все рассказать? - От Кьяры не укрылись ее колебания. - Ты можешь молчать...
     Поступай как считаешь нужным.
     - Да, я расскажу тебе, но я не сяду рядом с тобой, а буду стоять у окна, чтобы ты меня не видела. Когда я закончу рассказ.., ты можешь покинуть эту комнату и этот дом не обернувшись, если сочтешь, что так лучше!
     - Но...
     - Не говори ни слова! - оборвала подругу Фьора. - Тебе пока еще ничего не известно, и ты не можешь знать, какие мысли появятся у тебя в голове. Я хочу дать тебе полную свободу действий. Добавлю только: если ты уйдешь, я не обижусь!
     Фьора медленно вышла из освещенной части комнаты. Ее черное платье слилось с темнотой. Под впечатлением этого разговора Кьяра крепко сцепила пальцы рук и закрыла глаза. Ее охватила тревога, и ей не удавалось ее побороть. Она ждала, что будет дальше. Спокойный голос Фьоры донесся до нее как из глубины веков.
     - Многие думают, что я тайно родилась на тонких простынях в одном из французских замков. Сущая выдумка! Я открыла глаза в Дижоне, на соломенной подстилке, в тюремной камере, где моя мать ждала смерти... Я не дочь Франческо Бельтрами.
     Не обращая внимания на возглас удивления, вырвавшийся у ее подруги, Фьора в точности пересказала, не упустив ни одной мелочи, то, о чем поведал ей отец. Ее голос то звенел, то становился приглушенным, что окрашивало трагический роман Жана и Марии де Бревай в новые яркие тона.
     Взгляд Кьяры был прикован к портрету, она не смела дышать, стараясь не пропустить ни слова из того, о чем ведал доносившийся из темноты голос. Он рассказывал ей о пламени неодолимой страсти, вспыхнувшей в серых буднях повседневной жизни, о бегстве навстречу невозможной жизни вместе, о преследовании и, наконец, о смертном приговоре, о приведении его в исполнение, обо всех отвратительных деталях, против которых восстала душа случайного прохожего. Юной флорентийке казалось, что она слушает одно из тех фантастических повествований, которые рассказывали на перекрестках бродячие артисты.
     На сей раз все это было правдой.
     Но вот Фьора умолкла, Кьяра сидела как зачарованная.
     Воцарилась глубокая тишина, и это было невыносимо для рассказчицы. В ожидании вердикта, которого она страшно боялась, у нее сдавило горло. Однако Кьяра не шевельнулась и не произнесла ни слова, лицо ее застыло, расширившиеся глаза были устремлены в никуда.
     Вдруг она резко поднялась с места. Сердце Фьоры замерло. Но вместо того, чтобы направиться к двери, Кьяра подошла к своей подруге:
     - Почему ты подумала, что я отвернусь от тебя?
     - Мне ка