енным и  легким  способом
церкви (говорит он в 31-м вопросе),  если клир хотел избавиться или погубить
кого,  сделать это лицо подозрительным в его учении и набросить на него плащ
еретичества и тем осудить и устранить это лицо?"
   "Хотя и справедливо то,  что среди так называемых еретиков  были  грехи  и
заблуждения,  но  не менее справедливо и очевидно из бесчисленных приводимых
здесь примеров (т.  е. в истории церкви и ереси) и то, говорит он далее, что
нет  и  не  было  ни  одного  искреннего и совестливого человека с некоторым
значением,  который бы из зависти или  других  причин  не  был  бы  погублен
церковниками".
   Так почти 200 лет тому назад понималось уже значение ереси, и, несмотря на
то, понятие это существует до сих пор. Оно и не может не существовать до тех
пор,  пока существует понятие церкви.  Ересь есть обратная  сторона  церкви.
Там,  где есть церковь,  должно быть и понятие ереси.  Церковь есть собрание
людей,  утверждающих про себя,  что они обладают несомненной истиной.  Ересь
есть мнение людей, не признающих несомненность истины церкви.
   Ересь есть  проявление  движения  в  церкви,   есть   попытка   разрушения
закоченевшего  утверждения церкви,  попытка живого понимания учения.  Всякий
шаг движения вперед,  понимания и исполнения  учения  совершался  еретиками:
еретики  были  и  Тертуллиан,  и  Ориген,  и  Августин,  и Лютер,  и Гус,  и
Савонаролла, и Хельчицкий и др. Оно и не могло быть иначе.
   Ученик Христа,   учение  которого  состоит  в  вечном  большем  и  большем
постигновении учения и большем  и  большем  исполнении  его,  в  движении  к
совершенству,  не может именно потому,  что он ученик Христа, утверждать про
себя или про другого,  что он понимает вполне учение Христа и исполняет его;
еще менее может утверждать это про какое-либо собрание.
   На какой бы ступени понимания и совершенства ни находился  ученик  Христа,
он всегда чувствует недостаточность своего и понимания и исполнения и всегда
стремится к большему и пониманию и исполнению. И потому утверждение про себя
или про какое-либо собрание, что я или мы находимся в обладании совершенного
понимания и исполнения учения Христа, есть отречение от духа учения Христа.
   Как ни странно это кажется,  церкви, как церкви, всегда были и не могут не
быть учреждениями не только чуждыми,  но прямо  враждебными  учению  Христа.
Недаром   Вольтер   называл   ее  бесчестная;  недаром  все  или  почти  все
христианские  так  называемые  секты  признавали  и  признают  церковь   той
блудницей,  о которой пророчествует апокалипсис; недаром история церкви есть
история величайших жестокостей и ужасов.
   Церкви, как церкви,  не суть некоторые учреждения,  имеющие в основе своей
христианское начало, хотя и несколько отклонившиеся от прямого пути, как это
думают   многие;   церкви,  как  церкви,  как  собрания,  утверждающие  свою
непогрешимость,  суть учреждения противохристианские.  Между  церквами,  как
церквами,  и христианством не только нет ничего общего,  кроме имени, но это
два совершенно противоположные  и  враждебные  друг  другу  начала.  Одно  -
гордость,   насилие,  самоутверждение,  неподвижность  и  смерть;  другое  -
смирение, покаяние, покорность, движение и жизнь.
   Нельзя служить вместе этим двум господам, надо выбрать того или другого.
   Служители церквей всех  исповеданий,  в  особенности  в  последнее  время,
стараются  выставить  себя сторонниками движения в христианстве:  они делают
уступки, желают исправить вкравшиеся в церкви злоупотребления и говорят, что
из-за  злоупотреблений  нельзя отрицать самого принципа христианской церкви,
которая одна только может соединить всех воедино и  быть  посредницей  между
людьми  и  Богом.  Но  это  всё  несправедливо.  Церкви не только никогда не
соединяли,  но были всегда  одной  из  главных  причин  разъединения  людей,
ненависти друг к другу, войн, побоищ, инквизиций, варфоломеевских ночей и т.
п.,  и церкви никогда не служат посредниками между людьми и Богом, чего и не
нужно   и   что   прямо  запрещено  Христом,  открывшим  свое  учение  прямо
непосредственно каждому человеку,  но ставят мертвые формы вместо Бога и  не
только  не  открывают,  но  заслоняют  от людей Бога.  Церкви,  возникшие из
непонимания и поддерживающие это непонимание своей неподвижностью,  не могут
не  преследовать  и  не гнать всякое понимание учения.  Они стараются скрыть
это,  но  это  невозможно  потому,  что  всякое  движение  вперед  по  пути,
указанному Христом, разрушает их существование.
   Послушаешь и почитаешь статьи и проповеди,  в которых  церковные  писатели
нового   времени   всех   исповеданий   говорят  о  христианских  истинах  и
добродетелях,  послушаешь  и  почитаешь  эти  веками  выработанные  искусные
рассуждения, увещания, исповедания, иногда как будто похожие на искренние, и
готов усомниться в том,  чтобы церкви могли быть враждебны христианству: "не
может же быть того,  чтобы эти люди, выставившие таких людей, как Златоусты,
Фенелоны, Ботлеры, и других проповедников христианства, были враждебны ему".
Хочется сказать: "церкви могли отклоняться от христианства, ошибаться, но не
могли они быть враждебны ему". Но посмотришь на плоды, чтобы оценить дерево,
как  учил  Христос,  и увидишь,  что плоды их были злы,  что последствием их
деятельности было извращение христианства, и не можешь не признать, что, как
ни  добры  были люди,  - дело церкви,  в котором эти люди участвовали,  было
нехристианское.  Доброта и достоинства всех этих людей,  служивших  церквам,
были доброта и достоинства людей, но не того дела, которому они служили. Все
эти добрые люди,  - как оба  Франциска,  d'Assise  и  de  Lobes,  наш  Тихон
Задонский,  Фома Кемпийский и др.  были добрые люди, несмотря на то, что они
служили  делу,  враждебному  христианству,  и  они  были  бы  еще  добрее  и
достойнее, если бы не подпали тому заблуждению, которому служили.
   Но зачем говорить о прошедшем,  судить о  прошедшем,  которое  может  быть
ложно  представлено и мало известно нам:  церкви с своими основами и с своей
деятельностью не есть дело прошедшего:  церкви теперь перед нами, и мы можем
судить о них на деле по их деятельности, их влиянию на людей.
   В чем же состоит теперь деятельность церквей? Как они влияют на людей? Что
делается церквами у нас,  у католиков, у протестантов всяких наименований; в
чем их деятельность и какие последствия их деятельности?
   Деятельность нашей  русской,  так называемой православной церкви на виду у
всех. Это факт огромный, который скрыть нельзя и о котором спорить нельзя.
   В чем состоит деятельность этой русской церкви, этого огромного напряженно
действующего учреждения,  состоящего из  полумиллионного  полчища,  стоящего
народу десятки миллионов?
   Деятельность этой церкви состоит в  том,  чтобы  всеми  возможными  мерами
внушить  100-миллионной  массе  русского  народа  те отсталые,  отжитые,  не
имеющие теперь никакого оправдания верования,  которые когда-то исповедовали
чуждые нашему народу люди и в которые почти никто уже не верит, часто даже и
те, на обязанности которых лежит распространение этих ложных верований.
   Внушение народу этих чуждых ему,  отжитых и не имеющих уже никакого смысла
для людей нашего времени формул византийского духовенства о троице, о Божией
матери,  о таинствах, о благодати и т. п. составляет одну часть деятельности
русской  церкви;  другую  часть  ее  деятельности  составляет   деятельность
поддержания  идолопоклонства  в  самом прямом смысле этого слова:  почитания
святых мощей,  икон,  принесения им  жертв  и  ожидания  от  них  исполнения
желаний.  Не  буду  говорить  о том,  что говорится,  пишется духовенством с
оттенком научности и либерализма в духовных журналах, а буду говорить о том,
что  действительно  совершается  духовенством по всей обширной русской земле
среди 100-миллионного народа.  Чему старательно,  неупустительно, напряженно
везде  одинаково  учат  народ?  Чего  от  него требуют в силу так называемой
христианской веры?
   Начну с начала,  с рождения ребенка:  при рождении ребенка учат тому,  что
надо над ребенком и матерью прочитать молитву,  чтобы очистить их,  так  как
без молитвы этой родившая мать погана. Для этого перед изображениями святых,
называемых народом прямо богами,  священник берет в руки  ребенка  и  читает
заклинательные  слова и этим очищает мать.  Потом внушается родителям и даже
требуется от них под страхом наказания за неисполнение,  чтобы  ребенок  был
непременно  крещен,  т.  е.  обмокнут  священником  три раза в воду,  причем
читаются никому не понятные слова и совершаются еще менее понятные действия,
-  мазание  маслом  разных  частей  тела,  стрижка  волос и дутье и плевание
восприемников на воображаемого дьявола.  Всё это должно очистить  ребенка  и
сделать  его  христианином.  Потом  внушается  родителям,  что  ребенка надо
причастить,  т.  е.  дать ему под видом хлеба и  вина  съесть  частицу  тела
Христа, вследствие чего ребенок примет в себя благодать Христа и т. д. Потом
внушается,  что этого ребенка,  по мере  возраста,  надо  выучить  молиться.
Молиться  -  значит  становиться прямо перед досками,  на которых нарисованы
лица Христа,  богородицы,  святых, и кланяться головой, всем телом, а правой
рукой, со сложенными известным образом пальцами, дотрагиваться до лба, плеч,
живота и произносить славянские слова,  из которых самые  употребительные  и
всем  детям  внушаемые:  богородица,  дева радуйся и т.  д.  Потом внушается
воспитываемому,  что при виде всякой церкви и иконы надо делать опять то же,
т.  е.  креститься; потом внушается, что в праздники (праздники - это дни, в
которые Христос родился, хотя никто не знает, когда это было, дни, в которые
он  обрезался,  в  которые  умерла богородица,  в которые принесен крест,  в
которые внесена икона,  в  которые  юродивый  видел  видение  и  т.  п.),  в
праздники надо одеться в лучшие одежды и идти в церковь и покупать и ставить
там свечи перед изображениями  святых,  подавать  записочки  и  поминания  и
хлебцы,  для вырезывания в них треугольников,  и потом молиться много раз за
здоровье и благоденствие царя и архиереев и за себя и за свои дела  и  потом
целовать крест и руку у священника.
   Кроме этой молитвы,  внушается еще,  что надо каждый год,  по крайней мере
один раз,  говеть. Говеть - значит войти в церковь и сказать священнику свои
грехи,  предполагая,  что  это  сообщение  своих  грехов   чужому   человеку
совершенно  очищает  от  грехов,  и  потом  съесть с ложечки кусочек хлеба с
вином,  что еще более очищает.  Потом внушается,  что если мужчина и женщина
хотят, чтобы их плотское общение было свято, то они должны прийти в церковь,
надеть на себя металлические короны,  выпить питья,  обойти под звуки  пения
три  раза  вокруг  стола,  и  что  тогда  плотское общение мужчины и женщины
сделается святым и совсем особенным от всяких других.
   В жизни же внушается, что надо соблюдать следующие правила: не есть мяса и
молока в известные дни,  еще и в другие  известные  дни  служить  молебны  и
панихиды по умершим,  в праздники принимать священника и давать ему деньги и
несколько раз в году брать из церкви доски с изображениями и  носить  их  на
полотенцах по полям и домам.  Перед смертью же внушается, что человек должен
непременно съесть с  ложечки  хлеба  с  вином,  а  еще  лучше,  если  успеет
помазаться  маслом.  Это  обеспечивает  ему благо в будущей жизни.  После же
смерти внушается родным его, что для спасения души умершего полезно положить
ему в руки печатную бумагу с молитвой;  полезно еще, чтобы над мертвым телом
прочли известную книгу и чтобы в церкви в известное время произносили бы имя
умершего.
   В этом считается обязательная вера для каждого.
   Но если  кто  особенно  хочет  позаботиться о своей душе,  то по этой вере
внушается,  что  наибольшее  обеспечение  блаженства  души  на   том   свете
достигается еще тем, чтобы жертвовать деньги на церкви и монастыри, обязывая
этим святых людей молиться за себя.  Спасительны еще, по этой вере, для души
хождения по монастырям и целование явленных икон и мощей.
   По этой вере явленные  иконы  и  мощи  сосредоточивают  в  себе  особенную
святость,  силу  и  благодать  и  близость к этим предметам:  прикосновение,
целование,  становление свеч к ним,  подлезание под  них  много  содействует
спасению, равно и молебны, заказываемые перед этими святынями.
   И вот эта-то вера,  и  никакая  другая,  называемая  православной,  т.  е.
настоящей верой,  под видом христианской,  всеми силами в продолжение многих
веков и с особенным напряжением теперь внушается народу.
   И пусть  не  говорят,  что православные учителя полагают сущность учения в
чем-либо другом, а что это только древние формы, которые не считается нужным
разрушать.  Это  неправда:  по  всей  России  всем  русским духовенством и в
последнее время с особенным напряжением внушается только эта  вера.  Другого
ничего   нет.   Про   другое  говорится  и  пишется  в  столицах,  но  среди
стомиллионного народа делается только это и внушается только это,  и  больше
ничего.   О  другом  церковники  разговаривают,  а  это  они  внушают  всеми
возможными мерами.
   Все это  и  поклонение лицам и иконам внесено в богословие,  в катехизисы;
этому старательно учат народ теоретически и  практически,  всеми  средствами
торжественности,  блеска,  авторитета,  насилия гипнотизируя его, заставляют
его верить в это и ревниво оберегают эту веру от каждой попытки освобождения
народа от этих диких суеверий.
   На моих глазах,  как я говорил, по случаю моей книги, в продолжение многих
лет учение Христа и его собственные слова о непротивлении злу были предметом
насмешек,  балаганных шуток, и церковники не только не противились этому, но
поощряли  это  кощунство;  но  попробуйте  сказать  непочтительное  слово  о
безобразном идоле,  кощунственно развозимом по  Москве  пьяными  людьми  под
именем  Иверской,  и  поднимется  стон  негодования  этих самых православных
церковников.  Проповедуется только внешний культ идолопоклонства. И пусть не
говорят,  что  одно  не  мешает другому,  что "сие надлежит делать и того не
оставлять",  что "всё, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте, по
делам же их не поступайте,  ибо они говорят и не делают" (Мф. XXIII, 23, 3).
Это сказано о фарисеях,  которые исполняли все внешние предписания закона, и
потому слова:  "что велят вам соблюдать, соблюдайте", относятся к исполнению
обрядов и упущению дел добра и имеют как раз обратный  смысл  того,  который
хотят  придать  этому  месту  церковники,  толкуя так,  что соблюдать ведено
обряды. Внешний культ и служение милости и правде трудно совместимы: большею
частью  одно исключает другое.  Так было это у фарисеев,  так это и теперь у
церковных христиан.
   Если человек может спастись искуплением,  таинствами,  молитвой, то добрые
дела уже не нужны ему.
   Нагорная проповедь  или  символ  веры:  нельзя  верить  тому и другому.  И
церковники выбрали последнее: символ веры учится и читается, как молитва и в
церквах,  а  нагорная  проповедь  исключена  даже  из  чтений евангельских в
церквах,  так что в церквах никогда,  кроме как в те дни, когда читается всё
Евангелие, прихожане не услышат ее. Да и не может быть иначе: люди, верующие
в злого и безрассудного Бога,  - проклявшего род  человеческий  и  обрекшего
своего  сына на жертву и часть людей на вечное мучение,  - не могут верить в
Бога любви.  Человек, верующий в Бога Христа паки грядущего со славою судить
и  казнить  живых  и  мертвых,  не  может  верить  в  Христа,  повелевающего
подставлять щеку обидчику,  не судить,  прощать и  любить  врагов.  Человек,
верующий в боговдохновенность Ветхого Завета и святость Давида,  завещающего
на смертном одре убийство старика, оскорбившего его и которого он сам не мог
убить, так как был связан клятвою (3-я Книга Царей, глава 2, стих 8), и тому
подобные  мерзости,  которыми  полон  Ветхий  Завет,  не  может   верить   в
нравственный закон Христа;  человек,  верующий в учение и проповедь церкви о
совместимости с христианством казней,  войн,  не может уже верить в братство
всех людей.
   Главное же,  человек,  верующий в спасение людей верою в искупление или  в
таинства,  не  может  уже  все  силы  свои  полагать  на  исполнение в жизни
нравственного учения Христа.
   Человек, наученный церковью тому кощунственному учению о том,  что человек
не может спастись своими силами, а что есть другое средство, неизбежно будет
прибегать  к этому средству,  а не к своим силам,  на которые,  его уверяют,
грех надеяться. Учение церковное - всякое, с своим искуплением и таинствами,
исключает   Христово   учение,   тем   более  учение  православное  с  своим
идолопоклонством. "Но народ сам так всегда верил, так верит теперь, - скажут
на это.  - Вся история русского народа доказывает это.  Нельзя лишить народа
его предания".  В этом-то и обман.  Народ когда-то точно  исповедовал  нечто
подобное тому,  что исповедует теперь церковь, хотя далеко не то же самое (в
народе,  кроме этого изуверства икон,  домовых,  мощей и семиков с венками и
березками,   всегда  было  еще  глубокое  нравственное  жизненное  понимание
христианства,  которого никогда не было во всей церкви, а встречалось только
в лучших представителях ее);  но народ, несмотря на все препятствия, которые
в этом ставило ему  государство  и  церковь,  давно  уже  пережил  в  лучших
представителях  своих  эту  грубую  степень  понимания,  что он и показывает
самозарождающимися везде рационалистическими сектами,  которыми кишит теперь
Россия  и  с  которыми так безуспешно борются теперь церковники.  Народ идет
вперед в сознании нравственной, жизненной стороны христианства. И вот тут-то
и  является  церковь  с  своим  не  поддерживанием,  но  усиленным внушением
отжившего язычества в своей законченной форме, с своим стремлением втолкнуть
опять народ в тот мрак, из которого он выбивается с таким усилием.
   "Мы не учим ничему новому народ,  но только тому,  во что  он  верует,  но
только  в более совершенной форме",  - говорят священники.  Это то же самое,
что бы делал человек, связывая вырастающего цыпленка и засовывая в скорлупу,
из которой он вышел.
   Меня часто поражало это комическое,  если бы последствия его не  были  так
ужасны, наблюдение о том, как люди, сцепившись кругом, обманывают друг друга
и не могут выйти из этого заколдованного круга.
   Первый вопрос,  первое сомнение начинающего мыслить русского человека есть
вопрос об явленных иконах и, главное, о мощах: правда ли, что они нетленны и
что от них совершаются чудеса?  Сотни и тысячи людей задают себе эти вопросы
и  затрудняются  в  разрешении  их  преимущественно   тем,   что   архиереи,
митрополиты   и   все  высокопоставленные  люди  прикладываются  к  мощам  и
чудотворным иконам.  Спросить у архиерея и высокопоставленных лиц, зачем они
это  делают,  они  скажут,  что  делают  для народа,  а народ прикладывается
потому, что архиереи и высокопоставленные лица это делают.
   Деятельность русской   церкви,   несмотря   на   весь   тот  внешний  лоск
современности,  учености,  духовности,  который  ее  члены  теперь  начинают
принимать  в  своих сочинениях,  статьях,  в духовных журналах и проповедях,
состоит только в том,  чтобы не только держать народ в том состоянии грубого
и  дикого  идолопоклонства,  в  котором  он  находился,  но  еще усиливать и
распространять суеверие и религиозное невежество, вытесняя из народа живущее
в нем рядом с идолопоклонством жизненное понимание христианства.
   Помню, раз в монастырской книжной лавке Оптиной пустыни,  я  присутствовал
при  выборе  старым  мужиком  божественных книг для своего грамотного внука.
Монах подсовывал ему описание мощей, праздников, явлений икон, псалтырь и т.
п.  Я  спросил старика,  есть ли у него Евангелие?  Нет.  "Дайте ему русское
Евангелие", - сказал