и деньги у народа.
   То же  происходит  не  только  в  Персии,  Турции,  Индии,  но  и  во всех
христианских конституционных  государствах  и  демократических  республиках:
деньги отбираются у большинства народа не столько, сколько нужно, а столько,
сколько можно, и совершенно независимо от согласия или несогласия облагаемых
(все  знают,  как составляются парламенты,  и как мало они представляют волю
народа) и употребляются не для общей пользы,  а на то,  что для себя считают
нужным правящие классы: на войну в Кубе и Филиппинах, на отнятие и удержание
богатств Трансвааля и т.п. Так что объяснение о том, что люди должны платить
подати,  потому  что  они  установлены с общего согласия и употребляются для
общей пользы,  так же несправедливо,  как и то,  что земельная собственность
учреждена для поощрения земледелия.
   Правда ли,  что люди не должны пользоваться предметами,  нужными им для
удовлетворения их потребностей,  если предметы эти составляют  собственность
других людей?
   Утверждается, что    право   собственности   на   приобретенные   предметы
установлено для того, чтобы обеспечить работника в том, что никто не отнимет
у него произведений его труда.
   Правда ли это?
   Стоит только взглянуть на то,  что совершается в нашем мире,  где особенно
строго  ограждается такая собственность,  чтобы убедиться,  до какой степени
действительность нашей жизни не подтверждает этого объяснения.
   В нашем  обществе,  вследствие  права   собственности   на   приобретенные
предметы, происходит то самое, предотвращение чего имеет в виду это право, а
именно  то,  что  все  предметы,  произведенные  и  постоянно   производимые
рабочими, находятся и, по мере производства их, отнимаются у тех, которые их
производят.
   Так что  утверждение  о  том,  что  право  собственности  обеспечивает  за
работниками возможность пользования произведениями их труда,  очевидно,  еще
более несправедливо, чем оправдание права собственности на землю, и основано
на том же  самом  софизме.  Прежде  несправедливо,  насильственно  отняты  у
рабочих  произведения  их труда,  а потом узаконены правила,  по которым эти
самые несправедливо и насильственно отобранные  у  рабочих  произведения  их
труда признаются неотъемлемой собственностью похитителей.
   Собственность, например,    фабрики,    приобретенной    рядом    обманов,
мошенничеств  над  рабочими,  считается  произведением  труда  и  называется
священною собственностью;  жизнь же тех рабочих,  которые гибнут в работе на
этой фабрике,  и их труд не считаются их собственностью, но считаются как бы
собственностью фабриканта,  если он,  пользуясь нуждой  рабочих,  связал  их
считающимся   законным   образом.   Сотни   тысяч   пудов  хлеба,  собранные
ростовщичеством,  рядом вымогательств с крестьян,  считаются  собственностью
купца;  выращенный  же  крестьянами  хлеб  на земле считается собственностью
другого,  если человек этот получил  эту  землю  в  наследство  от  дедов  и
прадедов, отнявших ее у народа.
   Говорится, что закон  одинаково  ограждает  собственность  как  обладателя
фабрики,  капиталиста,  землевладельца,  так и фабричного и земледельческого
рабочего.  Равенство капиталиста и рабочего такое  же,  как  равенство  двух
борцов,  из которых одному связали бы руки,  а другому дали оружие в руки, в
процессе же борьбы строго соблюдали бы равные для того и другого условия.
   Так что  все  объяснения  справедливости  и необходимости трех узаконений,
производящих  рабство,  так  же  неверны,  как   были   неверны   объяснения
справедливости   и   необходимости   прежнего  крепостного  права.  Все  три
узаконения эти суть не что иное,  как установление той новой формы  рабства,
которая заменила прежнюю.  Как прежде установили люди узаконения о том,  что
одни люди могут покупать и продавать людей и владеть ими,  могут  заставлять
их работать,  - и было рабство, так теперь установили люди узаконения
о  том,  что  люди  должны  не   пользоваться   землею,   которая   числится
принадлежащей  другому,  должны  отдавать требуемые с них подати и должны не
пользоваться предметами, считающимися собственностью других, - и есть
рабство нашего времени.


XI

   Рабство нашего времени происходит от трех узаконений: о земле, о податях и
о собственности.  И потому все попытки людей,  желающих  улучшить  положение
рабочих,   невольно,   хотя   и  бессознательно,  направляются  на  эти  три
узаконения.
   Одни отменяют подати,  лежащие на рабочем народе,  перенося их на богатых;
другие предполагают уничтожить право собственности земли, и есть уже попытки
осуществления  этого  и  в  Новой  Зеландии,  и  в  одном  из штатов Америки
(приближение  к  этому  есть  и  ограничение  права  распоряжения  землею  в
Ирландии);  третьи  -  социалисты,  предполагая обобществление орудий труда,
предлагают  обложение  податями  доходов,  наследств  и   ограничение   прав
капиталистов   -   предпринимателей.   Казалось   бы,  отменяются  те  самые
узаконения,  которые производят рабство, и что поэтому можно ожидать на этом
пути  уничтожения  его.  Но  стоит  только  ближе вглядеться в условия,  при
которых  совершаются  и  предполагаются  отмены   этих   узаконений,   чтобы
убедиться,  что  все,  не  только  практические,  но и теоретические проекты
улучшения  положения  рабочих   суть   только   замены   одних   узаконений,
производящих  рабство,  другими  узаконениями,  устанавливающими новые формы
рабства.  Так,  например,  те,  которые отменяют подати и налоги на  бедных,
уничтожая сначала узаконения о прямых налогах, а потом переводя эти налоги с
бедных на богатых,  неизбежно должны удерживать и  удерживают  узаконения  о
собственности  земли,  орудий производства и других предметов,  на которые и
переводится  вся  тяжесть  податей.  Удержание  же  узаконений  о  земле   и
собственности,   освобождая   рабочих   от  податей,  отдает  их  в  рабство
землевладельцев и капиталистов.  Те же,  которые,  как Генри  Джордж  и  его
сторонники,  отменяют  узаконения  о  собственности земли,  предлагают новые
узаконения о земельной обязательной ренте,  земельная же обязательная  рента
неизбежно установит новую форму рабства,  потому что человек,  вынуждаемый к
уплате ренты или единого налога, при всяком неурожае, несчастии должен будет
занять  деньги у того,  у кого они есть,  и попадет опять в рабство.  Те же,
которые, как социалисты, в проекте отменяют узаконения о собственности земли
и  орудий  производства,  удерживают  узаконения  о  податях и,  кроме того,
неизбежно  должны  ввести  узаконения   о   принуждении   к   работе,   т.е.
устанавливают опять рабство в его первобытной форме.
   Так что,  так или  иначе,  все,  до  сих  пор,  как  практические,  так  и
теоретические  отмены  одних  узаконений,  производящих рабство одного вида,
всегда заменялись и заменяются новыми  узаконениями,  производящими  рабство
другого, нового вида.
   Происходит нечто подобное тому,  что делает  тюремщик,  перекладывая  цепи
пленника с шеи на руки,  с рук на ноги, или снимая их, но утверждая запоры и
решетки.
   Все происходившее до сих пор улучшения положения рабочих состояли только в
этом.
   Узаконения о   праве   господ   принуждать  рабов  к  подневольному  труду
заменились узаконениями о принадлежности всей земли господам.  Узаконения  о
принадлежности   земли   господам   заменились   узаконениями   о   податях,
распоряжение которыми находится  во  власти  господ.  Узаконения  о  податях
заменились  ограждением  права  собственности предметов потребления и орудий
труда.  Узаконения о праве  собственности  земли,  предметов  потребления  и
орудий производства предлагается заменить узаконением принудительной работы.
   Первобытная форма рабства было прямое принуждение к  работе.  Обойдя  весь
круг разных скрытых форм:  земельной собственности,  податей,  собственности
предметов потребления и орудий производства,  рабство возвращается  к  своей
первобытной  форме,  хотя  и  в  измененном  виде  - к прямому принуждению к
работе.
   Поэтому очевидно, что отмена одного из производящих рабство нашего времени
узаконений:  или податей,  или земельной  собственности,  или  собственности
предметов потребления и орудий производства,  не уничтожит рабства, а только
отменит одну из форм его,  которая тотчас же заменится новою, как это было с
отменой  личного рабства - крепостного права,  отменой податей.  Отмена даже
всех трех узаконений вместе не уничтожает  рабства,  а  вызывает  новую,  не
известную  еще нам форму его,  уже теперь понемногу проявляющуюся стесняющим
свободу рабочих узаконением в ограничении часов работы,  возраста, состояния
здоровья, в требованиях обязательного посещения школ, в отчислении процентов
на призрение старых и увечных, во всех мерах фабричных инспекций, в правилах
кооперативных обществ и т.п.  Все это не что иное, как передовые узаконения,
подготовляющие новую, не испытанную еще форму рабства.
   Так что  становится  очевидным,  что  сущность рабства лежит не в тех трех
узаконениях,  на которых оно держится теперь  и  даже  не  в  тех  или  иных
узаконениях,  а  в  том,  что  есть  узаконения,  есть люди,  имеющие
возможность устанавливать выгодные для себя узаконения,  и что, пока будет у
людей эта возможность, будет и рабство.
   Прежде выгодно  было  для  людей  иметь  прямых  рабов:   они   установили
узаконения  о  личном рабстве.  Потом стало выгодно иметь собственные земли,
брать  подати,  удерживать  приобретенную  собственность:   они   установили
соответствующие  узаконения.  Теперь  людям  выгодно  удержать  существующее
распределение  и  разделение  труда:  они  устанавливают  такие  узаконения,
которые  принудили  бы  людей  работать  при  существующем  распределении  и
разделении труда. И потому основная причина рабства есть узаконения, то, что
есть люди, имеющие возможность устанавливать их.
   Что же такое узаконения и что дает людям возможность устанавливать их?


XII

   Существует целая наука,  более древняя и  более  лживая  и  туманная,  чем
политическая  экономия,  служители  которой  в продолжение столетий написали
миллионы книг (большей частью противоречащих друг  другу)  для  того,  чтобы
ответить  на  эти  вопросы.  Но  так  как  цель  этой  науки,  так  же как и
политической экономии,  состоит не в том, чтобы объяснить то, что есть и что
должно быть, а в том, чтобы доказать, что то, что есть, то и должно быть, то
в этой науке  можно  найти  очень  много  рассуждений  о  праве,  объекте  и
субъекте,  об  идее государства и т.п.  предметах,  непонятных не только для
обучающихся,  но и для обучающих этим наукам;  но нет никакого ясного ответа
на вопрос о том, что такое узаконение.
   По науке,  узаконение  есть  выражение  воли  всего  народа;  но  так  как
нарушающих  узаконения  или желающих нарушить их людей,  но не нарушающих их
только из страха наказаний,  налагаемых за неисполнение  узаконений,  всегда
больше,  чем  тех,  которые желают исполнения узаконений,  то очевидно,  что
узаконения ни в каком случае не могут  быть  понимаемы  как  выражение  воли
всего народа.
   Существуют, например,  узаконения о  том,  чтобы  не  портить  телеграфных
столбов,  о  том,  чтобы  оказывать почтение известным лицам,  о том,  чтобы
каждый человек отбывал воинскую повинность или был  присяжным,  или  о  том,
чтобы не переносить известных предметов за известную черту, или о том, чтобы
не пользоваться землею,  которая числится собственностью другого,  не делать
денежных    знаков,    не   пользоваться   предметами,   которые   считаются
собственностью другого.
   Все эти  узаконения и многие другие чрезвычайно разнообразны и могут иметь
самые разнообразные мотивы, но ни одно из них не выражает воли всего народа.
Общая  черта  всех  этих  узаконений  только  одна,  а  именно та,  что если
какой-либо человек не исполнит их,  то те,  кто установили  эти  узаконения,
пришлют  вооруженных  людей,  и вооруженные люди прибьют,  лишат свободы или
даже убьют неисполняющего.
   Если человек  не  захочет отдать в виде податей требуемую с него часть его
труда,  придут вооруженные люди и отнимут от него то, что от него требуется,
а  если  он  будет противиться,  то прибьют его,  лишат свободы,  а иногда и
убьют.  То  же  будет  с  человеком,  который  станет  пользоваться  землею,
числящейся  собственностью  другого.  То же произойдет с человеком,  который
захочет воспользоваться нужными ему для удовлетворения его потребностей  или
для   работы   предметами,   считающимися   собственностью  другого:  придут
вооруженные  люди,  отнимут  у  него  то,  что  он  возьмет,  и,   если   он
воспротивится,  прибьют, лишат свободы, или даже убьют его. То же произойдет
с человеком,  не  выказавшим  почтения  тому,  чему  установлено  выказывать
почтение,  и  то  же  с  тем,  кто не исполнит требования идти в солдаты или
станет  делать  денежные  знаки...  За  всякое  неисполнение   установленных
узаконений неисполнившие будут подвергаться побоям,  лишениям свободы,  даже
убийству от тех людей, которые установили узаконения.
   Придумано много разных конституций,  начиная с английской и американской и
кончая  японской  и  турецкой,  по  которой  люди  должны  верить,  что  все
узаконения,  устанавливаемые  в  их государстве,  устанавливаются по воле их
самих.  Но  все  знают,  что  не  только  в  деспотических,  но  и  в  самых
мнимосвободных государствах:  Англии,  Америке, Франции и других, узаконения
устанавливаются не по воле всех, а только по воле тех, которые имеют власть,
и  потому всегда и везде бывают только такие,  какие выгодны тем,  кто имеет
власть, - будут ли это многие, некоторые или даже один человек. В исполнение
же приводятся узаконения всегда и везде только тем самым, чем всегда и везде
заставляли и заставляют одних людей исполнять  волю  других,  т.е.  побоями,
лишением свободы, убийством, как оно и не может быть иначе.
   Не может  же  оно  быть  иначе  потому,  что  узаконения  суть  требования
исполнения  известных  правил.  Заставить же исполнять одних людей известные
правила,  т.е.  то,  чего хотят от них другие,  иначе нельзя,  как  побоями,
лишением свободы и убийством.  Если есть узаконения, то должна быть та сила,
которая может заставить людей исполнять их. Сила же, могущая заставить людей
исполнять правила,  т.е. волю других, есть только одна - насилие, не простое
насилие,  которое употребляется людьми друг против друга в минуты страсти, а
насилие организованное,  сознательно употребляемое людьми,  имеющими власть,
для того,  чтобы заставить других людей исполнять всегда  установленные  ими
правила, т.е. то, что они хотят.
   И потому сущность узаконений вовсе не в субъекте или объекте права,  не  в
виде государства,  совокупной воли народа и т.п. неопределенных и запутанных
словах,  а в  том,  что  есть  люди,  которые,  распоряжаясь  организованным
насилием, имеют возможность заставлять людей исполнять свою волю.
   Так что точное,  всем понятное и бесспорное определение  узаконений  будет
такое:
   Узаконения -  это  правила,  устанавливаемые  людьми,  распоряжающимися
организованным насилием,  за неисполнение которых неисполняющие подвергаются
побоям, лишению свободы и даже убийству.
   В этом   определении  заключается  и  ответ  на  вопрос:  что  дает  людям
возможность  устанавливать  узаконения?   Дает   возможность   устанавливать
узаконения то самое, что обеспечивает их исполнение: организованное насилие.


XIII

   Причина бедственности  положения  рабочих есть рабство.  Причина рабства -
узаконения. Узаконения же основаны на организованно насилии.
   И потому   улучшение  положения  людей  возможно  только  при  уничтожении
организованного насилия.
   Но организованное  насилие  есть  правительство.  А  разве  можно жить без
правительства?  Без правительства будет хаос,  анархия,  погибнут все успехи
цивилизации,   и   люди  вернутся  к  первобытной  дикости.  Только  троньте
существующий порядок вещей.  говорят обыкновенно не только те,  которым этот
порядок вещей выгоден,  но и те,  которым он явно невыгоден,  но которые так
привыкли к нему,  что не могут себе представить жизни без правительственного
насилия,   -  уничтожение  правительства  произведет  величайшие  несчастия:
буйства,  грабежи,  убийства, в конце которых будут царствовать все дурные и
будут в порабощении все хорошие люди,  говорят они. Но, не говоря уже о том,
что все это,  т.е.  буйства,  грабежи,  убийства,  в конце которых  наступит
царство злых и порабощение добрых,  - что все это уже было и теперь есть, не
говоря уже  об  этом,  предположение  о  том,  что  нарушение  существующего
устройства произведет смуты и беспорядки,  не доказывает того, чтобы порядок
этот был хорош.
   "Только троньте существующий порядок, - и произойдут величайшие бедствия".
   Только троньте один кирпич из  тысячи  кирпичей,  сложенных  в  высокий  в
несколько сажен,  узкий столб,  - и развалятся и разобьются все кирпичи.  Но
то,  что всякий вынутый кирпич и всякий толчок разрушат такой  столб  и  все
кирпичи,  никак  не  доказывает  того,  чтобы разумно было держать кирпичи в
неестественном и неудобном  положении.  Наоборот,  это  показывает  то,  что
кирпичи не надо держать в таком столбе,  а надо разложить их так,  чтобы они
твердо держались и  можно  бы  было  ими  пользоваться,  не  разрушая  всего
устройства.    То   же   и   с   теперешним   государственным   устройством.
Государственное устройство есть устройство весьма искусственное и шаткое,  и
то, что малейший толчок разрушает его, не только не доказывает того, что оно
необходимо,  но,  напротив,  показывает то, что если оно и было когда-нибудь
нужно, то теперь оно вовсе не нужно и потому вредно и опасно.
   Оно вредно и опасно потому,  что при этом устройстве все то  зло,  которое
существует в обществе,  не только не уменьшается и не исправляется, а только
усиливается и утверждается.  Усиливается и утверждается оно потому,  что оно
или оправдывается и облекается в привлекательные формы, или скрывается.
   Все то благоденствие народов,  которое представляется  нам  в  управляемых
насилием,  так  называемых  благоустроенных  государствах,  ведь есть только
видимость - фикция.  Все,  что может нарушить внешнее  благообразие,  -  все
голодные,  больные,  безобразно развращенные, все попрятаны по таким местам,
где их нельзя видеть.  Но то,  что их не видно,  не показывает того,  что их
нет. Напротив, их тем больше, чем больше они скрыты, и тем жесточе к ним те,
которые их производят.
   Правда, что  всякое  нарушение,  а тем более прекращение правительственной
деятельности,  т.е.   организованного   насилия,   нарушит   такое   внешнее
благообразие  жизни,  но  это нарушение произведет не расстройство жизни,  а
только обнаружит то,  которое было скрыто,  и даст  возможность  исправления
его.
   Люди думали и верили до последнего времени,  до конца нынешнего  столетия,
что  они  не  могут  жить без правительств.  Но жизнь идет,  условия жизни и
взгляды людей изменяются. И, несмотря на усилия правительств, направленные к
тому,  чтобы  удержать  людей в том детском состоянии,  в котором обиженному
человеку кажется легче,  если есть кому пожаловаться,  люди - в  особенности
рабочие люди, не только в Европе, но и в России, все больше и больше выходят
из ребячества и начинают понимать истинные условия своей жизни.
   "Вы говорите  нам,  что  без  вас  нас  завоюют соседние народы:  китайцы,
японцы,  - говорят теперь люди из народа, - но мы читаем газеты и знаем, что
никто не угрожает нам войною,  а что только одни вы, правители, для каких-то
непонятных нам целей,  озлобляете друг друга и потом,  под предлогом  защиты
своих народов, разоряя нас податями на содержание армии, флотов, вооружений,
стратегических  железных  дорог,  нужных  только  для  вашего  честолюбия  и
тщеславия,  затеваете  войн