ми и добрыми римлянами,
жившими в их время,  Иоанн IV с своими опричниками, пьяный сифилитик Петр со
своими  шутами,  блудница  Екатерина  со  своими любовниками властвовали над
трудолюбивыми религиозными русскими людьми своего времени и  насиловали  их.
Вильгельм властвует над немцами.  Стамбулов над болгарами, русские чиновники
над русским народом. Немцы властвовали над итальянцами, теперь властвуют над
венгерцами  и  славянами;  турки  властвовали  и  властвуют  над славянами и
греками; англичане властвуют над индейцами, монголы над китайцами.
   Так что  будет или не будет упразднено государственное насилие,  положение
людей добрых, насилуемых людьми злыми, от этого не изменится.
   Пугать людей  тем,  что злые будут властвовать над добрыми,  никак нельзя,
потому что то,  чем пугают,  есть то самое,  что всегда было,  и есть,  и не
может быть иначе.
   Вся языческая  история  человечества  состоит  только  из   тех   событий,
посредством  которых  более  злые  захватывали  власть  над  менее  злыми и,
захватив ее,  жестокостями и хитростями поддерживали ее,  и  выставляя  себя
блюстителями  справедливости,  защитниками  добрых от злых,  властвовали над
добрыми.  Все перевороты в истории суть  только  захватывания  власти  более
злыми и властвование над добрыми.  То,  что властвующие говорят, что если не
было бы их власти, то более злые стали бы насиловать добрых, означает только
то,  что  насильники,  находящиеся во власти,  не хотят уступить этой власти
другим насильникам,  которые хотели бы отнять  ее  у  них.  Говоря  же  это,
властвующие только обличают самих себя.  Они говорят,  что их власть,  т. е.
насилие, нужно для того, чтобы защищать людей от каких-то других или имеющих
еще проявиться насильников (*).

(* Поразительно  в  этом  отношении  до  комизма наивное утверждение русских
властей,  насилующих чужие народности:  поляков,  остзейских немцев, евреев.
Русское  правительство  душит  своих  подданных,  веками  не заботилось ни о
малороссах в Польше,  ни о латышах в остзейском крае,  ни о русских мужиках,
эксплуатируемых  всеми возможными людьми,  и вдруг оно становится защитником
угнетенных от угнетателей, тех самых угнетателей, которых оно само угнетает.
*)

   Тем-то и опасно употребление насилия,  что как скоро оно употреблено,  так
все доводы,  которые за себя приводят насильники,  не только с тем же,  но с
большим основанием могут быть приведены против них же.  Они говорят о бывшем
и чаще  всего  о  воображаемом  будущем  насилии,  а  сами,  не  переставая,
совершают  действительное насилие.  "Вы говорите,  что люди прежде грабили и
били,  и вы боитесь,  что ограбят и перебьют друг друга, если не будет вашей
власти. Это может быть, может и не быть, но то, что вы губите тысячи людей в
тюрьмах,  каторгах,  крепостях, ссылках, разоряете миллионы семей и губите в
солдатстве физически и нравственно миллионы людей,  - это не предполагаемое,
а действительное насилие,  против которого, по вашему же рассуждению, должно
бороться   насилием.  И  потому  те  злые,  против  которых,  по  вашему  же
рассуждению,  несомненно нужно употреблять насилие, - это вы сами", - должны
сказать насильникам насилуемые люди.  И люди нехристиане всегда и говорят, и
думают, и поступают так. Если насилуемые более злы, чем те, которые насилуют
их,   то   они   нападают  на  них  и  стараются  свергнуть  и  при  удобных
обстоятельствах свергают их,  или,  что самое обыкновенное,  вступают в ряды
насилующих и участвуют в их насилиях.
   Так что то самое,  чем защитники государственности пугают людей,  тем, что
если  бы  не  было  насилующей  власти,  то злые властвовали бы над добрыми,
это-то самое, не переставая, совершалось и совершается в жизни человечества,
а  потому  упразднение  государственного  насилия не может ни в каком случае
быть причиною увеличения насилия злых над добрыми.
   Если насилие правительственное уничтожится,  то насилия будут совершаться,
может быть,  другими людьми,  а не теми, которыми они совершались прежде; но
сумма  насилия  ни  в  каком случае не может увеличиться оттого,  что власть
перейдет от одних людей к другим.
   "Государственное насилие   может   быть  прекращено  только  тогда,  когда
уничтожатся злые люди среди общества",  -  говорят  защитники  существующего
строя,  подразумевая  под  этим то,  что так как злые люди всегда будут,  то
насилие никогда не прекратится.  И это было бы справедливо, но только тогда,
когда  было  бы то,  что ими предполагается,  - именно,  что насилующие суть
более добрые и что  единственное  средство  избавления  людей  от  зла  есть
насилие.  Тогда, точно, насилие никогда не могло бы прекратиться. Но так как
этого нет,  а есть обратное,  именно,  что не более добрые насилуют злых,  а
более  злые  насилуют  добрых и что кроме насилия,  никогда не прекращающего
зла,  есть другое средство уничтожения насилия,  то утверждение о  том,  что
насилие   никогда  не  прекратится,  несправедливо.  Насилие  уменьшается  и
уменьшается и,  очевидно,  должно прекратиться,  но не так, как представляют
это себе некоторые защитники существующего строя,  тем, что люди, подлежащие
насилию,  вследствие воздействия на них  правительств,  будут  делаться  всё
лучше и лучше (вследствие этого они,  напротив,  становятся всегда хуже),  а
вследствие того, что так как все люди постоянно становятся лучше и лучше, то
и  наиболее  злые люди,  находящиеся во власти,  становясь всё менее и менее
злыми,  сделаются уже настолько добры,  что  станут  неспособны  употреблять
насилие.
   Движение вперед человечества  совершается  не  так,  что  лучшие  элементы
общества,  захватив  власть,  употребляя  насилие против тех людей,  которые
находятся в их власти,  делают их лучшими,  как это думают и консерваторы  и
революционеры, а совершается, во-первых, и главное, тем, что люди все вообще
неуклонно и безостановочно, более и более сознательно усваивают христианское
жизнепонимание,  и,  во-вторых,  тем,  что,  даже независимо от сознательной
духовной деятельности людей, люди бессознательное вследствие самого процесса
захватывания власти одними людьми и смены их другими,  невольно приводятся к
более христианскому отношению к жизни.  Процесс этот  совершается  так,  что
худшие элементы общества,  захвативши власть и находясь в обладании ею,  под
влиянием отрезвляющего свойства,  всегда сопутствующего ей,  становясь  сами
всё  менее  и  менее  жестокими,  делаются неспособными употреблять жестокие
формы насилия и вследствие того уступают свое  место  другим,  над  которыми
совершается   опять   тот   же   процесс   смягчения   и,  как  бы  сказать,
бессознательного охристианения.
   С людьми совершается нечто подобное процессу кипения. Все люди большинства
нехристианского жизнепонимания стремятся к власти и борются,  достигая ее. В
борьбе  этой  наиболее  жестокие,  грубые,  наименее  христианские  элементы
общества,  насилуя наиболее кротких,  чутких к добру,  наиболее христианских
людей,  выступают посредством своего насилия в верхние слои общества.  И тут
над людьми,  находящимися в этом положении, совершается то, что предсказывал
Христос,   говоря:   "Горе   вам,   богатым,   пресыщенным,  прославленным";
совершается то,  что люди,  находясь во власти  и  в  обладании  последствий
власти - славы и богатства,  доходя до известных различных, поставленных ими
самими себе в своих желаниях целей,  познают тщету их и возвращаются к  тому
положению,  из которого вышли.  Карл V,  Иоанн IV,  Александр I,  познав всю
тщету и зло власти,  отказывались от нее, потому что видели уже всё зло ее и
были  не  в  силах спокойно пользоваться насилием как добрым делом,  как они
делали это прежде.
   Но не  одни  Карлы  и Александры проходят этот путь и признают тщету и зло
власти:  через  этот  бессознательный  процесс  смягчения  проходит   всякий
человек,  приобретший ту власть,  к которой он стремился,  всякий, не только
министр,  генерал,  миллионер,  купец,  но столоначальник, добившийся места,
которого он желал десять лет,  всякий богатый мужик,  отложивший одну-другую
сотню py6лей.
   Через этот  процесс  проходят не только отдельные люди,  но и совокупности
людей, целые народы.
   Соблазны власти  и  всего  того,  что  она  дает,  и богатства,  почестей,
роскошной жизни, представляются достойной целью деятельности людей только до
тех пор,  пока она не достигнута, но тотчас, как скоро человек достигает их,
обличают свою пустоту и  теряют  понемногу  свою  притягательную  силу,  как
облака, которые имеют форму и красоту только издали: стоит только вступить в
них, чтобы исчезло всё то, что казалось в них прекрасным.
   Люди, овладевшие   властью   и   богатством,   иногда  те  самые,  которые
приобретали власть и богатство,  большею же частью наследники их,  перестают
уже быть столь жадными к власти и жестокими к приобретению ее.
   Изведав опытом,  под  влиянием  христианского  воздействия,  тщету  плодов
насилия, люди иногда в одном, иногда через несколько поколений утрачивают те
пороки,  которые возбуждаются страстью к приобретению власти и богатства, и,
становясь  менее жестокими,  не удерживают своего положения и вытесняются из
власти другими,  менее христианскими,  более злыми людьми и  возвращаются  в
низшие по положению,  но высшие по нравственности слои общества,  увеличивая
собой средний уровень христианского сознания всех людей.  Но тотчас же после
них   опять   худшие,   грубейшие,   менее  христианские  элементы  общества
поднимаются  вверх,  подвергаются  вновь  тому  же  процессу,   как   и   их
предшественники,  и опять через одно или несколько поколений,  изведав тщету
плодов насилия и пропитавшись христианством, спускаются в среду насилуемых и
опять заменяются новыми,  менее грубыми, чем прежние, насильниками, но более
грубыми,  чем те,  которых они насилуют. Так что, несмотря на то, что власть
остается  такою  же,  какою она была,  по внешней форме,  с каждой переменой
людей, находящихся во власти, всё больше и больше увеличивается число людей,
опытом    жизни    приводимых   к   необходимости   усвоения   христианского
жизнепонимания,  и с каждой переменой,  хотя самые грубые и жестокие,  менее
христианские  из  всех  и  всё  менее  и  менее  грубые  и  жестокие и более
христианские люди,  чем  прежде  бывшие  во  власти,  вступают  в  обладание
властью.
   Насилие выбирает  и  привлекает   к   себе   худшие   элементы   общества,
перерабатывает их и, улучшая и смягчая, возвращает их назад обществу.
   Таков процесс,   посредством   которого    христианство,    несмотря    на
употребляемое   государственной  властью  насилие,  препятствующее  движению
вперед человечества,  всё  более  и  более  охватывает  людей.  Христианство
проникает  в  сознание  людей  не  только  несмотря на употребляемое властью
насилие, но посредством его.
   И потому  утверждение  защитников  государственного строя о том,  что если
упразднить государственное насилие,  то злые будут властвовать над  добрыми,
не только не доказывает того, чтобы это (властвование злых над добрыми) было
опасно,  так как это самое и происходит,  но,  напротив,  доказывает то, что
государственное насилие,  дающее возможность злым властвовать над добрыми, и
есть то зло,  которое желательно уничтожить и которое постоянно уничтожается
самою жизнью.
   "Но если бы и было справедливо то, что государственное насилие прекратится
тогда,  когда  обладающие  властью  настолько  станут христианами,  что сами
откажутся от нее,  и не найдется более людей,  готовых занять  их  места,  и
справедливо, что процесс этот совершается, - говорят защитники существующего
порядка,  - то когда же это будет?  Если прошло 1800 лет и всё еще так много
охотников  властвовать  и  так  мало охотников подчиняться,  то нет никакого
вероятия,  чтобы это не только случилось  очень  скоро,  а  случилось  бы  и
когда-нибудь".
   "Если и есть,  как и  бывали  прежде  среди  всех  людей,  такие,  которые
предпочитают отказ от власти пользованию ею,  то запас людей, предпочитающих
властвование подчинению, так велик, что трудно представить себе время, когда
бы он мог истощиться".
   "Для того,  чтобы произошел этот процесс охристианения всех  людей,  чтобы
все   люди   одни   за   другими  перешли  от  языческого  жизнепонимания  к
христианскому и добровольно отказывались бы от власти и богатства и никто бы
не   желал   пользоваться   ими,  нужно,  чтобы  не  только  переделались  в
христианство все те грубые,  полудикие,  совершенно не способные  воспринять
христианство  и  следовать  ему  люди,  которых  всегда  много среди каждого
христианского общества,  но и все  дикие  и  вообще  нехристианские  народы,
которых еще так много вне его.  А потому, если и допустить даже, что процесс
охристианения когда-нибудь совершится над всеми людьми,  то,  судя по  тому,
насколько подвинулось это дело в 1800 лет,  это будет только через несколько
раз 1800 лет,  а потому и нельзя  и  незачем  думать  теперь  о  невозможном
уничтожении власти,  а нужно только стараться о том, чтобы власть эта была в
наилучших руках".
   Так возражают  защитники  существующего  строя.  И рассуждение это было бы
совершенно справедливо,  если бы переход людей от одного понимания  жизни  к
другому  совершался  посредством  только  одного того процесса,  при котором
каждый человек отдельно и один за  другим  познает  опытом  тщету  власти  и
внутренним путем постигает истины христианские.
   Процесс этот совершается непрестанно, и люди один за другим переходят этим
путем на сторону христианства.
   Но переходят люди на сторону христианства не одним только этим  внутренним
способом,  а  еще  и  другим,  внешним  способом,  при  котором уничтожается
постепенность этого перехода.
   Переход людей   от  одного  устройства  жизни  к  другому  совёршается  не
постоянно  так,  как  пересыпается  песок  в  песочных  часах:  песчинка  за
песчинкой  от  первой  до  последней,  а  скорее  так,  как вливается вода в
опущенный в воду сосуд,  который сначала только одной  стороной  медленно  и
равномерно  впускает  в  себя воду,  а потом от тяжести уже влившейся в него
воды вдруг быстро погружается и почти сразу принимает в себя  всю  ту  воду,
которую он может вместить.
   То же происходит и с обществами людей при переходе от одного понимания,  а
потому  и  устройства  жизни,  к  другому.  Люди только сначала постепенно и
равномерно один за другим  воспринимают  новую  истину  внутренним  путем  и
следуют ей в жизни;  при известном же распространении истины она усваивается
ими уже не внутренним способом, не равномерно, а сразу, почти невольно.
   И потому  несправедливо  рассуждение защитников существующего строя о том,
что если в продолжение 1800 лет только малая часть людей перешла на  сторону
христианства,  то  нужно  еще  несколько  раз 1800 лет до тех пор,  пока все
остальные люди перейдут на его сторону,  - несправедливо оно потому, что при
этом  рассуждении  не  принимается  во  внимание  другой,  кроме внутреннего
постигновения истины,  способ усвоения людьми новой  истины  и  перехода  от
одного склада жизни к другому.
   Другой этот способ усвоения людьми новой открывшейся истины  и  переход  к
новому  устройству жизни состоит в том,  что люди усваивают истину не только
потому,  что они познают ее пророческим чувством или опытом жизни,  а потому
еще,  что  при  известной  степени  распространения истины люди,  стоящие на
низшей степени развития,  принимают ее все сразу,  по одному доверию к  тем,
которые приняли ее внутренним способом и прилагают ее к жизни.
   Всякая новая истина,  изменяющая  склад  человеческой  жизни  и  двигающая
вперед  человечество,  воспринимается сначала только самым малым количеством
людей,  понимающих ее внутренним путем.  Остальные  же  люди,  принявшие  по
доверию  предшествующую истину,  ту,  на которой основан существующий строй,
всегда противятся распространению новой истины.
   Но так как,  во-первых, люди не стоят на месте, а непрерывно движутся, всё
более и  более  познавая  истину  и  приближаясь  к  ней  своею  жизнью,  и,
во-вторых,  все  они  по своему возрасту,  воспитанию,  породе расположены в
постепенной  градации  от   людей,   наиболее   способных   понимать   новые
открывающиеся истины внутренним путем, до людей, наименее способных к этому,
то люди,  ближе других стоящие к  тем,  которые  усвоили  истину  внутренним
способом,  одни за другими сначала через длинные промежутки времени, а потом
всё чаще и чаще переходят на  сторону  новой  истины,  и  количество  людей,
признающих новую истину, становится всё больше и больше, и истина становится
всё понятнее, и понятнее.
   А чем больше людей усваивают новую истину и чем истина понятнее, тем более
возбуждается доверие в остальных, на низшей степени по способности понимания
стоящих людей, и тем легче для них становится постигновение ее и тем большее
число усваивает ее.  И так  идет  движение,  всё  убыстряясь  и  убыстряясь,
расширяясь и расширяясь,  как ком снега, до тех пор, пока не зарождается при
этом согласное с новой истиной общественное мнение  и  вся  остальная  масса
людей уже не поодиночке, а вся сразу под давлением этой силы не переходит на
сторону новой истины и не устанавливается сообразный с  этой  истиной  новый
склад жизни.
   Люди, переходящие  на  сторону  новой,  дошедшей  до   известной   степени
распространения,  истины,  переходят  на ее сторону всегда сразу,  массами и
подобны тому  балласту,  которым  нагружают  всегда  сразу  для  устойчивого
уравновесия  и  правильного  хода всякое судно.  Не будь балласта,  судно не
сидело бы в воде и изменяло  бы  свое  направление  при  малейшем  изменении
условий.  Балласт  этот,  несмотря на то,  что он кажется сначала излишним и
даже задерживающим ход судна,  есть необходимое условие правильного движения
его.
   То же и с той массой людей,  которая всегда не один по  одному,  а  всегда
сразу   под   влиянием  нового  общественного  мнения  переходит  от  одного
устройства жизни к другому.  Масса эта всегда своей инертностью препятствует
быстрым,  не  проверенным  мудростью  людской,  частым  переходам  от одного
устройства жизни к другому и надолго удерживает всякую долгим опытом  борьбы
проверенную, вошедшую в сознание человечества истину.
   И потому несправедливо рассуждение о том,  что если  только  малая,  самая
малая часть человечества усвоила христианскую истину в продолжение 18 веков,
то всё человечество усвоит ее только через много,  много раз 1800 лет, т. е.
так  еще  не  скоро,  что  нам,  живущим  теперь,  нельзя  и думать об этом.
Несправедливо потому, что люди, стоящие на низшей степени развития, те самые
народы  и  люди,  которых защитники существующего строя представляют помехой
для осуществления христианского строя жизни,  это  самые  те  люди,  которые
всегда  сразу  массами  переходят  на сторону истины,  принятой общественным
мнением.
   И потому  перемена  в  жизни  человечества  та,  вследствие  которой люди,
пользующиеся властью,  откажутся от нее и из людей,  покоряющихся власти, не
найдется более людей, желающих захватить ее, наступит не тогда только, когда
все люди один  по  одному  до  последнего  сознательно  усвоят  христианское
жизнепонимание,  а тогда, когда возникнет такое определенное и всем понятное
христианское общественное мнение,  которое  покорит  себе  всю  ту  инертную
массу, не способную внутренним путем усвоять истины и по этому самому всегда
подлежащую воздействию общественного мнения.
   Общественное же   мнение   не   нуждается   для   своего  возникновения  и
распространения в  сотнях  и  тысячах  лет  и  имеет  свойство  заразительно
действовать  на  людей  и  с большою быстротою охватывать большие количества
людей.
   "Но если даже и справедливо, - скажут защитники существующего строя, - то,
что общественное  мнение,  при  известной  степе