едений мысли и по глубине содержания,  и по
удивительной силе и красоте народного языка,  и по древности.  А  между  тем
книга эта остается, вот уже более четырех веков, ненапечатанной и продолжает
быть неизвестной, за исключением ученых специалистов.
   Казалось бы,  что  все  такого рода сочинения и квакеров,  и Гаррисона,  и
Баллу,  и Хельчицкого,  утверждающие и доказывающие на основании  Евангелия,
что  наш  мир  ложно  понимает учение Христа,  должны бы возбуждать интерес,
волнение, шум, споры в среде как пастырей, так и пасомых.
   Сочинения такого рода,  затрагивающие самую сущность христианского учения,
должны бы были,  казалось,  быть  разобраны  и  признаны  справедливыми  или
отвергнуты и опровергнуты.
   Но ничего подобного нет.  Со всеми этими сочинениями повторяется одно и то
же. Люди самых разных взглядов, как верующие, так и - что достойно удивления
- неверующие либералы,  как бы сговорившись,  все одинаково упорно молчат  о
них,  и все то,  что делается людьми для разъяснения истинного смысла учения
Христа, остается неизвестным или забытым.
   Но еще  более удивительна неизвестность двух сочинений,  о которых я узнал
тоже по случаю появления моей книги.  Это книга Dymond'а "On  war"  -  "О
войне",  изданная  в  первый раз в Лондоне в 1824 году и Daniel Musser'а
"О непротивлении",  написанная в 1864 году.  Неизвестность этих  книг
удивительна  особенно  потому,  что,  не говоря о достоинстве их,  обе книги
трактуют не столько о теории,  сколько о практическом  приложении  теории  к
жизни,  отношении христианства к военной службе, что теперь особенно важно и
интересно при общей воинской повинности.
   Спросят, может быть: как же обязан поступить подданный, который верит, что
война несовместима с его религией,  но  от  которого  правительство  требует
участия в военной службе?
   Кажется, что это  вопрос  самый  живой  и  такой,  на  который  ответ  при
теперешней  общей  воинской  повинности  особенно  важен.  Все  или огромное
большинство людей - христиане,  и все мужчины призываются к военной  службе.
Как  же должен человек,  как христианин,  отвечать на это требование?  Ответ
Dymond'а такой:
   "Обязанность его  состоит  в  том,  чтобы  с кротостью,  но и с твердостью
отказаться от службы".
   "Есть некоторые люди,  которые без всякого определенного рассуждения прямо
почему-то заключают,  что ответственность за  государственные  меры  ложится
только  на тех,  которые распоряжаются,  или что правительство и цари решают
вопросы о том,  что хорошо или дурно для подданных,  и что подданные обязаны
только повиноваться. Я думаю, что рассуждения такого рода только отуманивают
совесть людей.  "Я не могу не участвовать в совете правительства и потому не
ответственен   в   его   преступлениях".   Правда,   мы  не  ответственны  в
преступлениях  правителей,  но   мы   ответственны   в   своих   собственных
преступлениях. И преступления правителей делаются нашими, если мы, зная, что
это преступления, содействуем их совершению... Те, которые полагают, что они
обязаны  повиноваться правительству и что ответственность за совершаемые ими
преступления переносится с них на их государей, сами себя обманывают".
   "Говорят: "Мы передаем свои поступки воле других людей, и наши поступки не
могут быть ни дурными,  ни хорошими;  в наших поступках  не  может  быть  ни
заслуги за доброе, ни ответственности за злое, так как они совершаются не по
нашей воле".
   Замечательно, что  это  самое выражено в наставлении солдатам,  которое их
заставляют  заучивать:  там  сказано,  что  только  начальник  отвечает   за
последствия своего приказания.
   Но это несправедливо.  Человек не может снять с  себя  ответственности  за
свои поступки. И это видно из следующего:
   "Если начальник велит вам убить ребенка вашего соседа,  убить вашего отца,
вашу  мать,  послушаетесь  ли  вы?  Если  же  вы  не послушаетесь,  то и все
рассуждение никуда не годится,  потому что если  вы  можете  не  послушаться
правителей в одном случае,  то где же вы найдете тот предел,  до которого вы
можете повиноваться?  Нет другого предела,  кроме  того,  который  определен
христианством, и предел этот и разумен и исполним".
   "И потому мы полагаем,  что обязанность каждого человека,  считающего, что
война  несовместима  с  христианством,  -  кротко,  но  твердо отказаться от
военной службы.  И пусть те,  которым приходится так  поступать,  пусть  они
помнят,  что на них лежит великая обязанность.  От их верности своей религии
зависит - настолько,  насколько она  зависит  от  людей,  -  судьба  мира  в
человечестве.  Пускай  они  исповедуют  свое убеждение и защищают его.  И не
одними словами,  но и страданиями,  если то будет нужно. Если вы верите, что
Христос  запретил  убийство,  не верьте ни суждениям,  ни приказаниям людей,
призывающих вас к участию в нем.  Таким твердым отказом от участия в насилии
вы привлечете к себе благословение,  данное тем,  которые слышат слова эти и
исполняют их,  и придет время,  когда и мир  почтит  вас  как  участников  в
возрождении человечества".
   Книга Мосера называется  "Утверждение  непротивления"  или  "Разделение
царства Христа и царства мира сего", в 1864.
   Книга эта посвящена тому же вопросу и разъясняет его по случаю  требования
американским  правительством  от  своих  граждан  военной  службы  во  время
междуусобной войны.  И тоже  имеет  самое  современное  значение,  разъясняя
вопрос  о том,  как,  при каких условиях люди должны и могут отказываться от
военной службы. В вступлении автор говорит:
   "Известно, что   в   Соединенных  Штатах  есть  много  людей,  сознательно
отрицающих  войну.  Их  называют  "непротивляющимися"   или   "беззащитными"
христианами.  Эти христиане отказываются защищать свою страну, носить оружие
и,  по требованию правительства,  воевать против его врагов.  До сих пор эта
религиозная причина была уважаема правительством,  и те,  которые выставляли
ее,  были освобождаемы от службы.  Но с  началом  нашей  междуусобной  войны
общественное мнение возмущено этим обстоятельством.  Естественно,  что лица,
считающие своей обязанностью нести все тяжести и опасности военной жизни для
защиты своего отечества,  чувствуют недоброжелательство к тем лицам, которые
вместе с ними в продолжение долгого времени пользовались покровительством  и
выгодами правительства;  во время же нужд и опасности не хотят участвовать в
несении трудов и опасности для  защиты  его.  Естественно  даже  и  то,  что
положение   таких  людей  признают  неразумным,  уродливым  и  признают  его
подозрительным".
   "Много ораторов  и  писателей,  - говорит автор,  - восстали против такого
положения и старались доказать несправедливость непротивления и по  здравому
смыслу и по писанию;  и это совершенно естественно,  и во многих случаях эти
писатели правы,  - правы в отношении к лицам, которые, отказываясь от трудов
военной службы, не отказываются от выгод, получаемых ими от правительств, но
- не правы по отношению самого принципа "непротивления".  Прежде всего автор
доказывает  обязательность  для  христианина правила непротивления тем,  что
предписание это ясно и что оно без возможности перетолкования  дано  Христом
всякому христианину.
   "Судите сами,  справедливо ли повиноваться человеку более,  чем  Богу",  -
сказали  Петр  и  Иоанн.  И  точно  так  же  всякий  человек,  желающий быть
христианином,  должен относиться к требованиям идти на войну,  когда Христос
сказал ему: "Не противься злу насилием".
   Этим вопрос о самом принципе автор считает решенным.  Но другой вопрос,  о
том,  имеют ли право отказаться от военной службы лица, не отказывающиеся от
выгод,  даваемых насилием правительства, автор разбирает подробно и приходит
к заключению,  что христианин,  следующий закону Христа,  если он не идет на
войну,  не может точно так же принимать участия ни в каких правительственных
распоряжениях:  ни в судах, ни в выборах, - не может точно так же и в личных
делах прибегать к власти,  полиции или суду.  - Далее  в  книге  разбирается
отношение  Ветхого  Завета к Новому,  значение правительства для нехристиан;
представляются  возражения  на  учение  непротивления  и  опровержения   их.
Заключает свою книгу автор следующим:
   "Христане не нуждаются в правительстве и потому не могут:  ни повиноваться
ему в том, что противно учению Христа, ни, тем менее, участвовать в нем".
   "Христос избрал своих учеников из мира,  - говорит он,  - они  не  ожидают
мирских благ и мирского счастия, а, напротив, они ожидают жизни вечной. Дух,
в котором они живут, делает их довольными и счастливыми во всяком положении.
Если мир терпит их,  они всегда довольны. Если же мир не хочет оставить их в
покое,  то они уйдут в другое место,  так как они странники на земле и у них
нет определенного места жительства.  Они считают, что мертвые могут хоронить
своих мертвецов, им же нужно одно: "следовать за своим учителем".
   Не касаясь  вопроса  о  том,  верно  или  неверно  определение обязанности
христианина по отношению к войне,  которая устанавливается в  обеих  книгах,
нельзя  не  видеть  практической  важности  и  настоятельности решения этого
вопроса.
   Есть люди  -  есть  сотни  тысяч  квакеров,  есть менониты,  есть все наши
духоборцы, молокане и люди, не принадлежащие ни к каким определенным сектам,
которые  считают,  что  насилие,  а потому и военная служба - несовместимы с
христианством,  и потому каждый год у нас  в  России  несколько  призываемых
людей   отказываются  от  военной  службы  на  основании  своих  религиозных
убеждений.  Как же поступает правительство?  Отпускает их? - Нет. Заставляет
их  идти  и,  в  случае  несогласия,  наказывает  их?  -  Нет.  В  1818 году
правительство поступило следующим образом.  Вот никому  почти  в  России  не
известная выписка из дневника Ник.  Ник.  Муравьева-Карского, не пропущенная
цензурой:


2 октября 1818 г. Тифлис.

   Поутру комендант  сказал мне,  что недавно прислано в Грузию пять крестьян
помещичьих Тамбовской губернии.  Сии люди были в солдаты сданы,  но не хотят
служить;  их  уже  несколько  раз кнутом секлн и сквозь строй гнали,  но они
отдают себя охотно на самые жестокие мучения и на смерть,  дабы не  служить.
"Отпустите  нас,  -  говорят они,  - и не троньте нас,  мы никого трогать не
будем.  Все люди равны,  и государь тот же человек, как и мы; зачем мы будем
ему  подати  платить,  зачем  я буду подвергать свою жизнь опасности,  чтобы
убить на войне человека,  мне не сделавшего никакого зла?  Вы можете нас  по
кускам резать,  а мы не переменим своих мыслей, не наденем шинели и не будем
пайка есть.  Тот, который над нами сжалится, даст нам милостыню, а казенного
мы  ничего  не  имели  и  иметь  не хотим".  Вот слова сих мужиков,  которые
уверяют,  что им подобных есть множество в России.  Их четыре раза водили  в
Комитет министров и,  наконец,  решились о том представить государю, который
приказал   для   поправления   отправить   их   в   Грузию    и    предписал
главнокомандующему   доносить  ему  ежемесячно  о  постепенных  успехах  для
приведения сих крестьян к настоящим мыслям".

   Чем кончилось это поправление - неизвестно,  так  как  неизвестен  и  весь
эпизод, содержавшийся в глубокой тайне.
   Так поступало правительство 75 лет тому  назад,  -  так  поступало  оно  в
большом количестве случаев,  всегда старательно скрываемых от народа. Так же
поступает  оно  и  теперь,  за  исключением  немцев-менонитов,   живущих   в
Херсонской губернии, отказ которых от военной службы признается уважительным
и которых заставляют отбывать сроки службы в работах при лесничестве.
   В тех  недавних  случаях отказа от военной службы,  вследствие религиозных
убеждений неменонитов, правительственные лица поступали так:
   Сначала прилагают   все  употребляемые  в  наше  время  меры  насилия  для
"поправления" отказывающихся и приведения их "к настоящим мыслям"  и  держат
производство  этих  дел  в  величайшей  тайне.  Я  знаю,  что  про одного из
отказавшихся в 1884  году  в  Москве  через  два  месяца  после  его  отказа
составилось   огромное,   толстое   дело,  хранившееся  в  министерстве  под
величайшим секретом.
   Начинается обыкновенно с того,  что отказывающегося посылают к священникам
и, к стыду их, они всегда увещевают отказывающихся. - Но так как увещание во
имя  Христа  -  отречься  от  Христа  бывает большей частью безуспешным,  то
отказавшегося после увещания духовных лиц  посылают  к  жандармам.  Жандармы
обыкновенно,  не находя ничего политического,  возвращают его назад, и тогда
отказавшегося посылают к ученым,  к врачам и в сумасшедший дом. Во всех этих
пересылках отказывающийся,  лишенный свободы, терпит всякого рода унижения и
страдания, как приговоренный преступник (это повторялось в четырех случаях).
Из  сумасшедшего  дома  доктора выпускают отказавшегося,  и тогда начинаются
всякие тайные,  хитрые меры, чтобы и не отпустить отказавшегося, поощрив тем
других отказываться так же,  как и он,  и вместе с тем не оставить его среди
солдат,  чтобы и солдаты не узнали от него того,  что призвание их к военной
службе совершается совсем не по закону Бога, как их уверяют, а против него.
   Самое удобное для правительства  было  бы  казнить  отказавшегося:  засечь
палками или каким-нибудь иным способом,  как это делалось прежде. Но казнить
открыто человека за то,  что он верен учению,  которое мы сами исповедуем, -
нельзя. Оставить же человека, отказывающегося от повиновения, тоже нельзя. И
вот  правительство  старается  или  страданиями  заставить  этого   человека
отречься  от Христа,  или как-нибудь незаметно избавиться от него,  не казня
его открыто,  скрыть как-нибудь и поступок этого человека и  его  самого  от
других  людей.  И  начинаются всякого рода уловки и хитрости и мучения этого
человека.  Или  ссылают  этого  человека  на  окраины,   или   вызывают   на
непослушание  и  тогда  судят  за  нарушение дисциплины и запирают в тюрьму,
дисциплинированный батальон,  где уже тайно от всех свободно мучают его, или
признают  сумасшедшим  и запирают в дом умалишенных.  Так,  одного сослали в
Ташкент,  т.  е.  как будто перевели в Ташкентское войско,  другого в  Омск,
третьего  судили  за  непослушание  и  заперли  в  тюрьму,  четвертого в дом
умалишенных.
   Везде повторяется одно и то же.  Не только правительство, но и большинство
либеральных,  свободно мыслящих  людей,  как  бы  сговорившись,  старательно
отворачиваются от всего того,  что говорилось, писалось, делалось и делается
людьми для обличения несовместимости насилия в самой ужасной, грубой и яркой
его  форме  - в форме солдатства,  т.  е.  готовности убийства кого бы то ни
было,  - с учением не только христианства,  но хотя бы  гуманности,  которое
общество будто бы исповедует.
   Так что сведения,  полученные мною  о  том,  в  какой  степени  уже  давно
разъяснено  и  всё  больше  и  больше  разъясняется истинное значение учения
Христа,  и о том.  как относятся к этому  разъяснению  и  исполнению  учения
высшие,  правящие классы не только России,  но в Европе и в Америке, убедили
меня в том,  что существует в этих правящих классах  сознательно  враждебное
отношение    к    истинному   христианству,   выражающееся   преимущественно
замалчиванием всех проявлений его.


II

   Такое же  впечатление  желания  скрыть,  замолчать  то,  что  я   старался
высказать в своей книге, произвели во мне и суждения о ней.
   Книга по выходе ее, как я и ожидал, была запрещена и по закону должна была
быть  сожжена.  Но  книга  вместо  сожжения  была  разобрана  чиновниками  и
распространилась в большом количестве списков и  литографных  оттисков  и  в
переводах, напечатанных за границей.
   И очень скоро на  книгу  появились  критики,  не  только  духовные,  но  и
светские,  которые правительство не только допускало, но и поощряло. Так что
даже опровержение книги,  которая считалась никому не  известной,  назначено
было темой богословских сочинений в академиях.
   Критики на мою книгу,  как русские,  так и иностранные, разделяются на два
главные  рода:  критики  религиозные  - людей,  считающих себя верующими,  и
критики светские - вольнодумные.
   Начну с первых:
   В книге моей я обвиняю церковных учителей в том,  что  они  учат  противно
заповедям  Христа,  ясно  и  определенно выраженным в нагорной проповеди,  и
особенно противно заповеди о непротивлении злу и лишают этим  учение  Христа
всего   его  значения.  Церковные  учители  признают  нагорную  проповедь  с
заповедью о непротивлении злу насилием Божественным  откровением  и  потому,
если  они  уже  раз нашли нужным писать о моей книге,  то,  казалось бы,  им
необходимо было прежде всего ответить на  этот  главный  пункт  обвинения  и
прямо  высказать,  признают или не признают они обязательным для христианина
учение нагорной  проповеди  и  заповедь  о  непротивлении  злу  насилием,  и
отвечать не так,  как это обыкновенно делается,  т.е.  сказать,  что хотя, с
одной стороны,  нельзя собственно отрицать, но, с другой стороны, опять-таки
нельзя утверждать,  тем более,  что и т.д., а ответить так же, как поставлен
вопрос в моей книге:  действительно ли Христос требовал  от  своих  учеников
исполнения того,  чему он учил в нагорной проповеди,  и потому, может или не
может христианин,  оставаясь христианином,  идти  в  суд,  участвуя  в  нем,
осуждая  людей  или  ища в нем защиты силой,  может или не может христианин,
оставаясь христианином,  участвовать в управлении, употребляя насилие против
своих  ближних,  и  самый главный,  всем предстоящий теперь с общей воинской
повинностью, вопрос - может или не может христианин, оставаясь христианином,
противно  прямому  указанию  Христа  обещаться  в  будущих поступках,  прямо
противных учению,  и, участвуя в военной службе, готовиться к убийству людей
или совершать их?
   Вопросы поставлены ясно  и  прямо,  и,  казалось,  надобно  ясно  и  прямо
ответить  на них.  Но во всех критиках на мою книгу ничего подобного не было
сделано,  точно так же как не было сделано и по отношению всех тех обличений
церковных  учителей  в  отступлении их от закона Христа,  которыми со времен
Константина полна история.
   Очень много  было  говорено по случаю моей книги о том,  как я неправильно
толкую те и другие места Евангелия,  о том,  как я заблуждаюсь, не признавая
троицы,  искупления и бессмертия души; говорено было очень многое, но только
не то одно,  что для всякого христианина  составляет  главный,  существенный
вопрос  жизни:  как  соединить  ясно  выраженное в словах учителя и в сердце
каждого из нас учение о прощении,  смирении,  отречении и любви ко  всем:  к
ближним  и  к  врагам,  с требованием военного насилия над людьми своего или
чужого народа.
   Все, что  можно  назвать подобиями ответов на этот вопрос,  можно свести к
следующим пяти разрядам.  Я старался собрать в этом отношении все,  что мог,
не  только  по  критикам на мою книгу,  но и по всему тому,  что и в прежние
времена писалось на эту тему.
   Первый самый  грубый способ ответа состоит в смелом утверждении того,  что
насилие не противоречит учению Христа,  что оно разрешено и даже  предписано
христианам Ветхим и Новым Заветом.
   Этого рода утверждения исходят большею частью  от  людей,  находящихся  на
высоких  ступенях правительственной или духовной иерархии и вследствие этого
совершенно уверенных,  что на их утверждения возражать никто не  посмеет,  а
если  кто  и  будет возражать,  то они не услышат этих возражений.  Люди эти
большею частью до такой степени,  вследствие одурманения  властью,  потеряли
представление о том,  что есть то христианство, во имя которого они занимают
свое  положение,  что  все  то,  что  есть  в  христианстве   христианского,
представляется им сектантством;  все же то, что в писании как Ветхого, так и
Нового  Завета  может  быть  перетолковано  в  смысле   антихристиан