Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
ге -- в одной руке
топорик, в другой -- "отречение".
Вера Сергеевна побледнела... И все пятилась к окну.
-- Да ничего она не одумается! -- воскликнул Курносый. -- Давайте
кончать.
-- У тебя два выбора: или подписываешь на наших глазах вот это вот --
что ты ничего не видела и не знаешь, не собиралась к прокурору... Или мы
тебя...
-- Давайте кончать! Чего тут тянуть?
-- Я закричу, -- еле слышно пролепетала Вера Сергеевна.
-- А подушечка-то! -- вылетел вперед Чернявый.
-- Ты же знаешь, что кругом никого нет... Все на сдаче ГТО.
-- А сумки-то заготовили? -- спросил Брюхатый. -- Разрезать-то мы ее
разрежем, а в чем выносить-то?
-- Да есть сумки -- полно. Помельче только разрезать... и по одному все
вынесем.
-- Все уже предусмотрели! -- сердито обернулся на всех Аристарх. -- Вы
вынесите по одному, а я останусь -- замою тут все. Чего тут базарить-то?
-- Главное, внутренности вынести, а остальное-то...
-- Внутренности! А руки, ноги?.. Куда ноги, например, денешь? Они ни в
какую сумку не полезут.
-- Перерубим! Я ж те говорю: помельче изрубить.
-- Вы же интеллигентные люди, -- негромко сказала Вера Сергеевна. --
Все в шляпах... в галстуках...
-- Вывеска! -- воскликнул Чернявый.
-- Интеллигентные!.. -- Брюхатый колыхнул животом от смеха. -- Я в
лагере трех человек задушил... вот этими вот руками.
-- Мы, значит, жестокие? -- спросил Аристарх. -- А ты? Ты не жестокая?
-- столько людей сразу посадить собралась. Подписывай!
Как-то не заметили, что, пятясь, Вера Сергеевна подошла к самому окну,
которое очень легко открывалось... Она вдруг вскочила на подоконник,
распахнула окно и сказала заполошно:
-- Если кто только двинется, я прыгаю! Тут только два этажа: сломаю
ноги, но все расскажу. Только двиньтесь!
Все так и замерли.
Первым пришел в себя Аристарх. Он засмеялся искусственно.
-- Мы же шутим, Верунчик!.. Неужели ты поверила?
-- Немедленно все убирайтесь отсюда! -- Вера Сергеевна обрела уже
спокойный и злой голос. -- Шутники.
-- Нет, вы... Нет, она правда поверит, что мы...
-- Убирайтесь!
-- Да шутим же мы! -- воскликнул в отчаянии Брюхатый. И бросил
подсвечник. -- Какие мы убийцы! Нас сам час...
-- Убирайтесь!
-- Нет, она в самом деле может подумать!..
-- Да думай она! -- взорвался Курносый. -- Что хочет, то и пускай
думает! -- и тоже бросил нож. И первым пошел к выходу. В дверях остановился,
обернулся, как он давеча сделал, точно так же погрозил пальцем всем и
сказал остервенело: -- Но сидеть я все равно не буду! Ясно?! Сидеть я там
не буду! Вот пусть они вот все... они вот, они -- пусть сидят, а я не буду!
Никто ему на это ничего не сказал.
Он вышел... И за ним все тоже вышли.
И собрались опять в комнате Аристарха. Долго молчали.
-- Интересно, -- заговорил Чернявый, обращаясь к Курносому, -- как это
ты сидеть не будешь? Все будут сидеть, а ты не будешь?
-- Не буду! -- повторил Курносый.
-- А у тя что, сиделки, что ли, нету? -- ядовито спросил его Брюхатый.
-- Она у тебя на месте: будешь сидеть, как все.
-- Он там ходить будет, -- подал голос Лысый.
Аристарх сидел, обхватив голову руками, и тихо покачивался.
-- Не буду сидеть! -- опять тупо повторил Курносый. -- Вы все как
хотите, а я -- не буду!
-- Все будем сидеть, -- сказал Аристарх, не поднимая головы.
Опять некоторое время молчали.
-- Конечно, -- заговорил опять Курносый, -- если бы ты был человек как
человек, мы, может быть, и не сидели бы.
Аристарх поднял голову.
-- А кто же я?
-- Бабник! Шлюха в штанах!.. Да хоть бы умел, господи! А то... не
выходит же ничего, нет, туда же, куда добрые люди: давай любовницу! Даже
Соньку, и ту... тьфу! Рогоносец. С этой Сонькой...
-- А ты подхалим, -- сказал Аристарх первое, что выскочило из его
оскорбленной души. -- Ты перед начальством на полусогнутых ходишь.
-- У меня пятеро на шее! -- Курносый крепко хлопнул ладонью себя по
загривку. -- Пятеро!.. Ты вон с одной телкой справиться не можешь, а у меня
их -- пятеро. Мне не до любовниц!
-- Зато тебе -- до коньяка, -- вставил Брюхатый.
-- А ты вообще заткнись! -- развернулся к нему Курносый. -- Тебе-то
даже полезно посидеть: может, похудеешь маленько. В институт питания
собрался!.. Вот тебе и будет институт питания, -- и Курносый нервно
засмеялся.
Брюхатый навел на него строгий взгляд.
-- Шавка, -- сказал он. Помолчал и еще сказал: -- Моська.
-- А ты слон, да? -- вступился за Курносого Чернявый. -- Это не тебя по
улицам водили?
-- Меня, -- сказал Брюхатый. -- А это не тебе я нечаянно на туфель
наступил... двадцать седьмого июня тыща девятьсот семьдесят третьего года:
на профсоюзном собрании? Что-то ты тогда был... зеленоватый, а сейчас,
гляди-ка, кукарекает. Выговор-то кому тогда всучили?
-- А кто всучил-то? Кто?
-- Я, в том числе.
-- Да ты сам первый лодырь! Прохиндей. Выговор он всучил!.. У меня
первый раз недосмотр случился.
-- Минуточку минуточку, -- прервал Брюхатый, -- как это ты выразился --
"прохиндей"? Я одиннадцать лет после суда без единого взыскания проработал!
А ты мне, обезьяна, будешь еще вякать тут! Сам в выговорах весь, как... Ни
одного же собрания не обходится, чтобы тебя...
-- Хватит! -- взревел Аристарх. -- У меня вон, -- показал он на стол,
-- семь почетных грамот лежат!.. Я и то молчу.
-- А чего ты можешь сказать? -- спросил его Лысый. -- Там -- семь
почетных грамот, а там, -- в сторону коридора, -- пять покрышек. Я думаю,
покрышки -- потяжельше, перевесят. Если уж кто самый чистый среди вас, так
это я.
-- Ой! -- изумились.
-- Глядите на этого ангела!
-- Прямо невеста... в свадебной марле.
-- Шариков только не хватает.
-- И ленточек разноцветных...
-- Да! -- гордо сказал Лысый. -- У меня две общественные нагрузки, а у
вас... У кого хоть одна общественная нагрузка?
Все промолчали.
-- А-а, нечего говорить-то. Вы думаете, это на суде не учтется? Все
учтется.
-- Да, я думаю, все учтется, -- сказал Аристарх. -- Я думаю, что тот
грузовичок с пиломатериалом -- тоже учтется.
Лысый подрожал в гневе и обиде губами.
-- Ворюга, -- сказал он. -- Плюс идейный ворюга: с экономической
базой. Ты знаешь, сколько тебе за эту базу накинут? Вот сколько нам всем
дадут, столько тебе -- отдельно -- за базу.
-- База -- для дураков, -- струсил Аристарх. -- Я -- нормальный
спекулянт, чего вы тут?
-- А-а!.. Очко-то не железное?
-- Но ты тоже -- не ерепенься тут, кудрявый!..
В это время в дверь позвонили.
Все оторопели на миг... Брюхатый даже за сердце взялся.
Еще резко, длинно позвонили.
-- По одному... с вещами, -- тихо сказал Чернявый.
-- Иди, -- кивнул Брюхатый Аристарху.
-- Может, это макулатуру собирают... пионеры, -- тихо сказал бледный
Аристарх. -- Подождем.
Опять звонок.
-- А я нож-то там бросил! -- вскричал Курносый. -- Подождите, я нож-то
хоть уберу, а то же!..
-- Топорик мой...
-- А?
-- Топорик, топорик, -- невнятно повторил Аристарх. И показывал пальцем
на комнату Веры Сергеевны. -- Топорик...
-- Чего топорик?
-- Топорик мой тоже возьми, а то нам попытку к изнасило... ой, это... к
убийству, к убийству...
-- Тьфу!.. -- заругался Курносый. И побежал за ножом и за топориком.
-- Мама, роди меня обратно: рубля государственного не возьму, -- сказал
Брюхатый.
-- Не будет она тебя больше рожать, -- зло и тихо сказал Чернявый. --
Она и за этот-то раз раскаивается, наверно.
Курносый принес нож и топорик... И засуетился с ними. И зачем-то их
оглядел еще.
-- Ты что? -- одними губами спросил Аристарх.
-- Где они лежали-то?
-- Вон...
Опять звонок, на этот раз вовсе длинный, никакой не "пионерский".
-- Какая макулатура! -- тихо воскликнул Лысый. -- Иди.
Аристарх поднялся... И медленно, тяжело -- как если бы он шел уже по
этапу -- пошел к двери.
-- Кто? -- спросил он тихо, обреченно.
Из-за двери что-то ответили...
Аристарх смело распахнул дверь и налетел на вошедшего:
-- Какого черта ходишь тут?! Звони-ит!..
Вошедшим был Простой человек. Он держал ящик с коньяком и улыбался.
-- А я думал, нет никого! -- он не обратил никакого внимания на ругань
Аристарха, он держал в руках ящик с коньяком и улыбался. -- Куда, думаю,
они подевались? Договаривались же вчера. Вот он!
И Простой человек пошел с тяжелым ящиком к столу.
-- Ну, ребятки, седня нам... до Владивостока хватит.
На него молча смотрели.
Только Брюхатый сказал:
-- Идиот... Василий Блаженный. На полатях вырос.
-- А чего вы такие? -- только теперь заметил Простой человек. -- А?
Что вы сидите-то, как вроде вас золотарь облил?
-- Хочешь в свою Сибирь? В деревню? -- спросил Брюхатый.
-- Хочу, -- сказал Простой человек. -- Нынче поеду: у меня в сентябре
отпуск...
-- А в долгосрочный отпуск поедешь?
-- Стоп! -- воскликнул Чернявый. -- Идея! Вот идея так идея, -- и он
вскочил, и обнадеживающе посмотрел на всех... -- Кажется, мы спасены!
-- Как? -- спросили все в один голос.
-- Ждите меня! -- велел Чернявый и куда-то убежал -- вовсе, из
квартиры.
ВЕЧЕР, КОТОРЫЙ НЕ УСПЕЛ ПРЕВРАТИТЬСЯ В НОЧЬ
"Пассажиры" ждали. Сидели молча и ждали. Стоял коньяк на столе, но
никто к нему не притрагивался... Нет, одна бутылка была распочата; похоже,
это Простой человек пригубил. Но и он тоже сидел и ждал. Тикали часы, слабо
слышалась какая-то значительная кинематографическая музыка: Вера Сергеевна
опять смотрела телевизор.
Долго-долго сидели и ждали.
Наконец Простой человек не выдержал и встал...
-- Пойду еще раз, -- сказал он. -- Хлопну для смелости -- и пойду.
Он выпил коньяку... Все -- от нечего делать -- внимательно глядели,
как он наливал, как подержал рюмку в руке, тоже глядя на нее, и как выпил.
Простой человек выпил и пошел к Вере Сергеевне.
-- Я еще раз, -- сказал он, входя. -- Сергеевна, голубушка... ведь все
это -- опишут, -- сказал он, показывая рукой гарнитур, диван, ковры... --
Все-все. Одни обои останутся.
-- Пусть, -- сказала Вера Сергеевна. -- Зато преступники будут
наказаны.
-- Преступников не надо наказывать...
-- А что же их надо -- награждать?
-- И награждать не надо. На них не надо обращать внимания. В крайнем
случае, надо с имя находить общий язык.
-- Спасибо за науку. А они будут продолжать воровать?
-- Они так и так будут продолжать! Потом: ну какие же они преступники?
Вот эти-то?.. Господи!.. Это сморчки! Они вон уже перепугались сидят... с
них капает. Ведь на них глядеть жалко. Вы зайдите, гляньте -- ведь это
готовое Ваганьково. Там только надписи осталось сделать: был такой-то, грел
руки возле гарнитуров. Пожалейте вы их, ей-богу! Ну, припугнули -- и хватит.
Хоть Аристарха свово пожалейте: ведь он со страху... мужиком года полтора не
будет.
-- Ну, что вы -- он любовниц заводит! -- воскликнула Вера Сергеевна с
дрожью в голосе. -- У него есть Соня.
-- Сонька?! -- удивился Простой человек. И хлопнул себя руками по
штанам. -- Господи, боже мой. Ну нашла же ты к кому приревновать. Да с
Сонькой вся база... Я! Я!.. -- постучал себя в грудь Простой человек. -- Я
один, можеть, только и не вошкался: потому что я тоже больше коньяк уважаю.
Не коньяк даже, а простую водку. Сонька!..
-- Тем более! -- мстительно воскликнула Вера Сергеевна. И встала от
телевизора и нервно прошлась по комнате. -- Тем более!.. Скотина он такая.
Мне его нисколько не жалко! Из всей этой бригады, -- показала она на
комнату Аристарха, -- мне ни-ко-го не жалко. Вас только жалко.
-- Да меня-то!.. -- махнул рукой Простой человек. -- Я и там грузчиком
буду. Это им переквалификацию надо проходить, а мне-то... Коньячка вот
только не будет, вот жалко. Ну, отдохну от него, наберусь сил -- тоже
полезно. Да мне много и не дадут -- от силы два года: за компанию. Мне их
жалко, Сергеевна: у их, у всех, почесть, детишки. Вот этого толстого!.. --
почему-то вдруг обозлился Простой человек, -- вот этого бы я посадил, не
моргнув глазом. Ох, эт-то журавь, скажу тебе! Это самый главный воротила. Но
его же отдельно не посадишь. Сажать, так уж всех.
-- Вот все и будут сидеть.
-- Оно, конечно... так. Знамо, что... А куда денешься? -- будем сидеть.
И Простой человек вышел.
Когда он вошел в комнату, где сидели "пассажиры", на него посмотрели
без всякой надежды, обреченно.
Простой человек присел к столу... И засмотрелся на бутылки с коньяком.
И вдруг всплакнул.
На него удивленно посмотрели.
-- Прощайте... драгоценные мои, -- говорил Простой человек, глядя на
бутылки. -- Красавицы мои. Как я буду без вас?.. Одно страдание будет, тоска
зеленая... Любимые мои. Тяжело мне с вами расставаться, ох, тяжело...
-- Поплачь, поплачь, говорят легче становится, -- сказал Брюхатый.
-- А я и плачу. Плачу и стонаю. Сердце кровью плачет, когда на них
смотрю. Но канавы рыть с тобой в одной бригаде я не буду! -- Простой
человек сердито посмотрел на Брюхатого. -- Я твою норму там не буду
выполнять. Я за тебя... Недоедать из-за тебя не буду!
-- Чего это ты решил, что я там канавы рыть буду? -- спросил Брюхатый.
-- А что же ты там будешь делать?
-- Библиотекарем пойду... Или санитаром.
Все засмеялись: это был нехороший смех, нездоровый смех, болезненный
смех, если можно так сказать про смех.
-- Налей-ка и мне, -- подошел к столу Курносый.
Простой человек налил две рюмочки... Одну пододвинул Курносому. Они
чокнулись.
-- За счастливую дорогу, -- сказал Простой человек.
И тут вдруг сорвался "с гвоздя" Аристарх. Он вскочил, затопал ногами и
закричал:
-- Хватит паясничать! Хватит паясничать!.. Комеди франсез развели тут!
Вон все отсюда! Вон! Скоты!.. Говядина!
Курносый поставил свою рюмку на стол и внимательно посмотрел на
Аристарха. -- Слушай, -- сказал он, -- я умею останавливать истерики: я
перворазрядник по боксу. Я хоть давно не в форме, но все равно... такую-то
экономическую гниду я сделаю.
Аристархушка сел так же резко, как вскочил, обхватил опять руками
голову и тихо стал покачиваться.
Простой человек промокнул губы уголком дорогой скатерти и опять пошел
к Вере Сергеевне. Ему, похоже, пришла какая-то дельная мысль в голову.
-- Сергеевна, -- сказал он, -- а на кого квартира записана?
-- Как?.. -- не то что не поняла, а скорей растерялась Вера Сергеевна.
-- Как "на кого"?
-- Кто ответственный квартиросъемщик?
-- Он...
-- Он, -- Простой человек выразительно смотрел на Веру Сергеевну.
-- А что? -- спросила та.
-- А ты куда? -- спросил в свою очередь Простой человек.
-- Как куда? Никуда.
-- Она кооперативная?
-- Да.
-- С конфискацией имущества! Он же не к Марье Иванне в карман залез, он
государству в карман залез...
-- Ну? И что?
-- С конфискацией всего имущества, -- повторил Простой человек, даже с
каким-то удовлетворением повторил. -- У их теория одна: с конфискацией
всего имущества.
-- А я куда же?
-- Я вот и зашел спросить: а ты куда?
-- Нет такого закона! -- слабо запротестовала Вера Сергеевна.
Простой человек присел на дорогое зеленое кресло.
-- Коломийцева посадили -- с конфискацией, -- стал он загибать пальцы,
-- Коренева Илью Семеныча, веселый человек был! -- с конфискацией... Он, к
тому же, анекдоты любил...
-- При чем тут Коренев какой-то? А я что, на улицу, что ли?
Простой человек помолчал...
-- Угол снимать где-нибудь.
-- Здравствуйте!
-- Прощайте, -- жестко сказал Простой человек -- откуда и нашел в себе
такую жестокость, он был добрый человек -- и отбыл к "пассажирам".
-- Слюнтяи, -- сказал он всем. И прямо прошел к столу. -- Интелефу
занюханные, -- налил себе большой фужер коньяка и выпил один. -- Энергичные
люди!.. Это я... -- стукнул он себя в грудь, -- я энергичный! Соображать
надо! Жить надо уметь! От меня три жены ушло, и ни одна, -- он подчеркнул
это, -- ни одна не делает волны насчет алиментов! А потому что -- что с
меня возьмешь? С меня взять-то нечего. Я за свой труд беру, в основном,
коньяком, а они не хотят коньяком. Не положено, они это прекрасно знают. Они
каждый божий день видят, что я к вечеру лыка не вяжу, а сделать ничего не
могут. Их мужья все изозлились... иззавидовались, а сделать ничего не могут.
А вы -- энергичные... Вот энергия-то! Боксер, садись, врежем. Не вешай свой
курносый нос -- он у тебя все равно кверху торчит. Вот ты еще более-менее,
энергичный. А эти все... Тара для... сказал бы для чего, но у меня
настроение улучшилось.
Раздался звонок в дверь.
Все опять замерли.
-- Открывайте! -- велел Простой человек. -- Памятники...
Но никто не стронулся с места.
Простой человек сам пошел открывать. И на ходу изобразил, что вроде и
в самом деле меж памятников идет: приостанавливался и разглядывал.
-- Люблю по кладбищу ходить. Думаешь: а кто были эти люди? -- рассуждал
сам с собой Простой человек. Он остановился перед Брюхатым. -- Вот этот,
наверно, плохой был...
-- Проходи, -- негромко сказал Брюхатый, -- а то я встану из гроба и
задушу тебя.
-- Да, этот был плохой, -- повторил Простой человек. -- Вор был,
наверно.
Он подошел к двери, открыл... и воскликнул:
-- Соня!..
Стояли: Соня и Чернявый. Соня всех внимательно разглядывала, а
Чернявый улыбался значительно.
Никто ничего не понимал... Особенно Аристарх: он встал было, но сел
снова, опять встал и опять сел -- не мог встать от растерянности. Понимал
что-то такое один Чернявый. Он помог снять Соне дорогую шубку... И, похоже,
не собирался проходить с гостьей к "памятникам", а легонько --
интеллигентно -- подталкивал ее в комнату Веры Сергеевны.
И вошли.
Вера Сергеевна тоже растерялась... Встала с дивана и смотрела на
женщину Соню.
А там, в комнате Аристарха, по-прежнему все сидели неподвижно. Только
Простой человек, пробираясь опять меж "памятников" к столу, сказал:
-- Сейчас там будет третья империалистическая, -- он тихо засмеялся,
набулькал из бутылки в рюмочку и качнул головой. -- Клочья полетят...
А в комнате, где Вера Сергеевна, пришли в движение.
-- Это -- Соня, -- представил Чернявый гостью хозяйке. -- Моя
любовница.
-- Ну, -- засмущалась Соня. -- Прямо сразу уж... Зачем так?
-- Соня, мы договорились: все начистоту. Раз тут недоразумение, мы
должны...
-- У вас же семья, -- сказала с удивлением Вера Сергеевна. -- Как же
вы говорите -- любовница...
-- Да! -- гордо сказал Чернявый. -- Я -- из казаков... -- и он
энергично показал -- не то лихо дернул поводья скакуна, не то... шут его
знает, что-то такое показал энергичное руками, -- густых, так сказать,
кровей! Все даже удивляются. Ну, говорят, Сучков, ты даешь! Вы знаете,
сколько я плачу алиментов? -- Чернявый навис вопросом над Верой Сергеевной
и сам заранее выпучил глаза. -- Семьдесят пять процентов! Вы думаете, --
горячо продолжал он, -- если я связался с этими государственными ворюгами,
то это от веселой жизни? Нет! Если