он застеснял-
ся, что там надо нянечку каждый раз просить... Заталдычил;  "Везите  до-
мой, дома помру". Интеллигент нашелся - няньку стыдно  просить.  Она  за
это деньги получает, оклад.
   - Ну, каждый раз убирать за имя - это тоже...
   - А как же теперь? Он  и  так  уж  старался  поменьше  исть,  молоком
больше... Но ведь все же живой пока человек. Как же теперь?
   - Оно, конечно.
   - Может, полежал бы в больнице, пожил бы еще...
   - Его без оркестра хоронили?
   - Какой оркестр! Жадные все, как... Сын-то  инженером  работает,  мог
бы... Ну, копейка на учете.
   - Да старику-то, если разобраться, на кой он,  оркестр-то?  -  сказал
рассказчик, хозяин бани.
   - А тебе?
   - Чего?
   - Тебе нужен?
   - И мне не нужен.
   - Никому не нужен, но все же хоронют с оркестром. Не покойник же  его
заказывает, живые, сам говоришь. Любили бы отца, заказали бы. Жадные.
   - Бережливые,- поправил хозяин бани.
   Смуглый посмотрел на рассказчика... Понимающе кивнул головой.
   - Вот и про себя скажи: я не жадный, а бережливый. А то  -  "не  надо
оркестра, я его все равно не слышу". Скажи уж: денег жалко. Чего  рассу-
соливать-то? Я же вас знаю, что ты, что Кланька твоя - два сапога  пара.
Снегу зимой не выпросишь.
   Рассказчик помолчал на это... Игранул скулами. Заговорил негромко,  с
напором:
   - Легко тебе живется, Иван. Развалилась баня, ты недолго думая  пошел
к соседу мыться. Я бы сроду ни к кому не пошел, пока свою  бы  не  почи-
нил... И ты же ходишь прославляешь людей по деревне:  этот  жадный,  тот
жадный, Какой же я жадный: ты пришел ко мне в баню, я тебе ни  слова  не
говорю: иди мойся. И я же жадный! Привыкли люди на чужбинку жить...
   Иван достал пачку "Памира". Закурил. Усмехнулся своим мыслям, покачал
головой:
   - Вот видишь, из тебя и полезло, Баню пожалел...
   - Не баню пожалел, а... свою надо починить. Что же вы, так  и  будете
по чужим баням ходить?
   - Ты же знаешь, мне не на че пока тесу купить,
   - Да у тебя сроду не на че! У тебя сроду денег нет.  Как  же  у  дру-
гих-то есть? Потому что берегут ее, копейку-то. А у тебя  чуть  завелось
лишка, ты их скорей торописся загнать куда-нибудь.  Баян  сыну  купил!..
Хэх!
   - А что тут плохого? Пускай играет.
   - Видишь, ты хочешь перед людями выщелкнуться, а  я,  жадный,  должен
для тебя баню топить, На баян он нашел денег, а на тес - нету.
   - Мда-а,,. Тьфу! Не нужна мне твоя баня, гори она синим огнем! - Иван
поднялся.- Я только хочу тебе сказать, куркуль: вырастут твои дети,  они
тебе спасибо не скажут, Я проживу в бедности, но своих детей выучу,  вы-
веду в люди... Понял?
   "Куркуль" не пошевелился, только кивнул головой, как бы давая  знать,
что он понял, принял, так сказать, к сведению.
   - Петька твой начал уж потихоньку выходить в люди. Сперва пока в ого-
роды.
   - Как это?
   - Морковка у меня в огороде хорошая - ему глянется...
   - Врешь ведь? - не поверил Иван.
   - А спроси у него. Еще спроси: как ему та хворостина? Глянется,  нет?
И скажи: в другой раз не хворостину, а бич  конский  возьму...-  Сидящий
снизу нехорошо, зло глянул на стоящего,- А то вы, я смотрю, добрые-то за
чужой счет в основном. А чужая кобыла, знаешь, лягается. Так  и  передай
своему баянисту,
   Иван, изумленный силой взгляда, каким одарил его хозяин бани и огоро-
да, некоторое время молчал.
   - Да-а,- сказал он,- такой правда за две морковки изувечит.
   - Свою надо иметь. Мои на баяне не усеют, зато в чужой огород не  по-
лезут.
   - А ты сам в детстве не лазил?
   - Нет. Меня отец на баяне не учил, а за воровство руки выламывал.
   - Ну и зверье же!
   - Зверье не зверье, а парнишке скажи: бич возьму. Так уделаю, что ле-
жать будет. Жалуйтесь потом...
   - Тьфу! - Иван повернулся и пошел домой. Изрядно отшагал  уже,  обер-
нулся и сказал громко: - Вот тебе-то я ее не буду копать! И помянуть  не
приду...
   Хозяин бани и огорода смотрел  на  соседа  спокойными  презрительными
глазами. Видно, думал, как покрепче сказать: Сказал:
   - Придешь. Там же выпить дадут... как же ты не придешь. Только позва-
ли бы - придешь.
   - Нет, не приду! - серьезно, с угрозой сказал Иван.
   - А чего ты решил, что я помираю? Я еще тебя переживу. Переживу,  Ва-
ня, не горюй.
   - Куркуль.
   - Иди музыку слушай. Вальс "Почему деньги не ведутся".- Хозяин бани и
огорода засмеялся. Бросил окурок, поднялся и пошел к себе в ограду.


   Василий Шукшин. Космос, нервная система и шмат сала

   Старик Наум Евстигнеич хворал с похмелья. Лежал на печке, стонал. Раз
в месяц - с пенсии - Евстигнеич аккуратно напивался и  после  этого  три
дня лежал в лежку. Матерился в бога.
   - Как черти копытьями толкут, в господа мать. Кончаюсь...
   За столом, обложенным учебниками, сидел восьмиклассник Юрка,  кварти-
рант Евстигнеича, учил уроки.
   - Кончаюсь, Юрка, в крестителя, в бога душу мать!..
   - Не надо было напиваться.
   - Молодой ишо рассуждать про это.
   Пауза. Юрка поскрипывает пером.
   Старику охота поговорить - все малость полегче.
   - А чо же мне делать, если не напиться? Должен я хоть раз в месяц от-
метиться...
   - Зачем?
   - Што я не человек, што ли?
   - Хм... Рассуждения, как при крепостном  праве.-  Юрка  откинулся  на
спинку венского стула, насмешливо посмотрел на хозяина.- Это тогда  счи-
талось, что человек должен обязательно пить.
   - А ты откуда знаешь про крепостное время-то? - Старик смотрит сверху
страдальчески и с любопытством. Юрка иногда удивляет его своими познани-
ями, и он хоть и не сдается, но слушать парнишку любит,- Откуда ты  зна-
ешь-то? Тебе всего-то от горшка два вершка.
   - Проходили,
   - Учителя, што ли, рассказывали?
   - Но.
   - А они откуда знают? Там у вас ни одного старика нету.
   - В книгах.
   - В книгах... А они случайно не знают, отчего человек с похмелья хво-
рает?
   - Травление организма: сивушное масло.
   - Где масло? В водке?
   - Но.
   Евстигнеичу хоть тошно, но он невольно усмехается:
   - Доучились.
   - Хочешь, я тебе формулу покажу? Сейчас я  тебе  наглядно  докажу...-
Юрка взял было учебник химии, но старик застонал, обхватил руками  голо-
ву.
   - О-о... опять накатило! Все, конец...
   - Ну, похмелись тогда, чего так мучиться-то?
   Старик никак не реагирует на это предложение. Он  бы  похмелился,  но
жалко денег, Он вообще скряга отменный. Живет справно, пенсия  неплохая,
сыновья и дочь помогают из города. В погребе у него чего  только  нет  -
сало еще прошлогоднее, соленые огурцы, капуста, арбузы, грузди... Кадки,
кадушки, туески, бочонки - целый склад, В кладовке полтора  куля  доброй
муки, окорок висит пуда на полтора. В огороде - яма картошки,  тоже  еще
прошлогодней, он скармливает ее боровам, уткам и курицам.  Когда  он  не
хворает, он встает до света и весь день,  до  темноты,  возится  по  хо-
зяйству. Часто спускается в погреб, сядет на приступку и подолгу  задум-
чиво сидит. "Черти драные. Тут ли счас не жить" - думает он  и  вылезает
на свет белый. Это он о сыновьях и дочери. Он ненавидит их  за  то,  что
они уехали в город.
   У Юрки другое положение. Живет он в соседней деревне, где нет десяти-
летки. Отца нет. А у матери кроме него еще трое. Отец утонул на  лесосп-
лаве. Те трое ребятишек моложе Юрки. Мать бьется из последних  сил,  хо-
чет, чтоб Юрка окончил десятилетку. Юрка тоже хочет окончить  десятилет-
ку. Больше того, он мечтает потом поступить в институт. В медицинский.
   Старик вроде не замечает Юркиной бедности, берет с него пять рублей в
месяц. А варят - старик себе отдельно, Юрка себе. Иногда, к концу  меся-
ца, у Юрки кончаются продукты. Старик долго косится на Юрку,  когда  тот
всухомятку ест хлеб. Потом спрашивает:
   - Все вышло?
   - Ага.
   - Я дам... апосля привезешь.
   - Давай.
   Старик отвешивает на безмене килограмм-два пшена, и Юрка  варит  себе
кашу. По утрам беседуют у печки.
   - Все же охота доучиться?
   - Охота. Хирургом буду.
   - Сколько ишо?
   - Восемь. Потому что в медицинском - шесть, а  не  пять,  как  в  ос-
тальных.
   - Ноги вытянешь, пока дойдешь до хирурга-то. Откуда  она,  мать,  де-
нег-то возьмет сэстоль?
   - На стипендию. Учатся ребята... У нас из деревни двое так учатся.
   Старик молчит, глядя на огонь. Видно, вспомнил своих детей.
   - Чо эт вас так шибко в город-то тянет?
   - Учиться... "Что тянет". А хирургом можно потом и  в  деревне  рабо-
тать. Мне даже больше глянется в деревне.
   - Што, они много шибко получают, што ль?
   - Кто? Хирурги?
   - Но.
   - Наоборот, им мало плотят. Меньше всех. Сейчас прибавили, правда, но
все равно...
   - Дак на кой же шут тогда жилы из себя тянуть столько лет? Иди на шо-
фера выучись да работай. Они вон по скольку зашибают! Да ишо  приворовы-
вают: где лесишко кому подкинет, где сена привезет совхозного -  деньги.
И матери бы помог. У ей вить ишо трое на руках.
   Юрка молчит некоторое время. Упоминание о матери  и  младших  братьях
больно отзывается в сердце. Конечно, трудно матери... Накипает раздраже-
ние против старика.
   - Проживем,- резко говорит он.- Никому до этого не касается,
   - Знамо дело,- соглашается старик.- Сбили вас с толку этим ученьем  -
вот и мотаетесь по белому свету, как...- Он не подберет подходящего сло-
ва - как кто.- Жили раньше без всякого ученья - ничего, бог миловал: без
хлебушка не сидели.
   - У вас только одно на уме: раньше!
   - А то... ирапланов понаделали-дерьма-то.
   - А тебе больше глянется на телеге?
   - А чем плохо на телеге? Я если поехал, так знаю: худо-бедно - доеду.
А ты навернесся с этого свово ираплана - костей не соберут.
   И так подолгу они беседуют каждое утро, пока Юрка не уйдет  в  школу.
Старику необходимо выговориться - он потом целый день молчит;  Юрка  же,
хоть и раздражает его занудливое ворчание старика, испытывает удовлетво-
рение оттого, что вступается за Новое -  за  аэропланы,  учение,  город,
книги, кино...
   Странно, но старик в бога тоже не верит.
   - Делать нечего - и начинают заполошничать, кликуши,- говорит он  про
верующих.- Робить надо, вот и благодать настанет.
   Но работать - это значит только для себя, на своей  пашне,  на  своем
огороде. Как раньше. В колхозе он давно не работает, хотя старики в  его
годы еще колупаются помаленьку - кто на пасеке, кто объездным на  полях,
кто в сторожах.
   - У тебя какой-то кулацкий уклон, дед,- сказал однажды Юрка  в  серд-
цах. Старик долго молчал на это. Потом сказал непонятно:
   - Ставай, пролятый заклеменный!.. - И высморкался  смачно  сперва  из
одной ноздри, потом из другой. Вытер нос подолом рубахи и заключил: - Ты
ба, наверно, комиссаром у их был. Тогда молодые были комиссарами.
   Юрке это польстило.
   - Не пролятый, а - проклятьем,- поправил он.
   - Насчет уклона-то... смотри не вякни где. А то придут,  огород  уре-
жут. У меня там сотки четыре лишка есть.
   - Нужно мне.
   Частенько возвращались к теме о боге,
   - Чего у вас говорят про его?
   - Про кого?
   - Про бога-то,
   - Да ничего не говорят - нету его.
   - А почему тогда столько людей молятся?
   - А почему ты то и дело поминаешь его? Ты же не веришь.
   - Сравнил! Я - матерюсь.
   - Все равно - в бога.
   Старик в затруднении.
   - Я, што ли, один так лаюсь? Раз его все споминают, стало быть, и мне
можно.
   - Глупо. А в таком возрасте вообще стыдно.
   - Отлегло малость, в креста мать,- говорит старик.-  Прямо  в  голове
все помутнело.
   Юрка не хочет больше разговаривать - надо выучить уроки.
   - Про кого счас проходишь?
   - Астрономию,- коротко и суховато отвечает Юрка, давая тем самым  по-
нять, что разговаривать не намерен.
   - Это про што?
   - Космос. Куда наши космонавты летают.
   - Гагарин-то?
   - Не один Гагарин... Много уж.
   - А чего они туда летают? Зачем?
   - Привет! - воскликнул Юрка и опять откинулся на спинку  стула.-  Ну,
ты даешь. А что они, будут лучше на печке лежать?
   - Што ты привязался с этой печкой? - обиделся старик.- Доживи до моих
годов, тогда вякай.
   - Я же не в обиду тебе говорю. Но спрашивать: зачем люди в космос ле-
тают? - это я тебе скажу...
   - Ну и растолкуй. Для чего же тебя учат? Штоб ты на стариков злился?
   - Ну во-первых: освоение космоса-это... надо. Придет время, люди  ся-
дут на Луну. А еще придет время - долетят до Венеры. А на Венере, может,
тоже люди живут. Разве не интересно доглядеть на них?..
   - Они такие же, как мы?
   - Этого я точно не знаю. Может, маленько пострашней, потому  что  там
атмосфера не такая - больше давит.
   - Ишо драться кинутся,
   - За что?
   - Ну, скажут: зачем прилетели? - Старик заинтересован  рассказом.Неп-
рошеный гость хуже татарина.
   - Не кинутся. Они тоже обрадуются. Еще неизвестно, кто из нас умнее -
может, они. Тогда мы у них будем учиться. А  потом,  когда  техника  ра-
зовьется, дальше полетим...- Юрку самого захватила такая перспектива че-
ловечества. Он встал и начал ходить  по  избе.-  Мы  же  еще  не  знаем,
сколько таких планет, похожих на Землю! А их, может, миллионы!  И  везде
живут существа. И мы будем летать друг к другу... И  получится  такое...
мировое человечество. Все будем одинаковые.
   - Жениться, што ли, друг на дружке будете?
   - Я говорю - в смысле образования! Может, где-нибудь есть такие чело-
векоподобные, что мы все у них поучимся. Может, у них все уже давно отк-
рыто, а мы только первые шаги делаем. Вот и  получится  тогда  то  самое
царство божие, которое религия называет - рай. Или ты, допустим, захотел
своих сыновей повидать прямо с печки - пожалуйста,  включил  видеоприем-
ник, настроился на определенную волну - они здесь, разговаривай. Захоте-
лось слетать к дочери, внука понянчить - лезешь на крышу,  заводишь  не-
большой вертолет - и через какое-то время икс ты у дочери...  А  внук...
ему сколько?
   - Восьмой, однако,
   - Внук тебе почитает "Войну и мир", потому что развитие  будет  уско-
ренное. А медицина будет такая, что люди будут до ста - ста двадцати лет
жить.
   - Ну, это уж ты... приврал.
   - Почему?! Уже сейчас эта проблема  решается.  Сто  двадцать  лет-это
нормальный срок считается. Мы  только  не  располагаем  данными.  Но  мы
возьмем их у соседей по Галактике.
   - А сами-то не можете - чтоб на сто двадцать?
   - Сами пока не можем. Это медленный процесс. Может, и докатимся  ког-
да-нибудь, что будем сто двадцать лет жить, но это еще не скоро. Быстрее
будет построить такой космический корабль, который долетит до Галактики.
И возможно,  там  этот  процесс  уже  решен:  открыто  какое-нибудь  ле-
карство...
   - Сто двадцать лет сам не захочешь. Надоест.
   - Ты не захочешь, а другие - с радостью. Будет такое средство...
   - "Средство".,. Открыли бы с похмелья какое-нибудь средство  -  и  то
ладно. А то башка, как этот... как бачок из-под самогона,
   - Не надо пить.
   - Пошел ты!..
   Замолчали.
   Юрка сел за учебники.
   - У вас только одно на языке: "будет! будет!.." -  опять  начал  ста-
рик,Трепачи. Ты вот - шешнадцать лет будешь учиться,  а  начнет  человек
помирать, чего ты ему сделаешь?
   - Вырежу чего-нибудь.
   - Дак если ему срок подошел помирать, чего ты ему вырежешь?
   - Я на такие... дремучие вопросы не отвечаю.
   - Нечего отвечать, вот и не отвечаете.
   - Нечего?.. А вот эти люди!..- сгреб кучу книг и показал,-  Вот  этим
людям тоже нечего отвечать?! Ты хоть одну прочитал?
   - Там читать нечего - вранье одно.
   - Ладно! - Юрка вскочил и опять начал ходить по  избе.-  Чума  раньше
была?
   - Холера?
   - Ну, холера.
   - Была. У нас в двадцать...
   - Где она сейчас? Есть?
   - Не приведи господи! Может, будет ишо...
   - В том-то и дело, что не будет. С ней  научились  бороться.  Дальше:
если бы тебя раньше бешеная собака укусила, что бы с тобой было?
   - Сбесился бы.
   - И помер. А сейчас - сорок уколов, и вер. Человек живет.  Туберкулез
был неизлечим? Сейчас, пожалуйста: полгода - и человек  как  огурчик!  А
кто это все придумал? Ученые! "Вранье"... Хоть бы уж  помалкивали,  если
не понимаете.
   Старика раззадорил тоже этот Юркин наскок.
   - Так. Допустим. Собака - это ладно, А вот змея укусит?.. Иде они бы-
ли, доктора-то, раньше? Не было. А бабка, бывало, пошепчет - и как рукой
сымет. А вить она институтов никаких не кончала.
   - Укус был не смертельный. Вот и все.
   - Иди подставь: пусть она разок чикнет куда-нибудь... .
   - Пожалуйста! Я до этого укол сделаю, и пусть кусает сколько влезет -
я только улыбнусть.
   - Хвастунишка.
   - Да вот же они, во-от! - Юрка опять показал  книги.-  Люди  на  себе
проверяли! А знаешь ты, что когда академик Павлов помирал, то он  созвал
студентов и стал им диктовать, как он помирает,
   - Как это?
   - Так. "Вот,- говорит,- сейчас у меня холодеют ноги  -  записывайте".
Они записывали. Потом руки отнялись. Он говорит: "Руки отнялись".
   - Они пишут?
   - Пишут, Потом сердце стало останавливаться,  он  говорит:  "Пишите".
Они плакали и писали,- У Юрки у самого защипало глаза от слез. На стари-
ка рассказ тоже произвел сильное действие.
   - Ну?..
   - И помер. И до последней минуты все рассказывал, потому что это надо
было для науки. А вы с этими вашими бабками еще бы тыщу  лет  в  темноте
жили... "Раньше было! Раньше было!.." Вот так было раньше?! - Юрка подо-
шел к розетке, включил радио. Пела певица.- Где она? Ее же нет здесь!
   - Кого?
   - Этой... кто поет-то.
   - Дак это по проводам...
   - Это - радиоволны! "По проводам". По проводам - это у нас  здесь,  в
деревне, только. А она, может, где-нибудь на Сахалине поет -  что,  туда
провода протянуты?
   - Провода. Я в прошлом годе ездил к Ваньке, видал: вдоль железной до-
роги провода висят.
   Юрка махнул рукой:
   - Тебе не втолковать. Мне надо уроки учить. Все.
   - Ну и учи.
   - А ты меня отрываешь.- Юрка сел за стол, зажал ладонями уши  и  стал
читать.
   Долго в избе было тихо.
   - Он есть на карточке? - спросил старик.
   - Кто?
   - Тот ученый, помирал-то который.
   - Академик Павлов? Вот он,
   Юрка подал старику книгу и показал Павлова. Старик долго  и  серьезно
разглядывал изображение ученого.
   - Старенький уж был.
   - Он был до старости лет бодрый и не  напивался,  как...  некоторые.-
Юрка отнял книгу.- И не валялся потом на печке, не матерился. Он  в  го-
родки играл до самого последнего момента, пока не свалился. А сколько он
собак прирезал, чтобы рефлексы доказать!.. Нервная система - это же  его
учение. Почему ты сейчас хвораешь?
   - С похмелья, я без Павлова знаю.
   - С похмелья-то с похмелья, но ты же вчера оглушил свою нервную  сис-
тему, затормозил, а сегодня она... распрямляется. А у тебя  уж  условный
рефлекс выработался: как пенсия, так обязательно пол-литра.  Ты  уже  не
можешь без этого,- Юрка ощутил вдруг некое приятное чувство, что он  мо-
жет спокойно и убедительно доказывать  старику  весь  вред  и  все  пос-
ледствия его выпивок. Старик слушал.- Значит, что требуется?  Перебороть
этот рефлекс. Получил пенсию на почте. Пошел домой... И ноги у тебя сами
поворачивают в сельмаг. А ты возьми пройди мимо. Или совсем другим пере-
улком пройди.
   - Я хуже маяться буду.
   - Раз помаешься, два, три - потом привыкнешь.  Будешь  спокойно  идти
мимо сельмага и посмеиваться.
   Старик привстал, свернул трясущимися пальцами цигарку, прикурил.  За-
тянулся и закашлялся.
   - Ох, мать твою... Кхох!.. Аж выворачивает всего. Это ж надо так!
   Юрка сел опять за учебники.
   Старик кряхтя слез с печки, надел пимы, полушубок, взял нож и вышел в
сенцы. "Куда это он?"- подумал Юрка.
   Старика долго не было. Юрка хотел уж было идти  посмотреть,  куда  он
пошел с ножом. Но тот пришел сам, нес в руках шмат сала в ладонь величи-
ной.
   - Хлеб-то есть? - спросил строго.
   - Есть. А что?
   - На, поешь с салом, а то загнесся загодя  со  своими  академиками...
пока их изучишь всех.
   Юрка даже растерялся.
   - Мне же нечем отдавать будет - у нас нету...