.
Пил на то, что зарабатывал слева. Он мог такой шкаф  "изладить",  что  у
людей глаза разбегались. Приезжали издалека,  просили  сделать,  платили
большие деньги. Его даже писатель один, который отдыхал летом в  Чебров-
ке, возил с собой в областной центр, и он ему там оборудовал  кабинет...
Кабинет они оба додумались "подогнать" под  деревенскую  избу  (писатель
был из деревни, тосковал по родному).
   - Во, дурные деньги-то! - изумлялись односельчане, когда Семка  расс-
казывал, какую они избу уделали в современном городском доме.Шешнадцатый
век!
   - На паркет настелили плах, обстругали их, и все - даже не покрасили.
Стол - тоже из досок сколотили, вдоль стен - лавки, в углу -  лежак.  На
лежаке никаких матрасов, никаких одеял... Лежит кошма и  тулуп,  и  все.
Потолок паяльной лампой закоптили - вроде по-черному топится. Стены гор-
былем обшили... Шешнадцатый век,- задумчиво говорил Семка.- Он  мне  ри-
сунки показывал, я все по рисункам делал.
   Когда Семка жил у писателя в городе, он не пил,  читал  разные  книги
про старину, рассматривал старые иконы, прялки... Этого добра у писателя
было навалом.
   В то же лето, как побывал Семка в городе, он  стал  приглядываться  к
церковке, которая стояла в деревне Талице, что в трех верстах от Чебров-
ки. Церковка была эакрыта давно. Каменная,  небольшая,  она  открывалась
взору вдруг, сразу за откосом, который огибала дорога в Талицу... По ка-
ким-то соображениям те давние люди не поставили ее  на  возвышении,  как
принято, а поставили внизу, под откосом. Еще с детства помнил Семка, что
если идешь в Талицу и задумаешься, то на повороте, у  косогора,  вздрог-
нешь - внезапно увидишь церковь, белую, изящную, легкую среди тяжкой зе-
лени тополей.
   В Чебровке тоже была церковь, но явно позднего  времени,  большая,  с
высокой колокольней. Она тоже давно была закрыта и дала в стене трещину.
Казалось бы - две церкви, одна большая, на возвышении, другая спряталась
где-то под косогором,- какая должна выиграть, если сравнить?  Выигрывала
маленькая, под косогором. Она всем брала: и что легкая, и  что  открыва-
лась глазам внезапно... Чебровскую видно было за пять километров  кругом
-на то и рассчитывали строители. Талицкую как будто нарочно спрятали  от
праздного взора, и только тому, кто шел к ней, она являлась вся, сразу.
   Как-то в выходной день Семка пошел опять к талицкой  церкви.  Сел  на
косогор, стал внимательно смотреть на нее. Тишина и покой кругом. Тихо в
деревне. И стоит в зелени белая красавица - столько лет стоит! - молчит.
Много-много раз видела она, как восходит и заходит солнце, полоскали  ее
дожди, заносили снега... Но вот - стоит. Кому на радость? Давно уж  ист-
лели в земле строители ее, давно стала прахом та умная голова, что заду-
мала ее такой, и сердце, которое волновалось и  радовалось,  давно  есть
земля, горсть земли. О чем же думал тот неведомый мастер, оставляя после
себя эту светлую каменную сказку? Бога ли он величил или себя хотел  по-
казать? Но кто хочет себя показать, тот не забирается далеко, тот  норо-
вит поближе к большим дорогам или вовсе на людную  городскую  площадь  -
там заметят. Этого заботило что-то другое - красота, что ли?  Как  песню
спел человек, и спел хорошо. И ушел. Зачем надо было? Он  сам  не  знал.
Так просила душа. Милый, дорогой человек!.. Не знаешь, что и сказать те-
бе - туда, в твою черную жуткую тьму небытия,- не услышишь. Да и что тут
скажешь? Ну - хорошо, красиво, волнует, радует... Разве в этом дело?  Он
и сам радовался, и волновался, и понимал, что - красиво. Что?..  Ничего.
Умеешь радоваться - радуйся, умеешь радовать - радуй... Не умеешь -  во-
юй, командуй или что-нибудь такое делай - можно разрушить вот эту  сказ-
ку: подложить пару килограммов динамита - дроболызнет, и все дела.  Каж-
дому свое.
   Смотрел, смотрел Семка и заметил: четыре камня вверху, под  карнизом,
не такие, как все,- блестят. Подошел поближе, всмотрелся - да, тот  мас-
тер хотел, видно, отшлифовать всю стену. А стена - восточная, и если  бы
он довел работу до конца, то при восходе солнца (оно встает из-за  косо-
гора) церковка в ясные дни загоралась бы с верхней маковки и  постепенно
занималась бы светлым огнем вся, во всю стену - от креста до фундамента.
И он начал эту работу, но почему-то бросил,- может, тот, кто заказывал и
давал деньги, сказал: "Ладно, и так сойдет".
   Семка больше того заволновался - захотел понять, как шлифовались кам-
ни. Наверно, так: сперва грубым песком, потом песочком помельче, потом -
сукном или кожей. Большая работа.
   В церковь можно было проникнуть через  подвал  -  это  Семка  знал  с
детства, не раз лазил туда с ребятней. Ход в подвал, некогда закрываемый
створчатой дверью (дверь давно унесли), полуобвалился, зарос бурьяном...
Семка с трудом протиснулся в щель и - где на червереньках,  где  согнув-
шись в три погибели - вошел в придел. Просторно, гулко в церкви...  Лег-
кий ветерок чуть шевелил отставший, вислый лист железа на маковке, и шо-
рох тот, едва слышный на улице, здесь звучал громко, тревожно. Лучи све-
та из окон рассекали затененную пустоту церкви золотыми широкими мечами.
   Только теперь, обеспокоенный красотой и тайной, оглядевшись,  обнару-
жил Семка, что между стенами и полом не прямой  угол,  а  строгое,  пра-
вильное закругление желобом внутрь. Попросту, внизу вдоль стен идет  ка-
менный прикладок - примерно в метре от стены у основания и в рост  чело-
веческий высотой. Наверху он аккуратно сводится на нет  со  стеной.  Для
чего - он, Семка, сперва не сообразил. Отметил только, что  камни  прик-
ладка, хорошо отесанные и пригнанные друг к другу, внизу - темные, потом
- выше - светлеют и вовсе сливаются с белой стеной. В самом верху купол,
выложен из какого-то особенного камня, и он еще, наверно, шлифован - так
светло, празднично там, под куполом. А всего-то четыре-узких-оконца...
   Семка сел на приступку, стал думать: зачем этот каменный прикладок? И
объяснил себе так: мастер убрал прямые углы - разрушил квадрат. Так  как
церковка маленькая, то надо было создать ощущение свободы внутри, а нич-
то так не угнетает, не теснит душу, как клетка  -  квадрат.  Он  поэтому
внизу положил камни потемней, а по мере того как  поднимал  прикладок  и
выравнивал его со стеной, высветлял: стены, таким образом, как бы  отод-
винулись.
   Семка сидел в церкви, пока пятно света на каменном полу не подкралось
к его ногам. Он вылез из церкви и пошел домой.
   На другой день Семка, сказавшись больным, не пошел на работу, а  пое-
хал в райгородок, где была действующая церковь. Батюшку он  нашел  дома,
неподалеку от церкви. Батюшка отослал сына, с которым учил географию,  и
сказал просто:
   - Слушаю.
   Темные, живые, даже с каким-то озорным блеском  глаза  нестарого  еще
попа смотрели на Семку прямо, твердо - он ждал.
   - Ты знаешь талицкую церкву? - Семка почему-то решил, что с писателя-
ми и попами надо говорить на "ты".- Талица, Чебровского района.
   - Талицкую?.. Чебровский район... Маленькая такая?
   - Ну.
   - Знаю.
   - Какого она века?
   Поп задумался.
   - Какого? Боюсь, не соврать  бы...  Думаю,  при  Алексее  Михайловиче
еще... Сынок-то его не очень баловал  народ  храмами.  Семнадцатый  век,
вторая половина, А что?
   - Красота-то какая!.. - воскликнул Семка. - Как же вы так?
   Поп усмехнулся:
   - Слава богу, хоть стоит пока. Красивая, да. Давно не  видел  ее,  но
помню. Внизу, кажется?
   - А кто делал, неизвестно?
   - Это надо у митрополита узнать. Этого я не могу сказать.
   - Но ведь у вас же есть деньги! Есть ведь?
   - Ну, допустим.
   - Да не допустим, а есть. Вы же от государства отдельно теперь...
   - Ты это к чему?
   - Отремонтируйте ее - это же чудо! Я возьмусь отремонтировать. За ле-
то сделаю. Двух-трех помощников мне-до холодов сделаем...
   - Я, дорогой мой, такие вопросы  не  решаю.  У  меня  тоже  есть  на-
чальство... Сходи к митрополиту! - Поп сам тоже заинтересовался.- Сходи,
а чего! Ты веруешь ли?
   - Да не в этом дело. Я, как все. Мне жалко - такая красота пропадает.
Ведь сейчас же восстанавливают...
   - Восстанавливает государство.
   - Но у вас же тоже есть деньги!
   - Ты сходи, сходи к митрополиту-то,
   - А где он? Здесь разве?
   - Нет, ехать надо.
   - В область?
   - В область.
   - У меня с собой денег нет. Я только до тебя ехал.
   - А я дам, ты откуда будешь-то?
   - Из Чебровки, столяр, Семен Рысь...
   - Вот, Семен, съезди-ка! Он у нас человек... умница...  Расскажи  ему
все. Ты от себя только?
   - Как "от себя"? - не понял Семка,
   - Сам ко мне-то, или выбрали да послали?
   - Сам.
   - Ну все равно - съезди! А пока будешь ехать, я ему позвоню - он  уже
будет знать, что к нему, примет тебя.
   Семен подумал немного.
   - Давай! Я потом тебе вышлю.
   - Потом договоримся. От митрополита заехай снова ко мне, расскажешь.

   Митрополит, крупный, седой старик, с неожиданно  тоненьким  голоском,
принял Семку радушно.
   - Звонил мне отец Герасим... Ну, расскажи, расскажи, как тебя  надоу-
мило храм ремонтировать?
   Семка отхлебнул из красивой чашки горячего чая.
   - Да как?.. Никак. Смотрю - красота. А никому не нужна!..
   Митрополит усмехнулся:
   - Красивая церковь, я ее знаю. При Алексее Михайловиче, да. Кто архи-
тектор, пока не знаю... Можно узнать. А земли были  бояр  Борятинских...
Тебе зачем мастера-то знать?
   - Да так, интересно. С большой выдумкой человек,
   - Мастер большой, потом выясним кто. Ясно, что он  знал  владимирские
храмы, московские...
   - Ведь до чего додумался!.. - И Семка стал рассказывать, как ему уда-
лось разгадать тайну старинного мастера.
   Митрополит слушал, кивал головой, иногда говорил: "Ишь ты!" А попутно
Семка выкладывал и свои соображения: стену ту,  восточную,  отшлифовать,
как и хотел мастер, маковки обшить и позолотить и в верхние  окна  вста-
вить цветные стекла - тогда под куполом будет такое сияние,  такое  сия-
ние!.. Мастер туда подобрал какой-то особенный камень,  наверно  с  при-
месью слюды... И если еще оранжевые стекла всадить...
   - Все хорошо, все хорошо, сын мой,- перебил  митрополит.-  Вот  скажи
мне сейчас: разрешаем вам ремонтировать талицкую церковь. Назовите, кому
вы поручаете это сделать. Я, не моргнув  глазом,  называю:  Семен  Рысь,
столяр из Чебровки. Только... не разрешат мне ее ремонтировать, вот  ка-
кое дело, сын мой. Грустное дело.
   - Почему?
   - Я тоже спрошу: "Почему?" А они меня  спросят:  "А  зачем?"  Сколько
дворов в Талице? Это уже я спрашиваю...
   - Да в Талице-то мало...
   - Дело даже не в этом. Какая же это будет борьба с религией, если они
начнут новые приходы открывать? Ты подумай-ка.
   - Да не надо в ней молиться! Есть же всякие музеи...
   - Вот музей-то - как раз дело государственное, не наше.
   - И как же теперь?
   - Я подскажу как. Напишите миром бумагу: так, мол, и так - есть в Та-
лице церковь в запустении. Нам она представляется ценной не с точки зре-
ния религии...
   - Не написать нам сроду такой бумаги. Ты сам напиши,
   - Я не могу. Найдите, кто сумеет написать. А то и-сами, своими слова-
ми... даже лучше.
   - Я знаю! У меня есть такой человек! - Семка вспомнил про писателя.
   - И с той бумагой - к властям. В облисполком. А уж они решат. Откажут
- пишите в Москву... Но раньше в Москву не пишите, дождитесь, пока здесь
откажут. Оттуда могут прислать комиссию...
   - Она бы людей радовала-стояла!
   - Таков мой совет. А что говорил с нами, про то не пишите. И не гово-
ри нигде. Это только испортит дело. Прощай, сын мой. Дай бог удачи.
   Семка, когда уходил от митрополита, отметил, что живет  митрополит  -
дай бог! Домина - комнат, наверно, из восьми... Во дворе "Волга"  стоит.
Это неприятно удивило Семку. И он решил, что действительно лучше,  пожа-
луй, иметь дело с властями. Эти попы темнят чего-то... И хочется  им,  и
колется, и мамка не велит.
   Но сперва Семка решил сходить к писателю. Нашел его  дом...  Писателя
дома не было.
   - Нет его,- резковато сказала Семке молодая полная женщина. И захлоп-
нула дверь. Когда он отделывал здесь "избу XVI века", он что-то не видел
этой женщины. Ему страсть как захотелось посмотреть "избу". Он  позвонил
еще раз.
   - Я сама! - услышал он за дверью голос женщины. И дверь опять  откры-
лась...
   - Ну? Что еще?
   - Знаете, я тут отделывал кабинет Николая Ефимыча... охота глянуть...
   - Боже мой! - негромко воскликнула женщина. И закрыла дверь. "По-мое-
му, он дома,-догадался Семка.- И по-моему, у них идет крупный разговор".
   Он немного подождал в надежде, что женщина  проговорится  в  сердцах:
"Какой-то идиот, который отделывал  твой  кабинет",  и  писатель,  может
быть, выйдет сам. Писатель не вышел. Наверно, его правда не было.
   Семка пошел в облисполком.
   К председателю облисполкома он попал сразу и довольно странно.  Вошел
в приемную, секретарша накинулась на него:
   - Почему же опаздываете?! То обижаются - не принимают, а то самих  не
дождешься. Где остальные?
   - Там,- сказал Семка,- идут.
   - Идут.- Секретарша вошла в кабинет, побыла там короткое время, вышла
и сказала сердито: - Проходите.
   Семка прошел в кабинет... Председатель пошел ему навстречу  -  здоро-
ваться.
   - А шуму-то наделали, шуму-то! - сказал он хоть с  улыбкой,  но  и  с
укоризной тоже.- Шумим, братцы, шумим? Здравствуйте!
   - Я насчет церкви,- сказал Семка, пожимая руку председателя.- Она ме-
ня перепутала, ваша помощница. Я один... насчет церкви...
   - Какой церкви?
   - У нас, не у нас, в Талице есть церква семнадцатого века.  Красавица
необыкновенная! Если бы ее отремонтировать, она бы... Не молиться,  нет!
Она ценная не с религиозной точки. Если бы мне дали трех мужиков,  я  бы
ее до холодов сделал.- Семка торопился, потому что не выносил, когда  на
него смотрят с недоумением. Он всегда нервничал  при  этом.-  Я  говорю,
есть в деревне Талице церква,- стал он говорить медленно, но уже раздра-
жаясь.- Ее необходимо отремонтировать, она в запустении. Это -  гордость
русского народа, а на нее все махнули рукой. А отремонтировать, она  бу-
дет стоять еще триста лет и радовать глаз и душу.
   - Мгм,- сказал председатель.- Сейчас разберемся.- Он нажал кнопку  на
столе. В дверь заглянула секретарша.- Попросите сюда Завадского. Значит,
есть у вас в деревне старая церковь, она показалась вам  интересной  как
архитектурный памятник семнадцатого века. Так?
   - Совершенно точно! Главное, не так уж много там и  делов-то:  переб-
рать маковки, кое-где поддержать камни, может,  растягу  вмонтировать  -
повыше, крестом...
   - Сейчас, сейчас... у нас есть товарищ, который как  раз  этим  делом
занимается. Вот он.
   В кабинет вошел молодой еще мужчина, красивый, с волнистой черной ше-
велюрой на голове и с ямочкой на подбородке.
   - Игорь Александрович, займитесь, пожалуйста, с товарищем - по  вашей
части.
   - Пойдемте,- радушно предложил Игорь Александрович.
   Они пошли по длинному коридору, Игорь  Александрович  впереди,  Семка
сзади на полшага.
   - Я сам из Талицы, а точнее из Чебровки, Талица от нас...
   - Сейчас, сейчас,- покивал головой Игорь Александрович, не оборачива-
ясь.- Сейчас во всем разберемся.
   "Здесь, вообще-то, время зря не теряют",- подумал Семка.
   Вошли в кабинет... Кабинет победней, чем у председателя,- просто ком-
ната, стол, стул, чертежи на стенах, полка с книгами.
   - Ну? - сказал Игорь Александрович. И улыбнулся.- Садитесь и спокойно
все расскажите.
   Семка начал все подробно рассказывать.  Пока  он  рассказывал,  Игорь
Александрович, слушая его, нашел на книжной полке какую-то папку, полис-
тал, отыскал нужное и, придерживая ладонью, чтобы  папка  не  закрылась,
стал заметно проявлять нетерпение. Семка заметил это.
   - Все? - спросил Игорь Александрович.
   - Пока все.
   - Ну, слушайте. Талицкая церковь Н-ской области Чебровского  района,-
стал читать Игорь Александрович.- Так называемая - на крови. Предположи-
тельно семидесятые - девяностые годы семнадцатого века. Кто-то из князей
Борятинских погиб в Талице от руки недруга...- Игорь Александрович  под-
нял глаза от бумаги, высказал  предположение:  -  Возможно,  передрались
пьяные братья или кумовья. Итак, значит... погиб от руки недруга,  и  на
том месте поставлена церковь. Архитектор неизвестен. Как памятник  архи-
тектуры ценности не представляет, так как ничего нового для своего  вре-
мени, каких-то неожиданных решений или поиска таковых автор здесь не вы-
казал. Более или менее точная копия владимирских  храмов.  Останавливают
внимание размеры церкви, но и они продиктованы соображениями не архитек-
турными, а, очевидно, материальными возможностями  заказчика.  Перестала
действовать в тысяча девятьсот двадцать пятом году.
   - Вы ее видели? - спросил Семка.
   - Видел. Это,- Игорь Александрович показал страничку казенного письма
в папке,-ответ на мой запрос. Я тоже, как вы, обманулся...
   - А внутри были?
   - Был, как же. Даже специалистов наших областных возил...
   - Спокойно! - зловеще сказал Семка.-  Что  сказали  специалисты?  Про
прикладок...
   - Вдоль стен? Там, видите, какое дело: Борятинские увлекались захоро-
нениями в своем храме и основательно раздолбали фундамент. Церковь, если
вы заметили, слегка покосилась на один бок. Какой-то из поздних потомков
их рода прекратил это. Сделали вот такой прикладок... Там, если обратили
внимание, - надписи на прикладке - в тех местах, где внизу захоронения.
   Семка Рысь чувствовал себя полностью обескураженным.
   - Но красота-то какая! - попытался он упорствовать.
   - Красивая, да.- Игорь Александрович легко  поднялся,  взял  с  полки
книгу, показал фотографию храма.- Похоже?
   - Похоже...
   - Это владимирский храм Покрова. Двенадцатый век. Не бывали во Влади-
мире?
   - Я што-то не верю...- Семка кивнул на  казенную  бумагу.-  По-моему,
они вам втерли очки, эти ваши специалисты, Я буду писать в Москву.
   - Так это и есть ответ из Москвы. Я почему обманулся: думал, что  она
тоже двенадцатого века... Я думал, кто-то самостоятельно - сам по  себе,
может быть, понаслышке,- повторил владимирцев. Но чудес не  бывает.  Вас
что, сельсовет послал?
   - Да нет, я сам... Надо же! Ну, допустим - копия. Ну  и  что?  Красо-
ты-то от этого не убавилось.
   - Ну, это уже не то... А главное, денег никто не даст на ремонт.
   - Не дадут?
   - Нет.
   Домой Семен выехал в тот же день. В райгородок прибыл еще засветло. И
только здесь, на станции, вспомнил, что не пил дней пять  уже.  Пошел  к
ларьку... Обидно было и досадно. Как если бы случилось так:  по  деревне
вели невиданной красоты девку... Все на нее показывали пальцем и кричали
несуразное. А он, Семка, вступился за нее, и обиженная красавица посмот-
рела на него с благодарностью. Но тут некие мудрые  люди  отвели  его  в
сторону и разобъяснили, что девка та - такая-то растакая, что жалеть  ее
нельзя, что... И Семка сник головой. Все вроде понял, а в глаза поруган-
ной красавице взглянуть нет сил - совестно. И Семка, все  эти  последние
дни сильно загребавший против течения, махнул рукой... И его  вынесло  к
ларьку. Он взял на поповские деньги "полкилограмма" водки, тут же осаде-
нил, закусил буженинкой и пошел к отцу Герасиму.
   Отец Герасим был в церкви на службе. Семка отдал его домашним деньги,
какие еще оставались, оставил себе на билет и на бутылку красного,  ска-
зал, что долг вышлет по почте... И поехал домой.
   С тех пор он про талицкую церковь не заикался,  никогда  не  ходил  к
ней, а если случалось ехать талицкой дорогой, он у косогора поворачивал-
ся спиной к церкви, смотрел на речку, на луга за  речкой,  зло  курил  и
молчал. Люди заметили это, и никто не решался заговорить  с  ним  в  это
время. И зачем он ездил в область, и куда там ходил, тоже не спрашивали.
Раз молчит, значит, не хочет говорить об этом, значит, зачем же бередить
душу расспросами.


   Василий Шукшин. Материнское