ший цвет лица...
   Особенно на хорошем цветном телевизоре.

   1979



   МЫ С ДОМОМ НАПРОТИВ

   Мы с домом напротив образуем улицу. Она посередине, а мы по бокам.  Она
внизу, а мы наверху. Большие мы с домом напротив, десятиэтажные.
   Правда, улица была и до нас, не мы ее первые  образовали.  Были  тут  и
другие - одноэтажные, при самой земле. Сейчас их  никто  не  помнит,  хотя
помнить надо бы...
   Так мы рассуждаем с домом напротив на уровне нашего первого этажа.
   А на уровне пятого этажа мы рассуждаем иначе.
   Всех ведь не упомнишь. Да и ни к чему это.
   Ну, были. Ну, образовали улицу. Но что это за улица была? И глядеть  не
на что - с пятого этажа глядя.
   А на уровне десятого этажа мы и вовсе не глядим. Вниз мы не глядим, нам
это не интересно.
   Улица? Какая улица? Кто сказал, что мы образуем улицу?
   На уровне десятого этажа мы образуем небо.

   1981



   ЛОСКУТ

   - Покрасьте меня, - просит Лоскут. - Я уже себе и  палку  подобрал  для
древка. Остается только покраситься.
   - В какой же тебя цвет - в зеленый, черный, оранжевый?
   - Я плохо разбираюсь в цветах, - мнется Лоскут. - Мне бы  только  стать
знаменем...

   1963



   ЛАКМУС

   - Сегодня щелочь, завтра кислота... Вот так и живем...
   - А сам-то ты как относишься к химической реакции?
   - Да никак. Просто меняю окраску.

   1965



   ВОДА И ЛЕД

   Лед легче воды.
   Превращение воды в лед представляет поучительный  и  печальный  пример:
как часто попытка проявить твердость, дабы  придать  себе  вес,  кончается
конфузом и неудачей.

   1969



   КАРТИНА

   Картина дает оценку живой природе:
   - Все это, конечно, ничего - и фон, и перспектива.  Но  ведь  нужно  же
знать какие-то рамки!

   1957



   ПУСТАЯ ФОРМАЛЬНОСТЬ

   Гладкий и круглый Биллиардный Шар отвечает на приглашение Лузы:
   - Ну что ж, я - с удовольствием! Только нужно сначала посоветоваться  с
Кием. Хоть это и пустая формальность, но все-таки...
   Затем он пулей влетает в Лузу и самодовольно замечает:
   - Ну вот, я же знал, что Кий возражать не станет...

   1953



   ПАРУС

   - Опять этот ветер! -  сердито  надувается  Парус.  -  Ну  разве  можно
работать в таких условиях?
   Но пропадает ветер - и Парус повисает, расслабляется. Ему уже  и  вовсе
не хочется работать.
   А когда ветер появляется снова. Парус опять надувается:
   - Ну и работенка! Бегай целый день, как окаянный... Добро бы  еще  хоть
ветра не было...

   1963



   ГИРЯ

   Понимая, что в делах торговли она имеет некоторый вес,  Гиря  восседала
на чаше весов, иронически поглядывая на продукты:
   - Посмотрим, посмотрим, кто перетянет!
   Иногда вес оказывался одинаковым, но чаще перетягивала Гиря.  И  -  вот
чего Гиря не могла понять! - покупателей это вовсе не радовало.
   "Ну, ничего! - ободряла она себя. - Продукты приходят и уходят, а  гири
остаются!"
   В этом смысле у Гири была железная логика.

   1959



   ЖИТЕЙСКАЯ МУДРОСТЬ

   - Подумать только, какие безобразия в мире творятся! - возмущается  под
прилавком Авторучка. - Я всего день здесь провела, а уж чего  не  увидела!
Но подождите, я напишу, я обо всем напишу правду!
   А старый Электрический Чайник, который каждый день  покупали  и  всякий
раз  приносили  обратно,  -  старый  Электрический  Чайник,  не  постигший
мудрости кипячения чая,  но  зато  усвоивший  житейскую  мудрость,  устало
зевнул в ответ:
   - Торопись, торопись написать свою правду, пока тебя еще не купили...

   1963



   ИДЕАЛЫ

   - Я, пожалуй, останусь здесь, - сказала Подошва, отрываясь от Ботинка.
   - Брось, пошляемся еще! - предложил Ботинок. - Все равно делать нечего.
   Но Подошва совсем раскисла.
   - Я больше не могу, - сказала она, - у меня растоптаны все идеалы.
   - Подумаешь, идеалы! - воскликнул Ботинок. - Какие могут быть в наш век
идеалы?
   И он зашлепал дальше. Изящный Ботинок. Модный Ботинок. Без подошвы.

   1963



   ГИПС

   Он мягкий, теплый, податливый, он так и просится в руки тех, кто  может
устроить его судьбу. В это время он даже  не  брезгует  черной  работой  -
шпаклевкой.
   Но вот он находит свою  щель,  пролазит  в  нее,  устраивается  прочно,
удобно.
   И сразу в характере его появляются новые черты: холодность,  сухость  и
упрямая твердость.

   1959



   ЗОЛОТО

   Кислород для жизни необходим, но без золота тоже прожить непросто. А на
деле бывает как?
   Когда  дышится  легко  и  с  кислородом  вроде  бы  все  в  порядке,  -
чувствуется, что не хватает  золота.  А  как  привалит  золото,  -  станет
труднее дышать, и это значит - не хватает кислорода.
   Ведь по химическим законам - самым древним законам  земли  -  золото  и
кислород несоединимы.

   1964



   ОКРУЖЕНИЕ

   Говорят, все зависит от окружения. Мол, какое у нас  окружение,  такими
мы и вырастаем.
   Но не всегда это так.
   Вот у  дырки,  например,  окружение  может  быть  золотым,  может  быть
бриллиантовым, а она все равно пустое место.

   1982



   ЧЕМОДАН

   Я сказал Чемодану:
   - Закрой глаза, я покажу тебе фокус.
   Я взял ключик и помог Чемодану закрыть глаза. Чемодан не  возражал:  он
уже привык, что с ним носятся.
   В  номере  гостиницы,  куда  мы  прибыли,  уехав  от  дома  за   тысячу
километров, я поставил Чемодан на стул и помог ему открыть глаза.
   - Ну как?
   - Ничего, - сказал Чемодан и, подумав, добавил: - Ничего особенного.
   Тысяча километров, а он не увидел ничего особенного. Он просто попал из
комнаты в комнату, проделав весь путь с закрытыми глазами.
   Если бы Чемодан мог путешествовать с открытыми глазами! Он  столько  бы
узнал, повидал массу интересного.
   А потерял бы Чемодан совсем немного. Так, какие-то тряпки...

   1961



   ЧАСЫ, МИНУТЫ, СЕКУНДЫ

   Часовая стрелка на семенных часах движется медленно-медленно.
   Как дедушка.
   Минутная стрелка движется побыстрей.
   Как пана.
   А самая маленькая стрелочка бегает быстро-быстро.
   Как бегают маленькие.
   Стрелка-дедушка  показывает  часы,  стрелка-папа  -  минуты,  а   самая
маленькая стрелочка - секунды, потому что она и секунды не может на  месте
посидеть.
   Папа минуты не может на месте посидеть.
   А дедушка сидит целый час. Для него часы пролетают так, как для  других
минуты и секунды.
   Грустно дедушке, что для него так быстро пролетают часы, и чтоб отвлечь
его от этих невеселых мыслей, у него то и дело спрашивают; который час?
   Слышите, как?
   Не которая минута.
   Не которая секунда.
   А который час.
   Из уважения к дедушке.

   1979



   ОБЩИЙ РОД

   У этого рода еще сохранились  признаки  женского,  хотя  ему  все  чаще
приходится быть мужским.
   Возьмите Трудягу. Целый день на работе, а там по хозяйству - и женские,
и мужские дела. Давно уже не помнит Трудяга, как делятся женские и мужские
обязанности: кто кому уступает место, кто кого пропускает вперед.
   Умница диссертацию защищает. Не поймешь - он или она: по самую  макушку
сидит в своей диссертации. Смеется над Умницей Невежда (кстати, он смеется
или она?); иной, мол, Тупица живет, горя не знаючи, а ты, Умница, ночей не
спишь... Ты посмотри. Горемыка, как твой сосед Пройдоха  живет!  Как  твой
сосед Хапуга живет!
   Действительно, посмотришь - руки  опускаются.  Не  хочется  диссертацию
защищать.
   Может,  лучше  прожить  век  Невеждой?  Может,  лучше  прожить  Ханжой,
Пронырой, Продувной Бестией?
   Попробуем ответить на этот вопрос. Вот вытащим Умницу из диссертации  -
и все вместе ответим.

   1978



   СОРОКА-ВОРОНА КАШКУ ВАРИЛА...

   Почему я, жаворонок, в чистом  небе  пою?  Я  бы  с  удовольствием  пел
где-нибудь в другом месте.  На  дереве,  например.  У  нас  отличные  есть
деревья, высокие, стройные. С такого дерева запеть - далеко слышно.
   Так они что придумали? Я про наших птиц говорю. Разделили  между  собой
все деревья, обсели, что называется, и  пускают  на  них  друг  дружку  по
знакомству. Я тебя на свое, ты меня на свое.
   Допустим, зяблик сидит на ольхе, а воробей на  осине.  Таи  зачем  ему,
зяблику, пускать на ольху соловья? Он лучше пустит воробья: хоть воробей и
не так хорошо поет, зато потом его, зяблика, к себе  на  осину  пустит.  И
будет зяблик петь в двух местах: у себя на ольхе и у воробья на  осине.  А
пустит еще дятла с акации - в на акации запоет.
   А вы еще спрашиваете, потому у нас, вместо соловьиных трелей,  сплошное
чириканье. Они же все деревья обсели - не пробьешься.
   Я тут недавно песенку сочинил. Наши говорят, с такой песней не стыдно и
на тополь. Сунулся я на тополь - куда! Там уже  свои  чижики-пыжики,  свои
сороки-вороны.
   - Не слишком ли, - спрашивают, - для вас высоко?
   - Не слишком, - говорю, - я в небо поднимаюсь и выше.
   - В небо - пожалуйста.  А  здесь  все-таки  дерево,  солидная  трибуна.
Послушайте сначала, как другие поют.
   Послушал я.
   Знаете, как сорока-ворона кашу варила, деток кормила? Тому  дала,  тому
дала, тому дала, тому дала, маленькому недостало. То же самое и у них. Они
ведь, когда поют, больше про кашку  думают,  чем  про  песню.  Где  ж  тут
достанет маленьким - достало бы большим!
   Наши говорят: одной кашкой сыт не будешь. Правильно говорят.
   Обратите внимание: те, которые одной кашкой живут,  никогда  не  бывают
сытыми.

   1982



   ПАССАЖИР ЧИЖИК, ВЫЛЕТАЮЩИЙ ДО ХАРЬКОВА
   (Рассказ зяблика)

   Мы всегда недовольны. И то у нас не так, и это не по-хорошему. И не  те
птицы на деревьях поют, и не те, какие надо, наедаются досыта. А я вам так
скажу: слишком хорошо живем. Чересчур хорошо  живем,  вот  в  чем  главная
причина.
   Сижу я недавно в аэропорту. Смотрю, как самолеты взлетают  и  на  землю
садятся.  Они,  пока  не  взлетят,  такие  большие,  а  потом   становятся
маленькие. А те, которые садятся, наоборот:  сначала  маленькие,  а  потом
большие.
   Сижу я и думаю: почему так? Я сколько летаю, а все одинаковый: что там,
в небе, что здесь, на земле. Да если б меня так все время то  сжимало,  то
раздувало, я б давно лапки откинул, дал дубаря. А мы не ценим.  Своего  не
ценим. Все на чужое заглядываемся. А на что заглядываться?  У  них  только
успевай сжиматься да раздуваться...
   Так я, значит, думаю, пока на аэродроме сижу. И вдруг слышу:
   - Пассажир Чижик, вылетающий до Харькова! Подойдите ко второму окошку.
   Опять, думаю, Чижик куда-то летит, опять ему у нас не нравится.  Раньше
он все на юг улетал, а теперь почему-то в Харьков. Интересно узнать, что у
него там в Харькове. И почему его ко второму окошку подзывают.
   Заглянул, а это не Чижик. Другой. Просто такая фамилия.
   И стоит этот другой по фамилии Чижик у второго окошка, а ему говорят:
   - Сегодня не полетите.
   И он, представьте себе, не летит.
   Да если бы мне сказали: "Зяблик, ты сегодня не полетишь"... Я бы  им  в
глаза рассмеялся.
   А этот не смеется.
   - Мне, - говорит, - на работу. - И так жалко заглядывает в глаза.
   Слыхали? На работу! Пусть бы  мне  кто-то  сказал,  что  мне  нужно  на
работу, пусть бы сказал...
   А мы - недовольны.
   Нет, надо нам устроить аэродром. И чтоб каждого подзывали  к  окошку  и
говорили, кто полетит, а кто не полетит. И куда полетит, чтоб говорили,  а
не так - кому куда вздумается.  И  чтоб  нас  все  время  то  сжимало,  то
раздувало, то сжимало, то раздувало...
   Вот тогда бы мы были довольны. Всем довольны. И Чижик наш никуда бы  не
улетал, а сидел на месте, как этот, из Харькова.

   1982



   ТРИ ЖИЗНИ
   (Рассказ кролика)

   У нас на последнем общем собрании выгнали волка из хищных. В травоядные
перевели. За превышение полномочий.
   Выгоняли единогласно, при одном воздержавшемся.
   Бык воздержался:
   - Он, - говорит, - у нас всю траву сожрет.
   Записали мнение быка в протокол, чтоб ему при случае вспомнить. А волка
перевели в травоядные.
   Травы в этом году уродили  высокие,  но  волка,  известно,  сколько  ни
корми... В хищных привык, не хочется ему в травоядные.
   - Будешь огрызаться, - сказали, - еще дальше переведем. В грызуны.
   Тут, конечно, я взял слово для справки.
   - Почему, - говорю, - в грызуны - это дальше? Мы в грызунах всю  жизнь,
и нам, может, неприятно, что паша жизнь для кого-то наказание.
   - Плохо, когда своя жизнь наказание...
   Записали и эту реплику быка.
   Однако все же вынесли на обсуждение вопрос: какая жизнь  может  служить
наказанием? У хищных своя жизнь, у травоядных своя, ну, и у грызунов своя,
естественно. Если их между собой  сравнивать,  то,  возможно,  одна  перед
другой проиграет, но если не сравнивать, то вполне можно жить.
   Проголосовали единогласно: не сравнивать.
   Жить, но не сравнивать. Чтоб можно было жить.
   - Ну, если не сравнивать, так он у нас точно траву сожрет!
   Это сказал бык. Будто специально для протокола.

   1979



   ПРОБЛЕМЫ ЦИВИЛИЗАЦИИ

   Когда  вырубили  лес,  не  стало  прежней  дремучести  и  самые   дикие
помаленьку цивилизовались. Бросили эту привычку глазами вращать да  зубами
щелкать друг на друга, поскольку каждый теперь на виду и никуда от  народа
не спрячешься.
   И образ жизни другой. Вместо того, чтоб гонять по лесу,  высунув  язык,
каждый культурно зарабатывает средства на пропитание. Медведь  с  деревьев
шишки трясет, Заяц качает мед, а Белочка сажает капусту. А потом  вся  эта
продукция поступает в магазин, где каждый в порядке очереди покупает,  что
ему надо. Заяц капусту. Медведь мед, а Белочка сосновую шишечку.
   Очередь сближает. Даже самые чужие и незнакомые в очереди, как  родные,
жмутся друг к другу. И  нервную  систему  укрепляет  очередь:  кто  в  ней
выстоит, выстоит всюду.
   В одном магазине постоишь - в другой побежишь, чтоб успеть до закрытия.
Постоишь - побежишь - постоишь - побежишь... Дикого зверя ноги кормят,  но
они, оказывается, кормят и цивилизованного.
   И это уже непонятно: почему так?  Раньше,  когда  каждый  добывал  себе
пропитание, это избавляло его от необходимости ходить  на  работу.  Потом,
когда стали ходить на  работу,  это  избавило  от  необходимости  добывать
пропитание. А если и работать и добывать... Целый день работать,  а  потом
бегать добывать...
   И никуда от этих проблем не спрячешься: леса нет.

   1985



   КОСТЕР В ЛЕСУ

   Костер угасал. В нем едва теплилась жизнь, он чувствовал, что и часа не
пройдет, как от него останется горстка пепла. Он слабо потрескивал, взывая
о помощи, и Ручей, пробегавший мимо, участливо спросил:
   - Вам воды?
   Костер зашипел от бессильной злости: ему не хватало только воды  в  его
положении! Ручей прожурчал какие-то извинения и заспешил прочь.
   И тогда над угасающим Костром склонились кусты. Ни слова не говоря, они
протянули ему свои ветки.
   Что значит протянутая вовремя ветка помощи! Костер  поднялся,  опираясь
на кусты, и оказалось, что он не такой уж маленький. Кусты  затрещали  под
ним и потонули в пламени: их некому было спасать.
   А Костер уже рвался вверх. Он стал таким  высоким  и  ярким,  что  даже
деревья потянулись к нему, одни  -  восхищенные  его  красотой,  другие  -
просто, чтобы погреть руки.
   Дальние деревья завидовали тем, которые оказались возле Костра, и  сами
мечтали к нему приблизиться.
   - Костер! Костер! Наш Костер! - шумели они.  -  Он  согревает  нас,  он
озаряет нашу жизнь!
   А ближние деревья трещали еще громче. Но не от  восхищения,  а  оттого,
что Костер подминал их под себя, чтобы подняться еще выше.
   И все же нашлась  сила,  которая  погасила  Костер.  Ударила  гроза,  и
деревья роняли тяжелые слезы - слезы по  Костру,  к  которому  привыкли  и
который угас, не успев их сожрать.
   И только позже, гораздо позже,  когда  высохли  слезы,  они  разглядели
огромное черное пепелище на том месте, где бушевал Костер.
   Нет, не Костер, Пожар. Лесной пожар. Страшное стихийное бедствие.

   1961



   БОЧКА

   Свили две сороки гнездо на пороховой бочке. Это пустая бочка  -  плохая
примета, а полная - примета хорошая. Вот и выбрали  сороки  бочку,  полную
доверху, - чтобы к счастью.
   - А не взорветесь? - спрашивали осторожные воробьи.
   - Ну, нет, мы живем потихонечку. Раньше у нас всякое бывало: то  ссора,
то скандал, а то, случалось,  и  подеремся.  А  теперь  мы  смирно  живем,
воздуха не сотрясаем. Если взлетаем, то осторожненько, чтоб на  воздух  не
взлететь.
   - Скучно, небось?
   - Не без того. Но как вспомним, что могли бы на воздух взлететь,  сразу
становится весело. Могли бы взлететь - а вот не взлетаем!
   - Значит, счастливы?
   - Ну, животы приходится подтянуть,  чтоб  за  продуктами  не  мотаться,
воздуха не сотрясать. И по ночам плохо спим - пороховая бочка  все-таки...
Но в смысле того, что до сих пор не взлетели, конечно, счастливы. Еще  как
счастливы!
   "А мы все воюем! - печально вздохнули воробьи. - Никак между  собой  не
помиримся. А что если и нам бочку завести, натаскать в нее пороху  и  жить
потихоньку... Чем больше пороху, тем меньше  шороху..."  -  вот  к  какому
выводу пришли воробьи.

   1980



   ПИФПАЛОЧКА

   Одной девочке подарили деревянную куклу и  при  ней,  деревянную  тоже,
пифпалочку.
   - Зачем мне пифпалочка? - удивилась девочка. А кукла сказала:
   - Это чтобы в меня стрелять.
   - А зачем в тебя стрелять?
   - Выстрели, тогда узнаешь.
   Не  хотелось  девочке  стрелять  в  куклу,  но  было  любопытно:  зачем
стрелять?
   И она выстрелила.
   Ничего с куклой не стряслось, и вообще ничего страшного  не  случилось,
но кукла сказала:
   - Этот выстрел слышала? Это первый. Еще два услышишь - и конец.
   - Чему конец?
   - Всему конец.
   Девочка очень испугалась.
   - А я их не услышу. Я просто - раз! - И она выбросила пифпалочку.
   Кукла деревянно рассмеялась:
   - Пифпалочку не выбросишь, она все равно к тебе вернется.
   Смотрит  девочка,  пифпалочка  опять  у  нее  в  руках.  Она  ее  снова
выбросила, а пифпалочка опять у нее в руках.
   - Ну, тогда я выброшу тебя, - сказала девочка и выбросила куклу.
   Далеко забросила, но услышала, как кукла засмеялась оттуда:
   - Меня-то ты выбросила, но два выстрела  все  равно  остаются.  Как  их
услышишь, так все, конец.
   Ходит девочка со своей  пифпалочкой,  а  кукла  все  попадается  ей  на
дороге.
   - Ну, как там? - спрашивает. - Еще ничего не слыхать?
   - Ты смотри, какая вредная! - возмутилась девочка. - Тот раз я  в  тебя
не попала, так теперь попаду.
   - Попади, - смеется кукла. Деревянно, как смеются все деревянные.
   Не выдержала девочка, выстрелила во второй раз. И  от  досады,  что  не
смогла сдержаться, выбросила пифпалочку.
   И на этот раз пифпалочка к  ней  не  вернулась.  Вот  чудеса!  То  были
чудеса, когда она возвращалась, а теперь наоборот. К чему привыкнешь.
   А кукла говорит:
   - Теперь пифпалочка к тебе не вернется, теперь  она  не  нужна.  Третий
выстрел - это любой, который ты услышишь.
   И кукла исчезла вслед за своей пифпалочкой.
   Испугалась  девочка,  убежала  домой.  Забилась  в  угол,  уши  зажала,
зажмурила глаза.
   - Ты почему не гуляешь? - спрашивают родители.
   - Я боюсь, - говорит девочка. - Вдруг начнут стрелять.
   Рассмеялись  родители,  но  не   деревянно,   как   кукла,   а   мягко,
по-человечески.
   - Чего это вдруг начнут стрелять? Мы же не на войне, не на охоте.
   - Остался последний выстрел, - говорит девочка.
   Она знала: два выстрела уже сделаны, и сделала их она сама. Не было  бы
тех двух, третий не был бы третьим.
   Родители  позвали  доктора,  доктор  выписал   лекарства,   и   девочка
выздоровела - потому что кто же не выздоровеет от лекарств?
   И стала она жить-поживать - в ожидании третьего выстрела. Ума  наживать
- в ожидании третьего выстрела.
   Жизнь, конечно, хорошая - как всякая жизнь, по сравнению с тем, что  не
является жизнью.

   1982



   ЛЮБЕЗНОСТЬ

   - О, простите, я не одето! - улыбнулось Солнышко  и