й не напечатать - читатели
тебе этого не простят.
   - Вы правы, - сказал инспектор  Хост,  -  по-видимому,  это  пришельцы.
Пусть я буду еще раз одурачен, но не стану окончательным дураком.
   - Именно это мне в вас и нравится, инспектор, - сказал Гарри Уатт. -  И
всем нам нравится. Поверьте, мы бы ни за что не стали вас дурачить, если б
не верили, что вы настоящий, понимающий человек. Таков закон нашего жанра:
дурачить только людей понимающих.
   - Закон есть закон, - согласился инспектор Хост.



12. М=В/П

   Когда корректор Крект  пришел  в  ночной  бар  "Звездочка",  встреча  с
пришельцами была в разгаре. Гости сидели за столом, но не так, как сидят в
барах, а так, как сидят на собраниях: графин с водой да ваза цветов -  вот
и вся скромная сервировка.
   - Нам тут задали вопрос,  -  говорил  один  из  гостей,  видимо,  глава
экспедиции, - откуда мы знаем ваш язык и почему внешне  ничем  от  вас  не
отличаемся. Должен признаться, что языка вашего  мы  не  знаем,  а  внешне
нисколько на вас не  похожи.  Вот  -  я  вам  покажу  свою  фотографию.  -
Южнорыбец достал из кармана фотографию, на которой ничего, не было  видно,
кроме бледного бесформенного пятна. - Это я. Может быть,  не  так  красив,
как мне хотелось бы быть в присутствии очаровательных землянок,  но  прошу
учесть, что я здесь в газообразном состоянии. У нас это естественно, у нас
вся жизнь в газообразном состоянии  и  улетучивается,  -  он  вздохнул,  -
глазом не успеешь моргнуть. Хотя, конечно, моргать у нас нечем.
   Это было невероятно, и слушатели ни за что бы не поверили, что  человек
может жить в газообразном состоянии, но фотография многих  убедила.  Глава
экспедиции продолжал:
   - Теперешняя наша внешность и язык,  при  помощи  которого  мы  с  вами
общаемся,  -  все  это  не  наше,  так  сказать,  не   наследственное,   а
приобретенное,  благодаря  условиям  среды...  Вам  и  самим   приходилось
убеждаться, что среда способна буквально преобразить человека...
   - Но не до такой же степени! - крикнули из зала.
   -  Правильно,  не  до  такой.  Потому  что  все  здешние   преображения
происходят в пределах четырех измерений: длины, ширины - я не ошибаюсь?  -
высоты и времени. Трех пространственных и  одного  временного.  Это  очень
бедно, должен вас огорчить. Есть, к примеру,  пятое  измерение:  безмерное
пространство. То есть, пространство, не имеющее  измерений.  Атомы  -  это
звездные миры в пятом измерении.  В  этом  состоянии  они  лишаются  своих
космических расстояний и выглядят, как мельчайшие атомы. На этом  основаны
многие путешествия по вселенной, направленные не только в космос, но  и  в
мир атомов. Таким образом, вселенная оказывается в два раза больше, чем вы
ее себе представляете. Она равна не одной, а двум бесконечностям.
   - Но ведь это одно и то же! - возразил кто-то из землян.
   - Две бесконечности равны одной бесконечности? То есть  Х=2Х=ЗХ  и  так
далее, если значение Х равно бесконечности либо нулю? Эта  математика  нам
знакома, но она больше нас не устраивает. Одна бесконечность  для  нас  не
предел, мы идем дальше...
   В этом месте кто-то зааплодировал: земляне умеют отдавать должное  тем,
кто не хочет останавливаться на достигнутом.
   - А шестое измерение - это сфокусированное время, то есть соединение  в
одной плоскости всех будущих и прошедших времен.
   - А как же старость? - обеспокоенно спросил старческий голос.
   - Старости  там  просто  нет.  Время  растет  лишь  в  пространственном
отношении, примерно так, как у вас делятся простейшие организмы. И будущее
живет рядом с прошлым, и на вид даже не скажешь, кому из них  больше  лет.
Однако я отвлекся. Я отвечаю на поставленный мне вопрос: мы похожи на вас,
потому что  находимся  в  ваших  измерениях.  Если  б  вы  попали  в  наши
измерения,  вы  бы  стали  похожими  на  нас  и  заговорили  языком  наших
измерений. Может быть, среди вас и найдутся охотники. Я предоставляю слово
моему коллеге, который расскажет  о  преимуществах  жизни  в  газообразном
состоянии.
   "Этого нам еще не хватало!" - подумал майор Стенли и  порадовался,  что
остался майором: газообразный генерал - это хуже простого солдата, даже не
видно, кому отдавать честь.
   - Никогда, - сказал второй южнорыбец, - никогда организмы, возникшие из
материи  в  твердом  и  жидком  состоянии,  не  достигнут  того  единства,
взаимопонимания и, я бы даже сказал, взаимопроникновения, какого достигаем
мы, газообразные существа. Мне даже трудно отделить  мою  семью  от  семьи
предыдущего оратора, а также от семей наших соседей. Когда у меня выпал  в
осадок родной  брат,  меня  буквально  разобрали  по  молекулам  и  каждую
молекулу в отдельности утешали.
   Миссис Фунт даже всплакнула, до того  ее  растрогала  эта  газообразная
доброта, и сказала, что лично она ничего не имела бы против того, чтоб  ее
разобрали по молекулам. Мисс Стерлинг сказала, что она взаимопроникновение
понимает иначе, что у нас только дай себя  разобрать,  после  косточек  не
соберешь, не только молекул.
   Опять слово взял глава экспедиции:
   - Мы, друзья, немало знаем о вас. А много ли знаете вы о нас? Вон  там,
за последним столиком, сидит издатель Рокгауз, уважаемый  человек,  широко
известный в нашем созвездии.  Уважаемый  Рокгауз,  подойдите,  пожалуйста,
сюда.
   Рокгауз не хотел подходить, упирался, но его земляки все  же  доставили
его к центральному столику.
   - Уважаемый Рокгауз, расскажите, как вы информируете землян о внеземных
цивилизациях.
   - Как информирую... - проворчал Рокгауз. - Никак не информирую.
   - Может быть, у вас не хватает информации? Вам ничего не пишут о  жизни
на других планетах?
   - Еще сколько пишут! - послышались голоса. -  Только  он  не  печатает.
Принципиально не хочет печатать!
   - Ой как нехорошо! - покачал головой представитель иной цивилизации.  -
Получается, что вы отмежевываетесь от  вселенной.  Вам  неизвестна  судьба
планет, которые отмежевались от вселенной? Это очень печальная  судьба,  я
вам расскажу при случае.
   - У меня вся эта фантастика во  где  сидит,  -  хмуро  сказал  издатель
Рокгауз.
   - Фантастика? - раздался спокойный голос от дверей.
   -  Боже  мой!  -  всплеснула  руками  миссис  Фунт.  -  Мисс  Стерлинг,
посмотрите туда!
   У дверей стоял инспектор Хост рядом с пропавшим мистером Фунтом.
   - Хорошо, что он с инспектором, а но с кем-то другим, -  шепнула  своей
приятельнице мисс Стерлинг.
   - Я была уверена, что инспектор его найдет, - шепнула  в  ответ  миссис
Фунт. - Но почему он его привел сюда, откуда узнал, что мы здесь? Вот  что
значит - чутье инспектора!
   - Миссис Фунт, вы посидите, а я сбегаю за  ним.  Мне  это  не  составит
труда, я все-таки моложе.
   - Если вы думаете, что меня уже ноги не носят, то вы  ошибаетесь,  -  с
достоинством  ответила  миссис  Фунт.  -  У  меня  хватит  сил  дойти   до
собственного мужа.
   - Миссис Фунт, вы его спугнете?
   Майор Стенли пришел им на выручку:
   - Я буду рад оказать дамам услугу  и  пригласить  заинтересовавшего  их
джентльмена к столу.
   - О, пожалуйста, майор! - воскликнула миссис Стерлинг. -  Вы  так  меня
обяжете! Я найду способ вас отблагодарить!
   - Вы ему только скажите, что я  здесь.  Больше  ничего,  только  что  я
здесь, - напутствовала миссис Фунт галантного майора.
   - Разве вы здесь одна? - возразила миссис Стерлинг. - Майор, ведь вы же
знаете, как сказать, не правда ли? О, я найду способ вас отблагодарить?
   Майор Стенли направился к мистеру Фунту.
   - Мистер Фунт, - сказал майор Стенли, - будьте любезны  подойти  вон  к
тому столику. Вас ожидают две дамы.
   - Мистер Фунт? - удивился инспектор.
   - Да, инспектор, моя фамилия  Фунт.  А  Гарри  Уатт  -  это  псевдоним.
Литературный.
   - Ну, знаете! Я его ищу, с ног  сбиваюсь,  а  он  -  вот  он  где!  Под
псевдонимом. И как это  вас  угораздило  сбежать  сразу  от  двух  женщин?
Впрочем, на это вы ответите им. Главное, что  вы  нашлись,  с  чем  вас  и
поздравляю!
   Пока мистер Фунт шел к столику, обе женщины ему уже все  простили  и  с
восторгом приняли его в свои объятия.
   - Гарри, мы сбились с ног!
   - Мы обе сбились с ног!
   - Не слишком ли много ног? - подал  реплику  Дауккенс  в  своей  хорошо
известной читателям манере.
   - Прости меня, дорогая, - сказал мистер Фунт в промежуток  между  двумя
женщинами. - Я сожалею, что заставил тебя  ждать,  но  рад,  что  тебе  не
пришлось ждать в одиночестве.
   Глава экспедиции все еще не отпускал Рокгауза.
   - Мы сейчас отправляемся в иные миры. Что там от вас передать?  Что  вы
категорически отказываетесь давать о нас информацию?
   Рокгауз медлил  с  ответом.  И  тут  ему  передали  записку,  развернув
которую, он прочитал: "Соглашайтесь,  мистер  Рокгауз!  Иначе  нам  нечего
будет издавать: все наши  рукописи  украдены.  Убитый  горем,  но  живущий
надеждой на лучшее корректор Крект".
   Издатель покачнулся и  попросил  разрешения  сесть.  И  так,  сидя,  он
выдавил из себя:
   - Я согласен.
   - Ну вот и отлично. Можно считать, что межпланетный контакт установлен,
и мы можем улетучиваться... То  есть,  улетать,  одновременно  переходя  в
газообразное состояние. Но сначала позвольте представить  тех,  кто  будет
давать о нас информацию. Самую правдивую информацию и в то же время  самую
фантастическую, потому что одно подразумевает другое.  Итак,  я  приглашаю
сюда наших представителей. Человек по имени Гральд Криссби!
   Гральд Криссби подошел к столу и поклонился издателю, как знакомому.
   - Альф Ипсилон!
   В этом человеке коммерсант Борвик без труда узнал  человека  с  планеты
Земля.
   - Н.Ютон!
   Гениальный изобретатель усилителя интеллекта скромно встал третьим, как
ничем не выдающийся, простой человек.
   - Гарри Уатт!
   Здесь возникло препятствие в  виде  двух  женщин,  которые  не  пускали
мистера  Фунта,  решив,  что  он  опять  собирается   улизнуть.   Отчаянно
пошептавшись, он все же вырвался и занял место рядом с Н.Ютоном.
   - Я  надеюсь,  уважаемый  Рокгауз,  -  сказал  представитель  внеземной
цивилизации, - что информацию этих наших доверенных лиц вы будете печатать
без задержек, в первую очередь. За этим проследит инспектор Хост, которого
мы  назначаем  нашим  главным  доверенным  лицом.  Инспектор,  пожалуйста,
подойдите сюда. Пятое место - ваше.
   Инспектор смутился: ему в жизни не приходилось видеть  таких  нахальных
мошенников, но их оправдывала благородная цель.
   - Инспектор, - сказал глава экспедиции, - нам известно, что вы уделяете
много внимания жизни иных миров, хотя на Земле у вас тоже хватает  работы.
Мы говорили здесь о шести измерениях, но инспектору Хосту знакомо  седьмое
измерение, и он находит время, чтобы хоть изредка в нем находиться.
   - Мне кажется, вы ошибаетесь...
   - Инспектор, мы не ошибаемся никогда. Там, где живем мы, ошибок  просто
не существует в природе. Уважаемый Рокгауз, вы любите мечтать?
   - У меня для этого нет времени.
   -  Вот  видите:  вы  все  измеряете  временем,  четвертым   измерением,
нисколько не заботясь о возможных других. А ведь мечта -  тоже  измерение.
Седьмое измерение.
   - Попробуйте измерить это измерение! - буркнул издатель.
   - Это сделать несложно. По формуле: М=В/П. То есть; тем меньше мы имеем
пространства и чем больше мы имеем времени, тем  больше  мы  имеем  мечты.
Собственно,  вы  имеете,  а  не  мы:  у  нас  для  этого  слишком  большое
пространство и совершенно нет времени (он посмотрел на часы).
   -  Позарились  на  две  бесконечности,  а   теперь   жалуетесь:   много
пространства...
   -  О,  я  слышу  голос  нашего  Дауккенса!  -  воскликнул  руководитель
экспедиции.
   - Почему это вашего? - оскорбился писатель, хотя  вообще-то  он  любил,
когда читатели о нем говорили: "Наш Дауккенс!"
   - Я отвечу. Впрочем, чтобы не быть голословным, я оглашу один документ.
Называется он так: "Открытое письмо ко всем издателям и читателям".  Итак,
читаю: "Внеземные цивилизации ведут  свои  передачи  на  всех  волнах,  но
засечь их нельзя, потому что они широко применяют телепатию,  используя  в
пунктах   приема   людей,   наиболее   слабых,   не   способных    мыслить
самостоятельно, а привыкших жить по чужой указке. Так они внушили слепому,
безвольному  старику  свою  "Илиаду",  а  вслед  за  ней  и  "Одиссею"   -
произведения, даже по своим размерам не соответствующие скромным масштабам
Земли, а рассчитанные  на  более  крупную  цивилизацию.  Так  они  внушили
совершенно безвестному в  то  время  Копернику  мысль  о  том,  что  Земля
вращается вокруг Солнца. Им-то со стороны это было видно, а  как  мог  это
видеть Коперник, который неотлучно жил на  Земле?  А  Леонардо  да  Винчи?
Используя  болезненную  слабость  его   психики,   внеземные   цивилизации
наперебой внушали  ему  то  портрет  Моны  Лизы,  то  проекты  летательных
аппаратов и гидравлических машин, то неизвестные на  Земле,  но  известные
каждому  внеземному  школьнику   математические,   физические   и   прочие
банальности. А Галилей? А Шекспир? Чего только не навнушали им,  пользуясь
их психической слабостью и неспособностью самостоятельно мыслить. Все они,
начиная с Гомера, были слепым орудием в руках внеземных цивилизаций".
   Руководитель делегации перевел дух: письмо оказалось длинное.
   - "Нам, - продолжал он, - людям с крепкой психикой,  ничего  такого  не
внушишь: ни "Фауста", ни "Божественной  комедии".  Потому  что  мы  твердо
стоим на своих ногах и в наши земные головы приходят только  наши,  земные
мысли. Так почему  же  вы,  уважаемые  издатели,  охотней  печатаете  явно
внушенные книги Бальзака и  Достоевского,  чем  земные,  самобытные  книги
авторов, которых я из скромности не хочу называть?  Почему  вы,  уважаемые
читатели, охотней читаете внушенные книги  Бальзака  и  Достоевского,  чем
земные, самобытные книги авторов, имена которых назвать мне  опять  же  не
позволяет скромность?" Дальше следует подпись: писатель Дауккенс.
   - Неужели Дауккенс? - ахнул Рокгауз. - Мы же его печатаем. Дауккенс, мы
же вас печатаем, неужели вам мало?
   - Вы печатаете, а они не читают, - вздохнул Дауккенс.
   - И из-за этого вы накатали телегу на всю земную цивилизацию?
   Дауккенс промолчал.
   - Теперь вы видите, - продолжал руководитель делегации, - что  Дауккенс
- наш человек. Каждый земной писатель -  это  наш  человек,  поскольку  он
несет в себе  космос.  -  Он  почему-то  подмигнул  инспектору:  -  Верно,
инспектор?
   - Почему он все время говорит про инспектора? - ревниво спросила миссис
Фунт. - Вызвал нашего Гарри, а говорит про инспектора.
   - Наверно, потому, что инспектор нашел нашего  Гарри,  -  успокоила  ее
мисс Стерлинг. И улыбнулась - не инспектору,  не  Гарри,  а  неожиданно  -
руководителю экспедиции. - Оставьте нам свое имя, - попросила  она.  -  Вы
ведь улетите, исчезнете, испаритесь, как это обычно  бывает  с  мужчинами,
пусть же на Земле останется ваше имя.
   Руководитель экспедиции бросил на мисс Стерлинг космический  взгляд,  в
глубине которого затаилось что-то очень знакомое и земное, и  сказал,  уже
направляясь к выходу:
   - Меня зовут Сель Ави.
   - Но позвольте! - воспрянул духом Дауккенс, - ведь c'est la  vie,  если
не  ошибаюсь,  означает:  такова  жизнь?  Неужели  и  у   вас,   в   вашей
бесконечности, такова жизнь?
   - Жизнь всюду такова, - сказал руководитель экспедиции.
   Вслед за тем южнорыбцы послали землянам последний привет и  улетучились
по-земному - в дверь. Н.Ютон пожал руку инспектору Хосту, затем инспектору
пожали руку Альф Ипсилон и человек по имени  Гральд  Криссби.  Гарри  Уатт
(мистер Фунт) тоже пожал руку инспектору и пошел между столиками.  И  пока
он шел, сердца двух женщин наполнялись волнующим, радостным удивлением.
   Он шел к ним. Он возвращался.




РАССКАЗЫ ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ


   ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА

   Нет сомнения, что  действующие  лица  повести  "Фантастика-буфф"  могут
претендовать на отдельное место в  литературе.  Что  характерно  для  этих
писателей?
   Н.Ютон твердо верит, что наука способна на все, но  это  не  только  не
пугает   его,   но,   наоборот,   наполняет   бодростью   в   энтузиазмом.
Научно-технический прогресс не вызывает у него ни  тревоги,  как  у  Альфа
Ипсилона, ни холодного скептицизма, как у Селя Ави. Н.Ютон смотрит на  мир
широко  открытыми  глазами  младенца,  твердо  верящего,  что  его  устами
глаголет истина. Несмотря на молодость автора (ему нет еще и сорока  лет),
его перу принадлежат объемистые романы, которые, впрочем, печатаются здесь
в сокращения. Так, роман "Время" в  своем  расширенном  варианте  является
своеобразной хроникой нескольких поколений. Родоначальник семейства, некий
Стевиц, был настолько беден, что не имел даже собственных часов и вынужден
был спрашивать время у первого встречного. Потомки его разбогатели  и  уже
никого ни о чем не спрашивали, никого вообще не замечали вокруг.  И  время
жестоко отомстило им за себя, время вообще мстит  за  себя,  когда  о  нем
долго не спрашивают.
   Альф Ипсилон  тоже  романист  (печатается  в  сокращении),  романы  его
посвящены вечным и безграничным проблемам времени и пространства,  но  его
произведения пронизывает тревога за них. В романе "Такси" автор размышляет
о прошлом и будущем, а также об отношении настоящего  к  тому  и  другому.
Особенно  памятна  его  фраза  (выпавшая   в   процессе   редактирования):
"Настоящее из прошлого строит будущее,  и  само  превращается  в  прошлое,
чтобы было из чего  Строить  будущее  в  будущем  настоящем".  Публикуемый
вариант романа является результатом  кропотливой  редакторской  работы  по
устранению всего вторичного и необязательного, благодаря чему роман  легко
и быстро читается, в чем с удовлетворением убедится читатель.
   Что можно сказать о третьем авторе?
   Сель Ави, самый старший из начинающих фантастов (хотя, если ему верить,
ему нет еще и пятидесяти), уже ничем  не  вдохновляется  и  ни  о  чем  не
тревожится, как его более молодые коллеги.  Сель  Ави  холоден.  Ироничен.
Немногословен. Он пишет не романы, а короткие рассказы, почти не требующие
сокращения. Сель Ави не верит, что прогресс науки - это в  широком  смысле
прогресс, он не станет летать на ушах и питает полное равнодушие к  сахару
(как это можно заметить в рассказе  "Цирк").  Его  не  соблазняет  карьера
Брюна (смотри одноименный рассказ), хотя, как истинный писатель, он  знает
цену молчанию. И все же иногда его равнодушие - не к сахару,  а  ко  всему
остальному - вдруг всколыхнется судорожной  тревогой:  Мария  осталась  на
Земле (смотри рассказ "Мария"). И тогда он срывается с  места  и  летит  к
этой Земле, где люди любят, борются и страдают, где они  умирают  -  пусть
бессмысленно, это неважно, что смерть лишена смысла, важно,  чтоб  его  не
была лишена жизнь.
   В   рассказе   "Органавты",   к   сожалению,   еще    не    завершенном
редактированием, неорганическая материя взывает  к  материи  органической:
"Органавты! - так она называет ее.  -  Органавты!  Наша  планета  -  самая
безжизненная из всех планет! Оставляйте жизнь только  на  нашей  планете!"
Эта ирония Селя Ави может быть понята как тоска по настоящей  органической
жизни.
   Что я еще могу сказать как редактор?
   Все эпитеты - заменены. Все метафоры  -  заменены.  Во  всех  возможных
случаях изменены имена героев. Прямая речь заменена авторской. Авторская -
прямой.
   Остается надеяться,  что  публикуемым  произведениям  предстоит  долгая
жизнь,  в  которой  будет  доредактировано  то,  что  недоредактировано  в
настоящем издании.



Н.ЮТОН


   ВРЕМЯ

   - Вы не скажете, который час? - спросил Стевиц.
   Камень что-то буркнул в ответ.
   Уже давно был преодолен барьер, отделявший  неорганическую  материю  от
органической, когда они обвиняли друг друга  в  отсутствии  жизни.  Каждый
видит только свою жизнь, а чужой жизни не хочет замечать.
   - Простите, я не расслы