тыщет царевич.
   Мальчик замолчал и нахмурился.
   - Ну, я взял и пустил эту стрелу. Будто от царевича.
   - И она поверила?
   - Поверила. Теперь носится с этой стрелой.
   - А вы смеетесь?
   - Смеемся, - кивнул Мальчик-с-пальчик и еще больше нахмурился.
   Бедная Лягушка! Мы себе тут сидим  и  разговариваем,  а  она  там  ждет
своего царевича и, когда куда-нибудь уходит, предупреждает  соседей:  "Тут
один царевич должен прийти. Пусть подождет, я ненадолго".
   Вот когда пригодилась бы волшебная палочка... Но Золушка говорит,  если
очень захочешь, даже прутик может стать волшебной палочкой.  Прутик  есть,
остается захотеть. Очень сильно захотеть...
   Я напрягся изо всех сил и - махнул прутиком.



   5. ЦАРЕВНА ЛЯГУШКА

   В дверь постучали, и на пороге появилась девочка. Обыкновенная девочка,
а совсем не лягушка.
   - Что нам по арифметике? - спросила она с порога  и  смутилась,  увидев
меня.
   Мальчик  тоже  смутился.  Он  посмотрел  на  меня,  и  -  дети   хорошо
разбираются в таких вещах - взгляд его  остановился  на  прутике.  Видимо,
поняв, что произошло, он успокоился и сказал:
   - Заходи!
   И - покосился на прутик.
   - Мне только спросить, - сказала Царевна Лягушка, обращаясь  скорее  ко
мне, чем к Мальчику.
   Я отвернулся к окну.
   Погода начала портиться: на стекле появились капли дождя. Кажется,  это
ручьи катятся с гор - с тех гор,  которые  видны  из  окна  дома.  Я  вожу
прутиком по стеклу, но не остановить горные потоки.


   У меня за спиной разговор:
   - Здесь неправильно, - голос Царевны Лягушки. - Один волк  плюс  семеро
козлят равняется семеро козлят.
   - Но он же волк. Понимаешь? Волк!
   - Зато их семеро.
   - Все равно волк съест козлят, - убежденно говорит Мальчик.
   - Так ты хочешь, чтобы он их съел?
   - Я хочу? Я совсем не хочу!
   - Зачем же ты так решаешь?
   Я подхожу к ним и теперь могу поближе рассмотреть девочку. Что-то в ней
все же есть от лягушки: большой рот и глаза зеленоватого  цвета.  И  одета
она в старое зеленое платьице, перешитое из еще более старого. А на голове
у нее две косички, похожие на  рожки  (мечту  моего  бычка).  Одной  рукой
девочка поправляет косички, а другой прижимает к себе  что-то,  спрятанное
за пазухой.
   - Что это у тебя?
   Царевна Лягушка сразу забыла об арифметике.
   - Это у меня стрела. Мне ее прислал царевич. По этой стреле  он  должен
меня найти. Меня очень трудно найти, потому что я живу в таком месте... Но
по этой стреле царевич меня найдет, и мы уедем далеко-далеко, может  быть,
в тридевятое царство...
   - Но почему ты решила, что это стрела от царевича?
   - А от кого же еще? - она улыбнулась,  словно  и  впрямь  больше  ждать
стрелы было не от кого.
   - А если царевич все-таки не придет?
   - Это царевич-то?
   И до чего же  она  уверена,  что  все  случится  именно  так,  как  она
придумала!
   - Ну так вот, - говорю я, - царевич здесь не при чем. Над тобой  просто
подшутили.
   - Так я вам и поверила! - она крепче прижала к себе стрелу. -  Я  лучше
пойду, мне еще по физике учить - про волшебную лампу Аладдина.
   - Но если ты мне не веришь, пусть он сам тебе подтвердит.
   Мальчик молчит. Он не поднимает глаз от тетрадки.  Царевна  смотрит  на
него, и глаза ее, два зеленых островка, расширяются (так бывает  во  время
отлива) - и вдруг (так бывает  во  время  прилива)  их  начинает  заливать
водой.
   - Что ты? Из-за чего? Неужели тебе не лучше знать правду?
   Тонут зеленые островки. Теперь  это  даже  не  островки,  это  корабли,
которые потерпели крушение.


   Мальчик-с-пальчик еще ниже опустил голову.
   -  Если  б  мой  отец  умел  воспитывать...  Если  б   не   был   таким
слабохарактерным...
   - Ты не прав, твой отец не слабохарактерный. Я  знаю  его  с  тех  пор,
когда он был Змеем Горынычем.
   - Кем был?
   - Змеем Горынычем. Знаешь, как перед ним тряслись? Чуть  что  -  и  нет
человека.
   - Это неправда, - говорит Мальчик-с-пальчик. - Это вы все выдумываете.
   - Я ничего не выдумываю. Можешь сам спросить у отца.

   1 волк + 7 козлят = 1 волк.

   Семеро козлят расплываются, их уже невозможно прочесть.

   1 волк + (что-то расплывчатое) = 1 волк.

   Только мокрое место от козлят. Это оттого, что Мальчик плачет.
   - Кап, кап, кап! - это Мальчик-с-пальчик.
   - Кап, кап, кап! - это Царевна Лягушка.
   - Кап, кап, кап! - это дождь стучит за окном.
   Не успеешь человеку открыть глаза, как из них тотчас льются слезы.



   6. КОНЕК-ГОРБУНОК

   Дорога сбежала в долину и пошла не  спеша.  Иногда  от  нее  отделялась
тропинка, уводившая неизвестно куда, лишь бы не идти в общем потоке.  Было
жалко  смотреть,  как  она,  беспомощная,  пытается  пробиться,  проложить
собственный путь, стать тоже куда-то ведущей дорогой.
   Еще одна тропинка ныряет в кусты, и оттуда доносится слабый  шорох.  Мы
прислушиваемся, раздвигаем кусты, и вот - он сидит перед нами.
   Судя по горбу, это здешний верблюд, но судя по ушам, это здешний  заяц.
Правда, хвост и копыта наводят на мысль, что это скорее конь, а еще скорее
- конек, учитывая размеры.
   - Сейчас, - говорит конек, - сейчас я ее разбужу!
   - Кого это?
   - Спящую красавицу. Разве можно спать, когда вокруг такое творится?
   Он стал  рассказывать,  что  вокруг  творится.  Я,  наверно,  слышал  о
бременских музыкантах? Ну так вот.


   Выгнали бременские музыканты  разбойников  и  стали  жить  в  их  доме.
Живут-поживают, добра наживают (именно так!). Осел воду  возит,  петух  на
воротах кукарекает, собака дом сторожит,  а  кот  по  кладовкам  хозяйство
учитывает.
   Шнырял кот, шнырял и вышнырял сапоги. Натянул их, усы подкрутил и давай
командовать: "Ты, осел, дом сторожи, тебе это больше подходит. Ты,  петух,
воду носи. А ты, собака, давай кукарекай!"
   Делать нечего - надо слушаться: все-таки кот в сапогах!
   Носит петух воду в клюве по капельке, а собака визжит, скулит -  учится
кукарекать.
   "Что-то они у меня невеселые, - тревожится кот. - Не  иначе  -  сапогам
завидуют. У петуха вон и шпоры есть, а сапог нету..."
   Позвал осла. "Что-то наш петух  мне  не  нравится.  Пойди,  стукни  его
копытом".
   Дальше живут уже без петуха.  Осел  дом  сторожит,  а  собака  за  себя
кукарекает да еще за петуха воду носит.
   "Чем она недовольна?" - удивляется кот. "Пойди, - говорит ослу, - ударь
собаку копытом!"
   Дальше живут уже без собаки. Осел воду возит. Осел дом  сторожит.  А  в
свободное время осел кукарекает.


   - Разве ж это справедливо? - спрашивает конек.
   - Ну, если такой осел...
   Дело не в осле, говорит конек. Я, наверно, слышал о Храбром портном? Ну
так  вот.  После  того,  как  он  там  победил,  все  успокоились,   стали
жить-поживать  (жить-поживать!).  Только  сам  портной  не   может   никак
успокоиться: у него все подвиги в голове.
   И вот  приходит  к  королю  самый  маленький  писаришка,  без  имени  и
отчества, и говорит: "Допустите меня до него, ваше величество. Он  у  меня
успокоится".
   Не поверил король: "Да ты прочитал, что у него на поясе  сказано?  Ведь
он, когда злой бывает, семерых убивает!"
   Писаришка только хихикнул в рукав: "Ничего, ваше величество, вы  только
меня до него допустите!"
   "Шут с тобой, - отмахнулся король. - Иди, допускаю."
   Вызывает писаришка Храброго портного. Сам сидит, глаза в стол прячет, а
портной стоит перед ним, с ноги на  ногу  переминается.  Выждал  писаришка
несколько минут, а потом говорит: "Так-так..."
   Портной переминулся с ноги на ногу. "Что - так? Говорите прямо!"
   И тогда писаришка поднял на него  глаза.  Голубые  глаза,  с  небольшой
поволокой. "Так... - опять помолчал. - Так-так..."
   Внутри у портного стало чего-то холодно. "Я вас не понимаю...  В  каком
смысле - так?.."
   Писаришка поднялся во весь свой маленький рост. "Значит,  так?  Что  ж,
так и запишем!"
   Тут не выдержал Храбрый портной: "Не записывайте! - просит. - Только не
записывайте!".
   Сидит за столом писаришка, маленький писаришка, без имени и отчества, а
перед ним стоит Храбрый портной. Смирный такой, мухи не обидит...


   - Разве ж это справедливо? - спрашивает конек.
   - Ну, если такой храбрый...
   Дело не в храбрости, говорит конек.  Я,  наверно,  слышал  про  Красную
Шапочку? Ну так вот, после того, как волк ее съел, все стали жить-поживать
и добра наживать. А волк нацепил на себя красную шапочку, и никто  не  мог
догадаться, что он волк.
   И вот выходит он к людям из леса и говорит:
   "Граждане, - говорит он и поправляет на голове красную шапочку,  -  что
это у нас происходит - так это же прямо беда! Где наши  бравые  музыканты?
Их нет. Где наши храбрые портные? Их нет. А тут  еще  один,  не  помню  по
фамилии, девочку сожрал. Правильно я говорю, бабушка?"
   Из толпы вытолкнули заплаканную бабушку.
   "Правильно, сынок, правильно! Коли хочешь, я тебе я фамилию назову!"
   "Фамилию?" - "Фамилию, сынок!" - "Фамилию?!" - "Фамилию, голубчик!"
   "Ну ладно, давай фамилию", - говорит волк, снимая красную шапочку.


   - Вы понимаете, в каком смысле он снял  эту  шапочку?  -  объяснил  мне
конек. - В том смысле, что  теперь  ему  стесняться  нечего...  Вот  какие
дела... - Он помолчал. - А эта красавица спит и ничего не подозревает.
   - Но разве ж она может помочь? Разве ж от нее зависит?
   - Ну, знаете! - вздыбился конек. - Если все будут так рассуждать...  От
одного не зависит, от другого не зависит, а от  кого  зависит?  От  серого
волка?
   Сколько на свете сказок, и в каждой какие-то свои неприятности.
   - Ты погоди, не горячись...
   - Да, я горячусь! - сказал конек. - Я горячусь и буду горячиться,  пока
не разбужу эту Спящую красавицу и всех остальных, которые спят!
   - А почему всех должен разбудить именно ты?
   Оказывается, это очень важный вопрос - кто разбудит.  Потому  что  если
красавицу разбудят разбойники, то она тоже станет разбойником, а если  так
- лучше ей никогда не просыпаться.  Между  прочим,  эти  братья-разбойники
давно замышляют ее разбудить, а это такие братья... У них  на  каждого  по
четыре ружья.
   -  Когда  хочешь   кого-нибудь   разбудить,   главное   -   изолировать
братьев-разбойников! - говорит конек-горбунок.
   Спящая красавица спит, но все же она красавица. Конек не смыкает  глаз,
но он далеко не красавец. Он тощий, замученный, будто держит весь  мир  на
своем горбу.
   Тоже нашелся Еруслан Лазаревич! Самого от земли не видать, а еще  хочет
тягаться с разбойниками! Добро бы был настоящий конь.
   А что если его прутиком? Взять прутик и - раз!
   - Видишь этот прутик?
   При виде прутика он попятился.
   - Вы это оставьте, сейчас не время шутить.
   - А я не шучу.
   Мне оставалось только  захотеть.  Очень  сильно  захотеть,  чтобы  этот
маленький горбатый конек стал большим и сильным красавцем...
   - Приступим к делу, - сказал конек. - Нужно успеть, пока светло,  а  то
после ее не добудишься...
   Он хотел еще что-то сказать, но тут я напрягся и - махнул прутиком.


   Мой  бычок,  который  испуганно  таращил  глаза,  теперь   таращит   их
восхищенно. Словно  подменили  конька-горбунка:  уши  стали  короче,  ноги
длинней, да и спина выпрямилась. А рост, рост! Прямо богатырский!
   - Видишь, а ты не хотел. Вот теперь буди свою красавицу.
   Поднял конь красивую голову, прищурил красивые глаза.
   - Будить? Стану я вам будить!
   - А как же осел? Пусть себе кукарекает? А Храбрый  портной?  Ты  должен
был всем помочь!
   Конь - просто чудо: сильный, красивый. Смерил он меня взглядом,  смерил
моего бычка.
   - Во-первых, я никому ничего не должен.  А  во-вторых  -  с  какой  это
стати? - Он лег на траву,  вытянув  красивое  тело.  -  Пусть  каждый  сам
старается для себя.
   - А серый волк? А братья-разбойники? Ведь у  них  на  брата  по  четыре
ружья!
   Коня будто ветром подняло на ноги и затрясло, как от ветра.
   - Я не буду... Я не хочу... Отведите меня на конюшню!



   7. ЦАРЕВНА НЕСМЕЯНА

   Аты, баты, шли солдаты,
   Аты, баты, на базар.
   Аты, баты, что купили?
   Аты, баты, самовар.
   Аты, баты, сколько стоит?
   Аты, баты, три рубля...

   Аты-баты, как ножницами, стригут пространство, то удаляясь от  нас,  то
опять приближаясь, и нам никак не понять смысла этих занятий. Десять шагов
туда - десять шагов обратно. Двадцать шагов туда - двадцать шагов обратно.
Как бы далеко они ни ушли, они всякий раз возвращаются на старое место.
   Смог бы я так идти? Наверно, не смог бы.  Аты-баты  могут,  потому  что
жизнь им предельно ясна и на все у них готовы ответы. Куда идти? На базар.
Что купить? Самовар. Сколько дать за него? Три рубля и ни копейки больше.
   Но  вот,  наконец,  появляется  самовар,  о  котором  у   них   столько
разговоров, вот он ставится на землю, и аты-баты усаживаются вокруг него.
   Я выхожу из своего укрытия, на всякий случай оставляя там своего бычка.
   - Здравствуйте, ребята.
   - А, здорово! Чай будешь? Эй, где там у нас лишняя чашка?
   Мы знакомимся. Аты-баты представляются по очереди:
   - Катигорошек.
   - Выкатигорошек.
   - Окатигорошек.
   - Перекатигорошек.
   Вообще-то они все Горошки, а отличают их  только  профессии.  Один  был
кучером, катал царя и министров ("Кати, Горошек!"),  второй  выкатывал  из
подвала бочки с вином ("Выкати, Горошек!"), третий поливал улицы  ("Окати,
Горошек!"),  четвертый  просто  бродил,  нигде  подолгу  не   задерживаясь
("перекати-горошек"). Но теперь они на военной службе, так что  у  всех  у
них дело одно.
   - Какое дело?
   Они переглянулись между собой и приосанились.
   - Слыхал про Несмеяну? Ну вот. Значит, мы ее охраняем.
   Несмеяна - это царевна. Не настоящая царевна, а бедная девушка, которую
для смеха взяли во дворец. У них тут царствует царь Горох,  а  министры  у
него все - шуты гороховые. Вот они и взяли во дворец бедную  девушку.  Для
смеха.
   - Ну и что?
   - Вот тебе и что. Взяли ее,  а  она,  вместо  того,  чтобы  радоваться,
плачет целыми днями. Только портит всем настроение. Ну, и заперли ее. Чтоб
повеселела.


   Наступила ночь. Уснули аты-баты, а на посту остался один - Катигорошек.
   Он стоял, как положено стоять на посту: твердые плечи, твердая грудь  и
твердый взгляд, устремленный в пространство.
   Но вот он поднял этот взгляд вверх - туда, к окну башни, и  еле  слышно
позвал:
   - Несмеяна!
   В окне появилась девушка.
   - Несмеяна, - зашептал Катигорошек, - послушай новый анекдот. У  одного
царя был сын, а у сына жена, а у жены  свекор.  И  этот  свекор  был  тоже
царем...
   Катигорошек рассказывал анекдот, подчеркивая смешные места,  а  кое-что
даже изображая.
   -  Правда,  смешно?  -  осведомился  он.  -  А   вот   еще   анекдот...
Обхохочешься!
   Царевна не смеялась.
   - Да ты вникни, ты только себе представь, - Катигорошек перевел  дух  и
опять зашептал, то и дело оглядываясь на  спящих  товарищей:  -  Помню,  я
нашего катал, вот было смеху!
   Тут он прервал рассказ, потому что время его истекло  -  на  смену  ему
спешил Выкатигорошек.
   Этот стражник грозно замер на своем посту в стоял неподвижно, пока  его
товарищ укладывался на отдых. Но едва лишь все стихло, он поднял голову  и
позвал:
   - Несмеяна!
   И опять царевна в окне.
   - Не смеешься?  -  спросил  Выкатигорошек.  -  Это  ты  зря.  Раз  надо
смеяться, ничего не поделаешь. Все мы в мире горошки, что  прикажут  -  то
делаем. - Он вдруг скорчил рожу и высунул язык:  -  А  у  тебя  вся  спина
сзади!
   Царевна не улыбнулась.
   - Ты слышишь? Ты, наверно, не слышишь? Я говорю: у  тебя  спина  сзади.
Понимаешь? Сзади спина!
   Нет, не улыбнулась царевна.
   Тогда он отошел на приличное расстояние и - пошел к ней мелким  шажком,
неся издали свою подстрекательскую улыбку, но на  полдороге  шлепнулся  на
землю, поднялся и сказал с  улыбкой,  которая  ничуть  не  пострадала  при
падении:
   - Чуть-чуть не упал.
   Царевна не улыбнулась.
   - А ты знаешь, как катится  бочка?  -  Выкатигорошек  лег  на  землю  и
несколько раз перевернулся со спины на живот. Потом  встал,  отряхнулся  и
сказал: - Вот видишь, ты сама не хочешь...
   Тут пришло  ему  время  сменяться  с  поста,  и  на  его  месте  застыл
неприступный  Окатигорошек.  Он  стоял,  не  сводя  глаз  с  одной  точки,
находившейся в противоположном  направлении  от  того  места,  которое  он
должен был охранять, и старался не моргать, чтобы не закрывать  глаз  даже
на долю секунды. Но вскоре заговорил и он:
   - Царевна, - сказал он, - у нас такой царь, такие министры...  Царевна,
это же просто смешно: почему вы одна не смеетесь?
   Она ничего не ответила.
   - Хорошо. Допустим, у вас есть причины. Но,  царевна,  войдите  в  наше
положение: вы думаете, нам весело вас  сторожить?  Куда  веселее  поливать
дороги, чем шагать по ним без всякого смысла - взад-вперед. Но мы же не по
своей воле, царевна,  у  нас  нет  своей  воли,  мы  делаем  то,  что  нам
говорят...
   - Я сейчас заплачу, - сказала царевна.
   - Нет, нет, пожалуйста, только не это! Я хотел  вас  рассмешить,  а  вы
вдруг расплачетесь - это даже смешно...
   - Ничего нет смешного.
   - Нет? Почему же нет,  это  вы  просто  не  видите.  А  вы  посмотрите,
присмотритесь получше... Уверяю вас, если хорошо присмотреться...
   - Какой вы смешной, - сказала царевна.
   - Да, я смешной, я очень смешной! Вы даже  не  представляете,  какой  я
смешной!.. Только... почему же вы не смеетесь?


   Ночь кончилась. Аты-баты опять на ногах. Десять  шагов  туда  -  десять
шагов обратно. Двадцать шагов туда - двадцать шагов обратно.
   Я отвязываю бычка и на прощанье машу им прутиком.  Я  машу  прутиком  и
говорю про себя:
   - Пусть им царевна засмеется!



   8. ЦАРЬ ГОРОХ

   Его дворец.
   Первое, что мы видим, - это распахнутое окно. Первое, что мы слышим,  -
доносящийся из окна оглушительный хохот. От этого хохота сотрясается  весь
дворец, и кажется, это он хохочет, широко разинув свое окно.
   Мы  хотим  пройти  мимо,  но  тут  в  окне  появляется   голова   царя,
сопровождаемая головами министров.
   - Эй, ты, - кричит царь Горох. - Куда ведешь своего осла?
   - Это не осел, - говорю я и выставляю бычка  наперед,  чтобы  царь  его
получше увидел.
   - Ты молчи! - ликует царь. - Я у него, а не у тебя спрашиваю!
   Он хочет сказать, что спрашивает у моего бычка. А осел, дескать, я. Это
он так шутит.
   - Так, говоришь, не осел?
   Головы министров покатываются со смеху и  дружно  скатываются  с  окна.
Остается только веселая голова царя Гороха.
   - Ох, - говорит царь, - ты  меня  совсем  уморил!  Ничего  не  скажешь,
веселый парень. Значит, как ты говоришь? Не  осел?  Вот  это  отмочил!  Ты
погоди, я сейчас к тебе выйду!
   Царь исчез в окне и тут же появился на ступеньках.
   - Так, говоришь, не осел? Это ничего, остроумно.
   Царь присаживается на ступеньку и снимает с  головы  корону,  обнаружив
при этом великолепную, прямо-таки царскую лысину.
   - Жарко нынче в короне, - объясняет свои действия царь. - И вообще  без
головного убора - это как-то здоровее для организма. А? Как ты находишь?
   - Я не знаю.
   - Не знаешь? - засмеялся царь и смеялся долго, до слез. -  Это  ничего,
остроумно. Я вижу, с тобой не соскучишься. А это у тебя кто? - царь  хитро
подмигнул: - Не осел?
   - Да нет, это бычок.
   - Не жареный, нет? Терпеть не могу бычков в сыром виде!
   - Он не сырой, он живой!
   Царь Горох гладит бычка по спине, треплет его за уши:
   - Это он для себя живой, а для нас - просто сырой, верно?
   Разговор  принимает  такой  оборот,  что  я  чувствую  -  надо   скорей
убираться. Но царь и не собирается нас отпускать, он только еще  вошел  во
вкус разговора.
   - Значит, ты так: из сказки в сказку? Вроде бы путешествуешь?  Ну,  это
ничего: у меня полцарства ходит по миру. Перекатигорошки. А вот  интересно
знать: что ты скажешь о соловье-разбойнике?
   Непонятно, почему он вспомнил о соловье? Наверно, пот