ром его проходили в школе,
но Праматери вдруг стало скучно, как бывало когда-то в  школе,  и  она  не
могла себя пересилить, хотя ей не хотелось обижать старика.
   Брэк рылся в магнитофонных записях. Метр дремал.
   - Истину мало найти, ее нужно найти своевременно, в то недолгое  время,
когда она жива, - говорил Галилей. -  Десятки  тысяч  томов,  учебников  и
трактатов полны мертвыми истинами, им поклоняются, их отливают в бронзу, а
тем временем живые истины  незаметно  доживают  свой  век,  а  если  их  и
замечают, то лишь для того, чтобы покончить с ними, как с ложью.
   - Может, поставим музычку? - спросил Брэк.
   - Давай! - оживилась Праматерь и сконфузилась. Все-таки  ей  было  жаль
старика. Ей было по-настоящему жаль  старика,  но  ей  хотелось  послушать
музыку.
   - Выключай его! - сказал, просыпаясь. Метр.
   Учитель уже жалел, что принес домой эту пленку. Лучше б  она  лежала  в
лаборатории, а они бы слушали музыку, и никто б никому не мешал.  И  жизнь
Галилея  зависела  б  не  от  него,  от  Учителя,  а  от  целого  научного
коллектива, который знает, когда включать ее, а когда выключать.  Все  это
проходило бы в соответствии с планом работ, и даже сам Галилей не был бы в
претензии. Ведь сейчас, собственно, он живет незаконно...
   - Извини, Галилей, - сказал Учитель, - эксперимент на сегодня окончен.
   - Эксперимент?
   - Называй как хочешь.  Каждая  жизнь  -  эксперимент,  иногда  удачный,
иногда неудачный.
   - Вот это мысль! - восхитился Брэк. - Учитель, ты существуешь!
   Праматерь чуть не плакала, так ей было грустно. Она уже  привязалась  к
Галилею и даже  успела  немножко  его  полюбить.  Как  своего  дедушку.  У
Праматери никогда не было дедушки, но если б он был, она бы  его  вот  так
полюбила. Как старика Галилея. И ей было б жаль,  если  б  он  должен  был
умереть.
   Но Брэк уже держал в руках пленку с веселой музычкой, а Метр разливал в
бокалы вино.
   - Вы хотите меня убить? - спросил Галилей. -  Именно  сейчас,  в  самую
важную  для  меня  минуту?..  Но  ведь  вместе  со  мною  умрет  истина...
Послушайте... Я обращаюсь к суду Святой Инквизиции... Милосердной и Святой
Инквизиции...
   Учитель нажал на рычаг. Все было кончено.
   Сразу стало так тихо, как будто одновременно выключилась вся жизнь -  и
в комнате, и на улице.
   - Это ужасно, - сказала Праматерь, и слезы потекли по ее щекам.
   Метр стал совсем маленьким. Он молчал.
   - Ты хотел что-то поставить, Брэк? - Учитель никак не мог снять  пленку
с магнитофона. - Где же твоя музыка, Брэк?
   - Вот, - протянул Брэк свою музыку, но  так,  что  Учитель  не  мог  ее
взять, а Брэк и не спешил помочь ему дотянуться. - Вот она. Вот.
   - Который час? - спросил Метр и посмотрел на часы. - Впереди еще  целый
вечер...
   - Целый вечер, - сказал Брэк. - Целый вечер.
   - Перестаньте повторять! - крикнула  Праматерь,  и  сама  повторила:  -
Целый вечер...
   - Давайте выпьем, - предложил Метр. И погладил скульптуру Байрона.



    Феликс Кривин.
    Полусказки

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Полусказки". Изд. "Карпаты", Ужгород, 1964.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 16 January 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   - Я, пожалуй, останусь здесь, - сказала Подошва, отрываясь от Ботинка.
   - Брось, пошляемся еще! - предложил Ботинок. - Все равно делать нечего.
   Но Подошва совсем раскисла.
   - Я больше не могу, - сказала она, - у меня растоптаны все идеалы.
   - Подумаешь, идеалы! - воскликнул Ботинок.
   - Какие могут быть в наш век идеалы?
   И он зашлепал дальше. Изящный Ботинок. Модный Ботинок. Без подошвы.



   АДМИНИСТРАТИВНОЕ РВЕНИЕ

   Расческа, очень неровная  в  обращении  с  волосами,  развивала  бурную
деятельность. И дошло до того,  что,  явившись  однажды  на  свое  рабочее
место, Расческа оторопела:
   - Ну вот, пожалуйста: всего три волоска осталось! С  кем  же  прикажете
работать?
   Никто ей не ответил, только Лысина грустно улыбнулась. И в этой улыбке,
как в зеркале,  отразился  результат  многолетних  Расческиных  трудов  на
поприще шевелюры.



   ПЕТУХ-МАССОВИК

   На штатную должность в курятник был назначен Петух-массовик.
   Это был дельный, опытный Петух. В свое время он подвизался  в  качестве
штатного поэта в  популярной  газете  "Быка  за  рога",  потом  возглавлял
какую-то спортивную организацию, и вот теперь, в  связи  с  развернувшейся
кампанией за повышение вылупляемости цыплят, был брошен в курятник.
   Петух собрал вокруг себя наседок и принялся разучивать  с  ними  песню.
Куры, взявшись за крылышки, ходили по кругу и пели:

   Мы выполним, высидим долг до конца,
   Яйцо - нашей жизни опора.
   И если наседка уйдет от яйца -
   Она не уйдет от позора!

   Культурно-массовая работа была в полном разгаре.
   Правда, куры с трудом  выкраивали  минутку,  чтобы  посидеть  на  яйце;
правда и то, что цыплят с каждым днем вылуплялось все меньше.
   Но  это  был  единственный  недостаток  успешной  борьбы  за  повышение
вылупляемости.



   СЕКУНДА

   Был большой разговор о том, что нужно беречь каждую секунду.
   Сначала выступал  Год.  Он  подробно  остановился  на  общих  проблемах
времени, сравнил время в прошлые времена со временем в  наше  время,  а  в
заключение, когда время его  истекло,  сказал,  что  нужно  беречь  каждую
секунду.
   День,  который  выступал  вслед  за  ним,  вкратце  повторил   основные
положения Года и, так как времени на другое у него не оставалось, закончил
свое выступление тем, что надо беречь каждую секунду.
   Час  во  всем  был  согласен  с  предыдущими  ораторами.  Впрочем,   за
недостатком времени, ему пришлось изложить свое согласие  в  самом  сжатом
виде.
   Минута успела только напомнить, что нужно беречь каждую секунду.
   В самом конце слово дали Секунде.
   - Нужно беречь... - сказала Секунда и - кончилась.
   Не уберегли Секунду, не уберегли.  Видно,  мало  все-таки  говорили  об
этом.



   ТРЕЩИНА

   Когда стали заселять новый дом, первой в нем поселилась Трещина.
   С  высоты  своего  потолка  она  оглядела  отведенную  ей   комнату   и
презрительно сплюнула штукатуркой.
   - Ерунда! И это называется - новый дом!
   - Чего вы плюетесь? - проскрипела Половица, приподымаясь. - Раз вам  не
нравится, не надо было вселяться.
   - А если я хочу в новый дом? Сейчас все тянутся к  новому,  -  с  какой
стати мне отставать от жизни!
   Трещина сказала - как припечатала. Потому что при последних  словах  из
нее вывалился Кусок Штукатурки, который сразу поставил Половицу на место.
   "Ишь ты, заступник нашелся! С такими повадками, глядишь,  дом  и  вовсе
развалится!"
   Так подумали двери, и окна, и даже Выключатель, которому, казалось, все
было до лампочки. Подумали, но вслух не сказали: кому охота, как Половице,
получить за Трещину?



   УДОСТОВЕРЕНИЕ ЛИЧНОСТИ

   - Табуретка! Табуретка! - позвал кто-то из комнаты.
   Только что купленная Электрическая Лампочка испугалась:  она  лежала  в
кухне на  Табуретке  и  могла  разбиться,  если  бы  Табуретке  вздумалось
сдвинуться с места. Поэтому Лампочка откликнулась:
   - Кому там нужна Табуретка? В чем дело?
   Чайник, который всюду совал свой нос, услышал это  и  удивился.  "Какая
странная Табуретка!" - подумал он, глядя на Электрическую Лампочку.
   Когда стемнело.  Лампочка  решила,  что  пора  ей  приступить  к  своим
обязанностям.
   - Я хочу устроиться к  вам  на  работу,  -  обратилась  она  к  Пустому
Патрону.
   Пустой Патрон только собирался с мыслями, а Чайник уже опять сунул свой
нос:
   - Вы - на работу к Патрону? Ха-ха!  Ведь  вы  же  не  Лампочка,  вы  же
Табуретка!
   - Какие глупости! - возмутилась Лампочка. -  Меня  можно  проверить  на
работе. Во мне целых двести свечей.
   - Ишь ты, проверить! - ухмыльнулся  Чайник.  -  Ты  справку  представь.
Удостоверение личности. С круглой печатью.
   - Правильно! Нечего тут! - вмешался Электрический Утюг.  Он  был  лицом
заинтересованным, потому что сам работал  в  этой  сети  благодаря  своему
другу Жулику.
   Пустой Патрон все еще не успел собраться с мыслями, поэтому он произнес
рассеянно:
   - Да, да, пожалуйста... С круглой печатью.



   НРАВОУЧИТЕЛЬНАЯ КНИЖКА

   Маленькому мальчику купили  в  магазине  Книжку.  Называлась  она  так:
"Нужно быть послушным". Очевидно, считали,  что  для  маленького  мальчика
такая Книжка может быть полезной.
   Когда люди ушли по своим делам и в комнате никого не  осталось.  Книжка
решила осмотреться на новом месте.  Осторожно,  чтобы  не  ушибиться,  она
спрыгнула с этажерки и отправилась по комнате.
   Первым, кто встретился ей, был отрывной Календарь. В нем уже  почти  не
осталось листиков (потому что дело было в декабре), но он не смущался этим
и даже был, по-видимому, весел.
   - Негодные дети! - возмутилась Книжка. - Разве можно так книги рвать?!
   Календарь только усмехнулся.
   Но Книжка его не поняла: в  ней  ничего  не  говорилось  о  календарях.
Поэтому она, проворчав себе под нос  что-то  нравоучительное,  отправилась
дальше.
   На письменном столе она увидела Пресс-папье.
   - Грязнуля, - сказала Книжка. - Посмотри, ты весь в чернилах!
   Затем она долго отчитывала Форточку за то, что та выглядывает на  улицу
(можно простудиться!), объясняла Маятнику, что не следует все время бегать
взад-вперед. Графину - что нельзя баловаться с водой, и так далее.
   Хорошо, что на ее слова никто не обращал внимания.
   А если бы ее послушали?



   НАУЧНЫЙ СПОР

   Спросите у Половой Тряпки, кто самый  умный  и  образованный  у  нас  в
передней. Она вам сразу ответит: Калоша и Босоножка.
   Калоша и Босоножка отличаются тем, что, как только  оказываются  рядом,
тотчас заводят ученые споры.
   - Какой мокрый этот мир, - начинает Калоша.  -  Идешь,  идешь  -  места
сухого не встретишь.
   - Да что вы! - возражает Босоножка. - В мире совершенно сухо.
   - Да нет же, мокро!
   - Именно сухо!
   Их споры обычно разрешает Комнатная Туфля:
   - Коллеги, оставьте бесполезные споры. Мир бывает  и  мокрым  и  сухим:
мокрым - когда хозяйка моет пол, сухим - все остальное время.



   СНЕЖИНКИ

   Снежинку потянуло к Земле  -  очевидно,  она  слышала  о  Земле  немало
хорошего.
   И вот Снежинка отправилась в путь.
   Она  двигалась  не  так  быстро,  как  ей  хотелось,  потому   что   ее
останавливали другие снежинки, и каждой нужно было рассказать  о  Земле  -
самой лучшей в мире планете.
   Снежинки медленно опускались на Землю, словно боясь ее раздавить:  ведь
Земля одна, а снежинок собралось слишком много.
   Снежинки доверчиво припали к Земле, поверяя ни свои мечты,  свои  планы
на будущее...
   И тогда на них наступил Сапог, толстокожий тупой Сапог, который хотя  и
был на правильном пути, но очень мало понимал в жизни.
   Один Сапог - это еще не вся Земля, по сравнению с Землей он  ничего  не
значит. Но разве могли снежинки в этом разобраться? Раздавленные  сапогом,
они превратились в лед и больше ни о чем не мечтали.
   И на этом льду поскользнулось немало  разной  обуви,  шедшей  по  следу
тупого Сапога, раздавившего маленькие снежинки...



   КРАЕУГОЛЬНЫЙ КАМЕНЬ

   - Уголь - это краеугольный камень отопительного сезона, - говорил Кусок
Угля своим товарищам по сараю. - Мы несем в мир тепло  -  что  может  быть
лучше этого? И пусть мы сгорим, друзья, но мы сгорим недаром!
   Зима была суровой, тепла не хватало, и все товарищи Куска Угля сгорели.
Не сгорел только он сам и на следующий год говорил своим  новым  товарищам
по сараю:
   - ...Мы несем в мир тепло - что может быть  лучше  этого?  И  пусть  мы
сгорим...
   Краеугольный Камень оказался камнем обыкновенным.



   КАРАНДАШ И РЕЗИНКА

   Поженились Карандаш и Резинка, свадьбу сыграли - и живут себе спокойно.
Карандаш-то остер, да Резинка мягка, уступчива. Так и ладят.
   Смотрят на молодую пару знакомые, удивляются: что-то здесь  не  то,  не
так, как обычно бывает. Дружки Карандаша, перья, донимают  его  в  мужской
компании:
   - Сплоховал ты, брат! Резинка тобой как хочет вертит. Ты  еще  и  слова
сказать не успеешь, а она его - насмарку. Где же твое мужское самолюбие?
   А подружки Резинки, бритвы, ее донимают:
   - Много воли даешь своему Карандашу. Гляди,  наплачешься  с  ним  из-за
своей мягкости. Он тебе пропишет!..
   Такие наставления в конце концов  сделали  свое  дело.  Карандаш,  чтоб
отстоять свое мужское самолюбие, стал нести всякую околесицу, а Резинка, в
целях самозащиты  и  укрепления  семьи,  пошла  стирать  вообще  все,  что
Карандаш ни напишет. И разошлись Карандаш и Резинка, не прожив и месяца.
   Перья и  бритвы  очень  остро  переживали  разлад  в  семье  Карандаша.
Единственным утешением для них было то, что все случилось именно так,  как
они предсказывали.



   СИЛЬНЫЙ АРГУМЕНТ

   Мелок трудился вовсю. Он что-то писал,  чертил,  подсчитывал,  а  когда
заполнил всю доску, отошел в сторону, спрашивая у окружающих:
   - Ну, теперь понятно?
   Тряпке было непонятно, и поэтому ей захотелось спорить. А так как  иных
доводов у нее не было, она просто взяла и стерла с доски все написанное.
   Против такого аргумента трудно было возражать: Тряпка явно использовала
свое служебное положение. Но Мелок  и  не  думал  сдаваться.  Он  принялся
доказывать все с самого начала -  очень  подробно,  обстоятельно,  на  всю
доску.
   Мысли его были достаточно убедительны, но -  что  поделаешь!  -  Тряпка
опять ничего не поняла. И когда Мелок окончил, она лениво и небрежно снова
стерла с доски все написанное.
   Все, что так долго доказывал Мелок, чему он отдал себя без остатка...



   ПО ЧУЖИМ НОТАМ

   Скворец пошел на повышение: его назначили соловьем.
   Сидит Скворец в кабинете и  вникает  в  соловьиные  дела:  сегодня  ему
придется выступить на расширенном заседании заведующих секторами  до,  ре,
ми,  фа,  соль  и  ответственных  работников  Управления  по  согласованию
диссонансов. Остается только набросать выступление.
   Скворец  нажал  кнопку,  и  в  дверях   неслышно   появился   начальник
Соловьиного кабинета Воробей.
   - Набросай-ка, голубчик, несколько нот по канареечному вопросу. Только,
знаешь, в таком, мажорном духе.
   Начальник  Соловьиного  кабинета  вызвал  к   себе   в   кабинет   свою
заместительницу по работе среди женщин Ворону.
   - Тут, товарищ Ворона, насчет канареек нужно что-нибудь придумать. Тащи
сюда нотную энциклопедию и займемся...
   Вечером Скворец выступал на расширенном заседании.  Поклевывая  лежащую
перед ним плотную стопку бумаг, он начал:
   - Чик-чирик! Карр! Чик-чирик!
   Заведующие секторами и  ответственные  сотрудники  Управления  слушали,
зевали, но не удивлялись: к таким выступлениям они давно  привыкли.  И  во
времена бывшего соловья Дрозда, и во времена Чижа, и во времена Зяблика, -
всегда выступления на любую тему звучали одинаково: "Карр! Чик-чирик!"



   ЗАГУБЛЕННЫЙ ТАЛАНТ

   Ботинки скрипели  так  громко,  что  Шлепанцы,  у  которых  при  полном
отсутствии голоса был довольно тонкий слух, не раз говорили:
   - Да, наши Ботинки далеко пойдут.
   Но как бы далеко ни ходили Ботинки, всякий раз они возвращались в  свою
комнату.
   - Ну, что? - интересовались Шлепанцы. - Как реагировала публика?
   - Да никак. Советовали нас чем-то смазать.
   - Канифолью, наверное! -  подхватывали  Шлепанцы.  -  Слышали  мы  этих
любителей канифоли, - разве у них скрип? А тоже называются - Скрипки!  Вот
у вас...
   Ботинки стояли, задрав носы от  удовольствия.  Им  даже  было  немножко
приятно, что их не понимают,  недооценивают,  и  они  с  радостью  внимали
словам Шлепанцев:
   - Ничего, ваше время придет!
   И время Ботинок действительно  пришло.  Их  смазали,  но,  конечно,  не
канифолью, а обыкновенным жиром. Ботинкам, как видно, жир понравился,  они
успокоились и перестали скрипеть. В комнате стало совсем тихо.
   И  только  временами  из-под  кровати   доносился   сокрушенный   вздох
Шлепанцев:
   - Какой талант загубили!



   РАЗГОВОР ОБ ИСКУССТВЕ

   Болтаясь  без  дела  на  макушке  модной  шапочки,  Кисточка  попала  в
картинную галерею и сразу привлекла внимание нескольких скучающих шляпок.
   - Как она шикарна! - заволновались шляпки. - Как оригинальна!
   - Знаете, это родственница знаменитой Кисти!
   - Да что вы! Какой контраст!
   - Я всегда говорила, что в нашей хваленой Кисти нет ничего  особенного.
Три волоска, перепачканные краской, - вот и  вся  ее  красота.  Но  вы  же
знаете - вкусы публики!
   -  Смотрите,  смотрите!  Эта  маленькая  Кисточка  просто  великолепна.
Обратите внимание на ее прическу...
   Нашлось немало дельных замечаний по этому поводу, и начался оживленный,
увлекательный разговор.
   Шляпки были очень довольны, что здесь,  в  картинной  галерее,  нашелся
наконец предмет, о котором они могли судить вполне квалифицированно.



   ЦЕПИ

   Лишь только Колодезный Ворот начинает скрипеть, Бадья не выдерживает  и
со всей высоты бросается в воду. "Лучше утопиться, чем так жить!" - думает
она.
   А Ворот, искушенный в капризном характере своей подруги, думает: "Ну  и
топись! Без тебя хоть вздохну свободнее".
   Проходит минута - Бадья не подает признаков жизни.  "Утонет  еще,  чего
доброго! - тревожится Ворот. - Да и я виноват - разошелся слишком".
   И Ворот, тужась и кряхтя, вытаскивает Бадью, освобождает  ее  от  воды,
которой она порядочно нахлебалась, и клянется на  будущее  крепко  держать
Бадью, не давать ей спуску.
   Но не проходит и нескольких минут, как все начинается с начала.
   "Дернуло ж меня связаться с этой Бадьей!  -  скрипит  Ворот.  -  Совсем
закрутился я с ней. Ох, эти проклятые цепи!"
   "Правда, если  разобраться,  -  продолжает  он  рассуждать,  -  я  тоже
виноват. Разошелся слишком. Надо вытащить, а то утонет еще, чего доброго!"



   ПРОБОЧНОЕ ВОСПИТАНИЕ

   В семье Сверла радостное событие: сын родился.
   Родители не налюбуются отпрыском, соседи смотрят - удивляются:  вылитый
отец!
   И назвали сына Штопором.
   Время идет, крепнет Штопор, мужает. Ему бы настоящее дело  изучить,  на
металле себя попробовать (Сверла ведь все  потомственные  металлисты),  да
родители  не  дают:  молод  еще,  пусть  сперва  на  чем-нибудь  мягоньком
поучится.
   Носит  отец   домой   пробки   -   специальные   пробки,   утвержденные
министерством  просвещения,  -  и  на  них  учится   Штопор   сверлильному
мастерству.
   Вот так и воспитывается сын Сверла - на пробках. Когда же приходит пора
и пробуют дать ему чего-нибудь потверже (посверли, мол,  уже  научился)  -
куда там! Штопор и слушать не хочет! Начинает сам для себя пробки  искать,
к бутылкам присматриваться.
   Удивляются старые Сверла: и как это их сын с дороги сбился?



   НА СТРАЖЕ МОРАЛИ

   Ломик приблизился к Дверце сейфа и представился:
   - Я - лом. А вы кто? Откройтесь!
   Дверца молчала, но Ломик был достаточно опытен в таких делах. Он  знал,
что скрывается за этой внешней замкнутостью, а потому без лишних церемоний
взялся за Дверцу...
   - Отстаньте, хулиган! - визжала Дверца.
   - Брось выламываться! Знаем тебя!
   За этой сценой с  интересом  наблюдала  Телефонная  Трубка.  Первым  ее
движением было позвонить и сообщить куда следует, но потом  она  подумала,
что не стоит связываться, да к тому же интересно было узнать, чем кончится
эта история.
   А когда все кончилось. Телефонная. Трубка принялась всюду звонить:
   - Наша-то недотрога! Делает вид, будто так уж верна своему Ключу, а  на
самом деле...



   СПЛЕТНЯ

   Очки это видели своими глазами...
   Совсем еще новенькая, блестящая Пуговка соединила свою жизнь со старым,
потасканным Пиджаком. Что это был за Пиджак!  Говорят,  у  него  и  сейчас
таких вот пуговок не меньше десятка, а сколько раньше было -  никто  и  не
скажет. А Пуговка в жизн