овпадение?  Четыре  года  главный
кардиолог возглавляет кардиологический центр, и  все  это  время  директор
лечит у него свое сердце. А если четыре года -  не  случайное  совпадение?
Значит, он все время - страшно подумать! - лечился у человека без извилин?
   "Совпадение... сов. падение... - бормотал директор.  -  Какая  странная
аббревиатура. Странная и вместе с тем справедливая. У них на западе взлет,
а у нас все время падение, наше родное совпадение..."
   Зазвонил телефон. Друг  директора,  известный  писатель,  сообщил,  что
вышел из печати последний том четырехтомного собрания его сочинений и  что
он посылает директору дарственный экземпляр.
   - Наконец-то я сбросил этот четырехтомник. Каждый год по тому,  быстрей
у них не получается. Полиграфия!
   Директор поздравил друга с завершением Избранного. Собственно, это было
не избранное, а полное собрание его сочинений: помимо  этого  друг  больше
ничего не написал. Он включил в свое  собрание  даже  выбранные  места  из
переписки с друзьями. Нет, выбранные места - это у Гоголя, а друг  включил
всю переписку.
   Четыре тома, каждый год по тому, - размышлял  директор,  простившись  с
писателем. - Получаются те же четыре года. Да нет, ерунда, нельзя написать
книжку без извилин... А почему, собственно,  нельзя?  Ведь  он,  директор,
этих книг не читал, он читал  только  дарственные  надписи.  Какой-то  том
начинал читать - не то  первый,  не  то  второй  -  и  бросил  на  третьей
странице. Плохо  пишет  друг,  нечитабельно.  Хоть  бы  раз  оторвался  от
машинки, сам себя почитал.
   Ну, этот - Бог с ним. Не так  существенно,  с  извилинами  он  или  без
извилин. Его в конце концов можно и не читать.  Другое  дело  кардиология.
Или болезни мозга.
   - А вы о Бахе ничего не слышали? - спросил он Рыженбаха - просто,  чтоб
поддержать разговор.
   - Как же не  слышал?  Замечательный  композитор.  Так  сказать,  первая
величина.
   Вот это новость! Оказывается, Бах стал композитором. Здесь его  уволили
по сокращению штатов, а он куда пошел! Неужели выпрямили извилины?  Прямая
- кратчайшее расстояние на  пути  к  цели...  Правда,  лечиться  у  такого
человека или книжки его читать, или даже  музыку  слушать  -  сомнительное
удовольствие, но для самого человека - это кратчайший путь к цели.
   Директор  схватился  за  голову,  но  не  так,  как  обычно  хватаются,
прикладывая к ней ладони с боков. Он прихлопнул ее сверху, словно  пытаясь
удержать исчезающие извилины.
   Как же он сразу не подумал? О других подумал, а о себе не подумал...  А
ведь он за время эксперимента  стал  директором,  получил  в  распоряжение
институт...
   Теперь понятно, зачем  к  нему  зашел  Рыженбах.  Он  пришел  проверить
результаты эксперимента. Делает вид, что углубился в "Уроки печени", а сам
наблюдает... По-видимому, эксперимент удался.  Человек  без  извилин  стал
директором института Мозга.
   Между прочим, головные боли, мучившие его прежде, прошли. Чему  болеть,
если нет извилин?
   Вот тебе и Рыженбах. Со стороны посмотришь - обыкновенный  человек,  да
еще вдобавок  уволенный  по  сокращению  штатов,  а  ведь  какую  произвел
революцию в интеллектуальной  деятельности  человека!  Теперь  все  станут
миллионерами, учеными, писателями, композиторами.  Никаких  сов.  падений,
все устремлены вверх.  По  кратчайшему  пути  выпрямленных  извилин.  Быть
может, это именно то, чего не хватало человечеству. Ведь  насколько  легче
жить без извилин: и по службе продвигаешься, и голова ни о чем не болит.
   Директор смотрел на Рыженбаха с любовью и благодарностью.
   - Пожалуй, ваше открытие тянет на Нобелевскую.
   - Какое открытие?
   - Ну это, по выпрямлению извилин...
   Рыженбах засмеялся. Он сказал, что некоторым из его знакомых,  пожалуй,
надо бы выпрямить извилины, потому что они у них завернуты не туда.
   - Именно, именно не туда! - засмеялся директор.
   Рыженбах, продолжая смеяться,  уточнил  свой  замысел:  извилины  нужно
сначала  выпрямить,  а  потом  уже  завернуть  в  другую,  противоположную
сторону.
   - Завернуть, непременно завернуть! - смеялся директор. И вдруг перестал
смеяться: -  Постойте,  зачем  же  их  заворачивать?  Разве  не  прямая  -
кратчайшее расстояние между точками?
   - Прямая, именно прямая! - теперь Рыженбах смеялся один. И то,  что  он
смеется один, больше всего обижало директора.
   Но тут и Рыженбах перестал смеяться и полез в карман за бумажником.
   - Я, собственно, зашел рассчитаться. Когда меня уволили, вы мне ссудили
пятнадцать рублей. Я их возвращаю вам с благодарностью.
   Вот теперь все стало ясно: он зашел рассчитаться с директором. Каких-то
пятнадцать рублей... Почему директор дал ему всего лишь пятнадцать рублей?
Но ведь он тогда еще не был директором.
   Директор взял пятнадцать рублей и почувствовал,  что  на  голову  опять
навалилась какая-то тяжесть. Только что было так хорошо, так легко.  Любая
мысль - невесомая, устремленная вперед и вверх по  кратчайшему  расстоянию
между точками. И вдруг ничего этого нет.  Нет  победы  разума  над  собой,
столь нужной и ему, и всему разумному человечеству, опять разум  отступает
перед собой, опять терпит от себя поражение... И надо опять что-то думать,
что-то решать, нужно опять привыкать к этой трудной,  непосильно  трудной,
невыносимой жизни - с извилинами...



    Феликс Кривин.
    Сказки с моралью

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Полусказки". Изд. "Карпаты", Ужгород, 1964.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 16 January 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   - Эге, отстаешь, отстаешь! - подгоняет Большая Стрелка Маленькую.  -  Я
уже вон сколько прошла, а ты все топчешься на месте! Плохо же  ты  служишь
нашему времени!
   Топчется Маленькая Стрелка, не успевает. Где  ей  за  Большой  Стрелкой
поспеть!
   Но ведь показывает она часы, а не минуты.



   ДВА КАМНЯ

   У самого берега лежали два камня - два неразлучных и  давних  приятеля.
Целыми днями грелись они в лучах  южного  солнца  и,  казалось,  счастливы
были, что море шумит в стороне и не нарушает их спокойного и мирного уюта.
   Но вот однажды, когда разгулялся на море шторм, кончилась  дружба  двух
приятелей: одного из них подхватила забежавшая на берег волна и  унесла  с
собой далеко в море.
   Другой камень, уцепившись за гнилую корягу, сумел удержаться на  берегу
и долго не мог прийти в себя от страха. А когда немного успокоился,  нашел
себе новых друзей. Это были старые, высохшие и потрескавшиеся  от  времени
комья глины. Они с утра до вечера слушали рассказы Камня  о  том,  как  он
рисковал жизнью, какой подвергался опасности во время шторма. И, ежедневно
повторяя им эту историю, Камень в конце концов почувствовал себя героем.
   Шли годы... Под лучами жаркого солнца Камень и сам растрескался  и  уже
почти ничем не отличался от своих друзей - комьев глины.
   Но вот набежавшая волна выбросила на берег блестящий Кремень, каких еще
не видали в этих краях.
   - Здравствуй, дружище! - крикнул он Растрескавшемуся Камню.
   Старый Камень был удивлен.
   - Извините, я вас впервые вижу.
   - Эх, ты! Впервые вижу! Забыл, что ли, сколько лет провели мы вместе на
этом берегу, прежде чем меня унесло в море?
   И он рассказал своему  старому  другу,  что  ему  пришлось  пережить  в
морской пучине и как все-таки там было здорово интересно.
   - Пошли со мной! - предложил Кремень. -  Ты  увидишь  настоящую  жизнь,
узнаешь настоящие бури.
   Но его друг. Растрескавшийся Камень, посмотрел на комья глины,  которые
при слове "бури" готовы были совсем рассыпаться от страха, и сказал:
   - Нет, это не по мне. Я и здесь прекрасно устроен.
   - Что ж, как знаешь! - Кремень вскочил на подбежавшую волну и умчался в
море.
   ...Долго молчали все  оставшиеся  на  берегу.  Наконец  Растрескавшийся
Камень сказал:
   - Повезло ему, вот и зазнался. Разве стоило ради него рисковать жизнью?
Где же правда? Где справедливость?
   И комья глины согласились с ним, что справедливости в жизни нет.



   ИГОЛКА В ДОЛГ

   Не дают Ежу покоя.
   Только он свернется, уляжется в своей норе, чтобы соснуть месяц-другой,
пока холода отойдут, а тут стук.
   - Разрешите войти?
   Выглянет Еж за порог, а там - Хомяк-скорняк, шубный мастер.
   - Простите, что побеспокоил, -  извиняется  Хомяк.  -  Не  одолжите  ли
иголочку?
   Что ему ответишь? Мнется Еж - и дать жалко, и отказать совестно.
   - Я бы рад, - говорит, - я бы с удовольствием.  Да  у  меня  самого  их
маловато.
   - Мне только на вечер, - просит Хомяк. - Шубу заказчику кончить  нужно,
а иголка сломалась.
   С болью вытаскивает ему Еж иголку:
   - Только прошу вас: кончите работу - сразу верните.
   - Конечно, а как  же!  -  заверяет  Хомяк  и,  взяв  иголку,  торопится
заканчивать шубу заказчику.
   Еж возвращается в норку, укладывается. Но едва начинает дремать,  снова
стук.
   - Здравствуйте, вы еще не спите?
   На этот раз явилась Лиска-модистка.
   - Одолжите иголочку, - просит. - Где-то моя затерялась.  Искала-искала,
никак не найду.
   Еж и так и сяк - ничего  не  получается.  Приходится  и  Лисе  одолжить
иголочку.
   После этого Ежу наконец удается заснуть. Лежит он, смотрит свои сны,  а
в это время Хомяк уже шубу кончил и спешит к Ежу, несет ему иголку.
   Подошел Хомяк к норке Ежа, постучал  раз,  другой,  а  потом  и  внутрь
заглянул. Видит: Еж спит, посапывает.  "Не  стану  его  будить,  -  думает
Хомяк. - Воткну ему иголку на место, чтоб зря не беспокоить, а поблагодарю
в другой раз, при случае".
   Нашел на ежовой спине место посвободнее и сунул туда  иглу.  А  Еж  как
подскочит! Не разобрался, конечно, со сна.
   - Спасите! - кричит. - Убили, зарезали!
   - Не беспокойтесь, - вежливо говорит Хомяк. - Это я вам иголку  вернул.
Большое спасибо.
   Долго ворочался Еж, не мог уснуть от боли. Но все-таки уснул и, забыв о
Хомяке, снова за свои сны принялся. Как вдруг...
   - Ай! - завопил Еж. - Спасите, помогите!
   Пришел немного в себя,  смотрит  -  возле  него  Лиска-модистка  стоит,
улыбается.
   - Я вас, кажется, немного испугала. Это я  иголочку  принесла.  Уж  так
спешила, так спешила, чтобы вы не беспокоились.
   Свернулся Еж клубком, брюзжит себе потихоньку. А  чего  брюзжать-то?  С
болью давал, с болью и назад получает.



   "ИСТОРИЯ КАПЛИ", -

   написал я и посадил на бумаге кляксу.
   - Вот хорошо, что ты решил обо мне написать! - сказала Клякса. - Я  так
тебе благодарна!
   - Ты ошибаешься, - ответил я. - Я хочу написать о капле.
   - Но ведь я тоже капля! - настаивала Клякса. - Только чернильная.
   - Чернильные капли разные бывают, - сказал  я.  -  Одни  пишут  письма,
упражнения по русскому языку и арифметике, вот такие истории, как  эта.  А
другие, вроде тебя, только  место  занимают  на  бумаге.  Ну  что  я  могу
написать о тебе хорошего?
   Клякса задумывается.
   В это время возле нее появляется маленький Лучик.  Листья  деревьев  за
окном пытаются не пустить его в комнату. Они шуршат ему вслед:
   - Не смей водиться с этой неряхой! Ты испачкаешься!
   Но Лучик не боится испачкаться. Ему  очень  хочется  помочь  чернильной
капле, которая так неудачно села на бумагу.
   Я спрашиваю у Кляксы:
   - Ты действительно хочешь, чтобы я о тебе написал?
   - Очень хочу, - признается она.
   - Тогда ты должна это заслужить.  Доверься  Лучику.  Он  заберет  тебя,
освободит от чернил, и ты станешь  чистой,  прозрачной  каплей.  Для  тебя
найдется дело, только смотри не отказывайся ни от какой работы.
   - Хорошо, - соглашается Капля. Теперь ее уже можно так называть.
   Я стою у окна и смотрю на тучи, которые уплывают вдаль.
   Где-то там, среди них, и моя Капля. И я машу ей рукой:
   - До свидания, Капля! Счастливого пути!


   А далеко-далеко, в знойной степи, качается на ветру  Колос.  Он  знает,
что должен вырасти большим и что для этого ему нужна влага. Он знает,  что
без дождя высохнет на солнце и ничем не отблагодарит  людей,  которые  так
заботливо за ним ухаживают. Об  одном  только  не  знает  Колос:  о  нашем
уговоре с Каплей.
   А Капля летит ему на помощь, и спешит, и подгоняет ветер:
   - Скорее, скорее, мы можем не успеть!
   Какая это была радость, когда она Наконец прибыла на место! Капля  даже
не подумала,  что  может  разбиться,  падая  с  такой  высоты.  Она  сразу
устремилась вниз, к своему Колосу.
   - Ну, как дела? Еще держишься? - спрашивает она, приземляясь.
   И мужественный Колос отвечает:
   - Держусь, как видишь. Все в порядке.
   Но Капля видит, что не все в порядке. Она с большим  трудом  прогрызает
черствую землю и доходит до самого корня Колоса. Потом она принимается его
кормить.
   Колос оживает, распрямляется, чувствует себя значительно бодрее.
   - Спасибо, Капля, - говорит он. - Ты мне очень помогла.
   - Пустяки! - отвечает Капля. - Я рада, что была тебе полезна. А  теперь
- прощай. Меня ждут в других местах.
   В каких местах ее ждут, Капля не говорит. Попробуй теперь ее  найти,  -
сколько на земле рек, озер, морей и океанов, и, можете  себе  представить,
сколько в них капель!
   Но свою-то Каплю я должен найти! Ведь я сам отправил ее в далекий путь,
да еще пообещал о ней написать.


   Паровоз, тяжело дыша, останавливается на  узловой  станции.  Здесь  ему
нужно  отдохнуть,  запастись  водой  и  горючим,  чтобы  с  новыми  силами
двинуться дальше.
   Журчит вода, наполняя его котлы. И - смотрите: в струе воды  показалось
что-то знакомое. Ну да, конечно же, это наша Капля!
   Трудно Капле в паровозном котле! Жаркая здесь работа! Капля  не  только
упарилась, но совсем превратилась в пар. И все же она неплохо  справляется
со своим делом.
   Другие капли даже начинают прислушиваться  к  ее  мнению  по  различным
вопросам,  обращаются  к  ней  за  советом,  а  она,  собрав  вокруг  себя
товарищей, командует:
   - Раз, два - взяли! Ну-ка, еще поднажми!
   Капли нажимают еще, и паровоз мчится, оставляя позади одну  станцию  за
другой.
   А потом Капля прощается  со  своими  товарищами:  кончилась  ее  смена.
Паровоз выпускает пары, и она покидает котел,  а  ее  товарищи  кричат  ей
вслед:
   - Не забывай нас. Капля! Может, еще встретимся!


   Стоит суровая зима, земля мерзнет и никак  не  может  согреться.  А  ей
нельзя мерзнуть. Ей нужно сохранить свое тепло, чтобы  отдать  его  весной
деревьям, травам, цветам. Кто защитит землю, кто  прикроет  ее  и  сам  не
побоится холода?
   Конечно, Капля.
   Правда, теперь  ее  трудно  узнать:  от  холода  Капля  превратилась  в
Снежинку.
   И вот она медленно опускается на землю, прикрывает ее  собой.  Охватить
Снежинка может очень небольшое пространство, но у нее много  товарищей,  и
всем вместе им удается уберечь землю от холода.
   Снежинка лежит, тесно прижавшись к земле,  как  боец  в  белом  халате.
Злобно трещит Мороз, он хочет добраться до земли, чтобы ее заморозить,  но
его не пускает отважная Снежинка.
   - Погоди же! - грозится Мороз. - Ты у меня запляшешь!
   Он посылает на нее сильный Ветер,  и  Снежинка  действительно  начинает
плясать в воздухе.  Ведь  она  очень  легка,  и  Ветру  с  ней  справиться
нетрудно.
   Но только Мороз, торжествуя победу, отпускает Ветер, как Снежинка опять
опускается на землю, припадает к ней, не  дает  Морозу  отобрать  у  земли
тепло.
   А потом ей на помощь приходит Весна. Она ласково согревает  Снежинку  и
говорит:
   - Ну вот, спасибо тебе, уберегла ты мою землю от Мороза.
   Очень приятно, когда тебя  хвалят.  Снежинка  буквально  тает  от  этой
похвалы и, снова превратясь в Каплю, бежит со своими товарищами  в  шумном
весеннем потоке.


   - Вот досада! Опять я кляксу посадил  на  бумагу!  Ну  скажи,  чему  ты
улыбаешься. Клякса?
   - Теперь-то ты напишешь обо мне, как обещал?
   - Ах, это опять ты! Но я ведь предупреждал тебя, что ты должна заняться
полезным делом. А ты, как была, так и осталась Кляксой.
   - Ну, нет! Теперь я - настоящая Капля. И я занималась полезным делом.
   - Почему же ты опять стала Кляксой?
   Клякса хитро подмигивает мне:
   - Иначе ты бы меня не узнал и не стал бы писать обо мне.
   На этот раз я подмигиваю Кляксе:
   - А ведь я написал о тебе. Так что ты зря волновалась. Вот послушай.
   И я читаю Кляксе эту историю.
   - Ну как, все правильно?
   - Правильно, - с удовольствием соглашается Клякса. Но больше ничего  не
успевает добавить: появляется наш  общий  знакомый  Лучик  и  начинает  ее
тормошить:
   - Пойдем, Капля! Нечего здесь рассиживаться на бумаге!
   И они улетают.
   А я опять стою у окна и смотрю на тучи, уплывающие вдаль.
   Где-то там, в этих тучах, и моя Капля. И я машу ей рукой:
   - До свидания, Капля! Счастливого пути!



   ШКОЛА

   Пошел Гусь в огород посмотреть, все  ли  там  в  порядке.  Глядь  -  на
капусте кто-то сидит.
   - Ты кто? - спрашивает Гусь.
   - Гусеница.
   - Гусеница? А я - Гусь, - удивился Гусь и загоготал. -  Вот  здорово  -
Гусь и Гусеница!
   Он гоготал и хлопал крыльями, потому что такого интересного  совпадения
ему никогда встречать не приходилось. И вдруг замолчал.
   - А ты почему не хлопаешь? - спросил он почти обиженно.
   - У меня нечем, - объяснила Гусеница. - Посмотри: видишь - ничего нет.
   - У тебя нет крыльев! - догадался Гусь. - Как же  ты  летаешь  в  таком
случае?
   - А я не летаю, - призналась Гусеница. - Я только ползаю.
   - Ага, - припомнил Гусь, - рожденный ползать  летать  не  может.  Жаль,
жаль, тем более, что мы почти однофамильцы...
   Они помолчали. Потом Гусь сказал:
   - Хочешь, я научу тебя летать? Это совсем не трудно, и если у тебя есть
способности, ты быстро научишься.
   Гусеница охотно согласилась.
   Занятия начались на следующий день.
   - Вот это земля, а это - небо. Если ты ползаешь по земле, то ты  просто
ползаешь, а если ты ползаешь по небу, то ты уже не ползаешь, а летаешь...
   Так говорил Гусь. Он был силен в теории.
   Из-под капусты высунулась чья-то голова:
   - Можно и мне? Я буду сидеть тихо.
   - Ты что - тоже Гусеница?
   - Нет, я Червяк. Но мне  бы  хотелось  летать...  -  Червяк  замялся  и
добавил, немного смутившись: - Это у меня такая мечта с детства.
   - Ладно, - согласился Гусь. -  Сиди  и  слушай  внимательно.  Итак,  мы
остановились на небе...
   Они занимались каждый день с утра до полудня. Особенно старался Червяк.
Он сидел не шелохнувшись и смотрел учителю в рот, а по вечерам старательно
готовил уроки и даже повторял пройденный материал. Не прошло и месяца, как
Червяк уже мог безошибочно показать, где находится небо.
   Гусеница не отличалась такой прилежностью. На уроках она занималась бог
знает чем: плела паутину и обматывала себя, пока не превратилась из живой,
подвижной Гусеницы в какую-то восковую куколку.
   - Так у нас дело не пойдет, - делал ей замечание Гусь. - Теперь я вижу,
что ты, Гусеница, никогда не будешь летать. Вот Червяк полетит - за него я
спокоен.
   Червяк и тут прилежно слушал учителя. Ему было приятно, что его хвалят,
хотя он и прежде не сомневался, что полетит: ведь у него по всем предметам
были пятерки.
   И вот однажды, придя на занятия. Гусь застал одного Червяка.
   - А где Гусеница? - спросил Гусь. - Она что - больна?
   - Она улетела, - сказал Червяк. - Вон, посмотрите. Видите?
   Гусь посмотрел, куда показывал Червяк, и увидел Бабочку. Червяк уверял,
что это - Гусеница, только теперь у  нее  выросли  крылья.  Бабочка  легко
порхала в воздухе, и даже сам Гусь не смог бы за ней угнаться, потому  что
хоть он и был силен в теории, но все-таки был домашней птицей.
   - Ну, ладно, - вздохнул Гусь, - продолжим занятия.
   Червяк сосредоточенно посмотрел на учителя и приготовился слушать.
   - Итак, -  сказал  Гусь,  -  о  чем  мы  говорили  вчера?  Кажется,  мы
остановились на небе?..



   СКАЗКА ПРО КОЗЛИКА

   Жил-был у бабушки серенький козлик.