ходной
день, и директор не был похож на директора, а был похож просто на хорошего
человека.
   - Леночка, - сказал он, - а не махнуть ли нам на природу?
   - На какую природу?
   Директор огляделся. Никакой природы вокруг не было.
   - Это мы вырубили, - признался директор. - На пятидесяти гектарах...  -
директор смутился: - Фактически на семидесяти, но мы гектары убавили, чтоб
увеличить количество кругляка.
   При  чем  здесь  кругляк  и  гектары?  Кристофер  еще   раз   перечитал
написанное. Две любви летят навстречу друг другу через века, и вдруг между
ними оказывается директор совхоза, очковтиратель, показушник,  не  имеющий
отношения не только к любви, но и к элементарному уважению, какое  он  мог
бы заслужить как человек и директор.  И  до  чего  же  эта  жизнь  к  себе
притягивает!  Уж  так  стараешься  держаться  подальше,  уже  и  вовсе  из
пространства  уйдешь,  глядь  -  какой-то  директор  высунется  со   своим
кругляком.
   Но если Василий Зуев должен встретиться с  Леночкой  Семиной,  так  они
встретятся. Только где? Вернее - когда?
   У Кристофера на этот случай была заготовлена  точная  дата:  год  1616,
месяц апрель, число 23-е.
   В  этот  день  Дон-Кихот  разочаровался  в  своей  Дульсинее,  Ромео  и
Джульетта почувствовали  несовершенство  своей  любви  -  по  сравнению  с
любовью Василия Зуева и Леночки Семиной. И поняв, что ничего подобного  им
не создать, два великих писателя - Сервантес и Шекспир - покончили счеты с
пространством и с тех пор существуют только во времени. А иначе  -  почему
бы им в один день умирать?
   Между Испанией и  Англией  тысячи  километров,  но  это  пустяки,  если
пространство не принимать во внимание. В Стратфорде у Шекспира, так же как
в Мадриде у Сервантеса, ощутилось появление чего-то  необыкновенного,  еще
никогда не описанного в литературе. Чтобы это описать, нужно было сбросить
тяжкий груз пространства и начать существовать только во  времени.  Это  и
сделали два великих писателя в тот  незабываемый  день  и  отправились  на
корабле  памяти  в  далекие  времена  -  к  истокам  любви,  потрясшей  их
воображение. Дата потеряла значение, отныне станет памятным  каждый  день,
потому что прошлое и будущее встречаются в  настоящем.  Это  удивительная,
незабываемая встреча. Прошлое, идущее  из  глубины  веков,  встречается  с
будущим, пришедшим из  неизвестности,  и  в  месте  их  встречи  рождается
единственно возможное для жизни время -  настоящее,  где  директор,  очень
хороший человек, встречается с инспектором, очень хорошим человеком...
   Поляков перечеркнул все написанное и стал писать о совхозе "Рассвет".

   1983



    Феликс Кривин.
    Мелочи жизни

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Полусказки". Изд. "Карпаты", Ужгород, 1964.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 16 January 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   - Почему вы не носите очки? - спросили у Муравья.
   - Как вам сказать... - ответил он. - Мне нужно видеть солнце и небо,  и
эту дорогу, которая неизвестно куда ведет. Мне нужно  видеть  улыбки  моих
друзей... Мелочи меня не интересуют.



   ТРУДНЫЙ ЦЫПЛЕНОК

   Не успел Цыпленок вылупиться, как тотчас получил замечание за  то,  что
разбил яйцо. Бог ты мой, откуда у него такие манеры? Очевидно, это  что-то
наследственное...



   ПОГРЕМУШКА

   - Нужно быть проще, доходчивее,  -  наставляет  Скрипку  Погремушка.  -
Меня, например, всегда слушают с удовольствием. Даже дети и те понимают!



   КАРТИНА

   Картина дает оценку живой природе:
   - Все это, конечно, ничего - и фон, и перспектива.  Но  ведь  нужно  же
знать какие-то рамки!



   ПАТЕФОННАЯ ИГЛА

   Тупая Патефонная Игла жаловалась:
   - Когда-то я пела, и меня с удовольствием слушали, а теперь вот  -  уши
затыкают. Еще бы! Разве это пластинки?! Разве это репертуар?!



   ТВОРЧЕСКИЙ МЕТОД

   Среди цветов - спор о прекрасном.
   Слово берет Колючка:
   - Я никак не могу согласиться с творческим методом Розы. Острота -  это
да! Проникновение до самых глубин - это я понимаю! Но представлять  все  в
розовом свете...



   СИЛА УБЕЖДЕНИЯ

   - Помещение должно быть открыто,  -  глубокомысленно  замечает  Дверная
Ручка, когда открывают дверь.
   - Помещение должно, быть закрыто, -  философски  заключает  она,  когда
дверь закрывают.
   Убеждение Дверной Ручки зависит от того, кто на нее нажимает.



   ЗАНОЗА

   - Нам, кажется, по пути, - сказала Заноза, впиваясь в  ногу.  -  Вот  и
хорошо: все-таки веселее в компании.
   Почувствовав боль, мальчик запрыгал на одной ноге, и Заноза заметила  с
удовольствием:
   - Ну вот, я же говорила, что в компании веселее!



   ДОСТОИНСТВО

   По величине Колибри чуть больше пчелы, но все-таки она - птица!
   - Наши орлы - хорошие ребята, - говорит Колибри.
   Так, между прочим, когда к слову приходится.



   ЗАПЛАТА

   Новенькая Заплата достаточно ярка, и она никак не может понять,  почему
ее стараются спрятать. Ведь она так выделяется на этом старом костюме!



   КЛЯКСА

   Среди однообразных букв на листе бумаги  одна  Клякса  умеет  сохранить
свою индивидуальность. Она  никому  не  подражает,  у  нее  свое  лицо,  и
прочитать ее не так-то просто.



   РАЗГОВОР С КОЛЕСОМ

   - Трудно нашему брату, колесу. Всю жизнь трясись по дорогам, а попробуй
только перевести дух, такую получишь накачку!
   - Значит, спуску не дают?
   - Ох, не дают! Да еще того и  гляди  -  под  машину  угодишь.  Вот  что
главное.
   - Под машину? Разве ты не под машиной работаешь?
   - Еще чего придумаете! Я пятое колесо, запасное...



   ПАРУС

   - Опять этот ветер! -  сердито  надувается  Парус.  -  Ну  разве  можно
работать в таких условиях?
   Но пропадает ветер - и Парус обвисает, останавливается. Ему уже и вовсе
не хочется работать.
   А когда ветер появляется снова. Парус опять надувается:
   - Ну и работенка! Бегай целый день, как окаянный.  Добро  бы  еще  хоть
ветра не было...



   ЮБИЛЕЙ

   Юбилей Термоса.
   Говорит Графин:
   -  Мы  собрались,  друзья,  чтобы  отметить  славную  годовщину  нашего
уважаемого  друга!  (Одобрительный  звон  бокалов  и  рюмок.)  Наш  Термос
блестяще проявил себя на поприще чая. Он сумел  пронести  свое  тепло,  не
растрачивая его по мелочам. И это по достоинству оценили  мы,  благодарные
современники: графины, бокалы, рюмки, а также чайные стаканы,  которые,  к
сожалению, здесь не присутствуют.



   ЧАСЫ

   Понимая всю важность и ответственность своей Жизненной миссии. Часы  не
шли: они стояли на страже времени.



   ПРЫЩ

   Сидя на лбу низенького человека. Прыщ  с  завистью  поглядывал  на  лбы
высоких людей и думал; "Вот бы мне такое положение!"



   ПЕНЬ

   Пень стоял у самой дороги, и прохожие часто спотыкались об него.
   - Не все сразу, не все  сразу,  -  недовольно  скрипел  Пень.  -  Приму
сколько успею: не могу же я разорваться на части! Ну и народ  -  шагу  без
Меня ступить не могут!



   ХЛЯСТИК

   - Замерзнет, небось, человек, -  беспокоился  Хлястик.  -  Руки,  ноги,
плечи поотмораживает. За поясницу-то я спокоен, здесь я лично присутствую.
А как на других участках?



   ПУСТАЯ ФОРМАЛЬНОСТЬ

   Гладкий и круглый Биллиардный Шар отвечает на приглашение Лузы:
   - Ну что ж, я - с удовольствием! Только нужно сначала посоветоваться  с
Кием. Хоть это и пустая формальность, но все-таки...
   Затем он пулей влетает в Лузу и самодовольно замечает:
   - Ну вот, я же знал, что Кий возражать не станет...



   НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ

   - Работаешь с утра до вечера, - сокрушался Здоровый Зуб,  -  и  никакой
тебе благодарности! А Гнилые Зубы - пожалуйста: все  в  золоте  ходят.  За
что, спрашивается? За какие заслуги?



   ЛОСКУТ

   - Покрасьте меня, - просит Лоскут. - Я уже себе и  палку  подобрал  для
древка. Остается только покраситься.
   - В какой же тебя цвет - в зеленый, черный, оранжевый?
   - Я плохо разбираюсь в цветах, - мнется Лоскут. - Мне бы  только  стать
знаменем.



   ПОДСВЕЧНИК

   Старый Подсвечник, немало поработавший  на  ниве  освещения,  никак  не
может понять новых веяний.
   - Конечно, сегодняшние лампочки - светлые головы, - соглашается  он.  -
Но в наше время свечи жили иначе. Они знали  свое  место,  не  рвались  на
потолок, а между тем буквально заплывали жиром...



   ВОПРОС ЖИЗНИ

   Плащ-дождевик недоволен жизнью.
   В ясную, солнечную погоду, когда только бы и  гулять,  его  держат  под
замком, а когда выпускают из дому - обязательно дождь припустит.
   Что это? Случайное совпадение или злой умысел?
   На этот вопрос не может дать ответ Плащ-дождевик, хотя проницательность
его всем хорошо известна.



   ГИПС

   Он мягкий, теплый, податливый, он так и просится в руки тех, кто  может
устроить его судьбу. В это время он даже  не  брезгает  черной  работой  -
шпаклевкой.
   Но вот он находит свою щель, пролезает в  нее,  устраивается  прочно  и
удобно.
   И сразу в характере его появляются новые черты: холодность,  сухость  и
упрямая твердость.



   СВОБОДНЫЙ ХУДОЖНИК

   Электрический Утюг просил выключить его из  электросети,  поскольку  он
переходит на творческую работу.



   ПЛОМБА

   Свинцовая Пломбочка и мала, и неприметна, а все считаются с  ней.  Даже
могучие стальные замки нередко ищут у нее покровительства.
   И это понятно: у Пломбочки хоть и  веревочные,  но  достаточно  крепкие
связи.



   ГИРЯ

   Понимая, что в делах торговли она имеет некоторый вес.  Гиря  восседала
на чаше весов, иронически поглядывая на продукты.
   "Посмотрим, кто перетянет!" - думала она при этом.
   Чаще  всего  вес  оказывался  одинаковым,  но  иногда  случалось,   что
перетягивала Гиря. И вот чего Гиря не могла понять: покупателей это  вовсе
не радовало.
   "Ну, ничего! - утешала она себя. - Продукты приходят и уходят,  а  гири
остаются!"
   В этом смысле у Гири была железная логика.



   СТАВНЯ

   Каждое утро Ставня делает широкий жест: наш свет, чего там жалеть, всем
хватит.
   И каждый вечер Ставня поплотнее закрывает окна: наш свет, как бы другие
не попользовались!



   ЖИТЕЙСКАЯ МУДРОСТЬ

   - Подумать только, какие безобразия в мире творятся! - возмущается  под
прилавком Авторучка. - Я один день здесь побыла, а уже чего не увидела! Но
подождите, я напишу, я обо всем напишу правду!
   А старый Электрический Чайник, который каждый день  покупали  и  всякий
раз из-за его негодности приносили обратно, - старый Электрический Чайник,
не постигший сложной мудрости кипячения чая, но зато  усвоивший  житейскую
мудрость, устало зевнул в ответ:
   - Торопись, торопись написать свою правду, пока тебя еще не купили...



   ПЕЧАТНОЕ СЛОВО

   Старик Фолиант прекрасно сохранился, и, глядя  на  него,  другие  книги
напрасно пытались угадать, в чем секрет его долголетия.
   Угадать этот секрет  действительно  было  нелегко:  Фолиант  никому  не
открывался.



   ГЛИНА

   Глина очень впечатлительна, и всякий, кто коснется ее, оставляет в  ней
глубокий след.
   - Ах, сапог! - киснет Глина. - Куда он ушел? Я не проживу без него!
   Но проживает. И уже через минуту:
   - Ах, копыто! Милое, доброе лошадиное копыто! Я навсегда сохраню в себе
его образ...



   МОДНИЦЫ

   Мухи  -  ужасные  модницы.  Они  останавливаются  возле  каждого  куска
приглянувшейся им узорчатой паутины, осматривают ее, ощупывают, спрашивают
у добродушного толстяка Паука:
   - Почем миллиметр?
   И платят обычно очень дорого.



   ПОРТЬЕРА

   - Ну, теперь мы с  тобой  никогда  не  расстанемся,  -  шепнула  Гвоздю
массивная Портьера, надевая на него кольцо.
   Кольцо было не обручальное, но тем не менее  Гвоздь  почувствовал,  что
ему придется нелегко.  Он  немного  согнулся  под  тяжестью  и  постарался
поглубже уйти в стенку.
   А со стороны все это выглядело довольно красиво.



   СОФА ДИВАНОВНА

   По происхождению она - Кушетка, но сама ни за что не признается в этом.
Теперь она не Кушетка, а Софа, для малознакомых - Софа Дивановна.
   Отец ее - простой Диван - всю жизнь гнул спину, но теперь это не модно,
и Софа отказалась от спинки, а заодно и от других устаревших понятий.
   Ни спинки, ни валиков, ни прочной  обивки...  Таковы  они,  диваны,  не
помнящие родства...



   СВЕТСКАЯ ЖИЗНЬ

   Фотопленка слишком рано узнала свет и поэтому  не  смогла  как  следует
проявить себя на работе.



    Феликс Кривин.
    Завтрак. Обед. Ужин

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Я угнал Машину Времени". Изд. "Карпаты", Ужгород, 1992.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 16 January 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   Тихий, затерянный уголок, лежащий в стороне от магистралей цивилизации,
был как раз тем местом, где человек, поднявшийся на  определенную  высоту,
мог  встретить  подобного  себе  человека.  Видные  политики,  финансисты,
промышленные  и  административные  деятели  лечили  здесь   свои   сердца,
испорченные многолетним восхождением на вершину.
   Здесь был сенатор одной из самых верхних палат, в которой,  по  слухам,
заседают одни сенаторы;  отставной  генерал,  переживший  не  одну  армию,
павшую под его руководством; адвокат, знаток преступной души  человеческой
и все же ярый ее защитник; был и видный  скотопромышленник,  и  знаменитый
романист, и кинозвезда, свет которой продолжал тешить публику,  между  тем
как  сама  она  давно  померкла;  был  даже  министр  финансов   какого-то
государства, правда, столь незначительного, что все финансы его помещались
у министра в кармане, где он охотно их содержал.
   И сюда, в затерянный уголок, куда не ступала  нога  обычного  человека,
проникла весть о доселе не слыханной операции: о  замене  больного  сердца
здоровым.
   Разговор происходил за  завтраком,  вскоре  после  ночного  сна,  когда
голова работает особенно ясно, и отставной генерал сказал:
   - Да... такие новости...
   Угасающая звезда вспомнила, что больному пересажено сердце женщины.  Ее
интересовало, как это может отразиться на мужчине. И как это отразится  на
женщине - если пересаживать наоборот. Отставной  генерал  сказал,  что  он
скорее умрет на поле боя или, скажем, здесь, в санатории, чем даст всадить
себе в грудь женское сердце. Потому что как солдат  и  мужчина...  Генерал
внезапно замолчал, позабыв, о чем хотел говорить.
   - А вы как считаете? - спросил он, ища, кому бы передать  ускользнувшую
нить разговора.
   - Чепуха! - отрубил эту нить скотопромышленник, внешне очень похожий на
римского  философа  Сенеку,  но  уступавший  ему  в  мастерстве   выбирать
выражения. - Пусть хоть сердце крокодила, лишь бы работало!
   - Все же я предпочитаю человеческое,  -  рассудительно  сказал  министр
финансов. - В крайнем случае я готов заплатить... - И он полез  в  карман,
где содержались финансы его державы.
   Генерал подумал, что в битве при этом (ему  не  удалось  вспомнить  при
чем)... он допустил серьезную ошибку. Если б он мог  повторить  битву  при
этом (просто начисто вылетело из памяти!)... но он  не  мог,  потому  что,
во-первых, находился в отставке, а во-вторых, война  давно  кончилась,  и,
самое главное, он так и не мог вспомнить, где  же  происходила  эта  самая
битва.
   - Цезарь и Линкольн прожили по пятьдесят шесть лет, - сказал сенатор. -
Макиавелли и Вальдек-Руссо - по пятьдесят восемь, Макдональд и Бриан -  по
семьдесят... Быть может, мир сейчас был бы другим, если б они  прожили  на
несколько лет больше.
   Адвокат положил себе ветчины, которую он ел в самых отчаянных  случаях,
когда видел, что в жизни уже ничего нельзя изменить. Он положил  себе  три
куска ветчины  и  принялся  есть  под  внимательным  взглядом  кинозвезды,
которая не могла избавиться от изнуряющей мысли, что в жизни  еще  не  все
потеряно.
   - Жизнь - это своего рода гигиеническая гимнастика: прежде чем  лечь  в
землю, рекомендуется походить по земле, - сказал романист фразу из  своего
романа.
   После завтрака все  занялись  процедурами.  Те,  кому  предписано  было
ходить, - ходили, те, кому предписан был свежий воздух,  -  просто  дышали
свежим воздухом.  Генерал,  страдавший  ожирением  сердца,  делал  вольные
упражнения: он ложился на спину и старался поднять ноги так, как  поднимал
их в далекой  молодости.  Адвокат,  одиноко  сидя  в  воде,  беседовал  со
служителем  бассейна,  который,  возвышаясь  на  берегу,  изрекал  голосом
Посейдона: "С утра у меня купается столько-то  человек...  После  обеда  у
меня купается столько-то человек..." Романист... но  что  делал  романист,
было скрыто дремучими  зарослями:  здесь,  на  утлой  скамье,  пренебрегая
общими правилами, романист украдкой заканчивал новый роман.
   После всех этих дел разговор продолжился за обедом.
   - Конечно, если знать, что все хорошо  кончится,  -  размышлял  министр
финансов. - Но тут, наверно, нет полной гарантии. Кому как повезет.
   Адвокат был готов без гарантии. Ему предстоял процесс, жизненно  важный
для его подзащитного. Но для того чтоб кого-то спасать... Это ясно, сказал
министр, нужно прежде всего о себе позаботиться. Дело не в этом,  возразил
сенатор, тут заботишься вовсе не о себе. Столько  работы...  И  главное  -
голова ясная...  В  том-то  и  дело,  вздохнул  романист,  можно  бы  горы
перевернуть... Какие горы? - насторожился генерал. Теперь он вспомнил, что
эта битва была в горах. Конечно, в горах, теперь он окончательно вспомнил.
   Об этом стоило рассказать, и генерал стал рассказывать, вспоминая давно
забытые термины и переводя их на доступный слушателям язык.
   - Я всегда был против конфликтов, - сказал адвокат.
   - Слыхали, слыхали! - кивнула ему голова Сенеки. - Но представьте себе,
что такая больница перенесена туда, к этой самой свалке, и каждый  день  в
больницу поступают сердца. Здоровые, молодые сердца, еще почти не бывшие в
употреблении.
   - Это варварство,  -  сказал  романист,  но  до  того  неуверенно,  что
утверждение его прозвучало как вопрос: "Это - варварство?"
   - Вовсе нет, - пожал плечами скотопромышленник. - Ведь  вы  же  платите
деньги.
   Адвокат   хотел   резко   встать,   но   резкие   движения   были   ему
противопоказаны, и он остался сидеть.
   - Я готов заплатить, - сказал министр финансов.
   Романист долго обдумывал свою мысль, вернее, форму, в  какой  ее  лучше
выразить. Наконец он сказал, и это прозвучало как-то загадочно:
   -  Когда  не  хватает  человеческого  тепла,  нас  согревают  костры  и
пожары...
   -  Как  это  верно!  -   воскликнула   угасающая   звезда   и   впервые
почувствовала, что свет ее угасает. И почувствовала, что  свет  ее  -  это
всего лишь сигнал о помощи, который дойдет на землю через тысячу  световых
лет.
   Генерал досадовал, что ему не дали дорассказать, и он все время пытался
дорассказать, но теперь это было уже невозможно. Адвокат  заявил,  что  он
ничего не хочет слышать, что он  всегда  был  против  конфликтов.  Сенатор
весьма нетвердо предположил, что война ужасна, когда она лишена смысла,  а
когда в ней есть некоторый смысл, быть  может,  она  и  не  столь  ужасна?
Министр финансов сказал, что он готов уплатить, пусть ему представят счет,
он готов уплатить по любому счету. Адвокат сказал, что дело не в том,  что
он всегда был против конфликтов. Сенатор сказал, что, конечно, война - это
плохо, но ведь совсем не  обязательна  большая  война,  может,  для  этого
хватит и маленькой? Можно и  маленькую,  кивнул  генерал.  Тут  он  слегка
задремал, а когда проснулся, говорил уже романист. Романист  говорил,  что
если раньше земля держалась на китах или, допустим, слонах, то теперь  она
держится на пороховой бочке. Значит, есть еще порох в пороховницах, сказал
проснувшийся генерал.