е не то. Ни глубоко вздохнуть, ни с облегчением выдохнуть.
   Затем, когда стали  распределять  места  на  земле,  Кенению  почему-то
загнали под землю. Разве можно  жить  под  землей?  Вероятно,  нельзя,  но
Кенения приспособилась. Она живет под землей и редко выходит  на  свет,  и
вообще она  плохо  относится  к  свету.  Может  быть,  потому,  что  когда
раздавали зрение, Кенению тоже обошли, и  она  осталась  слепой.  Конечно,
приспособилась, но с тех пор она не выносит света.
   И опять возникает вопрос: как же так? С одной стороны, не видеть света,
а с другой - его ненавидеть... Разве это возможно?
   Конечно, нет.
   Невозможно.
   Но Кенения приспособилась.



   МИР БЕСПОЗВОНОЧНЫХ

   Мир беспозвоночных - это, в сущности, не мир, а война, жестокая война и
с позвоночными, и с беспозвоночными.
   Гидра живет в этом мире, в этой постоянной войне, и ее  буквально  рвут
на куски, но это ей не во вред, а скорее даже на пользу.
   Потому что из каждого куска образуется новая гидра, и,  таким  образом,
армия гидр не редеет, а умножается.
   Вероятно, здесь все дело в позиции. Нормальная позиция живого  существа
- стоять лицом к радостям жизни, а спиной - ко всем  неприятностям.  Гидра
же занимает противоположную позицию, ибо мир для нее не мир,  а  война,  и
все неприятности идут ей на пользу.
   Гидру даже можно вывернуть наизнанку, а она все  равно  будет  жить.  И
изнанка станет ее лицом, а лицо - изнанкой.
   Вы так не пробовали? Это весьма  эффективный  стратегический  прием:  в
трудную минуту вывернуться наизнанку. Тут уже не страшно встретиться лицом
к лицу с опасностью, потому что вы встретитесь с ней не лицом. И когда вам
случится ударить лицом в грязь, вы ударите в нее не лицом.  И  даже  пусть
вам плюют в лицо, в этом нет ничего оскорбительного, потому что  плюнут-то
вам не в лицо...
   В этом суть стратегии: чтоб сохранить лицо, нужно  вовремя  вывернуться
наизнанку.



   НЕ ТАК ПРОСТО БЫТЬ ПРИЛИПАЛОЙ

   Да, не так просто быть Прилипалой.  Прилепиться-то  просто,  но  только
вопрос: к кому? Прилепишься к кому-нибудь, а его заглотнут. И все, песенка
спета... Нет, тут надо выбирать кого покрупней. Акулу, например...
   Прилипала выбирает Акулу.
   Конечно, Акула тоже не идеал, Прилипала за  многое  ее  осуждает.  Ему,
прямо сказать, не по душе ее поведение. Но Акулу не заглотнут, и этим  она
нравится Прилипале.
   Впрочем, тоже до поры до времени.
   Вот поймают Акулу, потащат на корабль, тогда Прилипала мигом отлепится.
А прилепится к кому? К кораблю.
   Нет, не то чтобы Прилипала его одобрял, Прилипала, прямо  сказать,  его
осуждает. И он первый отлепится, если корабль, допустим,  пойдет  ко  дну.
Когда корабль идет ко дну, самое главное - поскорей отлепиться.
   Трудная жизнь у Прилипалы. У всех рыб жизнь трудная, но у  него  она  к
тому же и хлопотная: только и гляди, кто кого потопит, кто кого заглотнет.
В этом деле главное - не ошибиться. В этом деле ошибаются один раз.
   Другие ошибаются один раз.
   Но Прилипала - не ошибается.



   ДВА МЕТОДА СКОЛЬЗИТЬ ПО ПОВЕРХНОСТИ

   Водомерка совсем  не  умеет  плавать,  хотя  живет  постоянно  в  воде.
Собственно, живет она не в воде, а на воде, на  самой  ее  поверхности.  И
скользит по этой поверхности, меряя воду не вглубь, а вширь,  и  умудряясь
не замочить ног и не замутить водной глади. Потому что если замочишь  ноги
- беда, и если замутишь воду - беда, и если чуть-чуть  углубишься  -  тоже
беда. А чтоб не было беды, лучше всего скользить по поверхности.
   Впрочем,  и   по   поверхности   можно   скользить   по-разному:   ведь
поверхность-то имеет две стороны.
   Водяной Жук бегает по водной поверхности снизу, как  муха  по  потолку.
Это очень удобно: и пол под ногами, и одновременно крыша  над  головой.  И
дождь не намочит, - конечно, если из воды не высовываться...
   Скользить, чтоб не высовываться, и скользить, чтоб  не  углубляться,  -
вот два метода, которые помогают держаться на поверхности.  Это  знают  не
только водомерки и водяные жуки.



   ЗОЛОТОПОЛОСЫЙ АФИОСЕМИОН
   (Семейство Карпозубых)

   Золотополосый  Афиосемион,  которого  для  краткости   можно   называть
Семеном, живет в болоте, в котором грязи хоть отбавляй,  а  сырости,  надо
прямо сказать, не хватает. Жил бы Семен в Европе или, допустим, в Америке,
ему бы вода, как говорится, падала с неба. А в Африке жди, когда она  тебе
упадет. Пока с неба упадет, в своем болоте вся пересохнет.
   Те рыбы, которые имеют для своих детей океан, редко думают о  том,  что
из их детей вырастет. У Семена нет океана.  И  никогда  не  будет  у  него
океана. И к этому он готовит своих детей.
   Он высушивает свою икру, хорошенько высушивает, чтобы эта  икра,  когда
она станет взрослой, не боялась самой суровой  засухи.  Он  закаляет  свою
икру на жаре, потому что понимает: его детям мало что с неба упадет.
   Очень важно приучить детей, что им не упадет с неба, что  нужно  пройти
через трудности, если хочешь вырасти не каким-нибудь  Лиогнатом  (которого
для  краткости  можно  назвать  Игнатом),  не   каким-нибудь   Барбоурисом
(которого для краткости можно  назвать  Борисом),  а  настоящим,  сильным,
закаленным  в  сухих  песках  Золотополосым  Афиосемионом.  Которого   для
краткости можно назвать Семеном.



   ПУТЬ ЗАЙЦА

   Зайчонок-Беляк не знает  ни  крова,  ни  родительской  ласки.  Едва  он
откроет глаза, родители врассыпную.  Бывают  дети,  от  которых  родителям
хочется врассыпную, но здесь дело не в детях. Конечно, можно друг за друга
держаться, когда имеешь крепкие копыта или  рога,  но  когда  нет  ничего,
кроме длинных ушей, за что ж тут держаться?
   И родители, наскоро  покормив  малыша,  припускают  в  разные  стороны,
предоставляя Зайчонку самому подниматься  на  ноги  и  выбирать  жизненный
путь.
   Пройдет  Зайчонок  немного,  а  там,  глядишь,  какая-нибудь   Зайчиха,
сбежавшая от собственных детей:
   - Ой ты мой бедненький, иди, я тебя покормлю! Где-то и мой вот  так  же
бродит...
   И вторая Зайчиха покормит, и пятая, и десятая, так что, пока Зайчонок в
возраст войдет, порядочно родителей переменит!
   Все чужие - и все свои.
   У тех, понятно, у кого зубы да когти, - все чужие. У тех, у кого рога и
копыта, - все свои.
   Ну, а у тех, у кого нет ни того, ни другого, - все чужие и все свои.  И
потому у них главный закон - врассыпную.



   ОДИН ИЗ МОРСКИХ ЕЖЕЙ

   Сказать о том, что этот морской еж ходит на зубах, значит испугать всех
рядовых пешеходов. Добавить, что он ходит  на  иглах,  значит  еще  больше
испугать пешеходов да вдобавок сильно озадачить портных. Чтобы  ходить  на
иглах и на зубах, нужно быть очень уж страшным чудовищем.
   Но этот еж не чудовище. Просто он ходит на зубах. Другие  не  ходят  на
зубах, но зубы у них тоже не сидят без работы. А он ходит на зубах. Гуляет
на зубах. Для него прогулка на зубах - лучший вид отдыха.
   Нельзя сказать, чтобы этот еж только гулял на зубах, если только гулять
на зубах, то, как  говорится,  быстро  протянешь  зубы.  Нет,  он  сначала
погуляет, а потом поест. А после еды снова погуляет (это особенно  полезно
- прогулка после  еды).  Причем  он  ест  все  подряд,  не  перебирая.  Он
совершенно всеядный еж.
   Правда, всеядность его больше в том заключается,  что  его  самого  все
едят. Несмотря на то, что он гуляет на зубах, распугивая пешеходов, и  что
он ест все подряд, - его едят все подряд.
   Так он сочетает всеядность со съедобностью. Но  называют  его  все-таки
Съедобный Морской Еж. Не Всеядный, а Съедобный Морской Еж.
   Потому что ценят его не за всеядность, а за съедобность.

   1972



   СМИРЕННЫЙ РЯБЧИК

   Дикушу называют "смиренным рябчиком". Похоже, что это так.
   Сидит Дикуша на дереве, смиренно сидит, как обычный  рябчик  сидеть  не
станет. Потому что попробуй так посидеть: глазом не успеешь моргнуть,  как
кто-нибудь накинет петлю на шею.
   Так ловят Дикушу. Ему просто  накидывают  петлю  на  шею  и  снимают  с
дерева, как созревший плод.
   -  Простоват  наш  Дикуша,  -  говорят  о  нем  знакомые   рябчики.   -
Поглядите-ка: сам сует голову в петлю! Может, он думает, что ему  подносят
лавровый венок? Может, он ждет, что на него водрузят корону?
   Но разве это не естественно - сунуть голову в петлю,  поинтересоваться,
что там, по другую сторону петли? Никто  не  знает,  что  там,  по  другую
сторону. А хочется знать.
   Дикуше хочется знать.
   А кому не хочется?



   ГРАДОНАЧАЛЬНИК ОСЬМИНОГ

   Градоначальник Осьминог живет в большом городе, построенном из  камней.
Из этих камней он сложил себе дом, самый лучший во всем городе.  Этот  дом
находится в самом красивом месте, и внутри его самая вкусная морская вода.
И из дома этого открывается самый приятный вид (у Осьминога самые  большие
в мире глаза, поэтому вид для него много значит).
   А когда Осьминог идет в город, он снимает со своего дома самую  большую
в городе крышу и несет ее перед собой.
   - Эгей, посторонись! Расступись! - кричит Осьминог, выставляя, как щит,
свою плоскую крышу.
   Потому что он градоначальник, а что положено делать начальнику?
   Прежде всего - отгородиться от подчиненных.



   КАЛАБАРИЯ

   В случае опасности  змея  Калабария  выставляет  вместо  головы  хвост.
Голову она прячет подальше, а  хвост  поднимает  вверх  и  поводит  им  из
стороны в сторону и даже как будто пытается укусить.
   Конечно, хвост уступает голове, нет у него ее сообразительности, но  он
будет вполне на месте, если его повыше поднять. И к тому же он  совершенно
не видит опасности.
   Очень важно в опасный момент не видеть опасности. Не слышать опасности.
Не размышлять об опасности. Короче говоря, вместо головы выставить хвост.
   Высоко, как можно выше выставить хвост - это помогает сохранить голову.



   ЖИРАФА

   Жирафа выше всех на десять голов, а язык у нее - целых полметра. Вот бы
поговорить таким языком!
   Но никто не умеет так молчать, как Жирафа.
   Даже маленькие воробьи - и те помаленьку чирикают, даже кузнечики  -  и
те что-то стрекочут.
   А Жирафа молчит. Может, потому, что она  выше  всех  на  десять  голов?
Может, она боится уронить свое достоинство? (Шутка ли - с такой высоты!)
   Трудно сказать, почему Жирафа молчит, почему и погибая она не крикнет о
помощи. Даже львы кричат о помощи, даже тигры  кричат  о  помощи,  все  на
свете кричат о помощи, а Жирафа молчит.
   Может, потому ее называют - Жирафа, что означает - милая? Часто  милыми
называют тех, кто молчит, кто, даже имея очень длинный язык, хорошо  умеет
держать его за зубами.



   СТАРОСТЬ МОЛЛЮСКОВ

   Если бы молодость видела... Но она не видит, у нее для этого не хватает
глаз.
   С годами панцирные моллюски смотрят на мир все новыми и новыми глазами,
пока их, глаз этих, не наберется до десяти тысяч штук.
   Десять тысяч глаз  вроде  бы  многовато,  но  ведь  сколько  приходится
повидать, пока состаришься... Может быть, оттого и  старишься,  что  много
приходится повидать, что с каждым годом  смотришь  на  мир  все  новыми  и
новыми глазами...



   РАЗНЫЕ ВЗГЛЯДЫ

   Близорукие   дети,   дальнозоркие    старики...    Вообще-то    явление
закономерное.
   Ребенок  приближает  мир,  чтоб  получше  его  рассмотреть,  а   старик
отодвигает: чего там смотреть, все и так ясно!



   СЛАБЫЕ МИРА СЕГО

   Колибри старается подражать насекомым, хотя принадлежат  они  к  разным
классам и между этими классами  постоянная  борьба,  в  которой  постоянно
побеждают птицы и терпят поражение насекомые.
   Почему  же  Колибри,  птица,  старается  подражать  тем,   кто   терпит
поражение, а не тем, которые одерживают победу?
   Колибри,  как  пчела,  питается  нектаром  цветов,  и   полет   Колибри
напоминает полет насекомого. А сердце Колибри бьется со скоростью шестисот
ударов в минуту - как будто кто-то ее преследует,  как  преследуют  только
насекомых. И даже змеи, которые видят в темноте теплокровных,  Колибри  не
видят, потому что у нее, как у насекомых, по ночам холодеет кровь.
   Почему же Колибри  подражает  тем,  кого  преследуют,  а  не  тем,  кто
преследует, что чаще случается в мире?
   Потому что Колибри, птица,  не  чувствует  никакого  превосходства  над
насекомыми, по своему росту и  общественному  положению  Колибри  ближе  к
насекомым, и в насекомых она видит своих братьев - пусть не по классу и не
по происхождению, а всего лишь навсего по несчастью.



   НА ПУТИ К ОКЕАНУ

   Маленькая рыбка Анабас живет далеко от морей, она живет -  даже  стыдно
сказать - в болоте. Конечно, мало приятного, и рыбка  Анабас  все  мечтает
перебраться в какие-нибудь другие места.
   В Тихий океан. Или хотя бы в Атлантический. Ого,  рыбка  Анабас  знает,
куда ей лучше  переселиться.  Она  твердо  решила:  придет  время,  и  она
непременно переселится в океан.
   И время приходит, болото ее начинает высыхать, и теперь  вообще  никуда
не поплывешь - до того сухо становится у нее в болоте.
   Приходится ползти: прямо по суше, но это ничего, это не  страшно,  если
ползешь в  океан!  Рыбка  Анабас  перебирает  плавниками,  как  заправский
пешеход, и свободно обходится без  воды,  как  верблюд  в  пустыне.  Целую
неделю она обходится без воды...
   А там попадется болото, в котором можно будет устроить привал... Что за
чудесная вещь - привал в  болоте!  И  прохладно,  и  не  слишком  глубоко.
Освежайся, набирайся сил, чтобы  ползти  в  океан.  Ведь,  наверно,  можно
приползти в океан, если так ползти - от болота к болоту?



   КАРАСЬ - НЕ ИДЕАЛИСТ

   Карась, которого некоторые считают идеалистом, на самом деле далеко  не
идеалист. Он понимает, что  щука  -  это  щука,  но  что  же  прикажете  -
помирать? Конечно, лучше, чтобы без щук, чтоб во  всей  реке  не  было  ни
одной щуки. Но ведь могли бы быть одни щуки, и что тогда?
   Допустим, все рыбы были бы щуками. И пескарь был бы щукой, и  окунь,  и
плотва... Куда бы тогда Карасю податься?
   Да и не в одних щуках дело. Бывает, как занесет в какой-нибудь  горячий
источник, где температура почти пятьдесят градусов,  кто  такое  выдержит?
Конечно, выдержать невозможно, но что же прикажете - помирать?
   Карась не собирается помирать. Он понимает, что  горячая  вода  все  же
лучше, чем совсем без воды, и грязная тоже лучше, чем совсем без  воды,  и
много щук лучше, чем одни только щуки.
   Нет, Карась не идеалист, просто он умеет сравнивать. И хотя его считают
самой живучей рыбой, никакой он не живучий, далеко не живучий.  Просто  он
не собирается помирать.



   СМОТРИТЕ В ОБА

   У рыбы Четырехглазки два глаза, но каждый из них смотрит в оба: и вниз,
откуда на Четырехглазку могут напасть, и вверх,  откуда  на  Четырехглазку
могут напасть, - и сверху и снизу на Четырехглазку могут напасть,  поэтому
каждый ее глаз смотрит в оба.
   Глаза у нее устроены так: нижняя  часть  держит  в  поле  зрения  воду,
верхняя контролирует воздух. А  сама  Четырехглазка  -  между  воздухом  и
водой. Между воздушной и водной опасностью.
   Нужно только смотреть в оба - и туда смотреть в оба, и сюда смотреть  в
оба... И тогда между ними, двумя опасностями,  между  огромной  верхней  и
огромной нижней опасностью, между воздушной и водной  опасностью  проляжет
тонкая, тончайшая линия - безопасность.



   ПЛЕЧО ДРУГА

   Проперодес,  морской  червь,  приучен  к  соленой  воде,  и  он  тяжело
переживает ее опреснение.
   Но в компании он уже не так переживает: он видит, что я другим  тяжело,
а когда червь видит, что другим  тяжело,  то  от  этого  червю  становится
легче.



   ПТИЦА КЕКЛИК

   Кеклик не любит витать, как другие птицы. Сколько ни витай в облаках, а
кормиться вернешься на землю. И пока ты там витаешь, на земле  все  лучшее
скормят другим.
   Поэтому Кеклик старается не покидать землю. Но, как всякой  птице,  ему
нужна высота. А что такое соединение земли с высотой?
   Это горы. Кеклику горы заменяют небо. С камешка на камешек, с уступа на
уступ...
   Это он так кормится: поднимаясь все выше и выше.
   Другие кормятся, опускаясь на землю с небес, а Кеклик - поднимаясь  все
выше и выше.
   Большое искусство - кормиться, не  опускаясь  до  этого,  а,  наоборот,
поднимаясь. Чем выше поднимешься, тем больше съешь. Еще выше поднимешься -
еще больше съешь.
   Так и живешь, поднимаясь с уступа  на  уступ,  от  подножного  завтрака
возвышая себя до обеда.



   ПЛОВЕЦ В ПУСТЫНЕ

   Песок струится под  ветром,  вздымая  волны  барханов,  он  покрывается
зыбью, зыбучей, словно вода. И уходит за горизонт, не скованный  берегами,
с тихим шуршанием - сухим плеском... Тот, кто в этом  шуршании  не  слышит
плеска воды, никогда не полюбит пустыню так, как любит ее игуана Ума.
   Там, где того, кто не любит, подстерегает опасность, того,  кто  любит,
ожидает спасение. Игуана Ума в случае опасности ныряет в песок, как  можно
нырять только в воду, и плывет под песком, как плывут под  водой  те,  для
кого вода - родная стихия.
   Когда стихия родная, она ведет себя, как родная, - будь то вода, воздух
или песок. А когда стихия чужая, она тебя иссушит в воде, утопит  в  самой
безводной пустыне.
   Такова природа вещей. Такова природа.  Либо  она  родная  стихия,  либо
стихийное бедствие.



   СКОРОСТЬ КАЛЬМАРА

   Кальмар пятится со скоростью пятьдесят километров в  час,  развивая  не
переднюю, а заднюю скорость.
   Можно, конечно, упрекнуть Кальмара в том, что он движется назад.  В  то
время как все движутся вперед, он уступает позицию за позицией...
   Если бы не скорость Кальмара.
   Когда  развиваешь  такую  скорость,  мир  замирает,  восхищенный  твоим
движением, и его не интересует, куда ты движешься: вперед или назад.



   ДЯТЕЛОК

   Карликовый Дятелок умеет поднять такой стук,  какой  не  поднимет  даже
очень большой дятел. И о нем говорят:
   - Вот это дятел! Умеет поднять стук...
   Хотя вообще-то он даже не дятел, а Дятелок, ростом меньше воробушка. Но
если нужно поднять стук, тут уж прямо к нему обращайтесь.
   Дятелок умеет. Он не станет долбить какой-нибудь дуб - долбить дуб, как
говорится,  себе  дороже.  Дятелок  выбирает  бамбуковый  стебель,  сверху
крепкий, а внутри пустой, и стучит по нему, как по барабану.  Лучше  всего
стучать по барабану, если хочешь поднять настоящий стук.
   Другие дятлы считают, что он  долбит  пустоту,  другим  дятлам  подавай
сплошную  породу.  И  они  долбят  сплошную   породу   -   разнодеревщики,
древопроходцы. А кто о них слышит?
   Нет уж, если хочешь, чтоб тебя слышали, нужно долбить пустоту,  стучать
в барабан - вот тогда будет далеко слышно.  Даже  если  ты  маленький,  не
больше воробушка, тебя будет далеко слышно.
   И о тебе скажут:
   - Вот это дятел! Умеет поднять стук...



   АКСОЛОТЛЬ

   У  саламандры  Амблистомы  сынок  Аксолотль  еще  совсем  дитя,  а  уже
размножается.
   - Перестань размножаться! - делает ему замечание Амблистома. - Разве ты
не понимаешь, что хорошие дети так себя не ведут?
   Аксолотль ничего не понимает,  но  думает,  что  он  все  понимает.  Он
думает, что он уже взрослый. А какой он взрослый? Он  еще  ни  на  шаг  от
воды, даже по земле не научился  ходить.  А  ведь  для  того,  чтоб  стать
взрослым, нужно сначала стать на ноги.
   - Может, вырастет - поумнеет, - утешает себя его бедная мать.
   Но Аксолотль не растет и не становится на  ноги.  Чтобы  ему  стать  на
ноги, нужно, чтобы  в  пруду  высохла  вода  или  произошло  еще  какое-то
бедствие...
   Неблагоприятные условия  действуют  на  Аксолотля  благоприятно,  и  он
перестает  быть  легкомысленным  Аксолотлем   -   теперь   он   саламандра
Амблистома, этому научила его нелегкая жизнь. И  он  говорит  своему  сыну
Аксолотлю, для которого, кажется, созданы все условия:
   - Аксолотль,  перестань  размножаться!  -  и  утешает  себя:  -  Может,
вырастет, поумнеет.
   И создает ему все условия, в которых нико