й,  но  у
меня не хватает силы воли. Но погодите, я заставлю себя, вот тогда вы меня
сравните с вашим сеньором!
   Санчо Панса. Вы еще попробуйте ездить на лошади. Для рыцаря это  первое
дело.
   Муж. Что вы, с лошади я упаду! Между нами  говоря,  я  даже  с  кровати
падаю! И кроме того, для того, чтоб похудеть, надо больше ходить пешком.
   Санчо Панса. Все рыцари ездили на лошадях.
   Муж. Не нужно об этом, с лошадью у меня  не  получится.  (Посмотрел  на
портрет и вздохнул.) И еще вот - драться я не умею...
   Санчо Панса. Ну, без этого и вовсе нельзя. Мой сеньор всегда дрался  до
потери сознания.
   Муж. Боюсь я как-то. Крови не выношу. Курицу - и то не  могу  зарезать.
Жена у меня кого угодно зарежет, а я не могу. Это у меня с детства.
   Санчо Панса. Положим, мой сеньор тоже никого пальцем не тронул. Главным
образом били его.
   Муж. Чтоб меня били, это тоже я не  могу.  Я,  между  нами  говоря,  не
переношу физической боли. Какую угодно, только не физическую. Однажды,  вы
знаете, полено  на  ногу  уронил,  так  со  мной  потом  сделался  нервный
припадок. Я вам  честно  говорю,  это  у  меня,  наверно,  такая  болезнь.
(Вздыхает.) Он бы на моем месте, конечно...  Мне  даже  совестно  и  перед
женой, и перед детьми, что это я, а  не  он  на  моем  месте.  Конечно,  я
стараюсь, но все что-нибудь не так получается.
   Санчо  Панса  (обдумав  последнее  замечание).  А  что,  если  вам   не
стараться, а? Я вам вот что, сосед, посоветую: ешьте каждый день, даже три
раза в день, ешьте мучное, мясное, молочное, соленое,  кислое  и  сладкое.
Пейте, сколько влезет, толстейте, раз вы к  этому  расположены.  В  общем,
сосед, будьте самим собой.
   Муж (испуганно). Самим собой? Но кому я такой  нужен?  Меня  выгонят  в
первый же день. Ни старший Алонсо, ни средний Алонсо, ни младший Алонсо  -
никто не захочет меня знать, не говоря уже о жене. Они  терпят  меня  лишь
потому, что я на него похож, а попробовал бы я не быть на него похожим!

   Входит Дульсинея. Муж сразу умолкает.

   Дульсинея. Вот она, участь женская: все пригорело. Вам, мужчинам, этого
не понять. Пока за молоком проследишь, суп выкипит, пока  тесто  замесишь,
молоко сбежит. И посуда три дня немытая, - вот они, женские дела.  (Мужу.)
Пойди суп помешай. Когда закипит, всыплешь картошку. Только  почистить  не
забудь. Соли ложку столовую... Только грязную ложку не сунь, помой сперва.
Ты понял? (Санчо.) Он понял.

   Муж подбирает дрова и уходит. Дульсинея  садится  на  скамеечку,  опять
принимается за свою кофту.

   Дульсинея. Ну, а потом что?
   Санчо Панса. А потом я закрыл ему глаза...

   Медленно идет занавес. На фоне  музыки,  которая  звучит  то  тише,  то
громче, слышны отдельные фразы.

   Дульсинея. Ах, Санчо,  вы  опять  разрываете  мне  сердце!  Прошу  вас,
вернитесь к тому месту, где вы встретились с этим рыцарем...
   Санчо Панса. Он сказал: "Сеньор, если вы не разделяете..."
   Дульсинея. Я была глупой девчонкой, Санчо...

   Дальнейшие слова звучат уже  при  закрытом  занавесе.  У  левой  кулисы
появляется Муж. В одной руке  у  него  щетка,  в  другой  ведро.  Печально
опустив голову, он идет к правой кулисе, словно иллюстрируя звучащие в это
время слова.

   Голос Санчо Пансы. Алонсо Кехана, Дон-Кихот, славный рыцарь  Печального
Образа!..
   Голос Дульсинеи. Все, Санчо, все, что происходит на  свете,  происходит
от любви!

   1968



   В КАРЕТЕ ПРОШЛОГО


   НАЧАЛО НАЧАЛ

   Мироздание строилось  по  принципу  всех  остальных  зданий:  с  самого
первого кирпича оно уже требовало ремонта.

   ФОРМА ВРЕМЕНИ

   Вероятно, время такое же круглое, как наша Земля: иначе почему человек,
направляясь в будущее, рано или поздно оказывается в прошлом?

   РЕКОНСТРУКЦИЯ ВРЕМЕНИ

   Если бы между прошлым и будущим не было настоящего, все плохое было  бы
уже позади, а впереди было б только хорошее.

   ВРЕМЯ В ПРИРОДЕ

   Запасы времени в  природе  неограничены,  но  как  мало  приходится  на
каждого человека.

   ГОДЫ

   Это только так говорится, что годы берут свое. На самом деле они  берут
не свое, а чужое.

   ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕ

   Живое умирает, а мертвое существует миллионы лет, потому что оно совсем
не расходует времени.

   СТАРОСТЬ СЛОВА

   Архаизмы -  это  слова,  забывшие  о  том,  что  и  они  были  когда-то
неологизмами.

   ЭВОЛЮЦИЯ ВИДА

   Поразить   потомков   своей   наследственностью,   а   предков    своей
изменчивостью - в этом суть приспособления к окружающей среде.

   БОРЬБА ЗА СУЩЕСТВОВАНИЕ

   В  процессе  борьбы  за  существование  и  динозавры,   и   бронтозавры
ухитрились  вымереть  в  древние  времена,  задолго  до   своего   полного
уничтожения.

   ДРАКОНЫ

   Драконы - это змеи, мечтавшие о крыльях и оставившие  в  легендах  свои
мечты.

   ПЕРВАЯ ПАЛКА

   Когда обезьяна взяла в руки палку, она еще не  подозревала,  что  палка
имеет два конца.

   ЭПИГОНЫ

   Эпигон - это обезьяна, которой не удается стать человеком, как  она  ни
пытается повторить уже однажды пройденный путь.

   АРХЕОЛОГИЯ

   Вавилоняне раскапывали культуру шумеров, при этом закапывая свою.

   ПАМЯТНИКИ СТАРИНЫ

   Пирамиды, посмертные дворцы фараонов, являются наглядным примером того,
как в великолепную форму можно вложить совершенно ничтожное содержание.

   ПЕРВАЯ ДВЕРЬ

   Когда человек изобрел дверь, он искал не входа, а выхода.

   ИСТОРИЯ

   Много побед одержал великий  Пирр,  но  в  историю  вошла  только  одна
пиррова победа.

   ПРЕЕМНИКИ

   Они мыслили точно так, как Сократ. А цикуту им заменяла цитата.

   УРОК КРАСНОРЕЧИЯ

   ...и тогда Демосфен выплюнул свои камни и набрал в рот воды.

   ВЕРА

   И  до  конца  своих  дней  Гомер  слепо   верил   в   прозрение   своих
современников.

   ЦЕЗАРИ

   Жребий был брошен вместе со всеми доспехами при попытке обратно перейти
Рубикон.

   ПЕРСПЕКТИВЫ

   Когда Калигула ввел в сенат своего коня,  все  лошади  Рима  воспрянули
духом.

   РЕПЛИКА ОБЕЗЬЯНЫ

   Иногда опасно уходить от достигнутого. Даже вперед.

   БИТВЫ

   Битвы за свои убеждения никогда не бывают столь жестоки, как  битвы  за
свои заблуждения.

   ВОЙНЫ

   А что касается войн Алой и Белой розы, то это были только цветочки.

   ЧЕЛОВЕК И ОРУЖИЕ

   Из века в век бродя по дорогам, рыцари одичали, отбились от своих дам и
превратились в настоящих разбойников.

   СОЛДАТЫ ИСТОРИИ

   Факты - солдаты истории: они всегда подчиняются генералам.

   СВИДЕТЕЛИ ИСТОРИИ

   Свидетели истории могут быть как свидетелями защиты, так и  свидетелями
обвинения. Все от того зависит, кто их вызывает на суд.

   СУД ИСТОРИИ

   Суд истории -  это  суд,  всегда  выносящий  приговор,  но  никогда  не
приводящий его в исполнение.

   СМИРЕНИЕ

   Буйным становится человек, когда он продает душу дьяволу, но  каким  же
кротким становится он, когда он отдает богу душу.

   МЕЧТЫ ВСЕВЫШНИЕ

   Если бы люди вели себя, как ангелы, а работали, как черти.

   ЖИТЕЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

   Цель оправдывает средства, но - увы - не всегда их дает.

   МЫСЛИ

   Мудрые  мысли  погребены  в  толстых  книгах,  а  немудреные  входят  в
пословицы и живут у всех на устах.

   ПРАКТИЧЕСКИЙ СОВЕТ

   Когда перед тобой возникнет стена, вбей в нее гвоздь,  повесь  на  него
шляпу и чувствуй себя, как дома: одна стена у тебя уже есть.

   ОБЯЗАТЕЛЬСТВО

   Мы вырубим все оазисы, чтобы они не заслоняли от нас  пустынь,  которые
нам еще предстоит засадить деревьями.

   СИЛА ИСКУССТВА

   Очнувшись от своей игры, Орфей застал свою жену в объятиях Морфея.

   ПРИЗНАНИЕ

   И вот уже он стал таким великим художником, что мог не  слышать  ничего
вокруг, как Бетховен, и не видеть ничего вокруг, как Гомер.

   ТЕАТР

   Театр начинается с вешалки и кончается вешалкой. Но помните: главное  -
всегда в середине.

   ГАЛЕРКА

   Настоящего зрителя искусство всегда возвышает.

   ЛАВРЫ

   Уходя из театра, каждый зритель уносит с собой по лавровому листку.

   СОВРЕМЕННОСТЬ

   Современность - это то, что понимается только со временем.

   УВЕДОМЛЕНИЕ ЗРИТЕЛЯ

   Сегодня и завтра, в  любой  сезон  -  билеты  на  сегодняшнюю  трагедию
действительны на завтрашнюю комедию.

   СУТЬ ЖИЗНИ

   При естественном движении от начала к концу - вечное движение к началу.

   ЭВОЛЮЦИЯ ЧЕЛОВЕКА

   ...а старые обезьяны  все  еще  вспоминают  о  том,  как  они  жили  до
эволюции...

   1965-1970



    Феликс Кривин.
    Конец жанра

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Хвост павлина". Изд. "Карпаты", Ужгород, 1988.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 16 January 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   ЭТО БЫЛ НЕ ДАНТЕС...

   Известный   пушкиновед,   непревзойденный   специалист   по    забытым,
ненайденным и ненаписанным рукописям Пушкина, случайно заглянул в  журнал,
раскрытый соседом по трамваю, и прочитал там рассказ "Как хорошо,  что  ты
пришел..." Пришел, как выяснилось, не Пушкин, но  это  только  раззадорило
пушкиноведа, и он заглянул в журнал пристальнее, ища в нем следы  любимого
поэта. Следы, как это обычно бывает, тут же и отыскались. О  Пушкине  было
сказано и даже приведено  неизвестное  стихотворение,  написанное  великим
поэтом в ранние годы, когда он еще не  знал  цены  своим  произведениям  и
разбрасывался ими так, что на розыски их требовались столетия.
   Домашний анализ убедил пушкиноведа, что стихи принадлежали не  Пушкину.
Размер был не тот: анапест. Можно  было  предположить,  что  стихотворение
принадлежит А.К.Толстому, однако в  литературе  указывалось  не  раз,  что
А.К.Толстой отдавал предпочтение амфибрахию. "Князь Курбский  от  царского
гнева бежал..." (Полн. собр. соч.; С.-Петербург, 1907.  т.1.  с.239).  Или
"Средь шумного бала случайно..." (Там же. с.374). Но, с другой стороны,  у
того же Толстого: "У приказных ворот собирался народ..." (Там же.  с.247),
- явный анапест! Но тогда почему не вспомнить пушкинское: "А  в  ненастные
дни собирались они..." (Собр. соч., Москва, 1959.  т.2.  с.578)?  Впрочем,
анапест не был характерен для нашего гениального поэта. А для кого он  был
характерен? "Ерофей-генерал побеждал и карал Пугачева и Разина Стеньку..."
Это Л.Н.Трефолев ("Библиотека поэта". Ленинград,  1949.  с.97).  Возможно,
автор рассказа, явный непушкиновед,  приписал  Пушкину  строки  Трефолева?
Может быть, раннего Трефолева, забытого,  ненайденного  или  ненаписанного
Трефолева, но все же не Пушкина,  а  Трефолева.  Или,  в  крайнем  случае,
А.К.Толстого.
   Это был первый повод усомниться  в  научной  достоверности  трамвайного
рассказа. Вторым поводом был ненаучный метод  исследования.  Автор  пишет,
что стихотворение он обнаружил при помощи некоего  аппарата,  позволившего
ему видеть прошлое и даже читать  в  этом  прошлом  рукописи,  которые  до
нашего времени не дошли. Если б автор был немного знаком с  предметом,  он
знал  бы,  что  читать  даже  те  рукописи,  которые  дошли,  представляет
известную трудность, так как нужно сначала установить их  местонахождение.
И наконец третьим, самым весомым поводом  для  сомнений  было  то,  что  в
подзаголовке трамвайного рассказа стояло антинаучное слово:  "Фантастика".
Если автор сам считает свои изыскания фантастикой, то почему мы должны  им
верить?  Быть  может,  он  сам  написал  эти  стихи   и   фальсификаторски
приписывает их Пушкину...
   Вскоре пушкиновед сидел  в  квартире  у  непушкиноведа  и  имел  с  ним
полунаучный (со стороны гостя), полуфантастический  (со  стороны  хозяина)
разговор.
   - Фантастика фантастикой, научная фантастика - научной фантастикой,  но
это не дает права подрывать основы пауки.
   - Но я действительно видел, как он писал эти стихи!
   - Кто... писал?
   - Пушкин, - сказал хозяин  с  легкостью,  с  какой  упоминают  это  имя
непушкиноведы. - Юный Пушкин, мальчик четырнадцати лет.
   Впервые при маститом столпе пушкиноведения назвали  мальчиком  великого
поэта.
   - Вы видели... как Александр Сергеевич... Надеюсь, это было во сне?
   - Нет, не во сне. Вот на этом аппарате. - Трамвайный фантаст указал  на
предмет, отдаленно напоминавший кухонный комбайн, лучший помощник домашней
хозяйки.
   - Я, пожалуй, пойду, - сказал гость. При этом вид у  него  был  немного
испуганный.
   - А вы не хотите сами посмотреть?
   Пушкиновед не хотел. Но он себя заставил. Ради Пушкина.  Как  известно,
путь к истине устлан не только розами, но и шипами.
   Дальше все происходило как во сне. У кухонного комбайна вдруг  открылся
экран, и на нем замелькали человеческие фигуры.
   - Вон, видите, человек к нам спиной? Это Фет. У него  в  руках  сборник
Тютчева. А вон, видите, к нам спиной? Это Аполлон Григорьев.
   - А почему они все спиной?
   Хозяин  объяснил   это   исторической   обстановкой.   То   есть,   они
действительно так стояли, и теперь уже поздно что-то менять.
   - Летний сад. На скамеечке гимназист читает "Отечественные  записки"...
- комментировал немое изображение непушкиновед.
   В верхнем правом углу мелькали цифры: ...1867... 1859... 1843...
   - Черная речка, - объявил владелец аппарата, -  сейчас  здесь  появятся
Пушкин и Дантес.
   Это был совершенно не научный метод исследования,  но  оторваться  было
невозможно.
   - Дантес, - прошептал фантаст.
   Пушкиновед хорошо знал Дантеса. Он знал всех друзей  и  врагов  Пушкина
лучше, чем собственных друзей и врагов. Дантеса он узнал бы  не  только  в
лицо, но даже по почерку. Да, он узнал бы Дантеса. Но это был не Дантес.
   Это скорее был... как же его фамилия? Да ну же, он часто бывает в  Доме
литераторов... Пушкиновед не раз с ним  встречался  на  заседаниях  секции
критики, но вспомнить его фамилию не мог, потому что был  специалистом  по
девятнадцатому, а не по двадцатому веку. И  вот  этот  критик,  выдававший
себя за Дантеса, поднял пистолет, похожий на шариковый карандаш "Привет из
Одессы", и стал наводить его на стоящего перед ним... Пушкиновед  поспешил
перевести взгляд на стоявшего перед Лжедантесом Пушкина. Да, конечно,  это
был не Пушкин.  Это  был  известный  поэт,  тоже  часто  бывавший  в  Доме
литераторов, но фамилию которого пушкиновед вспомнить не мог,  потому  что
был специалистом по девятнадцатому, а не по двадцатому веку. И все же  его
встревожила  судьба  известного,  хотя  и  забытого  поэта,   и,   впервые
почувствовав в себе силу предотвратить историческую катастрофу, пушкиновед
рванул ручку аппарата так, что десятки лет промелькнули за одно мгновение.
   - Осторожней с историей, - недовольно проворчал  владелец  аппарата.  -
Резкие скачки, особенно назад, чреваты серьезными последствиями.
   - У вас здесь все перемешалось, - в свою очередь  проворчал  специалист
по девятнадцатому веку. - Не поймешь, где, кто и когда...
   - Исторические напластования, - пояснил непушкиновед. - Пласты  времени
накладываются один на другой, настоящее давит  на  прошлое,  придавая  ему
свой собственный облик.
   - Вы хотите меня уверить, что я видел Пушкина?
   - Да, вы видели Пушкина, -  твердо  сказал  трамвайный  фантаст.  -  Мы
многое  видим,  но  не  узнаем,  потому  что  на   окружающую   реальность
напластовывается наш субъективный мир, и мы многое видим таким, каким сами
желаем видеть...
   Разговор  приобретал  все  более  ненаучный  характер,   и   пушкиновед
чувствовал, что в таких разговорах он  не  силен.  Вся  его  закаленная  в
научных спорах аргументация поникла перед этим кухонным комбайном, который
мог состряпать любой исторический факт, как  стряпают  борщ  или  котлеты.
Фантастика! Да, именно фантастика, ухватился он  за  это  компрометирующее
любую  научную  концепцию  слово  и  сказал,   чтобы   побольней   уязвить
собеседника:
   - Пушкин никогда не писал фантастики.
   Это было метко сказано.  Уже  торжествовавший  было  победу  трамвайный
фантаст сразу сник, и даже дилетанту от  пушкиноведения  было  бы  ясно  с
первого взгляда: нет, он не Пушкин.
   - В следующий раз пишите ямбом, - нанес пушкиновед прощальный  удар.  И
повернулся спиной к кухонному аппарату.

   1976



   КОНЕЦ ЖАНРА

   Теория вероятности немеет  перед  невероятной  практикой  нашего  века.
Начальник уголовной полиции, хорошо известный как в полицейских, так  и  в
уголовных кругах, задержал сам себя. Это был конец детективного жанра,  за
которым начинался жанр сомнительно научной фантастики.
   Конец  жанра,  особенно  такого  популярного,  как  детектив,  является
настоящим потрясением  для  общества.  Вот  уже  свыше  ста  лет  общество
участвует в постоянной,  непрекращающейся  погоне,  впрыгивает  в  окна  и
выпрыгивает из них, сличает следы, пепел от сигарет, пуговицы и  отпечатки
пальцев. И вдруг на полном скаку - стоп! Кто  кого  поймал,  кто  от  кого
убегает? Сыщик стоит в пустой комнате и держит за шиворот сам себя.  Конец
жанра! Конан Дойл, Эдгар По, хорошо, что вы не дожили до этого несчастного
времени!
   В течение долгих месяцев начальник полиции шел по своему следу, то себя
настигая, то  внезапным  рывком  снова  уходя  от  себя,  совершая  чудеса
находчивости  одновременно  в  двух  противоположных  видах  деятельности.
Знаменитый детектив, известный во Франции под именем Жана Грейо, в  Англии
под именем Джона Грея, а в России под именем Ивана Григорьева, -  оказался
вором-рецидивистом, известным во Франции под именем Большого Жака Фонтена,
в Англии под именем Большого Джека Фонтенза, а в России под именем  Жорика
с Большого Фонтана.
   Параллельные прямые пересеклись в точке, представляющей  не  бесконечно
малую, а, напротив, довольно значительную величину, и даже не одну, а  две
величины: великого сыщика и великого рецидивиста.
   Сенсация.
   Впрочем, разве в уголовном и вообще в мире мало сенсаций?  Мир,  в  том
числе  и  уголовный,  устроен  так,  чтобы  человек,  живущий  в  нем,  не
переставал удивляться. Конечно, если начальника полиции взять под  стражу,
он уже не будет вызывать того удивления, я  бы  даже  сказал:  восхищения,
какое он вызывал, когда стоял во главе полиции. Вычеркнутый из настоящего,
он будет вычеркнут  также  из  прошлого,  где  у  него  имелись  некоторые
заслуги. Таково удивительное свойство человеческой  памяти:  она  способна
забывать.
   И не только человеческой. Если б семя  не  забыло,  что  было  когда-то
семенем, оно никогда бы не стало побегом. Если бы побег не забыл, что  был
когда-то побегом...
   Я прошу прощения у тюремной администрации, что употребил  неуместное  в
данном тексте слово "побег", но таков закон развития и маленького  семени,
и взрослого, уважаемого человека...
   Итак, является Жак Фонтен к Жану Грейо (дело, конечно же, происходит во
Франции) и говорит:
   - Напрасно ты, Ваня, за мной гоняешься: я, между прочим, сижу у тебя  в
кабинете.
   Жан Грейо от удивления теряет дар своей французской  речи,  но  тут  же
обретает английскую:
   - Джек! - восклицает он. - Большой Фонтенз! Что тебе  нужно  здесь,  во
французской полиции?
   - Я здесь работаю, - усмехается Джек. - В этом кабинете.
   Ну, тут, конечно, удивление, выяснение, кто  где  работает  и  кто  где
ворует. После чего Жак Фонтен говорит:
   - Ваня! Совсем ты одичал у себя в полиции, оторвался от жизни. Разве ты
не заметил, что у нас давно  уже  воруют  так  же  систематически,  как  и
работают? Потому что у нас стерта грань между воровством и работой.
   -  Джек!  -  воскликнул  Жан  Грейо,  упрямо  не  желая  переходить  на
французский язык, чтоб не компрометировать родимую  Францию.  -  Я  привык
делить мир на честных и бесчестных людей,  на  полицейских  и,  откровенно
говоря, воров. И ты меня не собьешь с этой позиции!
   - Эх, Ваня, Ваня... -  вздохнул  Большой  Жак  Фонтен.  -  Ты  все  еще
думаешь, что на свою полицейскую зарплату живешь, а ведь ты уже  д