Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Кривин Феликс. Рассказы и повести -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  -
ипет и Вавилон - оба молчат... Но теперь - это уже отчетливо слышно - говорит Персия. Она покоряет Мидию и Лидию, а заодно Египет и Вавилон. И теперь они все молчат - единодушно. Воцаряется тишина. Тяжелая, гнетущая тишина, которая только и ждет, когда ее снова нарушат. Этот старый пример характерен для театра военных действий, в котором нередко бывает так, что зрители вытесняют со сцены актеров и берут на себя функции главных действующих лиц. Поэтому, выясняя отношения между собой, актеры должны зорко следить за зрителями. В древнем государстве Шумере, состоявшем из нескольких взаимозависящих государств, были весьма популярны войны за гегемонию. Урук хотел подняться над Уром, Ур над Кишем, Киш над Уруком и Уром, а все вместе они хотели подняться над Лагашем. Усиливаясь и разрастаясь, войны за гегемонию приобретали такой размах, что как-то незаметно перерастали в войны за независимость. Урук не хотел зависеть от Ура, Ур от Киша, Киш от Урука и Ура, а все вместе они не хотели зависеть от Лагаша. Но и войны за независимость оставались недолго в этом качестве и перерастали в войны за гегемонию, приводившие, естественно, к войнам за независимость - и снова за гегемонию - и снова за независимость - Урука от Ура, Ура от Киша - и за гегемонию их над Лагашем. И все же кое в чем театр военных действий напоминает настоящий театр. Во время расширения Дарием своего Персидского царства на покоряемых землях появился Лже-Навуходоносор, выдававший себя за истинного Навуходоносора. Но Дарий живо его раскусил, а затем и разбил превосходящей живой силой и техникой. Однако за Лже-Навуходоносором появился Лже-Фраорт, выдававший себя за истинного Фраорта, затем Лже-Смердис, за Лже-Смердисом - неизвестно кто, но тоже, видимо, Лже-, судя по сложившейся обстановке. И тогда, гласит надпись на скале Багистана, "ложь распространилась в царстве". И чем упорней Дарий ее подавлял, тем упорней она распространялась. Потому что это была не простая ложь. Это была ложь, которая боролась за правду. А ведь это и есть настоящий театр. 1969 ПИРРОВЫ ПОБЕДЫ В войне Пирра с римлянами был использован новый вид оружия - слоны. Огромные и непробиваемые, они двигались впереди конницы и пехоты, подавляя противника своей массивностью, а также неповоротливостью, которая не давала им обратиться в бегство. Победы следовали одна за другой. При Гераклее, при Аускуле. При самых разных селах и городах. Победы были настолько отчаянны, что в соседних странах был поднят вопрос о запрещении слонов как оружия массового уничтожения. Мирная страна Каледония предлагала вообще уничтожить слонов, чтобы не подвергать опасности будущее человечества. Каледонию поддерживала мирная страна Лангобардия. Но слоны шли в бой и одерживали победы. Одну отчаяннее другой. Римляне сопротивлялись. Они упорно отказывались сдаться на милость победителя, хотя милость эта была велика. Честолюбивый Пирр предлагал побежденным мир на самых достойных условиях - честолюбивые подданные отказывались от мира. Честолюбивый Пирр отпускал пленных на родину - честолюбивые пленные возвращались обратно под стражу. К борьбе оружия прибавилась борьба самолюбий, самая жестокая борьба, в которой не бывает ни победителей, ни побежденных. А слоны шли в бой, подавляя неприятеля массивностью и неповоротливостью, которая мешала им обратиться в бегство. В соседних странах обсуждался вопрос об обеспечении слонами северных государств, чтобы защитить север от южной опасности. В мирной Каледонии был акклиматизирован первый слон, второй слон был акклиматизирован в мирной Лангобардии. Наступила знаменитая битва при Беневенте. Слоны шли в бой, расчищая путь коннице и пехоте. Все было привычно и буднично, и слоны топтали людей, как топтали их в прошлой и позапрошлой битвах. И честолюбивый победитель уже послал побежденным первую просьбу о мире, от которой честолюбивые побежденные с презрением отказались, и уже никто не ждал для себя никаких неожиданностей, когда появилась первая неожиданность - стрелы, обернутые горящей паклей. Это было удивительное зрелище, и слоны на минуту остановились, прервав свое победное шествие. А в следующую минуту (и это была вторая неожиданность), преодолев свою естественную неповоротливость, слоны повернулись и двинулись назад, топча свою собственную конницу и пехоту. При виде столь массового уничтожения соседние страны подняли вопрос о новом оружии, которое в сочетании со старым приводит к таким ужасным последствиям. Говорили, что нужно либо сразу сжечь всю эту паклю, либо обеспечить ею мирные государства, чтобы им было чем защищаться и чем нападать. Между тем война продолжалась, и слоны, доставившие Пирру столько побед, на сей раз доставили ему крупное поражение. Видя это, честолюбивые римляне предложили ему мир, но честолюбивый Пирр отказался от мира. Война продолжалась. Мирная Каледония перешла на строгий режим экономии, приберегая паклю на случай военных действий. Мирная Лангобардия вовсю торговала паклей и потихоньку откармливала слона. 1969 БОРЬБА ЗА ЛЮБОВЬ За столько веков Амур испробовал все виды оружия: стрелы, ружья, пушки, бомбы разных систем... И все это для того, чтоб люди полюбили друг друга. ДВЕНАДЦАТАЯ ДИНАСТИЯ Близился Новый, 1969 год до нашей эры... Номархи [номарх - царский наместник в Древнем Египте], жрецы и другие сподвижники царствующего Сенусерта Первого собрались, чтобы в узком кругу отметить это радостное событие. Самого Сенусерта пока еще нет: он появится ровно в полночь, знаменуя появление Нового года. А может, появится кто-то другой: по нынешним временам можно ждать любых неожиданностей. Что же принесет с собой Новый год? Пока идут разговоры. Обычные предновогодние разговоры. - Я - любовь области моей, ярый сердцем, когда вижу ослушника. Я устранил гордость из высокомерного, заставил умолкнуть велеречивого, так, что он уже больше не говорит. - Отлично сказано! Вы не пробовали это записать? - Как же, я приказал это высечь на камне. Вспоминается старый, 1970 год и еще более старый, 1971... Что же все-таки принесет Новый год? Два жреца спорят о трактовке Амона. Кто он - бог Солнца или просто баран? Бог Солнца - это все же величественней, но баран - как-то понятней... Литератор Синухет, уже принятый в высших кругах, но еще не принятый широкой читающей публикой, рассказывает о своей последней поездке в Сирию. Он бежал гуда при Аменемхете и сразу вернулся, узнав, что Аменемхета сменил Сенусерт. Все соглашаются: от Аменемхета немудрено сбежать, а к Сенусерту немудрено вернуться... Что же, что же принесет Новый год? Старый, 1970 год, как преступник на колесе, доживает последние минуты. Все умолкают, чтобы полюбоваться его концом. И вот - конец! Дверь распахивается - и все облегченно вздыхают. На пороге стоит Сенусерт Первый, олицетворяя собой Новый год. Старый, привычный Новый год. 1969 год до нашей эры. 1968 УЛИЦА ВЕЛИКОГО РАМЗЕСА Между двумя Рамзесами - Четвертым и Пятым - был еще один Рамзес, только номер его в веках не сохранился. Отличный был Рамзес. Когда он взошел на престол, ему, конечно, сразу стали возводить пирамиду, но Рамзес остановил строительство: - Не рано ли строить для мертвого, когда живым негде жить? - Мы не для мертвого, - объяснили строители, - мы для вечно живого. Но Рамзес объяснил им, что вечно живой подождет, пускай сначала просто живых обеспечат. Ничего не поделаешь. Стали строить для просто живых. Построили целую улицу и назвали ее улицей Великого Рамзеса. - Да что ж это такое! - возмутился Рамзес. - У вас что, нет других названий? Стали думать строители: как назвать улицу, чтобы вниманием не обидеть царя, но, с другой стороны, и невниманием его не обидеть? Тут-то и вспомнили о носильщике Рамзесе - ленивом и нерасторопном, но все же Рамзесе. И назвали улицу улицей Великого Носильщика Рамзеса. - Вот это другое дело, - сказал Рамзес. - Так и надо называть улицы. Следующую улицу назвали улицей Великого Точильщика Рамзеса. Еще одну - улицей Великого Лудильщика Рамзеса. - Очень хорошо, - похвалил их Рамзес. - И Великий Точильщик, и Великий Лудильщик... Но почему бы не назвать улицу просто: улицей Великого Рамзеса? 1985 АВГИЕВЫ КОНЮШНИ К длинному списку исторических событий и лиц подошел маленький человек. - Я Авгий. Поищите на "А". - А кто вы такой? - спросил секретарь Истории. - Известно кто - царь! Сын самого бога Солнца. - Царей много, да не все попадают в Историю. Вы конкретно скажите, каковы ваши дела. В разговор вмешался помощник секретаря: - Поищите на "Г". Это тот Авгий, у которого Геракл чистил конюшни. Секретарь покачал головой: - Опять этот Геракл! Столько мелюзги потащить за собой в Историю! 1964 ЛАОКООН Высший совет богов постановил разрушить Трою. - Подкиньте им троянского коня, - посоветовал Зевс. - Да не забудьте посадить в него побольше греков. Воля Зевса была исполнена. - Ну как Троя? Разрушена? - Пока нет, громовержец. Там у них нашелся какой-то Лаокоон... - Что еще за Лаокоон? - Личность пока не установлена. Но этот Лаокоон не советует ввозить в город троянского коня, он говорит, что надо бояться данайцев, даже если они приносят дары. - Уберите Лаокоона. Личность установим потом. Воля Зевса была исполнена. Два огромных змея задушили Лаокоона, а заодно и его сыновей. Смелый троянец умирал как герой. Он не просил богов о пощаде, он только просил своих земляков: - Бойтесь данайцев, дары приносящих! - Сильная личность! - похвалил его Зевс, наблюдая с Олимпа за этой сценой. - Такому не жалко поставить памятник. Воля Зевса была исполнена. И, учитывая последнюю просьбу Лаокоона - не ввозить в город троянского коня, - ему воздвигли красивый, выразительный памятник: Лаокоон въезжает в город на троянском коне. 1964 МИРМИДОНЯНЕ Мор уничтожил народ Эгины, и когда Зевс спохватился, на острове остались одни муравьи. Они были маленькие, совсем незаметные и потому уцелели во время бедствия. Но для такого бога, как Зевс, муравьи тоже кое-что значат. Он подал знак - и муравьи превратились в людей - настоящих людей, высоких, стройных и сильных. И назвал Зевс людей мирмидонянами, потому что они произошли от муравьев. Это были честные люди, исполнительные и трудолюбивые. Но по старой муравьиной привычке они ходили согнувшись, низко опустив голову, будто над ними был занесен сапог. Зевсу было за них стыдно, и он гремел: - Люди, будьте людьми! Люди, будьте людьми! Но от этого крика они пригибались к земле еще больше. А Зевс гремел и гремел в небесах. Старый, наивный бог, он не понимал простой истины: можно превратить муравьев в людей, но сделать людьми людей - это богам не под силу. 1964 ОЛИМПИЙСКОЕ СПОКОЙСТВИЕ Ах, каких детей породила Ехидна! Старший - настоящий лев. Младший - настоящий орел. Средние - Цербер и Гидра - умницы, каких мало: на двоих двенадцать голов. Выросли дети, и каждый нашел для себя занятие. Цербер трудился под землей - сторожил подземное царство. Орел действовал с воздуха - клевал печень Прометея, прикованного к скале. А лев и Гидра работали на земле - опустошали окрестности Немей и Лерны. Все дети пристроены, все при деле. Ехидне бы жить да радоваться. Но тут подвернулся Геракл со своими подвигами. Он задушил Немейского льва, отрубил головы Лернейской гидре, застрелил из лука орла, а Цербера связал и бросил в темницу. Хорош герой - убивать чужих детей! Да его б за такие подвиги... - Господа олимпийцы, перед вами несчастная мать! Она породила детей, которые стали ее единственной радостью и надеждой. И вот приходит какой-то Геракл, давно известный своими подвигами, и убивает этих детей. Он убивает их на наших глазах, а мы храним олимпийское спокойствие. Господа олимпийцы, до каких пор наши гераклы будут уничтожать наших гидр, которые опустошают наши города? До каких пор наши гераклы будут уничтожать наших орлов, которые клюют наших прометеев? Отвечайте, господа олимпийцы! 1964 ОСУЖДЕНИЕ ПРОМЕТЕЯ - Ну посуди сам, дорогой Прометей, в какое ты ставишь меня положение. Старые друзья, и вдруг... - Не печалься, Гефест, делай свое дело. - Не печалься! По-твоему, приковать друга к скале - это раз плюнуть? - Тебе ведь не привыкать! - Зря ты так, Прометей. Ты думаешь, нам легко на Олимпе? С нас ведь тоже спрашивают. Гефест взял друга за руку и стал приковывать его к скале. - Покаялся бы ты, Прометей, а? Старик простит, у него душа добрая. Ну, случилось, ну, дал людям огонь - с кем не бывает? Прометей молчал. - Думаешь, ты один любишь людей? Ведь мы на Олимпе для того и поставлены. Такая наша работа - любить людей. А если наказываем... - Гефест взял копье и пронзил им грудь Прометея. - Если наказываем, так ведь это тоже не для себя. Пойми, дорогой, это для твоего же блага... 1966 БОЖЕСКИЙ РАЗГОВОР Титаны восстали против богов-олимпийцев. - Что это вы, ребята? - журил их Зевс. - Ай-ай, нехорошо! Давайте говорить по-божески. Только не все сразу, подходите поодиночке. Подошел первый титан-одиночка. Смотрит Зевс - здоровенный титан! Где с таким говорить по-божески! Пришлось поставить его на колени. Стоит на коленях титан - и все равно выше Зевса на целую голову. Пришлось отрубить ему голову. - Ну вот, - сказал Зевс, - с этим как будто договорились. Давайте дальше - поодиночке! 1964 ДАМОКЛОВ МЕЧ Дамокл поднял голову и увидел над собой меч. - Хорошая штука, - сказал он. - Другого такого не найдешь в Сиракузах. - Обрати внимание, что он висит на конском волосе, - подмигнул ему тиран Дионисий. - Это имеет аллегорический смысл. Ты всегда завидовал моему счастью, и этот меч должен тебе объяснить, что всякое счастье висит на волоске. Дамокл сидел на пиру, но к еде не притрагивался. Все вокруг веселились, а он был печален. Над его головой висел меч. Отличный меч. Другого такого не найдешь в Сиракузах. - Да, счастье... - вздохнул Дамокл и с завистью посмотрел на меч. 1964 НАРЦИСС Женщины ходили за Нарциссом по пятам и делали ему самые заманчивые предложения. Но Нарцисс отвечал каждой из них: - Я не могу любить сразу двоих - и себя, и тебя. Кто-то из нас должен уйти. - Хорошо, я уйду, - самоотверженно соглашались одни. - Нет уж, лучше уходи ты, - пылко настаивали другие. Только одна женщина сказала не так, как все. - Да, действительно, - сказала она, - любить двоих - дело хлопотное. Но вдвоем нам будет легче: ты будешь любить меня, а я - тебя. - Постой, постой, - сказал Нарцисс, - ты - меня, а я? - А ты меня. - Ты меня - это я уже слышал. А я кого? - Ты меня, - терпеливо объяснила женщина. Нарцисс стал соображать. Он шевелил губами, что-то высчитывал на пальцах, и на лбу у него выступил пот. - Значит, ты меня? - наконец сказал он. - Да, да! - радостно подтвердила женщина. - А я? - Нарцисс еще подумал. - Послушай, зачем так все усложнять? Пусть каждый любит сам себя, это гораздо проще. 1964 СИЗИФ Он катил на гору камень. Он поднимал его до самой вершины, но камень опять скатывался вниз. Тогда он пошел на хитрость. Он взял щепочку, подложил ее под камень, и камень остался лежать на вершине. Впервые за много веков он свободно вздохнул. Он отер пот со лба и сел в стороне, глядя на свою работу. Камень лежал на вершине, а он сидел и думал, что труд его был не напрасен, и был доволен собой. Проходили века, и все так же стояла гора и лежал камень, и он сидел, погруженный в мысли, что труд его был не напрасен. Ничто не менялось вокруг. Сегодня было то, что вчера. Завтра будет то, что сегодня. У него отекли ноги и онемела спина. Ему казалось, что если он еще немного посидит, то и сам превратится в камень. Он встал и полез на гору. Он вытащил щепочку, и камень с шумом рванулся вниз, а он бежал за ним, прыгая с уступа на уступ, и чувствуя прилив новой силы. У подножья горы он догнал камень и остановил его. Потом поплевал на руки и покатил камень вверх, к вершине горы... 1964 ПИГМАЛИОН Персей много говорил о своих подвигах, но был среди них один, о котором он не любил вспоминать. Отрубив голову Медузе Горгоне, Персей по дороге домой заехал на остров Кипр к знаменитому скульптору Пигмалиону. Пигмалион в то время был влюблен в только что законченную статую, как обычно бывают влюблены художники в свое последнее произведение. - Это моя самая красивая, - сказал он, и статуя вдруг ожила. От таких слов ожить - дело естественное, но скульптор увидел в этом какое-то чудо. - О боги! - взывал он. - Как мне вас благодарить? Боги скромно молчали, сознавая свою непричастность. Пигмалион долго не находил себе места от радости. Потом наконец нашел: - Я пойду в мастерскую, немножко поработаю, - сказал он ожившей статуе. - А ты тут пока займи гостя. Женщина занимала гостя, потом он занимал ее, и за всеми этими занятиями они забыли о Пигмалионе. Между тем скульптор, проходя в мастерскую, наткнулся на голову Медузы Горгоны, которую оставил в передней неосторожный Персей. Он взглянул на нее и окаменел, потому что таково было свойство этой головы, о котором знали все, кого она превратила в камень. Прошло много долгих часов, и вот в прихожую вышли Персей и его собеседница. - Какая безвкусица! - сказала ожившая статуя, глядя на окаменевшего творца. - Знаете, этот Пигмалион никогда не мог создать ничего путного. Так сказала женщина, и Пигмалион навеки остался камнем... 1964 ГОМЕР А ведь старик Гомер был когда-то молодым человеком. Он пел о могучем Ахилле, хитроумном Одиссее и Елене, женщине мифической красоты. - Вы знаете, в этом Гомере что-то есть, - говорили древние греки. - Но пусть поживет с наше, посмотрим, что он тогда запоет. И Гомер жил, хотя кое-кто сегодня в этом сомневается. И он пел - в этом сегодня не сомневается никто. Но для древних греков он был просто способный молодой поэт, сочинивший пару неплохих поэм - "Илиаду" и "Одиссею". Ему нужно было состариться, ослепнуть и даже умереть, для того, чтоб в него поверили. Для того, чтоб о нем сказали: - О Гомер! Он так хорошо видит жизнь! 1965 ПРОКРУСТОВО ЛОЖЕ Тесей уже занес свой меч, чтобы поразить великана Прокруста, но вдруг опустил его: - Нет, не могу я так, без суда. Судите его, люди! И вот начался суд. Говорили, сколько людей погубил Прокруст, калеча их на своем прокрустовом ложе. Вспоминали маленьких, которых он вытягивал, и больших, которым обрубал ноги. Последнее слово - обвиняемому: - Я виновен. Виновен в том, что слишком любил людей. Его осыпали градом насмешек. - Да, я любил людей, хотя понимал, как они далеки от идеала. Человек - мера всех вещей, но какой мерой мерить самого человека? Я нашел эту меру, вот она! - И Прокруст показал на свое ложе. - Идеальный человек должен быть таким, только таким - ни больше, ни меньше. Так судите меня, люди, за мою к вам любовь, за то, что, пока вы тешились жизнью, я пытался приблизить

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору