там город? Уже построили?
   - Еще не построили, - отвечают ему.
   А город давно построен.  И  другие  города  построены.  И  люди  в  них
спокойно живут: умываются, пьют чай, - словом, используют  воду  в  мирных
целях. И если кто-то где-нибудь вздумает подняться на Гору Войны,  люди  в
это не верят, стараются не верить. И они  говорят  друг  другу,  что  это,
наверно, старик. Злой старик из озера Юлемисте.

   1983



ЕДУ В САМАРКАНД


   1

   Я вылетал в  Самарканд  в  понедельник  13-го,  в  первый  месяц  осени
счастливого 1982 года. Если у года левая и правая суммы цифр  равны,  этот
год принято  считать  счастливым.  В  одиннадцатом  веке  было  всего  два
счастливых года, а в нашем - девять. Счастья на земле прибавляется.

   Самарканд - витрина истории, один  из  немногих  городов,  где  прошлое
живет открыто, не прячась под землей от ответственности  за  содеянное.  А
содеяно было немало...
   Еще Александр Македонский покорял Самарканд и не только покорял,  но  и
был покорен Самаркандом. Покорял силой, был покорен красотой.  И  вот  уже
двадцать три века не покоряет никого Александр, а Самарканд все покоряет и
покоряет...
   Красота - всегда сила, но сила - не всегда красота.

   Сила Чингисхана тоже не была красотой. В Самарканде она уничтожила  три
четверти населения. И сила Тимура не была красотой, хотя  он,  Тимур,  был
выдающимся строителем Самарканда. Он любил этот город. Сюда он возвращался
из  походов,  проезжая  по  устланному  коврами  мосту,  который  тут   же
разрушали, чтоб по нему не могла  переправиться  армия  победителя.  Армия
переправлялась  вплавь,  переходила  реку  вброд,  чтобы  победитель   мог
возвыситься не только над  врагом,  но  и  над  собственным  народом.  Над
собственным народом даже легче возвыситься, чем над врагом...
   Тимур строил Самарканд, только Самарканд, а остальные города  подвергал
разрушению. Но считается, что он сыграл в истории объективно прогрессивную
роль. Есть такое понятие: вообще-то плохой, но объективно хороший.
   И все  же  деспот  остается  деспотом,  несмотря  на  свою  объективную
прогрессивность.
   Объективная     прогрессивность,     прогрессивная     объективность...
Прогрессивность и объективность хороши каждая сама по себе  и  соединяются
обычно в ущерб друг другу.

   Надпись на могиле Тимура гласит: "Если б я был жив, весь  мир  трепетал
бы".
   Мир привык трепетать, потому  что  тираны  в  нем  не  переводятся.  Но
сколько можно трепетать?
   Гробница Тимура в Самарканде не память, а напоминание.
   История состоит из памяти и напоминаний.

   Гробница Улугбека - память. О великом ученом, а не о великом князе, как
переводится имя его - Улугбек.
   Он, внук Тимура, был убит по приказу  собственного  сына,  а  продолжил
жизнь по воле чужих, не  знавших  его  людей.  Неподалеку  от  Ташкента  -
академгородок Улугбек. Но не только в нем  продолжается  оборванная  жизнь
Улугбека.
   Продолжение наше не только в детях. Наши дела и мысли усыновляют  чужих
детей...

   Мне кажется, я уже бывал в Самарканде. Или это был не Самарканд? Хорошо
помню вокзал,  вернее,  железнодорожные  пути  возле  какого-то  здания...
Неподалеку элеватор... или водонапорная башня? В общем, что-то  высокое...
И море людей, перемешанное с морем чемоданов,  тюков,  криков  и  суеты...
Эвакопункт, санобработка, очередь за кипятком - вот все,  что  осталось  в
моей памяти от Самарканда. Или не от Самарканда?
   Надо бы съездить... Надо бы съездить в Самарканд... За столько лет  уже
можно было удосужиться...
   И вот наконец я еду.
   Правда, пока не в Самарканд.
   Сначала я еду в Нукус, в столицу Каракалпакии.


   2

   ...Жили на земле девять женщин. Чем-то  они  не  угодили  мужчинам,  те
посадили их в дырявую лодку и пустили без весел  по  бурной  Амударье.  Но
женщины  не  спасовали  перед  грозной  стихией.  Они  не  только   сумели
высадиться на пустынном берегу, не только раздобыли  себе  пропитание,  но
даже каким-то образом раздобыли мужчин и нарожали кучу детей, положив  тем
самым начало славному племени каракалпаков.
   Таковы женщины. И таковы легенды.
   Правда, наука, в отличие от легенды, утверждает, что "Нукус" означает в
переводе не "девять женщин", а просто "девять человек". Но, во-первых, эти
девять человек могли быть и женщинами. А если б они были мужчинами, что бы
изменилось? Допустим, девять мужчин чем-то не угодили своим  женщинам,  те
посадили их в лодку и пустили по бурной реке. И мужчины не  только  сумели
высадиться, но и раздобыли пропитание, и даже женщин, которые им  нарожали
кучу детей, положив тем самым начало славному племени каракалпаков.
   Получается то же самое. В науке, как и в легенде.

   Раньше столицей Каракалпакии был город Турткуль (в  переводе  -  четыре
женщины). Но в 1938 году его смыла Амударья, которая  иногда  меняет  свое
направление. То она смыла  древний  Кят,  столицу  Хорезма,  то  Турткуль,
столицу Каракалпакии.
   После того как Турткуль был смыт, его разжаловали из столиц и перенесли
в другое место...
   В природе много трагического. И жестокого. Недаром Амударью  по-арабски
называют Джейхун - бешеной рекой. По одной из  версий,  название  Амударья
означает то же самое.
   Только две реки  могут  сравниться  нравом  с  Амударьей:  Миссисипи  -
"большая река" и Хуанхэ - "река тысячи огорчений".
   Если бы огорчения происходили только от рек! Сюда, на берега  Амударьи,
как раз и присылали людей за огорчениями: Каракалпакия в те давние времена
была местом ссылки.
   Среднеазиатская Сибирь! Уж на что велика Сибирь, а для огорчений  и  ее
не хватало.

   В Нукусе, как раз против нашей гостиницы, памятник  Бердаху.  Он  стоит
спиной  к  Дворцу  искусств,  а  лицом  к   гостинице,   соблюдая   законы
гостеприимства.
   Мыслитель и поэт, он продолжает мыслить даже в камне. У него и в  камне
умные глаза, каменные, но живые, - в отличие от  тех,  которые  приходится
иногда встречать: живых, но каменных.
   Вряд ли когда-нибудь Бердах видел такое скопление  писателей:  больших,
которые пока еще считаются  маленькими,  и  маленьких,  которые  пока  что
считаются большими. Из двух поэтов при дворе султана Махмуда  Газневира  -
Унсури и Фирдоуси - царем поэтов был объявлен  первый,  а  на  самом  деле
оказался второй. И ему пришлось ждать века, чтобы стать царем  поэтов  без
объявления.
   Не у всех, однако, есть время ждать. Некоторые спешат все получить  при
жизни.


   3

   Большой красный верблюд бежит через пустыню,  провожаемый  равнодушными
взглядами своих рыжих сородичей. Верблюда зовут Икарус, он многоместный  и
комфортабельный,  но  рыжих  его  сородичей  современным  транспортом   не
удивишь. Они и не смотрят на дорогу. Зачем им дорога?  На  ней  ничего  не
растет.
   Верблюды едят чинно, степенно, голод в них борется с гордостью:  "Разве
ж это еда? Не подумайте, что мы едим, это  мы  так,  от  нечего  делать...
Можем и не есть... И даже не пить..."

   Черный цвет по-тюркски "кара". Как будто он дан в наказание. На  первый
взгляд, здесь действительно много черного цвета: Каракум -  Черные  пески,
Каракуль - Черное озеро,  Карадала  -  Черный  простор.  Но  черный  -  не
обязательно плохой.  Например,  слово  "каракалпак"  имеет  очень  хорошее
значение.
   Впервые каракалпаки  упоминаются  в  русских  летописях  XII  века  как
"черные клобуки". "Черная шапка" - так переводится на русский  язык  слово
"каракалпак". Поселившись на границе Киевской Руси,  каракалпаки  защищали
ее от половцев.
   Так половцы невольно сдружили русских и каракалпаков. В истории  многое
происходит невольно, несмотря на навязываемый ей произвол.

   В  Каракалпакии  разноцветные  названия.  Коккуль  -   Голубое   озеро,
Коклукуль - Зеленое озеро, Аккала -  Белый  городок,  Кызылкум  -  Красные
пески...
   Так же, как черное не обязательно бывает плохим, красное не обязательно
бывает хорошим. Красные пески не лучше Черных песков:  и  то  и  другое  -
пустыня. А местность Кызылуй,  например,  названа  была  в  честь  красных
мундиров царских чиновников. Название красное, а значение черное.

   Между тем, красный верблюд все бежит и бежит через Красную пустыню. Вот
эта ложбина называется Ложбиной  воров.  Когда-то  здесь  бандиты  грабили
проезжающих. Бандиты могли бы честно разбогатеть, если б  перековали  свои
мечи на орала.
   И не только бандиты. Весь мир бы разбогател, если б перековал свои мечи
на орала. Но он не перековывает. Не потому,  что  предпочитает  бандитскую
жизнь, а потому, что сам себе не верит.
   Не верит мир, что он может быть миром.

   Саксаул у дороги. Невысокий, но нет никого выше вокруг. Некрасивый,  но
нет никого красивее вокруг. И ствол у него кривой,  а  листьев  вообще  не
бывает, но нет никого стройнее и зеленее вокруг.
   Потому что живет саксаул в  пустыне,  где  просто-напросто  нет  никого
вокруг. Никаких деревьев нет, кроме саксаула.
   Может, он потому такой некрасивый, такой низенький и кривой, что ему не
с кем себя сравнивать? Когда сравниваешь себя с другими, хочется  быть  не
хуже других, а когда не с кем себя сравнивать, поневоле начинаешь считать,
что ты самый лучший на свете.
   Самое лучшее дерево тоже где-то в этих местах: в его дупле  размещались
больница, чайхана  и  сельсовет,  пока  для  них  не  выстроили  отдельные
помещения.

   Бежит красный верблюд через Красную  пустыню.  И  время  отступает,  мы
въезжаем в глубокую старину. В Нукусе мы не видели памятников старины, его
памятники пока еще в будущем. Когда-нибудь, лет через триста, гостям будут
показывать старинный вокзал (перед нашим приездом построенный),  старинный
Дворец пионеров (только что открытый). И правнуки нынешних пионеров  будут
любоваться этими памятниками старины, которые сохранятся, надо  надеяться,
не в развалинах.
   У памятников архитектуры старость - всегда радость,  даже  если  она  в
развалинах. Но если не доживешь до старости и развалишься  в  молодости  -
кому от этого радость?
   Поэтому о старости нужно думать с молодости. Строить  новое  так,  чтоб
оно со временем стало памятником. Вот как этот Большой Гульдурсун  посреди
пустыни.
   Глиняные стены, окруженные рвом.  Внутри  на  семи  гектарах,  поросших
травой, пасутся бараны - извлекают свою пищу из истории.
   Враги осаждали эту крепость, надеясь сломить ее защитников  голодом.  И
тогда хан осажденной  крепости  приказал  отдать  остаток  зерна  быкам  и
вывести их из крепости, чтобы враги могли их увидеть. Сидеть  голодными  и
демонстрировать врагам свою сытость,  чтоб  они  убедились,  какая  у  нас
хорошая жизнь, - в мирное время - это глупость и  преступление,  но  тогда
это была обычная военная хитрость.  Увидев  сытых,  лоснящихся  на  солнце
быков, враги сняли осаду и отступили.
   Но тут вмешалась любовь. Дочь хана  Гульдурсун,  оказывается,  полюбила
предводителя вражеского войска  и,  увидев,  что  он  уходит,  решила  его
вернуть. И она сообщила любимому, что быкам отдано  последнее  зерно,  что
больше в крепости не осталось ни зернышка.
   Враги вернулись, взяли крепость, а Гульдурсун убили, рассудив так: если
она предала родного отца, то нас предаст и подавно...

   Мы выныриваем из прошлого, и вот уже мы снова на поверхности времен.  У
настоящего хорошее, надежное название: настоящее,  -  хотя  мы  не  всегда
ощущаем его надежность.
   Первая столица Каракалпакии - четыре женщины, вторая -  девять  женщин.
Естественный прирост населения, по которому Каракалпакия  занимает  первое
место в стране.
   А вот и еще одна женщина, в честь которой можно что-то назвать.  Она  в
пестром платье, соединившем цвета невесты, жены, матери  и  даже  бабушки,
хотя до бабушки ей далеко. Прежде каждая пора  в  жизни  женщины  имела  у
каракалпаков свой цвет: невеста была в голубом, замужняя женщина в  синем,
с рождением ребенка ей полагается красный цвет, с рождением внука - белый.
Теперь эти цвета соединились, и  нет  никакой  разницы  между  невестой  и
бабушкой.
   Пардагул Розимова не только выглядит молодо, она и в самом деле молодая
женщина, хотя стоит во главе семейного экипажа.  У  нее  под  началом  муж
Реимбай, брат Юсупбай, деверь Культабай. Еще у  нее  под  началом  шестеро
детей, но это уже просто в семье, а не в экипаже.
   Экипаж Пардагул - хлопкоуборочное звено, работающее на двух  комбайнах.
В сутки - до шестнадцати тонн хлопка. Во время войны наш "семейный экипаж"
не мог собрать тридцати килограммов - дневной нормы  на  одного  человека,
Правда, у нас не было комбайнов и мы не имели главного - опыта.
   Сельское хозяйство - это профессия, и  далеко  не  каждый,  к  примеру,
инженер, которого посылают  на  уборку  картофеля,  может  профессионально
убрать  картофель.  Считать,  что  сельским  хозяйством  может  заниматься
каждый, - значит, относиться с неуважением к  людям  этого  труда.  Тут  и
профессионалы не все работают достаточно профессионально.

   У человека два сердца: одно внутри,  другое  снаружи.  Одно  маленькое,
другое большое. Одно свое, собственное,  а  другое  -  сердце  людей  всей
земли. Сердце это и есть земля, и человек может жить лишь до тех пор, пока
оно бьется. Все, что мы губим вокруг, мы отрываем от сердца. Нам  кажется,
от чужого, но на самом деле - от своего...
   Хлопковые поля... Земля одета в белое, потому  что  имеет  внуков.  Она
имеет и правнуков, но это ее нисколько  не  старит.  Земля  -  современная
женщина, а современные бывают только молодыми.


   4

   По среднеазиатским писателям и ученым можно изучать географию.  Бухари,
Хорезми, Фергани... Но меня больше интересует  Самарканди.  Во-первых,  он
был сатириком. А во-вторых, я ведь еду в Самарканд.
   В XII  веке  ничего  не  стоило  быть  сатириком:  сколько  тогда  было
недостатков! Их еще и в XVI хватало - свидетель Рабле, и в XVIII  (Свифт),
и даже в XIX (Гоголь).
   Самарканди жил в Самарканде, его любимым городом был Самарканд,  и  все
же он писал о его недостатках. Чем больше любишь, тем больше видишь. Слепо
только равнодушие.

   Мы въезжаем в Бируни. Прежде он назывался Шаббаз, а еще раньше  -  Кят.
Это был главный город Хорезма.
   Бируни в переводе означает Человек из предместья. Почему  город  назван
Человеком? Был когда-то здесь такой человек...
   Он жил еще тогда, когда город назывался Кят и был столицей Хорезма.  Но
человек был не столичным, о чем не стеснялся заявить. И хотя он мог бы  по
примеру Бухари и Хорезми взять себе имя Кят, но  он  скромно  назвал  себя
Человеком из предместья.
   Кто из предместий, кто из столиц - это решает только  история.  Главное
же, что не человек взял имя города, а город взял имя человека.
   В астрономии Бируни на пятьсот лет опередил Коперника, в физике Ньютона
- на шестьсот лет, в математике Гаусса - на восемьсот лет... За  четыреста
пятьдесят лет до Колумба он предсказал существование Америки.

   Темы, время которых еще не пришло, в науке называют недиссертабельными.
Называют те, которые любят защищаться - именно защищаться, а не наступать.
И если в процессе защиты выяснится,  что  защищают  они  ложь,  они  будут
настаивать на лжи, чтобы получить на ней кандидатскую,  а  уже  потом,  на
истине, - докторскую степень.
   Живи такие защитники во времена Бируни, они ни за что не  признали  бы,
что Земля вращается вокруг Солнца, пока не защитили бы всех диссертаций  о
том, что Солнце вращается вокруг Земли.
   И, конечно,  им  непонятен  случай  со  слоном.  Султан  Махмуд,  желая
привлечь Бируни на свою сторону,  прислал  ему  слона,  груженного  всяким
добром. А Бируни отправил слона обратно, сказав, что  не  продаст  вечное,
непреходящее научное знание за кратковременный мишурный блеск.
   Слыхали? Не добиваться,  не  выпрашивать,  не  выслуживать  наград,  а,
наоборот, от них отказываться! И  зачем  противопоставлять  вечное  знание
кратковременному  мишурному  блеску?  Почему  бы  не  соединить  вечное  с
кратковременным?
   Очень хочется соединить вечное с кратковременным. Так, чтобы  и  хорошо
жить при жизни, и хорошо жить после смерти, в веках.
   Много загадок в биографии Бируни. Представьте себе: по приказу  султана
Махмуда великого ученого  сталкивают  с  крыши  дворца,  но  доброжелатели
успевают подставить ему сетку, устланную одеялами.
   Тут непременно кто-нибудь возразит: где он нашел таких  доброжелателей?
Столкнуть с крыши - это пожалуйста, но  чтобы  подставить  сетку,  причем,
вопреки воле султана, который один решает, кого сталкивать, а  кому  сетку
подставлять...

   В городе Бируни, неподалеку от памятника Бируни, памятник его потомкам.
Они жили здесь, на этой земле, а умерли на  другой,  далеко  отсюда.  Хоть
земля другая, но отечество одно и одна на всех Великая Отечественная.
   Странное сочетание имен и фамилий погибших: Казаков  Балтабай,  Казаков
Латибай, Казаков Хайтбай... И еще: Казаков Камал, Казаков Юсуф...  Сколько
погибло из этих мест одних Казаковых!
   Памятник потомкам. Все они погибли молодыми и не успели стать предками.
И никогда не станут. Будут всегда ровесниками живущих, их современниками.
   Бируни когда-то сказал: "Каждый народ отличился в  развитии  какой-либо
науки или практики". Но отличился - не от другого народа,  не  подчеркивая
свое отличие от другого народа, а внося посильный вклад в  общее  развитие
человечества, в общий прогресс - тот, которому служил еще Бируни. Прогресс
очень стар, но, надо надеяться, от старости он не станет регрессом.


   5

   Я еду в Самарканд. Прямо из Нукуса целая группа летит в Самарканд.
   Правда, я, к сожалению, в эту группу не попадаю.
   Я попадаю в группу, которая летит в Фергану.

   Вокруг долины горы... Как будто здесь природа  решила  отгородиться  от
ветров и бурь, от безводных пустынь  и  голодных  степей,  от  всех  своих
нерешенных проблем и неурядиц. Только один узкий выход она  оставила  -  в
Голодную степь, чтобы еще больше подчеркнуть, какое это райское место.
   Пусть только меня  не  обвинят  в  беспочвенном  оптимизме.  Почву  для
оптимизма при желании (или необходимости) всегда можно найти, нужно только
верно установить связь между  явлениями  и  событиями.  Если,  подлетая  к
Фергане и увидев пугала у посадочной полосы, вы решите, что они поставлены
для отпугивания самолетов, это будет ложная связь, которая может  привести
к пессимистическим выводам.  Пугала  у  взлетной  площадки  отпугивают  не
самолеты, а птиц, чтоб они не мешали бесперебойной работе Аэрофлота.
   Точно так же отыщется связь между Самаркандом, куда я лечу, и Ферганой,
куда прилетаю.

   Фергана - долина Тянь-Шаня, Небесных Гор. Вот откуда ее  голубой  цвет:
она как будто сошла с неба на землю.
   Когда-то о ферганских лошадях говорили, что они спустились  с  неба  на
землю. Чтобы добыть себе этих лошадей, китайский император Ву-ти воевал  с
Ферганой пятнадцать лет, потерял триста солдат, но все  же  добыл  десяток
скакунов благородной туркменской породы.
   Большие  средства  оправдали  маленькую  цель.  Маленькие  цели  всегда
нуждаются в оправдании.

   Великий шелковый путь, соединявший Китай со Средиземноморьем,  проходил
через много стран, в том числе и через Фергану. По этому караванному  пути
возили из Китая шелк, а также семена того дерева,  которое  мы  с  детства
привыкли считать своим и трясти его, как  трясут  своих:  тутовое  дерево,
именуемое в просторечье шелковицей.
   А в обратном направлении по  этому  пути  возили  люцерну  и  виноград,
которых Китай еще не знал, а Фергана уже знала. Китайские  путешественники
писали о жителях Ферганской долины, что они "любят вино так же, как лошади
любят люцерну". Все элементы этого образного сравнения китайцы уже вывезли
из Ферганы: лошадей, виноград и люцерну.

   Одни китайцы прокладывали великие пути,  другие  отсекали  их  великими
стенами, а император Ши-хуань-ти решил  отсечь  прошлое,  чтобы  всемирная
история начинал