покупате-
ли, в основном наши общажники, тоже в подхват развеселились.  Женщины  и
мужчины, пестрый люд, смеютсЯ С забавно, забавнаЯ шутка! Разве, мол,  мы
не знаем, что шутка!.. А он стоял, улыбался. Да, да, этот клятый инжене-
ришка, мое прошлое, моЯ боль, полупридуманный страдальческий тип,  кото-
рый во мне столько лет молча отыгрывался, С теперь он им всем  улыбался.
Ему нет перемен. Вечный. С длящейсЯ мукой на лице. Не столько,  отметим,
мукой страха, сколько мукой неожиданности с ним (и с нами всеми)  проис-
ходящего. С мукой неготовности (мукой неспособности себЯ ни  скрыть,  ни
открыть), он С улыбался. То есть хотел и старалсЯ улыбаться. Уж это  его
старание! Эта улыбка... (Я С лет тридцать назад.) Сколько  ж  тебе  лет,
Апулей, ау, Вероника, сколько же прошел твой осел! Кто знает, может, ра-
ди той давней боли человек и начинает сочинять повести. Из той боли. њто
в свою очередь, оттеснив и переоформив, но так и не сняв боль,  приводит
к тому, чем и кем человек стал. Переменчивые в житейских кармах, мы  еще
переменчивее в наших перевоплощениях... Кавказцы смеялись, нож  все  еще
дребезжал, уже тише, мельче.
 
   И Гурьев, под звук, под мелкое дребезжание, все мялсЯ на  ватных,  на
застоявшихсЯ ногах. ХотЯ бы без этой жалковатой, не дающейсЯ ему  улыбки
С не мог Я ее видеть, а ведь видел, смотрел. И (тонкость!) Я не  уверен,
что на моих губах в ту минуту не плавало точное подобие его улыбки,  ос-
таточнаЯ интеллигентскаЯ мимикриЯ под всех. Сколок улыбки той давней по-
ры.
 
   С Я пойду. Не... не подходит цена, С говорит наконец инженер Гурьев и
уходит.
 
   И еще машет зачемРто всем нам, смеющимсЯ зевакам  (всему  человечест-
ву), машет рукой С мол, так надо. Мол, он  чтоРто  вспомнил.  Улыбка,  и
этот как бы с оправданием (и, конечно, тем меньше оправдывающий) невнят-
ный взмах рукой российского интеллигента,  кто  его  не  знает.  Уходит.
Ушел.
 
   Вернувшись в общагу, сую в карман нож. Почти машинально, то  есть  не
обдумываЯ и даже не  пытаясь  соразмерить  степень  набежавшей  тревоги.
(Тот, воткнутый в стол нож, дребезжащий, еще дергалсЯ в моих глазах.)
 
   У Конобеевых на кухне замечательный набор ножей С  покрутив  в  руках
тот и этот (машинально перебирал их), выбрал всеРтаки свой. Тот, которым
чистил картошку и к которому привычна рука. На всякий  случай.  (Агэшник
достаточно автономен, чтобы не уповать на милицию.) Конечно,  нож  ни  к
чему. Но если менЯ станут стращать, Я тоже постращаю. Он вынет С Я выну;
и тихо разойдемсЯ с миром (и еще, пожалуй, с уважением друг к другу).
 
   Нож заедает, открываетсЯ нажатием кнопки;  с  грубоватым  щелчком.  В
давних кочевьях Я гдеРто его  позаимствовал,  чтобы  удовлетворять  свою
почти чувственную любовь к арбузам. Люблю их по осени есть прямо на ули-
це, покупаю, сажусь, где придется, стелю под  арбуз  газету  и  неспешно
съедаю его целиком, долгоРдолго поплевываЯ косточками:  философ...  АРа,
вот о чем в ту минуту подумал: нож, мол, взял в карман не длЯ себЯ С длЯ
своего ТяУ. Подумал, что когдаРто и мое ТяУ было унижаемо. В сером инже-
нерском пиджачке.
   41
 
Та униженность давно изжилась, но и ослабев, она 
продолжала давить на расстоянии: как закон тяготения. Я 
даже силилсЯ в себе воссоздать (на вмятинах моей 
многажды линявшей психики) болезненноРобидные сценки из 
прошлого. Сценки и случаи, уже оптом забытые С стершиесЯ 
настолько, что не помнились. Но ведь были. 
 
   За плавленым сырком, за дешевой колбаской, еды в доме  никакой...  и,
конечно, опять мимо их палаток. (КИОСК, написано на одной из  них  круп-
но.) Еще не сумерки.
 
   К прилавкам Я подошел с вдруг возникшим желанием дать им  (продавцам)
определитьсЯ в агрессивном ко мне чувстве. Вот и овощной лоток. Вот  он.
Очень могло быть, что мне захотелось их (и себя?) слегка спровоцировать.
Как бы на пробу. Но нет: полуседой мужик за пятьдесят их мало  интересо-
вал. Они не задирались. Не покупаешь С посмотри товар!  Посмотри,  полю-
буйсЯ С они, мол, не против... Пожалуй, они даже отыграли задним  числом
прошлый инцидент, посмеявшись, но теперь  не  над  общажником,  не  надо
мной, а над одним из своих, кто за прилавком. Смеялись над молодым  кав-
казцем, мол, не умеет считать до миллиона и потому  считает  до  тысячи,
зато долларами!.. Вполне могло быть, что отыграли. Восток дело тонкое.
 
   Я прикупил там и тут еды, вернулсЯ спокойный. Я поел. Я был  дома.  А
тот жалкий инженеришка, боль, стаял на нет в моем сознании.  (Как  комок
снега. Как небольшой.)
 
   Подумал, не позвонить ли Викычу, поболтать перед сном. Или  уж  сразу
пристроитьсЯ на весь вечер в кресле. И чтоб с книжкой  какойРникакой.  И
чтоб душа...
 
   Не скажу толкнуло, но словно бы с легким вечерним чувством менЯ пове-
ло к дверям С Я иду. Иду подышать первым ночным воздухом.
 
   њувство вины вдруг наваливаетсЯ на менЯ из ничего (из этого  сладкого
ночного воздуха). Такое бывает; и обычно неясным образом связано с  бра-
том Веней. Я перед ним не виновен, это  несомненно  С  но  несомненно  и
чувство вины. Я на этот предмет уже и не  рефлектирую,  привык...  Конец
дня, к вечеру, к ночи ближе человеку хочетсЯ дать  жалостливым  чувствам
волю. ХочетсЯ себЯ укорить. Душе сухо. Душе шершаво. А событиЯ днЯ слиш-
ком мелки, будничны, недостают и недобирают, чтобы душу царапнуть. Подд-
разнил себя: ренессансный, мол, человек, а глядишь, с  удовольствием  бы
помолилсЯ на ночь глядЯ. Если б умел!..
 
   Стал думать, что куплю брату в следующий раз:
 
   С хлеб мягкий, как всегда (немного; ВенЯ любит хлеб бородинский);
 
   С сыру (порезать двумЯ кусками С один, возможно, возьмет  себе  широ-
коплечий медбрат. Как замечено, медбрат берет честно,  то  есть  меньшую
всеРтаки половину);
 
   С отварить свеколки (ВенЯ просил... натереть свеклы с чесноком).
 
   К этой моей минуте Я уже сидел на  скамейке;  одинокий  мужчина,  вне
дел, слабо и вяло рефлектирующий к ночи. Ни души. А справа торчал знако-
мый фонарный столб, фонарь светил С оттуда  направленно  освещались  де-
ревья, весь наш общажный скверик.
 
   На скамейке, соответственно освещению, леваЯ половина  моего  тела  и
моего лица (и моего сознания?) были в тени. Возможно, уже работало пред-
чувствие: Я бросил косой взгляд в сторону. Я увидел его сразу.
 
   Кавказец подошел, сел рядом. Он даже  не  потрудилсЯ  менЯ  попугать,
толкнуть, скажем, рукой в грудь или схватить длЯ начала сзади за  ворот.
(Он не был из тех, что куражились у прилавка в середине  дня.)  НетРнет,
этот человек не колебался: он уже достаточно знал о суетных наших общаж-
никах. Он просто сказал, что если у менЯ есть деньги и курево,  чтобы  Я
отдал ему то и другое. Деньги. И курить , С повторил он и коротко вздох-
нул, да, такой обычный вздох, мол, жизнь идет.
 
   Я вынул купюры, их и было немного. Отдал из рук в руки. Отдал сигаре-
ты. Он продолжал спокойно сидеть рядом.
 
   С Карманы выверни. Монеты оставь себе. Молодец, С командовал он.
 
   Он встал, чтобы уйти. А Я глядел ему прямо в спину, в лопатку,  думаЯ
о моем ноже в заднем кармане. (Уличный фонарь сверкнул мне в  лицо.  Фо-
нарь и подсказал.)
 
   А он опять сел, вынув из своего бокового кармана початую бутылку вод-
ки. Возможно, хотел выпить сидя, а не на ходу.
 
   Я (инерция) все еще пребывал в длящихсЯ мыслях о брате и о моем само-
достаточном ТяУ, которому нынче чтоРто сухо  и  никак  не  плачетсЯ  (то
бишь, не думаетсЯ о вечном...). Но вот кольнуло: сначала о деньгах,  ут-
рату которых, конечно, переживу (что мне деньги С их всегда нет!) А  вот
каково будет пережить еще и униженность? Завтрашний спрос с самого себя,
чем и как завтра оправдаюсь? С именно так, с будущей оглядкой  думалось,
притом что думалось без гнева, холодно и словно бы абстрактно.  Я  видел
уже сразу отстраненно; как с высоты фонаря. Нас  обоих.  Сидят  двое  на
скамейке рядом. Картинка затягивалась до совсем медленной  и  недвижной,
до статичной. Тем удивительнее, что Я тоже захотел глоток водки  и  живо
сказал:
 
   С Дай глотнуть. Холодно.
 
   Он усмехнулсЯ и дал. Он был не столько  грабитель,  сколько  человек,
кичащийсЯ своей силой. (Своим умением нагнать страх.)
 
   С Эй, эй! С прикрикнул он, когда после первого большого глотка Я сде-
лал второй.
 
   Забрал С и теперь сам, вслед за мной, тоже сделал  несколько  крепких
глотков. Посидел. ОтдышалсЯ от обжигающей жижи.
 
   С Неплохо пьешь, отец, а?
 
   С Да ведь русский, С оправдалсЯ Я скромно.
 
   С АРаа! С пренебрежительно воскликнул он, протянув гласный звук. Мол,
он тоже заглотнуть водки может как следует! или не видишь?!.
 
   Тем не менее он пьянел на  глазах.  И  продолжал  прикладыватьсЯ  ма-
ленькими беспаузными глотками (думаю, это была перваЯ его ошибка).
 
   Он болтал: о будущем бизнесе (явно привирал), о ресторанах, по Москве
знаменитых, и еще про какиеРто престижные дома на Кутузовском,  куда  он
хоть сейчас позвонит и поедет:  ТБудет  краснаЯ  икра,  из  холодильника
клубника с мороженым... нцыРцы!У С прищелкнул он Языком.  В  перескок  С
вдруг С об охоте в горах, как метко он стреляет  и  как  ледянаЯ  горнаЯ
кристальнаЯ вода (ручей? или водопад?) выбивает за тыщу лет в скале  ка-
менное корыто! С Он болтал, как болтает выпивший сразу повышенную  дозу,
неравномерно (пока что) распределяющуюсЯ по крепкому телу. Крепок, Я то-
же отметил. Болтал он в удовольствие С и, конечно,  бессвязно  С  своего
рода наслаждение, треп, смех, воздух, удобнаЯ скамейка и великий  водоч-
ный хмель, что дает выговоритьсЯ душе. С новым  скачком  (с  разворотом)
мысли он заговорил так:
 
   С...Пить С это, отец, просто.  Совсем  просто.  АРа!  Русский,  гово-
ришь?.. Ну, отец, ты только не спорь. Это уже все знают. Русские  кончи-
лись. Уже совсем кончились... Фук, С произнес он слово, какРто поРособо-
му менЯ зацепившее. Слово было из моего детства. (языковаЯ тайна, Тлинг-
вистическаЯ безднаУ поманила меня.) Пишущий человек, пропускавший  через
себЯ потоки слов ежедневно, ежечасно, и вдруг на тебе! С Забытое, с лег-
ким дымком, слово. Смешное, игровое слово из детства, которое ни разу  в
своей пишущей жизни почемуРто не использовал: не употребил. Оно удивило.
А сидящий на скамье и унизивший менЯ поборами еще и повторил.  Ему  тоже
понравилсЯ этот звукРслово в необязательной нашей болтовне: С Фук!.. Фу-
Рук! С тоненько повторил он, как бы откупориваЯ крохотную бутылку.
   42
 
Уже чуть прежде Я вынул руку из заднего кармана и завел 
ему за плечо С он справа, так что моЯ праваЯ сама собой 
вышла ему за левую лопатку. Словно бы расслабляЯ тело 
после выпитой водки, Я сел свободнее, закинув руку за 
спинку скамьи и также (в этот именно момент) за его 
спину. Он С поРночному чуткий С уловил движение моей 
руки (но он не знал, про нож). А фонарь, справа, вдруг 
так Ясно и нацеленно С знак! С стал светить, выбрызгиваЯ 
весь свой свет мне прямо в глаза. 
 
   И вот Я медленно говорю:
 
   С Но у менЯ тоже есть нож. С И тянусь, тянусь левой  рукой  в  карман
(обманываю; и говорю правду). Не только, мол, у вас, южан  С  и  тянусь,
даже с кряхтеньем (хорошо это помню), тянусь и лезу в пустой карман.  Не
только, мол, вы нож носите.
 
   С Зачем тебе нож, отец? Смех самый. Нож  носишь.  А  деньги  отдаешь,
ха... С он засмеялся.
 
   И С щелк! С он тут же выхватил свой нож. ДлЯ чего?  Дальше  произошло
слишком быстро. (По памяти. Возможно, реальность  была  медленней  С  не
знаю.) Известно, что кавказцы владеют ножом хорошо. Как всякий тонкий  в
кости народ, не полагающийсЯ на грубую (тягловую) физическую силу, они и
должны владеть ножом, вполне понятно. Этот, на скамейке, тоже владел. Он
мгновенно вынул нож, прямой боевой нож, С а Я, тоже быстро,  протянул  к
его ножу руку (левую, пустую), что, возможно,  и  заставило  его  замах-
нуться. Он бил мне под локоть и в локоть через рубашку (не бил в ладонь,
боясь в ней завязнуть), подкалывал С бил болезненными  колкими  тычками.
Так что Я опередил его не ножом, не лезвием, заведенным заранее  за  его
спину, Я опередил знанием того, что должно произойти. Знание пришло, как
вспышка. (Когда мне показалось, что заискрил фонарь.)  МоЯ  праваЯ  рука
была за его спиной, и оттуда С ее нельзЯ перехватить С оттуда и случилсЯ
удар. Прямо за лопатку. Воткнул, и так легко Я попал, проник  в  область
сердца, обнаружив там пустоту: нож вдруг провалился. Я словно  бы  обвел
там ножом его сердце, со стороны. Три секунды.  њетыре.  Не  больше.  Он
умер уже в первую секунду, мгновенно. Тело напряглось  уже  после.  Тело
выпрямилось, выбросив ноги вперед, и затем согнулось. (Крепкий, он обмяк
лишь на чуть.) Расслабив ноги, уже не упиралсЯ каблуками в землю. Сидел,
голову свесил.
 
   Он лишь в первые полсекунды ойкнул, когда Я вошел,  провалилсЯ  ножом
под лопатку. Остальное без звука, без хрипа, все в тишине.
 
   С Фук? С спросил Я с простенькой интонацией, спросил,  не  усердствуЯ
голосом, а только как бы легко, житейски укоряЯ его. Мол, сомневался, а?

   Я ушел, а он осталсЯ сидеть. Нож Я выдернул и тут же (не знаю, откуда
это во мне) ткнул его в землю, у себЯ под ногами. (Воткнул в землю  нес-
колько раз кряду, так очищают крестьяне нож от жира, втыкаЯ его в хлеб.)
Я сидел на корточках и втыкал. Затем сунул нож в платок. Я забрал и его,
вывалившийсЯ из руки нож. Оба. И пошел. А он сидел. Только когда  подхо-
дил к общаге, Я понял, что иду быстрым шагом, что Я убил и что  надо  же
мне теперь побеспокоитьсЯ о самосохранении. И тут (только тут) заболела,
задергала, заныла у локтЯ рука, которую он несколько раз ранил своим но-
жом. Вот теперь болело. Именно боль уже направленно и прямолинейно (и  с
детективной оглядкой) подтолкнула к тревоге менЯ и мою мысль: надо  вер-
нуться... бутылка с водкой... отпечатки пальцев.
 
   Я был возле общежития. Я развернулсЯ (шагах в  десяти,  уже  у  самых
дверей) С и быстро, быстро, быстро пошел назад к деревьям и к  той  ска-
мейке. Я вроде бы просто шел мимо (мимо сидящего там). Я шел,  чтобы  по
пути, по ходу прихватить бутылку и, не  останавливаясь,  пройти  дальше.
Но... когда Я к скамье принагнулся, бутылки там не было. Показалось  это
немыслимым. Этого не могло быть. Я хорошо помнил, как он после очередно-
го глотка поставил бутылку рядом (справа от себя,  на  скамейке).  Могла
упасть, завалиться, но куда?.. Я развернулсЯ и еще раз прошел  мимо,  на
этот раз не в трех шагах, а в шаге от мертвого, свесившего голову С  бу-
тылки не было. Ни на скамье. Ни под скамьей. Ее уже забрали.  Собиратели
бутылок (в нашем районе) подстерегают и делают свое пчелкино дело  мгно-
венно.
 
   Теперь надо было быстро уйти. ПростоРнапросто уйти С и  поскорее.  Не
быть здесь, не мелькать. (Уйти не думая.) Но из инстинктивной  опаски  Я
не пошел в общежитие, ноги туда не шли. Я сел на последний (в час  ночи,
он вдруг появился) троллейбус С Я счел этот полупустой троллейбус добрым
знаком и долго ехал и ехал в сторону метро, потом в сторону центра,  по-
том прошел к МоскваРреке и выбросил там оба ножа. Потом сел и посидел на
какойРто скамье. Встал уже от ночной прохлады (или от озноба). Медленным
шагом Я пошел улицами (шел уже при неработающем транспорте) С добралсЯ к
Михаилу. Он без расспросов пустил переночевать. Как и обычно, Михаил си-
дел за машинкой за полночь. Я захотел умыться. В ванной,  закатав  рукав
(и чтоРто напевая, озвучиваЯ быт), Я поРтихому обработал на руке  одеко-
лоном и ватой четыре ранки разной глубины. Как на собаке, С  подумал  (и
внушал себе, внушение важно), заживет!
 
   Возясь с рукой, Я размышлял: прежде всего о той исчезнувшей  бутылке.
Без паники С говорил Я себе. Не впадай в детектив, примолкни,  ты  не  в
сюжете С ты в жизни... Карауливший пустую бутылку (в некотором отдалении
от двух пьющих на скамейке, обычное дело!) ждал, когда  бутылку  оставят
или отшвырнут в сторону, в кусты; С он вряд ли менЯ разглядел,  Я  сидел
за кавказцем, на темной половине скамейки. Это первый шанс. Второй  шанс
в том, что, забираЯ бутылку в полутьме (торопливо, скорей!), он  подхва-
тил ее за горлышко и пошел прочь чуть ли не бегом: он не понял, что  че-
ловек на скамейке мертв С пьяный как пьяный, сидит, свесил башку...
 
   С Поесть хочешь? С спросил Михаил, появляЯсь за моей спиной.
 
   Михаил ничего не заметил. (Моей возни с рукой.)
 
   С Нет, нет, уже ложусь спать! Работай. (Не  обращай  на  менЯ  внима-
ния...)
 
   Я лег, постаралсЯ уснуть.
 
   ВернулсЯ в общежитие Я утром, отчасти надеясь,  что  прошлым  вечером
менЯ не видели. Но, конечно, видели.
 
   КтоРто сидевший у входа видел и запомнил. Я заметен (выходил подышать
воздухом). В тот вечер вахтера ненадолго сменила у входа его жена. И за-
помнила. (Очень может быть, что вахтер осведомлял; и  не  впервые.)  Так
или иначе, на другой же день менЯ вызвали в милицию. Но вызвали простец-
ки С в ряду других общежитских мужиков С притом что и вызвали менЯ  чуть
ли не самым последним, к вечеру.  Седина,  возраст  какРникак  были  мне
прикрытием, хотЯ и относительным.
 
 
Я знал двоих, нет, троих собирателей винной посуды, 
занимавшихсЯ нищенским промыслом в округе нашего 
многоквартирного дома. Двое мужчин (один из них старик) 
и пьяноватаЯ баба. Здесь их лица уже всем примелькались, 
нетРнет и встретишь у магазина. Скорее всего, ночью 
промышлял старик. Предположительнее он, думал Я. Старики 
не спят ночами. Я не опасалсЯ и не верил всерьез (не 
детектив же), что дойдет до снятиЯ отпечатков пальцев. 
Но всеРтаки важно. (Сличить бутылочные отпечатки так 
просто.) 
 
   У винного магазина утром Я стал о старике спрашивать.
 
   С Старикашка? Тютька?.. А его все так зовут. Кликуха  такая:  Тютька!
Но сегоднЯ его не будет.
 
   С А где он?
 
   С Зачем он тебе?
 
   С Да так. Небольшое дело.
 
   Тот, кого Я спрашивал, хмыкнул:
 
   С Не. Его не будет.
 
   С А когда?
 
   С Не знаю. Тару он уехал сдавать.  Понимаешь  С  тару?  Будет  только
завтра. Но зато с деньгами будет!.. С И мужик почемуРто засмеялся.
 
   Весь день Я ходил, высматривал старика С устал.
 
   А к концу дня, едва вернулся, обойдЯ заново близкий гастроном  и  наш
винный, вызвали в милицию.
 
   Следователь был толст, сыт, в его лице читалсЯ не слишком  выраженный
интерес, что, конечно, могло быть и маскировкой. Но Я был спокоен. Стра-
ха ничуть. (Бутылка у старика Тютьки. Так быстро они тоже до него не до-
берутся. Не проколись сам, а уж старик какРнибудь...)
 
   С Вчера ночью вы вышли из общежитиЯ примерно в ноль  часов.  Куда  вы
пошли?
 
   С Не помню. Это вчера?
 
   С Да.
 
   С Не помню...
 
   С Вам всеРтаки надо вспомнить.
 
   Я сидел перед ним и изображал процесс вспоминания. Мол, не так  прос-
то. Мол, думаю. Я удачно припомнил, как Я забежал отдать половину своего
долга Гизатуллиным. Могли и другие менЯ приметить, когда курил в коридо-
ре.
 
   С Вспомнили?
 
   Ага, подумал Я. Он видит по лицу. Значит лицо всеРтаки  переигрывает.
(НуРка, сбавь пары. Совсем сбавь. Притихни.) Я помолчал еще.
 
   С Ну? С спросил он.
 
   С Вот. Я вчера получил койРкакие деньги за работу С Я сторож, пригля-
дываю за квартирами. Вчера как раз четвертое число... Я  отдавал  долги.
Отдал Гизатуллиным. А потом какоеРто времЯ ходил по этажам. А потом пое-
хал к приятелю (Я назвал Михаила). Заночевал у  него.  (Тише.  Тише.  Уж
больно все складно. Не настаивай.)
 
   С Когда вечером вы вышли из общежития, вы  сразу  поехали  троллейбу-
сом?..
 
   С Троллейбуса не было. Я ждал. Долго не было. С кемРто  из  ребят  мы
выпили.
 
   С С кем?
 
   С Не помню, капитан. Не помню. Ты уж прости. С Я  посмотрел  на  него
сколько мог честно. Они, в милиции, менЯ в общем знали. Стареющий мужик,
с седыми висками, к тому же писатель, хоть и неудачливый, С  вряд  ли  к
такому станут цепляться. Вряд ли он менЯ задержит. Если, конечно, старик
Тютька, собиратель бутылок, ночью ме