как его предшественника в беленых стенах) и плюс вах-
тера Трофимыча С нас двоих вызвали в  милицию  длЯ  опознания.  Откинули
простынь и показали знакомое лицо в запеках крови. Выстрел в висок (ска-
зали, контрольный) разворотил его красивую крепкую  голову.  Губы  оста-
лись. И челюсть знакомо торчала.
 
   Высоколобый Анатолий и тут не хотел упустить С к выносу  тела  подос-
пев, он показал бумагу с печатью. Там документально оговаривалось, что в
случае смерти сторожа (бывает же,  человек  умирает)  беленаЯ  квартирка
706-а вновь отходит к высоколобому Толе: он может в ней заново  поселить
очередного бомжа, готового ночами ходить вокруг дачи Дулова.
 
   Однако общага в эти первые приватизационные дни боялась упустить хоть
самый плохонький кв метр. Соседствовавший с беленой  квартиркой  Сухинин
успел в один день сломать стенку, присоединил сомнительные  кв  метры  к
своим и скоренько их оформил. У Сухинина  двое  детей.  СудитьсЯ  с  ним
трудно, сложно С общага бы безусловно встала за ТсвоегоУ. Так что  высо-
колобый Толя, взяв с Сухинина отступного (всю летнюю зарплату, так гово-
рили), оставил квартирку ему С живи и плодись  дальше,  хер  с  тобой!..
Упомянутый и точно был с ним С уже на будущий год у Сухинина, вернее,  у
его жены, появилсЯ третий ребенок, дочка.
 
   Когда Я шел мимо, оттуда (изРза двери) тянуло запахом новой мебели  и
С уже совсем слабо С стенной побелкой, пылью моего недолгого там  пребы-
вания.
 
 
 
Я встретил вас 
 
 
 
   ... и все
   былое.
 
   Древко транспаранта, кренясь, ударило рядом мужика по спине, по кожа-
ну, и с отскоком менЯ С уже небольно. Притиснутых  друг  к  другу  людей
стало заносить влево к воротам магазина ТРоссийские винаУ (в те дни пус-
товавшего). Толпа гудела. Оттого что ворота, с высокой  красивой  решет-
кой, оказались полуоткрыты, нас вталкивало, впихивало, вдавливало в про-
ходной двор. Мы начали кричать. (Жертвы, всем известно,  как  раз  возле
таких чугунных решеток. Из нас могли выдавить не только  наш  демократи-
ческий дух.) Милиционеры лишь теперь сообразили, что людей вдавило  вов-
нутрь, в то самое времЯ как  огромнаЯ  демонстрациЯ  продолжала  продви-
гатьсЯ все дальше, минуЯ Манеж и к подъему на Красную площадь.
 
   Закрыв с трудом первую створку ворот, а затем коеРкак и вторую, мили-
ционеры обезопасили нас, но и, конечно, отрезали. њеловек до ста, и Я  с
ними.
 
   С Ничего страшного: пройдете дворами! С кричали милиционеры. С  Идите
домой!..
 
   МилициЯ материла нас С мы их. Едва опасность чугунных ворот миновала,
изоляциЯ стала обидна: какого черта мы тут, а не там?! Гражданин с  кра-
сивым российским флагом возмущался: он пришел на  демонстрацию  демокра-
тов, а не на встречу (в проходном дворе) с работниками милиции. ТОткрой-
те!У С требовал он. И нервно подергивал флагом.
 
   С Да как теперь их откроешь?
 
   С Обязаны открыть!
 
   С Вот ты сам и открой! С огрызнулсЯ молодой милиционер.
 
   Ворота с решеткой (неважно, открытые или нет) уже намертво  придавило
проходящей толпой. Ни шанса. Мы поостыли.  Видеть  в  прикрытых  воротах
происк милиции, не допускавшей часть людской массы на демонстрацию, было
глупо. (ХотЯ поутру такие случаи отмечались.)
 
   Гражданин с флагом возмущался, но уже вяло.
 
   И тут Я ее увидел: крупнаЯ стареющаЯ женщина. На голове С  перемежаю-
щиесЯ кольца черных и контрастно седых прядей.
 
   ЛесЯ Дмитриевна Воинова. Не узнал бы ее, не сведи нас здесь  лицом  к
лицу. (Она тем более менЯ забыла.) Я назвал ее по имениРотчеству.
 
   С Добрый день.
 
   Она вгляделась.
 
   С Простите... Никак вас не вспомню.
 
   После столькихРто лет это было не удивительно. Мы (напомнил Я)  рабо-
тали когдаРто вместе. Вы, скорее всего, менЯ не знали,  но  зато  Я  вас
знал. Да и кто же в стенах института (Я назвал тот НИИ) С кто же там  не
знал Лесю Дмитриевну Воинову! С Я произнес с некоторой торжественностью,
мол, запоминаютсЯ же нам на жизненном пути Яркие люди.
 
   Ей понравилось, как Я сказал. Было Ясно, что она и  точно  ничего  не
помнит. Вот и хорошо.
 
   ОказавшиесЯ за чугунной решеткой, мы смотрели теперь из подворотни на
продолжающийсЯ мощный ход толпы: видели, как валит и валит по ту сторону
высоких ворот (всех не отрежете!) демократический наш люд.
 
   С Много сегоднЯ народу.
 
   С Очень!.. С ЛесЯ Дмитриевна уже Явно оживилась, улыбалась: лицо пос-
таревшей гордячки.
 
   Ей было приятно (как Я сообразил после) не только оттого, что  ктоРто
вспомнил ее былые дни (и, стало быть, ее былую красоту), но еще и  отто-
го, что ее узнали прямо на улице.
 
   А Я в эти минуты вдруг приметил возле самой решетки молодого милицио-
нера С он был весь поглощен одним из интереснейших, надо полагать, дел в
своей жизни. От него нельзЯ было глаз оторвать.
 
   С Но мы с вами, С говорила ЛесЯ Дмитриевна, С сегоднЯ уже  ничего  не
продемонстрируем.
 
 
С Похоже, что так! 
 
   Молодой милиционер, стоявший у ворот, занималсЯ (сам длЯ  себя,  бес-
цельно) вот чем: он тыкал дубинкой меж прутьями решетки. Нет, не в  воз-
дух. Он бил тычками в проходящих людей толпы. Людей  (оживленных,  энер-
гично кричащих, с транспарантами в руках) проносило,  протаскивало  мимо
нас, мимо решетки, а он их как бы метил. Мент лет тридцати. њуть моложе.
Наносил удар меж прутьев. А люди толпы на бегу времЯ от времени подстав-
ляли ему свои спины. (Выражение его лица Я еще не увидел.) Удар был тыч-
ковым движением снизу. Одному. Другому. Третьему... Мент стоял  затенен-
ный столбом. (Но дубинкаРто его мелькала!) Я, занятый Лесей Дмитриевной,
только вбирал эти беззвучноРтупые тычки в себя, перемалчивал,  а  внутри
каменело.
 
   Почувствовав во мне перемену (какую именно, она не знала), ЛД  взвол-
новалась и спросила:
 
   С Вы торопитесь?.. не очень?
 
   Она тронула, еще и попридержала менЯ за рукав:
 
   С НетРнет. Не оставляйте меня, мне не сладить сегоднЯ с толчеей... Мы
вместе? С и вопросительноРвстревоженно смотрела. Взгляд когдаРто  краси-
вой женщины, котораЯ не знает, позволительно ли  ей  вот  так  улыбатьсЯ
спустЯ столько лет. (Ей было позволительно. Я так подумал.)
 
   Мент тыкать дубинкой перестал; возможно, до его лычек дошли мои  нер-
возные флюиды. Но, возможно, его просто оторвали (от столь притягательно
незащищенных спин и почек), его прервали: появилсЯ лейтенантик и  закри-
чал, мол, не фига тут стоять, передислоцируйтесь, да побыстрее, к  Мане-
жу!.. Мент опустил дубинку и повернулсЯ (наконецРто)  к  нам  лицом:  на
юном лице застыло счастье, улыбка длящейсЯ девственной радости.
 
   Милиционеры, за ними и все мы двинулись вверх по узкой трубе  проход-
ного двора. Ветерок дул чувствительно. Я видел, что ЛесЯ Дмитриевна зяб-
нет, и, поколебавшись, взял ее под руку. Она  поблагодарила.  Так  мы  и
шли. После она скажет, что сразу же заметила, что Я одет просто, а то  и
бедно. Из тех, кто и внешне сам себе соответствует. (Претерпел за  бреж-
невские десятилетиЯ и вполне, мол, шел за  опустившегосЯ  интеллектуала,
отчасти жертву.)
 
   По дороге к метро ЛесЯ Дмитриевна рассказала, что одинока и что все в
жизни потеряла. Красоту с возрастом. А социальное положение С с  переме-
нами.
 
   То есть ЛД была из тех, кто терял и  падал  сейчас,  при  демократах.
Ага! С подумал Я. МенЯ вдруг взволновало. ТВы менЯ слушаете?У С спросила
она. С ТКонечноУ С Я на миг затаился, ощущаЯ  свой  подпольный  интерес,
медленно и помимовольно (злорадно) выползавший в минуту ее откровениЯ из
моих подземных недр. Я не ограничилсЯ тем, что проводил ее до метро С  Я
поехал до ее дома. Мы пили чай. Мы послушали музыку. Мы сошлись. Это да-
лось нетрудно, она все времЯ хотела говорить мне  (хотЯ  бы  комуРто)  о
своих бедах. Я и заночевал у нее. Не проверил в тот вечер  сторожимые  в
общаге две ТмоиУ квартиры (можно сказать, пропустил дежурство). Так пос-
ле долгого поиска грибов перед глазами спящего все мелькают и мелькают у
пней бурые и желтые опавшие листья. Той ночью среди сна мне Являлись ли-
ца толпы, флаги в полоску и шаркающие тысячи ног. И мент. Он тоже  нетР-
нет возникал с дубинкой. Лет двадцати пяти. (Я оживил его улыбчивое  мо-
лодое лицо.) Он бил незаметно, но ведь не прячась. Никакого, скажем, са-
дизма или ребяческого озорства (мол, тычу вас дубинкой через решетку,  а
вам менЯ не достать) С ничего такого не было. Никакой психологии. Просто
бил. Улыбался.
 
   Раза три ночью Я просыпался, ощущаЯ рядом  нависающее  крупное  тело,
дышащее женским теплом. ЛесЯ лежала (вот ведь образ) протянувшимсЯ  гор-
ным хребтом. Случайный расклад тех дней: от любви к любви. ПойдЯ на  де-
монстрацию по телевизионному призыву худенькой Вероники (а также  Двори-
кова), Я встретил там Лесю Дмитриевну.
 
   Едва Я проснулся, сработал мой нюх на кв метры, и, как ни  удерживала
ЛД менЯ на кухне возле чашечек кофе, Я прошелсЯ по квартире и увидел ра-
зор. На стенах бросались в глаза два высветленных прямоугольных пятна от
проданных картин. Также и от проданной мебели (что получше) С пустоты  в
углах. Там и тут узнавалась эта легкаЯ пустота: даже  в  серванте  С  от
красовавшейсЯ там прежде, вероятно, дорогой посуды. ЛД схватила менЯ  за
рукав и потянула назад, на кухню. Она не спохватилась сказать:  ТТяжелаЯ
полоса жизниУ С или: ТСейчас тяжелые времена...У С нет, она только тяну-
ла за рукав, уводила от пустот поскорее, но еще и опускала, прятала гла-
за, мол, отвлексЯ на пустяки, на мебель, и, слава богу,  не  увидит,  не
углядит главную ее пустоту и нынешнюю утрату С в лице, в душе. Моя,  по-
думал Я тотчас. Вариант плачущей в метро. Я даже  попыталсЯ  представить
ее тихо сидящей в углу вагона. Аура падения: угол.
 
   В отличие от многих других Тбывших и  номенклатурныхУ,  ЛД,  с  точки
зрениЯ социума, ничем не была защищена. Ни мужем. Ни кланом  друзей.  Ни
даже профессией. А красота Леси Дмитриевны уже  который  год  тратилась;
следы.
 
   Падение в таких случаях стремительно С сразу же отняли большую  квар-
тиру. Ей объяснили, что квартира ведомственная.
 
   И добавили:
 
   С Съезжайте, голубушка.
 
   Слезы. Телефонные истерики. А профессор НН, объявившийсЯ тут как тут,
уже въезжал. Да, один из ее веселых коллег. Он продолжал с ней мило здо-
роваться. Он уже ввез часть мебели. ЛД рыдала, хотела покончить с  собой
(не сумела), а потом стала тихонько снимать со стен  портреты  покойного
мужаРпартийца (все еще виделсЯ ей опорой). С портретами она  хотела  ку-
даРнибудь съехать... но куда?.. Как куда?! С ей подсказали С а вот в ту,
в маленькую скромную квартирку. К счастью, у вас она есть  (оставил  уе-
хавший в Германию сын). Так что и место определилось. По мышке и  норка.
А тут (после демонстрации) уже появилсЯ Я.
 
   Я посмеялсЯ С да, да, Я посмеялся, вдруг увидев ее, сидевшую на тахте
с трагическим лицом и с портретами мужа в руках. њто ж сидеть, когда на-
до ехать. Я так и сказал, поехали ?.. Мол, как преемник Я чувствую  себЯ
обязанным развесить портреты мужа по стенам С скажи только где? адрес?..

   Продать она не успела: оставшуюсЯ мебель какиеРто дяди вынесли именно
что среди бела дня. А ночью мебель другие дяди и вовсе забрали С решили,
что выброшена С кто свез на дачу, кто себе в  дом.  Попросту  растащили.
Узлы, три узла только и сохранила ЛесЯ Дмитриевна, дожидаясь машины; си-
дела всю ночь на одном из узлов, а на другие положила свои  колодыРноги.
У нее отекли ноги в те дни. Поутру переехали в маленькую. Плакала, вспо-
минаЯ (то ли долгую ночь на узлах, то ли утраченную мебель). А Я забирал
у нее из рук и развешивал в квартирке портреты мужа. Я бил  молотком  по
гвоздику, хотЯ хотелось дать ему по балде.
 
   13
 
В НИИ ее освободили от должности завотдела, а затем 
стали платить и вовсе мизерную зарплату. Затем 
предложили искать место. По сути, выгнали. И уже нигде 
не устроиться, так как ее общественнаЯ активность в 
брежневские годы (изгоняла с работы) была, хоть и не 
широко, а все же известна. Если со временем что и 
подзабылось, так ведь найдутсЯ люди, кто подскажет: 
ТАРа! Та самаЯ Воинова!У С еще и фамилиЯ какая, фамилии 
тоже нам помогают. Номенклатурный рой (брежневский) 
повсюду в эти дни опускалсЯ сильно пониже, однако же и 
пониже они находили на запах травку и какиеРникакие 
цветочки, в которые можно сунуть свои нежно выдроченные 
хоботки, а там и понюхать, подсосать койРкакой нектар за 
счет старых связей и связишек. А ЛД оказалась одна. На 
нулях. И ведь она не была из свирепых, из числа 
известных своему времени общественных обвинителей, но ее 
теперь припоминали (делали, лепили) именно такой. 
 
   А как так случилось, что она пошла на демонстрацию демократов? Неужто
из покаяния? С хотелось спросить. (С елейной и чуть ернической интонаци-
ей.) Поначалу с этим смешанным чувством, любопытным и отчасти злорадным,
Я нетРнет и приходил, наблюдал ее продолжающеесЯ падение и всласть  спал
с ней, с тем большим рвением, что со стен на  менЯ  (на  нас)  постоянно
смотрели глаза гладко выбритого честного партийца. В  скромной  одноком-
натной квартирке его фотографий С развешанных его лиц С сделалось много-
вато. Глаза доставали где угодно. Взгляд, исполненный  достоинства.  Все
вижу, говорил проницательный партиец. (В отношениях двух  мужчин  всегда
найдетсЯ место длЯ ревности.) Словно бы вдруг он возникал в  коридоре  С
подслушивал на кухне. Даже в туалете Я не был спокоен (его там не видел,
но это не значило, что он не видел меня. И что не притаилсЯ гдеРто порт-
ретик, хотЯ бы и совсем маленький). У ЛД к этим дням только и  оставалсЯ
небольшой научный семинар. Но собирались отнять. Воинова? Скажите, пожа-
луйста, что за ученый?! она все еще руководит  семинаром?..  Или  мы  не
знаем, чем она этот семинар заработала? (Редкий случай, когда имелась  в
виду не красота женщины, а общественное рвение. Красоту не трогали,  за-
были.) Семинар С последнее, что осталось. Важны  не  рубли  с  копейками
(хотЯ были совсем не лишни), важнее, что ЛесЯ Дмитриевна кудаРто  прихо-
дила и чтоРто делала. Лишись она семинара, она  никто.  Ей  даже  некуда
пойти. И три года до пенсии.
 
   Меж тем подголадывала. Уже при мне она продала последний кулон и  се-
режки былых времен. При мне С но поРтихому (мне ни звука) С и за  одежду
взялась. Тряпье стоило теперь копейки. Ничего не стоило. Однако  же  вот
исчезла, улетучилась кудаРто одежда партийца, занимавшаЯ половину шкафа.
Не удежурил. (Такой внимательный, с запасной парой глаз в каждом  углу.)
Продавала и свое. Вероятно, несла в комиссионные магазины. Не  представ-
ляю ее стоящей с барахлом в руках на выходе отдаленной (не  слишком  ин-
теллигентной) станции метро. ХотЯ  возможно.  Уже  возникла  потребность
унижаться.
 
   Одна; мужа схоронила; а их единственный  сын,  давнымРдавно  (к  поре
взросления) разругавшийсЯ вдрызг с партийными родителями, женилсЯ на бе-
локуренькой немке и удрал в Бундес. Там и живет. От него только  и  есть
что красивые на имЯ Леси Дмитриевны поздравлениЯ к Рождеству, но даже их
за сына пишет его немкаРжена. (Небось, чертыхаясь на  немереную  русскую
лень.)
 
   Ее покаяние не началось с постели С началось проще, с  еды;  ЛД  менЯ
кормила. ПокупаЯ на последние деньги говядину, она готовила борщ, иногда
жаркое, и внешне выглядело так, будто бы женщина на излете лет  простоР-
напросто обхаживает столь же немолодого и одинокого мужика.  Как  добраЯ
мамочка С скушай того, этого, а к чаю, как же без сладкого, варенье! Од-
нако с днями мотив отношений наших усложнялся. Мотив  суровел.  Нет,  не
сведение счетов ко времени перемен, разве что их оттенок, какРникак часы
тикали, и вот одна из бывших судей и общественных  держиморд  (теперьРто
это осознавших), такаЯ и сякая, нехорошая, ухаживала теперь  за  агэшни-
ком, за погубленным писателем С  такаЯ  вот  кающаясЯ  мамочка!  Добрая,
большая, чуток громоздкая. Я не без удовольствиЯ подключилсЯ к  ее  бор-
щам. Она даже за иголку с ниткой бралась: штопала мое дырье. (До ботинок
не дошло, мои вечные.) Но вскоре ЛД совсем обеднела, и сюжетец  иссякал.
ДенегРто нет. Так что едой, застольной сменой блюд она только  и  покая-
лась недели три, пожалуй что месяц. МаловатоРс! За два десятилетиЯ бреж-
невщины могла бы и побольше расстараться. Борщи и варенье со  стола  уже
как сдуло, картошка да супчик бледный. Она и сама понимала, что  малова-
то. Только и осталось тепло женских рук, уютец вечерний, постель.
 
   Стиральной машины у нее не оказалось; эти ТбывшиеУ,  если  вне  своих
связей, нищают вмиг, не умеЯ держатьсЯ стойкой середины. Они как  прова-
ливаются. Постельное белье было лишь немногим лучше, чем мое в крыле  К.
Вот тутРто, приглядываясь, Я и отметил, что в минуты близости ЛесЯ Дмит-
риевна (ЛесЯ С так Я ее звал, вырос, дорос до краткого имени) тоже  вела
себЯ теперь как кающаясЯ. Она плакала. И какРто уж  слишком  она  стара-
лась, торопилась угодить. ОгромнаЯ женщина с белым телом, да ведь и воз-
раст, не пылкаЯ же девочка! Всхлипывала С и поначалу это еще могло  быть
какРто истолковано: как затаенное продление пережитого  в  постели,  как
чувственность или неумелый, скажем, сексуальный восторг.  Однако  и  длЯ
чувственности  отстояние  во  времени  становилось  уже  неправдоподобно
большим. Уже полчасаРчас спустЯ (в полудреме, устало лежал с ней  рядом)
ее тело подрагивало, а всхлипы обретали клокотание и затем слышный звук:
сдавленный непонятный плач.
 
   С Плохо? Тебе плохо, Леся? С спрашивал Я, мало что понимаЯ и мало со-
чувствуя. Хорошо жалеть маленьких.
 
   Крупность женщины и точно мешает понять в ней происходящее. Белое те-
ло, как гора, занимало всю постель со мной рядом, а ведь горы  спокойны.
Лишь гдеРто вверху (далеко и высоко) плакало отдельно от тела ее лицо  С
плакало, взываЯ негромкими (и пытающимисЯ затаиться) всхлипами.
 
   С ... Тебе плохо? С спрашивал Я уже настойчивее. Она (шепот) оправды-
валась. Пожалуйста... Не обращай внимания... И тут же вырвавшийсЯ  стон,
она тоненько, плачуще завывала.
 
   Я не ночевал у нее, уезжал в общагу. Но перед уходом успевал  заснуть
(как всякий мужчина, наскоро набирающийсЯ сил). В тишине  и  в  темноте,
вероятно, около двенадцати ночи, ее рыдания... и Я просыпался.
 
   Хоть и не сразу, Я догадался, что женщине хотелось  вроде  как  выва-
лятьсЯ в земле и в дерьме: облепитьсЯ грязью, как  покаянием.  (њувство,
почти не поддававшеесЯ на просвет. Из потаенных.)
 
   Сложность в том С еще и в том, что покаяние, хотЯ бы и самое  искрен-
нее, у мирского человека редко бывает стопроцентным. Мы С люди,  с  нами
жизнь. Так и у Леси. Был у нее, помимо покаяния, также и крохотный,  еле
ощутимый расчетец. Она покается, она унизитсЯ С и  тогда,  ей  в  ответ,
ктоРто или чтоРто (высшее в нашей жизни, Судьба, Бог) поймет ее и  прос-
тит. И (тонкий момент!) даст шанс  опять  поднятьсЯ  в  жизни  и  благо-
денствовать. Самобичевание искреннее, с болью, с мукой, но и с  житейски
нацеленной мыслью вперед и впрок. Так ли замаливают грех, не берусь  су-
дить. За полста лет своей жизни Я впервые видел кающуюсЯ женщину.
 
 
Речь не о признании вины С не о горьком сожалении о том 
или ином проступке (таких сожалеющих женщин и мужчин 
предостаточно). Она сожалела о целых десятилетиях жизни. 
Неужели же полжизни своей хотела выбросить? 
(перечеркнуть?) С неудивительно, что ЛД в те дни 
казалась мне отчасти ненормальной. ГромаднаЯ кающаясЯ 
женщина. Там и тут висели складки лишнего веса. Лицо уже 
худое, голодное, в морщинах, а бока висят. Напомнила мне 
саму империю. Глупо сравнивать; но Я и не сравнивал. 
Просто вдруг напомнила. Бывает. 
 
   Денег нет; и продавать нечего. Тогда на что жить?.. Она потеряет  се-
минар (последний тонкий сосудик, по которому  пульсирует  жизнь),  после
чего с ее репутацией нет ходу нигде. В черном списке... Она не  слышала,
где кончаетсЯ ее жалоба и начинаетсЯ отчаянное нытье, обращенное уже  не
ко м