ый его опыт: он мог  опа-
саться, скажем, что Я упьюсь и отключусь раньше времени. И он мало запи-
шет. А значит С он умело и привычно расчетливо (он так думал)  поддержи-
вал равновесное состояние алкоголЯ в моей крови и С соответственно  С  в
моем сознании. Поддерживал за счет наших хожений по свежему воздуху. Но,
возможно (тоже не исключить), њубисов и впрямь чувствовал  себЯ  должным
напоить менЯ как следует, так сказать, честно воздать филеру за получен-
ную честную информацию.
 
   На Суворовском бульваре (Я ждал внизу у подъезда) он вместе с  водкой
вынес горячую, сочную котлету на куске хлеба; свою он съел у них (у зна-
комых), а мне вынес.  Мотнул  головой:  они,  мол,  с  фанаберией!..  И,
сколькоРто поколебавшись, он в дом к ним менЯ не провел: постеснялсЯ мо-
их разбитых ботинок.
 
   Но в громоздкий ржавый ангар, арендованный под мастерскую, мы  ввали-
лись с ним вместе: там толоксЯ привычный пьющий  люд  С  галдеж,  крики,
стеснять (и стесняться) некого. Там, сняв марлю с картин, выясняли  свои
отношениЯ с вечностью человек пять художников, шумных, молодых и мне  не
знакомых. Какие замечательные говоруны! С Я уже стар  длЯ  них.  Девицы.
Курят лихо. Рослые. Красивые. (Я стар и длЯ них.) Но пьяный  разговор  с
молодыми всегда легок, бодрящ: Я  зацепился.  И  пили  хорошо.  НапьемсЯ
здесь под завязку, и в переходах меж гаражами Я  на  обратном  пути  его
прикончу С в углу. (Глупая, пьянаЯ мысль. Но Я почемуРто  навязчиво  хо-
тел, чтоб ржавые гаражи. њтоб в углу.) Я уверял  њубика:  хочу  остатьсЯ
здесь С здесь, мол, водка, умненький разговор, и куда еще дальше  тащить
нам свои старые ноги, копыта устали!
 
   А њуб не менее упорно менЯ отговаривал, уводил: вел дальше.
 
   С Здесь пахнет нРнРнастоящим искусством! С вдохновенно цеплялсЯ Я  за
молодых, за их свежие мысли, слова. (За проржавленный и  просторный  уют
их мастерской.) С Хочу быть с ними...
 
   С Ты хочешь. Да вот они не хотят: ты длЯ них пьянь!
 
 
С А ты? 
 
   С А вот Я С нет.
 
   њубисова и здесь безусловно знали как стукача, слух стойкий;  и,  как
Василек и компания, тоже времЯ от времени подсмеивались. Некоторые  кри-
вили рты (презирали молчком). Но слушали всерьез. Он  знал  о  выставках
(не откажешь), об Эрике Булатове (знал лично), а как уверенно он  препа-
рировал практику соцарта, последний погромыхивающий вагон соцреализма  С
стоило слушать! Когда в кино убивают шпика, он полное ничтожество. (њтоб
не жалеть. њтоб треск раздавленной вши.) Меж тем не один Я рот  раскрыл,
едва њубисов заговорил о Кандинском, мюнхенский период, ТГолубой всадни-
кУ, жена Нина С њубик еще и заспорил с художниками, с этими всезнайками.
Как раз о Нине, немкаРто была подругой Кандинского, великой подругой,  а
Нина всеРтаки женой С оказалсЯ прав! (Полезли в потрепанный том; выясни-
ли; и шумно, уже колхозом, выпили за истину.)
 
   Зато их шуточки становились, Я заметил, все более прицельны по мне  и
злы. Один из молодых, с кудрявенькими бакенбардами, юный Пушкин,  шепот-
ком, но впрямую спросил обо мне С со смешочком: ТА он  С  тоже?..У  С  и
костяшкой пальца по столу. Постучал. Не знаю, не расслышал ответ.  Неяс-
но, чем и как они менЯ пометили. Но выпить всеРтаки дали. И тут  же  еще
один молодой и пьяноватый (портретист) обо мне вдруг запечалился.  Приб-
лизился. Прямо в ухо мне С шепотом С а вы, мол, знаете, кем был этот че-
ловек? С имеЯ в виду њубика.
 
   С Почему был?.. Был и есть, С сказал Я, пьяно раздвигаЯ губы в  улыб-
ке. Тоже ему в ухо.
 
   С Да?
 
   С Да.
 
   С За это надо выпить. За постоянство.
 
   Художник принес, чокнулись, и Я громко ему выдал, люблю,  мол,  балет
за его постоянство.
 
   Все вокруг менЯ стали орать, так им понравилось. Писатель сказал. Про
балет писатель сказал. А вы слышали, писатель сказал... А между тем ска-
зал эту фразу другой писатель, в XIX, СалтыковРЩедрин. Они слишком моло-
ды, чтобы ценить его имя. ВремЯ ценить и времЯ  недооценивать.  Губерна-
тор. (Постоянный любитель перемен.) Я хотел сообщить  молодой  пьяни  об
авторстве, но губы не двигались. Накуренность жуткая. Девицы. МолодаЯ  и
совсем новаЯ формациЯ живописцев, еще не раздвоенная: еще не нацелившие-
сЯ ни удрать, ни продать. Толщь трех десятилетий. Мало их знаю. Я и  ли-
тераторов молодых знаю мало, времЯ  знать  и  времЯ  не  знать,  старые,
старье, нас уже сносит на отмель.
 
   Похоже, њубик и здесь прислушивался, отцеживаЯ по капле (пчелкин нек-
тар). Он приходил к ним просто отметиться: приходил, чтобы  быть  своим.
Тропа не должна была зарасти. Он их пас. Я о том не думал (что думать  о
молодых!). Мое напряжение ума сводилось сейчас к борьбе с  алкоголем,  Я
ведь пил, добавлял, тяжелел, а дело еще только предстояло. Дело. О њуби-
кеРчеловеке С вот о чем Я силилсЯ не помнить, не скорбеть, опять же опа-
саясь, что пожалею. После чего, как клинопись на камне, в гебистских ан-
налах (возможно, самых прочных и вечных анналах нашего века) в общем за-
гаженном перечне... не отмыть. Но и распалятьсЯ на стукача до верной ми-
нуты Я себе не давал, Ярость могла изойти в нелепую  ссору,  в  матерные
крики и в воздух; в ничто.
 
   Мы звоним в дверь. Со стороны темной улицы. То есть њуб звонит.
 
   ДдзРзыньРтрамРтраРляРля... С такаЯ вот трель, в  фаРмажоре.  Кусочком
знакомой музыки звонок дает знать хозяевам о нашем приближении (о топта-
нии под дверью). А њуб напорист: он тоже частица андеграунда живописцев,
он агэ, он наш, плоть от плоти, С и потому требует от людей  (в  кредит)
вниманиЯ и крепкой выпивки. ВниманиЯ и выпивки, как  требовал  и  всегда
будет требовать от общества непризнанный талант С дай да выложь!
 
   С Не пущу. Кто такие?! С Баба в передней не пускает, а под ногами по-
лы (отмечаю) с дорогим покрытием.
 
   Но њуб уже вошел, за ним Я.
 
   С Куда лезете? да что ж такое!..
 
   њуб смеетсЯ С прочь с дороги. Твое дело доложить!
 
   С Да знаешь ли ты, толстуха, что твои мне должны. Да, да, твои хозяе-
ва (ты еще ТгосподаУ скажи! ну, говори: госРпоРоРдааа...). Хозяин  прос-
порил и должен, должоооРон мне бутылку шотландского виски...
 
   С Бутылку? С на лице бабы панический страх.
 
   ПоявляетсЯ хозяин с красными (от телевизора) глазами. Смеется:
 
   С ЯРто думаю, кто шумит, кто волну в берег гонит?!. Входи!
 
   ПоявляетсЯ и хозяйка; красивая. Просит пройти в гостиную.
 
   С Да зачем в гостиную! Да бросьте, трахРтарарах (мат) С и нам, и  вам
проще будет на кухне! С кричит радостно њуб.
 
   Тем более что кухнЯ огромна, со вкусом обставлена. Муж и жена  С  оба
художники лет под пятьдесят: оба изящны, тонки,  интеллигентны.  И  ведь
как охотно его угощают! (ХотЯ он горланил.) Оба, Я  думаю,  слышали  про
сторонний приработок господина њубисова, но терпели и поили, и не  гнали
взашей все из той же нашей неокончательной уверенности, российскаЯ  чер-
точка, человек ведь. А еще и потому, конечно, что думали, что свой,  что
каждодневный и домашний и, опять же, поРсвоему человечный  стукач.  (Про
когоРто. Но не станет же он с нами и про нас, вот так, с водкой и с шут-
койРприбауткой.) На менЯ это мило шутейное с ним общение неприятно дави-
ло. Потому что мне бы как раз и именно от человеческой  его  шелухи,  от
его домашности сейчас отстраниться, отвернуться, неча вникать в  игривые
мозги стукача, как и в последние профессиональные его потуги.
 
   Напряжение во мне поддерживалось еще и тем, что њуб тоже  все  помнил
(все в своем сюжете) С помнил и повторял: уж сегоднЯ он напоит менЯ  как
следует, в усмерть , клянетсЯ честью, что напоит!.. Он очень  решительно
увел менЯ с той замечательной кухни, от радушно  взволнованной  интелли-
гентной четы (повел дальше). ПрощалсЯ он с ними небрежно. И мне  мигнул,
пошли, мол, Петрович. Наш, мол, с тобой путь дальше, а эти муж  и  жена,
ты же видишь, жмоты, С бутылки лишней с собой не дадут (и как  художники
полное говно) С пошли!..
 
   Но в следующей компании (полуподвал, народу полно,  тусклаЯ  неофици-
альнаЯ мастерская) њуб увлексЯ и сам едваРедва менЯ не забыл и не забро-
сил: он клюнул на Яркую болтливую пару С молодой наш, уже модный  худож-
никРабстракционист, с ним девицаРамериканка Кэрол (и вкруг них,  конечно
же, россыпь начинающих).
 
   њубик, душой и телом уже с ними (шустЮр!), хотел менЯ сбыть, то  есть
даже совсем хотел выпроводить, однако теперь Я все  помнил:  а  где  же,
мол, выпивка крутаЯ и обещанная? С А њуб уже занервничал, торопит  меня:
ТИди, иди, Петрович. Пока!У С Но нет же. Не ухожу. Не соглашаюсь.  њубик
покраснел и сует мне добытую здесь же, прямо со стола, бутылку, мой  го-
норар: ТЯ же тебе сказал С пока!..У С Однако Я не ухожу. Нет и нет.  њуб
подзабыл одно правило, есть у нас такое: бутылку жаждущий берет со стола
(себе назавтра), а напитьсЯ жаждущий хочет у  стола  (сегодня,  сейчас).
Гонорар был мал, недостаточен. Разве что аванс. Некоторое времЯ мы выры-
ваем (все поРтихому) бутылку друг у друга, крепкие руки, отмечаю Я (будь
начеку...).
 
 
Так что теперь Я не отставал, ходил за њубом, не упускаЯ 
из виду. Я даже протолкнулся, весь потный, за ним к 
столу С њубик там крутился, как пьяный солнцем шмель. 
Американка манила. Сияла выпуклым лбом. Но на ее угол 
стола пробитьсЯ было еще труднее, чем к выпивке. Кэрол 
плотно окружена молодыми. Смех. Свист. Кэрол учит на 
русском наши родненькие матерные слова, учит вслух, все 
вокруг счастливы и хохочут. њубик нервничает. Меж тем 
молодой абстракционист вынес полотно, открыл С все вновь 
расступились, начинаютсЯ ахи и охи; Кэрол, тоже 
пьяненькая, уверяет, что она сейчас же звонит в 
посольство (нет, не позвонит, а прямо едет туда!) и даст 
знать своему богатому чикагскому другу, чтобы он, 
чокнутый, картину купил. С ее подачи. Деньги есть, 
деньги у него всегда в кармане. В правом или в левом 
кармане, это не вопрос. Он богатый чудак. Да, можно 
считать, что он уже купил. Купил и поехали дальше, твою 
мать... С говорит Кэрол, под общий восторженный смех. 
 
   Художник, гибкий, как пробудившийсЯ хищник, нырнул в тусклые полупод-
вальные закрома. Сейчас появитсЯ с новой картиной. Ждали. До њубика  ма-
лоРпомалу доходило, что эта пара занята сейчас друг  другом  (окрыленный
художник и Кэрол) и ему в руки не дастся. СегоднЯ во  всяком  случае.  А
может, и никогда. њуб уже сердился:
 
   С њто за абстракция? Одни перекосы! Мазня! С и он отвергающе  взмахи-
вал рукой, отрицал, спец по Кандинскому, смелый в чужой мастерской.
 
   Ко мне подвалил молодой мудак и стал выталкивать вон.  ДвумЯ  руками,
гдеРто выучившись, ловко и больно толкал, тычок за тычком. Он принял ме-
нЯ за одного из стариков, бывшего деятелЯ Союза художников С  за  соста-
рившегосЯ на подачках некрупного секретаришку. А Я не смог  бы  от  него
отбитьсЯ без возни и без шума. Я помнил, что нож, что при резком  движе-
нии вывалится. Нож у ноги угрелся. (Как бы и нет его, только тяжесть при
шаге, если шаг скор.) Толкавший менЯ  кричал:  Т...њто  ж  ордена  снял?
Брежневские выкормыши! Бездари! Когда вы только подохнете?!У С злобно  и
пьяно выкрикивал, а главное, больно толкал в грудь. Вопил...
 
   В следующей мастерской (уже рябило в глазах, устал) мы нагнали, нако-
нец, наших дневных пьянчужек: здесь осели Василек Пятов и Киндяев, Гоша,
дизайнер Рашид. МенЯ посадили на табурет, кормили магазинными  пельменя-
ми, серыми, слипшимися, но горячими и в обжигающе горячем  бульоне  (мне
было кстати). Василек пошучивал. Гоша с ним спорил.
 
   Смешно: пельмени они варили в большом чайнике. Табурет занят.  Я  сел
было на пол, как сидел Василек, но понизу дуло. Почки заныли,  Я  встал,
поискал С сел, наконец, на какойРто свернутый тюк с бельем. И сидел ста-
рик стариком. Устал. (МоЯ пауза.  Законная,  Я  старше  их  лет  на  де-
сятьРпятнадцать.) А њубик меж тем Яростно спорил. њубик свой. Как  всег-
да. Знающий стукач энергично размахивал рукой, описываЯ нам окраину  Па-
рижа, последние дни НиколЯ де Сталя. В сизой накуренности, в  дыму  и  в
разнобое самолюбивых голосов Я не мог не оценить его неиссякающей говор-
ливой силы. Но и другие говорили. Сидели на стульях.  На  табуретах.  На
полу. Париж... Американские выставки... Бульдозерщики... Целков... Шемя-
кин... Сто тысяч... Двести тысяч... (Мы в свое времЯ тоже ставили  вехи,
алмазные зарубки: Новый мир... Издание  во  Франции...  Галлимар...  Ар-
дис... снежок с забытых вершин.) ТХороший писательУ, С вдруг сказали.  А
Я расслышал, кажется, обо мне.
 
   Об агэшнике на кухне такое нетРнет и надо сказать, пусть ему померца-
ет. Милостыня, бросили словцо, жалко ли словца, если ты всю жизнь  изго-
ем. (По их мнению, изгоем. Я мыслю иначе.) А ктоРто  дал  мне  закурить.
Появилась рядом и женщина, высокая, с бедрами. Положила  на  менЯ  глаз.
Если об агэшнике трубят, на женщину действует: женщина открыта, как при-
рода, как степь, она суха  и  в  степном  этом  смысле  всегда  ждет  (а
вдруг?). На чуть плотского, на  чуть  обещающего,  настоящий  приемистый
острый глаз. С квартирой. С теплыми кв метрами недалеко от метро.  Я  ни
мыслью в ее степь не колыхнулсЯ (Я не Вик Викыч, Я общажник). Тогда  она
подошла ближе, держалась хозяйкой, руки полные, и, прислонясь, чуть  на-
давила теплым бедром. Я на табурете, Я ощутил; стояла рядом.
 
   Я не обернулсЯ С только длил минуту (потреблял ее теплую тяжесть).  Я
мешкал, а мне предлагалась всЯ бесконечность немужского мира.  ТЛариса?У
С желаЯ угадать имя, спросил не оборачиваясь. (И  уже  не  сторонясь  ее
греющего тела.) ТЛидаУ С смеясь, уточнила. Но уж так повелось: когда ме-
нЯ напрямую брали, Я не давался. Я ждал. Женщина свернет. (Они  сворачи-
вают С Я по прямой.) Она менЯ вскоре и оставила; летучаЯ  особь.  Уже  с
кемРто другим. Пейзажист некий. Подошла. С той же лаской хозяйки. С  тем
же теплом бедра.
 
   В другом углу, на табуретах, спросили:
 
   С ... А старикан, пьянь эта С кто он?
 
   С Его Василек знает.
 
   С АРа!..
 
   Возможно, обо мне. Уже староват длЯ них, мужик за пятьдесят, в разби-
тых ботинках, шастающий из тусовки в тусовку в поисках  выпивки.  Пьянь.
(ТаскаетсЯ за мелким стукачом, вообразив, что спасает свою биографию длЯ
веков. И что гебистские анналы единственные, что станут вровень с  Таци-
том.)
 
   Мысль вновь и вновь вползала мягким следом,  чтобы  как  бы  нечаянно
сделать мои руки ватными, а сердце готовым жалеть. Боль ведь не в веках,
не в долгих столетиях С в моем кратком ТяУ, здесь и сейчас. њто с  того,
если одним оболганным больше или меньше, когда их в анналах десятки  ты-
сяч? Людишкам и вовек не разобрать эти пестрые километровые списки.  Как
сказал один китаец: только забыть.
 
   Началась икота; занервничал. Один из молодых и сильных, типичный  бо-
родач (возможно, скульптор, вот у кого ручищи!) тут же ко мне  устремил-
ся:
 
   С Поди. Поди... ПроблюйсЯ С потом придешь, С Он толкал менЯ за дверь,
столько же брезгливо, сколько жалеючи. Свой.
 
   Я вывалилсЯ на свежий воздух; у подъезда меня, и правда, вырвало. Это
хорошо. Ночь. Звезды. И блевотины под ногами Я не видел С уже темно.
 
   Надо. Отступать некуда. Два с лишним десятилетиЯ барабанил по клавиа-
туре машинки. Мое ТяУ, мои тексты (Я теперь нажимал и на тексты)  выбро-
сить в угоду тому, что он тоже человек?..  Да,  выбросить,  С  сказал  Я
вдруг сам себе. Да, человек . Хмель выходил. Хмель словно вываливалсЯ из
менЯ кусками. Но оставшиесЯ куски (пласты) были все еще огромны. Я  сла-
бел... опять моЯ пауза.
 
   Так вот и таскаютсЯ (так бесконечно) по знакомым местам в надежде до-
бавить С в упрямой надежде не дать пройти опьянению и накатывающим ему в
подхват неуправляемым мыслям. У пьяной ночи своЯ композиция, свой  поми-
нутный крепеж. Идти, добываЯ очередной обжигающий  глоток  не  там,  так
тут, С это привилегиЯ и одновременно цель.  Это  и  забава,  и  рулетка.
ИзысканнаЯ и игроваЯ нацеленность интеллектуалов даетсЯ не всем.  Нам  С
да. (А они пусть спят. Они С это люди.)
 
 
Я стоял, покачивался. Уже редкие шли машины. Промчалась 
скораЯ помощь. (Подумал о брате Вене, как он там?) 
 
   Вышел њуб.
 
   С АРа. Ты здесь?.. С И меня, ждавшего, он похвалил: С МолРлодец!
 
   И показал полную бутылку, тот самый  мой  гонорар.  На  теле  бутылки
сверкнули змейки отражений.
 
   Мы двинулись дальше.
 
   њубик менЯ не потерял, а Я не потерял его. њуб старалсЯ С Я  тоже.  Я
какРто вдруг сжилсЯ с ним. Шли рядом. Такова жизнь. Наши с ним два столь
разных дела не могли стать одним, но ведь они совпали, совместились, а в
надолго затянувшемсЯ совместном деле попутчик,  хочешь  или  нет,  почти
родственник.
 
   С Выпей, брат, С стукач, инстинктивно чуткий, еще и иронизировал.  Не
целя, он попадал. Не сознавая, что у слова брат есть смысл.
 
   Я делал глоток, придававший силы. Но, похоже, не только мне С њуб то-
же после каждого моего прикладываниЯ к бутылке веселел. А  улицы  унылы.
Раз десять за этот полутемный переход, за этот (не самый длинный)  отре-
зок наших блужданий и выпивонов по ту сторону Таганки Я  думал  отменить
тяжкое предприятие. Колебался. И каждый раз возвращалсЯ к исходному  мо-
тиву: некуда деться; вынянченное, выпестованное всей моей жизнью, он за-
губит мое С большее, чем Я.
 
   Нас остановил милиционер. В темноте Я почувствовал, как менЯ схватили
за плечо и С рывком С развернули. Я тут же перестал пошатываться, выров-
нял тело, не желаЯ оказатьсЯ в милиции. Я уже не был сильно пьян, а  по-
шатывалсЯ просто так, из вялой ночной привычки (и отчасти  длЯ  њубика).
Милиционер развернул менЯ к себе лицом. Смотрел. А второй  начеку  стоял
поодаль. Ко всему готовый. В опущенной руке дубинка.
 
   И с какой же прорвавшейсЯ в голосе страстью, с  какой  вдруг  заботой
њубик тотчас устремилсЯ ко мне и к схватившему менЯ менту:  стоп,  стоп,
лейтенант!.. њуб не мог позволить им менЯ забрать, ни увести в  сторону,
он не мог и помыслить о таком, Я был его добыча. Он, как узналось после,
готовилсЯ потратить на менЯ минимум еще кассету, 90 минут.
 
   С НоРно, лейтенант. Мы приятели. Мы гуляем. Все хорошо,  лейтенант!..
С заговорил њубик, бросившись к нам. И ведь как быстро разглядел во тьме
чужие звездочки.
 
   Теперь и Я перед лейтенантом выпрямился,  с  некоторой  даже  нарочи-
тостью С мол, трезв и крепок! смотри! Я  хотел  идти,  хотел  продолжать
путь, и тоже ведь, моЯ добыча, Я не хотел остатьсЯ без њубика.
   њ Я коротко и напористо объяснялсЯ с ними. Я стоял поодаль. Но  чутко
слушал. Быть отмеченным милицией С плохое начало любого  дела;  хуже  не
бывает. Мне стало чуть полегче, когда њубик также  не  захотел  засвечи-
ваться. Ни корочек, ни какогоРлибо удостоверениЯ он не показал им, ниче-
го С а, мол, паспорта, с собой, увы, нет.
 
   С Петрович, С обратилсЯ он ко мне. С Есть у тебЯ паспорт?
 
   Я колебался: произнесу два слова пьяным баском С могут забрать, скажу
слишком трезво С насторожитсЯ њубик; Я  молчал,  серединка  золотая,  не
подведи.
 
   Меж тем это было худшее, что можно придумать: милиционер, реакциЯ  на
молчанку, вдруг придвинулсЯ ко мне и быстро провел руками по  груди,  по
брюкам. Надо же. Он даже по коленям, оглаживая, провел, а вот до  носков
моих в ботинках не добрался. Я онемел.
 
   С Пустой, С сообщил он второму, даваЯ понять, что вполне  менЯ  обыс-
кал.
 
   А тот подступил ближе, сам вывернул мне брючные карманы, выскреб  от-
туда бумажную труху. И пятьсот рублей.
 
   С Разве ж деньги. На штраф нету! С негромко произнес Я, пока он  све-
тил фонариком на купюру.
 
   Он оценил (мой голос). Не вовсе, мол, пьян.
 
   Купюру вернул. Но все крутил в руках мои незначащие  бумажонки:  кви-
танциЯ за свет в сторожимой квартире, билет на электричку. Голос ли мой,
негромкий и трезвый, неожиданно его встревожил. Трудно сказать. Ясно бы-
ло одно С всматривается. Сейчас спросит.
 
   А њуб, с лейтенантом, к этой минуте уже закурил, угостив того хорошей
си