всякий случай Я и ему не сказал, где  Вероника  сейчас.  Бумаги
передал С и ладно.
 
   С Вы ведь поедете со мной? С спрашивал он. С Как  нейтральный.  (Мол,
комиссии в целом он не доверяет. Нужен нейтрал.) С Я смеялся: впервые  в
жизни буду в роли проверяющего. Всю жизнь проверяли меня.
 
   Карлик живо воспринял сказанное  как  намек  (на  духовное  трудоуст-
ройство) С стал звать менЯ к ним, к демократам, место найдется. Мол,  им
такие нужны. Мол, Я их человек. СмешнаЯ сценка. Если бы хоть под водку.
 
 
КомиссиЯ пришла, двое из газеты и депутат; все вместе мы 
решали и решили С едем. Но Вероники дома нет. Вероника в 
отсутствии. И неизвестно, как ее искать. Ничего С едем к 
ней домой, не дожидаясь ее. Ключи возьмем в жэке. Еще и 
солиднее, лучше длЯ проверки, что ее самой в квартире 
нет... 
 
   Все впятером сели в депутатскую машину, поехали, депутат за рулем.
 
   До пива Я пил еще и плодовый портвейн (дома), так что  оказалось  из-
рядно: от крутого дыханиЯ стекла машины запотевали. Ехали как в  молоке.
Один из газетчиков (сидел впереди) ловко протирал стекло и умно говорил:

   С У когоРто из нас пятерых очень сильное биополе.
 
   Приехали в Вероникину квартирку (двухкомнатную,  классический  совме-
щенный санузел) и, как в хорошем, праведном  финале  фильма,  С  ахнули.
њтобы у начальника, пусть маленького, в квартире за полтора года нашлись
только стол, стулья, кушетка да книги! С это удар, это, конечно,  произ-
вело. (Я впервые был на ее кв метрах. Узнал тотчас запах.) Но  высматри-
вал и вынюхивал Я другое: следы мужского присутствия.
 
   Телефона не было, она мне не солгала. Но ктоРто к ней приходил и  без
звонков. КойРкакие приметы. Квартира всегда расскажет.  МужчинаРто  был,
пахло.
 
   Обида Веронички скопилась не только изРза того, что  на  нее  возвели
поклеп, оскорбили в газете и прочее. (Это С да. Но не только.) Ей прежде
и больше всего не нравилсЯ свой кабинет, а в кабинете  свой  собственный
звонкий голос, который,  как  она  выразилась,  пускал  вдруг  петуха  и
фальшивил. И болезненно не соответствовал ее представлениям (о самой се-
бе).
 
   Так что и обида, а лучше сказать, досада была  на  саму  себя,  какой
она, пусть невольно, оказалась наверху. А  ведь  это,  мол,  совсем  ма-
ленький верх, насест, но даже и на нем оказалось куда  сложнее,  чем  на
рисовавшейсЯ ей когдаРто главной испытующей развилке: честный С  нечест-
ный. Плакала. Слова не давались, чтобы ей себЯ объяснить. Слова не могли
(не хотели) ей помочь. А ведь пишущий человек. ТоРто, подумал Я.
 
   Пили чай. Я походил наугад по этажам, стрельнул заварки.
 
   Один стакан лопнул (вдруг трещина) С у Лялиных был, конечно, и чайный
сервиз, были и отдельные, на выбор, красивые чашки С был и  сам  чайник.
Замечательный чайник с немецким свистком, трель. Но нам хотелось завари-
вать и пить чай как раз в стаканах, как  тогда.  Вероничка  и  вовсе  не
вставала с постели.
 
   С Не могу, С говорила. С Хочу лежать, лежать, лежать...
 
   Ни слова о том, как мы дальше. Она согласилась и осталась еще на  три
дня, чтобы совсем прийти в норму. И Я ни лишнего слова. Встала утром С и
бегом, бегом, стыдливо. Я сделал вид, что сплю. Уходила, и с плеч чтоРто
стряхивает, как бы заразу, общажную нашу пыль, пыльцу С Я  подсмотрел  в
окно. Я вышел в коридор к окну, чтобы из окна подольше ее видеть. И  ви-
дел, заспешила С бегом, бегом, села в троллейбус. ТоРто.
 
   Вероничка оставила свою фотографию; фото удачное, она так считала.  В
этот раз, прячась у менЯ четверо суток и  малоРпомалу  приходЯ  в  себя,
спросила про фото, где же оно? А Я признался, не стал придумывать С  нет
у меня. Да, потерял. Возможно, выбросил. Не ценю Я эти глянцевые  бумаж-
ки. њеловек во мне, вот и все. Да и как бы Я хранил, где? в старом чемо-
дане с бельем?.. КогдаРто в спешке, давайРдавай,  перебиралсЯ  на  новое
место и некстати резким движением водрузил пишущую машинку на единствен-
ную фотографию мамы. Излом пришелсЯ прямо на мамины глаза,  беречь  было
уже нечего.
 
   В метро уже за полночь (мой выход, моЯ подземнаЯ прогулка перед сном)
Я вглядывалсЯ в лица припозднившихсЯ женщин, ища среди них с лицами, так
сказать, пожалостней, понесчастней. Подтрунивал  над  собой,  но  искал.
Нужна, мол, теперь не сама Вероника, пусть петушитсЯ дальше,  а  ее  по-
сильнаЯ замена С женщина, подходящаЯ и похожаЯ по обиженности . По  сте-
пени обиженности.
 
   Я вглядывалсЯ ненавязчиво, просто отмечал. Она?.. Нет. Она?.. Нет.
 
   С лиц мой взгляд переползал на стены вагона. Так  Я  впервые  заметил
рекламу в метро (там и тут она стала появляться, подстерегаЯ  рассеянный
взгляд). КонтрацепциЯ . Аборт под наркозом . Все виды  услуг  .  Призыв-
ность и нажим заставляли видеть, узнавать слова, но не вдумыватьсЯ в са-
му надпись на подрагивающей стене метровагона. Защита от рэкета ...  Все
виды охраны ... Решетки. Противоугонность... С мир наполнялсЯ не столько
новыми делами, сколько новыми знаками. Гнусны не сами дела С их  всплыв-
шие знаки, вот что вне эстетики. Тот же типичный,  знаковый  андеграунд.
(Подполье, шагнувшее наверх.) Возможно, таков окажусь и Я,  выйди  Я  на
свет. Нет уж. Не надо. НарастающаЯ (и царапающаЯ  меня)  новизна  жизни,
вернее, каждодневное подчинение этой новизны моему ТяУ сделало менЯ ког-
даРто пишущим человеком. Но вот прошло двадцать и больше лет, и мое  ТяУ
потребовало свободы от повестей и их сюжетов, неужто  же  само  захотело
быть и сюжетом и повестью?.. В былыеРто времена Я бы уже несомненно  ки-
нулсЯ к пишущей машинке С вот ведь чудо  во  спасение!  Сиди  и  тарахти
пальцами по буквицам. (њувство изойдет С зато придет  текст.)  Подполье,
его соответствующаЯ реклама как раз и подлавливают тех, кто вне  текстов
С одинок или вдруг брошен. Подлавливает замаскированнаЯ надежда. И гово-
рит С бери, возьми С вот твоЯ гиперреальность, вот что такое мир людей в
новой и свежо ожившей условности.
 
   Я подселРтаки к плачущей. На пробу. В углу вагона она сидела  и  нес-
колько киношно (раньше сказали бы  ТтеатральноУ)  прижимала  платочек  к
глазам. Я спросил С она испугалась. ТВам плохо?У С ТНет.У Она  тотчас  и
решительно отвернулась, оскорбилась. Решила, что Я ловец пьяненьких.  Но
Я и точно был в ту минуту ловец, хотЯ и в житейски высоком смысле. Я  не
искал женщины в метро, просто как проба. Как проба на предчувствие...
 
   Я знал, что женщина длЯ менЯ появится. И притом скоро.
 
   Психологи любят уверять, что образы ЯвляютсЯ и как бы  выпрыгивают  к
нам из нашего прошлого (к примеру, через сны, из снов  С  говорят  они).
Они и правы, отчасти.
 
   Конечно, если бы не противовес нашего прошлого (которым мы себЯ  себе
объясняем), мы бы  попросту  не  удержали  в  себе  ни  одного  сильного
чувства. Мы бы просто распались. Нас бы разорвало.
 
   Но почему бы не уравновесить прошлое будущим?
 
   Почему бы не считать, что часть чувств (закодированные в образе) над-
вигаетсЯ на нас как раз из будущего. њеловек уже издалека слышит набега-
ющее время, а сами образы будущего С как проносящиесЯ отдельные осколки,
пули первых выстрелов.
 
   И в этом приеме предчувствий будущего наше прошлое, Я думаю,  ни  при
чем. Мы свободны от прошлого. Мы чистый лист. Мы ловцы.
 
 
Каждый раз, когда Я видел ее лицо (крупно) на экране, Я 
вспоминал тонкую струйку вина, стекавшую по ее 
дрожащему, нежно очерченному подбородку. Я тотчас 
спохватывалсЯ и набирал изРпод крана воду в бутылку (в 
чайник), чтобы полить оконные цветы. Тоже струйкой. В 
этом был наш с Вероникой черезэкранный контакт С наше 
общение. Наши, если угодно, длящиесЯ отношения. Стоило 
ли тогда писать изящные верлибры, чтобы теперь делить 
прилюдно деньги на нужды культуры? С Я не задавалсЯ 
столь лобовым вопросом. Могло статься, что с экрана она 
в сущности тоже поливала в горшках чьиРто чужие 
цветочки. 
 
   Я только и узнавал о ней по ТВ. Не знаю даже, писала ли она стихи.
 
   Она отправила два молодых дарованиЯ за границу, чтобы посмотрели мир.
(Они тут же сбежали туда насовсем.)
 
   Она нашла спонсоров длЯ литературного журнала. (Журнал тем  заметнее,
увы, хирел.)
 
   И не могла она не чувствовать, сколь временно и скользяще ее  положе-
ние. Едва демократы, первый призыв, стали слабеть, под Вероничку, под ее
скромный насест, уже подкапывались. Как ни мало, как ни крохотно было ее
начальническое место, а люди рвались его занять. Люди как люди.  Ее  уже
сталкивали, спихивали (была уязвима; и сама понимала).
 
   Возможно, поэтому, спохватившись (Я так понимаю), она изо всех  силе-
нок поспешила делать добрые дела.
 
   В частности, Вероника успела познакомить менЯ с Двориковым.  Как  те-
перь выражались, вывела менЯ на известного Дворикова  С  демократ,  мос-
ковский депутат (а не почти депутат, которыми Москва уже кишела).  Вдум-
чивый и прекрасный, по ее словам, человек. њуткий. Любящий людей. И  так
далее... Оно так и было: и чуткий, и вдумчивый. И людей любящий.  Но  ко
всему этому у Павла Андреевича Дворикова было еще одно качество, которое
Вероника не назвала (а может быть, не знала, не  разглядела)  С  он  был
глуп. Не то чтобы Явно дураковат, разумеется, нет. Образован,  интеллек-
туален, даже остроумен, но при всем том, как бы это ловчее выразить, был
он глуповатоРвосторженноРчестен . Таких тотчас подымают в верха в  наших
забубенных коллективах С особенно при капитальных сменах начальства. Они
вдруг всех устраивают. Известнейший российский тип времени перемен. Мож-
но чуть иначе и чуть лучше о нем сказать, варьируЯ и уточняЯ, что был де
он честноРглуповатоРвосторжен.
 
   Этот Двориков мне и позвонил. Не вечером, не  в  поздней  расслабухе,
когда с кем ни попадЯ по телефону можно час по душам, а с  утра,  ранний
был звонок. С самого утреца, когда такие люди, как он, минуты считают  и
берегут. Сам позвонил. Все ли, мол, в порядке?..
 
   С В порядке, С отвечаю.
 
   Беседуем. Жизнь, что ни говори, чудо, чудо и радость! С особенно  та-
ким вот солнечным утром. Солнце брызжет в мои окна (в  окна  Лялиных,  в
окна Бересцовых, но ведь достаетсЯ и мне).
 
   УтренняЯ телефоннаЯ беседа с Двориковым тоже в радость и приятна  уже
сама по себе (хотЯ он немного комплексует, говорЯ с  агэшником,  не  без
того). Но ведь как всякий, кто после перемен так легко и так сразу нашел
себЯ в звездной высоте, то бишь в больших начальниках, он  не  может  не
чувствовать себЯ чуточку неловко. (њто говорит о нем хорошо.) Сам Двори-
ков, а не  хухрыРмухры,  товарищ  Двориков,  господин  Двориков  всерьез
расспрашивает менЯ о моей судьбеРзлодейке С о моих десятилетних непубли-
кациях С о моей общажноРсторожевой жизни и жизни вообще. А жизньРто, меж
тем, торжествует. Да, говорю, слышу. Слышу жизнь. Слышу ее триумф  С  мы
победили! И солнце в окна, и позавтракал Я отменно (продуктами Лялиных),
и чай на столе душист, и приятельРдепутат вовремЯ вылез из кустов, чтобы
сыграть на рояле.
 
   Ведь как кстати! С Я про рояль, оказавшийсЯ не только в кустах, но  и
рядом с большим дуплистым деревом, с дубом. (Где в дупле, как оказалось,
давно уже проживает замшелый подванивающий  агэшник.)  Я  говорю,  Павел
Андреич, а не выпить ли нам крепкого чего С поРтоварищески  вместе  и  с
утреца? С А он, смеясь (у него звонкий  молодой  смех),  отвечает,  нет,
нет, нет, не выпить, нас жизнь еще не переехала, чтоб пить с утра.  Пос-
мотри, мол, какое солнце! какое времЯ сейчас на дворе:  какое  тысячеле-
тие!.. С Он, депутат Двориков, беретсЯ к тому же  помочь  получить  мне,
бездомному сторожу чужих кв метров, мою, да, да, мою квартиру,  С  он  с
тем мне и звонит, однокомнатную, пустую и близко от метро. Как  раз  та-
кая.
 
   Квартира С это уже слишком.
 
   У менЯ квартира. (Звучит как музыка.) Однокомнатная, в ней нет  ниче-
го, кроме раскладушки. Но уже есть (уже дали) ключи.
 
   Я туда только и принес что свой старый чайник да коробку с  заваркой.
Поставил в кухне на подоконнике. Кв метры девственно пусты и вздрагивали
эхом от шагов, от первого звучаниЯ голоса.
 
   А сама комната оказалась хороша, светла и потому совсем уж пуста, как
начало мира. Но в том и почерк, что так эффектно (так сразу)  распахнув-
шеесЯ длЯ менЯ пространство жилья, и в особенности  большая,  с  солнцем
комната, не показались мне началом . Не могу объяснить. њутье пса.  Бом-
жовый нюх. (Вот когда мне в общаге предложили посторожить первую богатую
квартиру, Я поверил: начало.)
 
   Из окна комнаты не был виден ни один перекресток. (Был лишь  отдален-
ный, легкий гул машин.) Обманчивое чувство новизны С вот что Я почуял  и
услышал в звучной гулкости тех стен. Казалось, в рисунке Кандинского на-
ша цензура соскребла сабли, завитки и кружки, оставив лишь водяные знаки
их присутствия. Намеки в пустоте мира С тоже абстракт.  Но  абстракт  до
той отчужденной степени, что кв метры лежали холодные, а даренаЯ раскла-
душка (единственный на них предмет) представилась дряхлой  и  короткова-
той, да и уже занятой чьимРто телом. На раскладушке лежал,  храпел  (гул
машин) невидимый хозяин. Не Я. А Я только стоял среди  голых  стен,  как
перед открытием мира, которое, увы, всеРтаки задерживается. Возможно,  у
Вас. Вас. Кандинского на примете всегда была вот  эта  пустая,  выданнаЯ
случайным чудом квартирка. Комната 20-х годов. Как заготовка.  Видок  на
будущее: можешь малевать на любой из четырех голых стен С в любую сторо-
ну подаренной тебе пустоты. (Рисуй, но не говори себе и другим, что  на-
чинаешь заново.)
 
   Депутат Двориков привел сюда же (Я и часа не пробыл, чутье!)  некоего
бездомного человека, чтобы пожить здесь двеРтри  ночи.  Пустите  его  на
время, попросил меня. Пустите пожить потерпевшего . И  подтолкнул  гостЯ
вперед. Тот протянул мне руку.
 
   Я, разумеется, пустил, но Я не обманулсЯ С мне достаточно  было  гля-
нуть глаза в глаза, когда тот вошел и Явно нехотЯ пожал мне руку.  Прох-
вост выдавал себЯ за страдальца. За опального. И (как все они) за лагер-
ника, из тех редких наших лагерников С из числа, мол,  самых  последних!
Вот он С суровый лицом, вернувшийсЯ наконецРто в родную Москву  и  Ярив-
шийсЯ теперь на всех тех, кто сладко жил при  брежневщине.  ТОдна?..У  С
это он про комнату, про количество комнат.
   17
 
Он заметно скислил лицо: он Явно ожидал получить. (Он 
ожидал чегоРто, достойного его колючей судьбы.) 
КакойРникакой, но не голой же, как начало мира, 
маленькой однокомнатной квартиры! 
 
   Я тут же стал подначивать: как это жить вместе? а как спать?
 
   С ... ВсегоРто одна раскладушка.  Предупреждаю!  В  подобных  случаях
сплю валетом С Я строг, старомоден и предпочитаю обнюхивать чужие  ноги,
но не чужой рот.
 
   Лагерник завопил, замахал руками С как так вместе? как так вдвоем?!.
 
   С Не слушайте, не слушайте его, Сергей Романыч, С заговорил, заспешил
Двориков. С Петрович С добряк. Это только ворчанье.  Ворчит,  корчит  из
себЯ буку! Он тоже из потерпевших, непризнанный писатель. ВотРвот станет
широко печататься. Все сделаем, чтобы ему помочь. Уверяю вас, он хороший
писатель!..
 
   С Все про менЯ знает, С подмигнул Я лагернику.С Жаль,  не  прочел  ни
строки.
 
   Я уж увидел, углядел по лицу, что  тот  не  согласитсЯ  жить  вдвоем.
Прохвост понимал, что куют железо горячим. В лагере, Я думаю, он не был,
да и в ссылке едва ли далеко, такие глаза. Выпросил себе  документы  (из
слезного сочувствия). А скорее всего, прикупил С сказал, что в пути  по-
терял, С ему тут же за денежку выдали заново. Мне все хотелось спросить:
сколько стоит сегоднЯ новый паспорт? а сколько стоит новехонький и  чтоб
в нем поставили сибирскую прописку?.. Конечно, он знал роль. Ее уже  все
умники знали. (Как одежку, примеряли, кто к лицу, кто в талии.) А может,
и жертва, они зубастые. Он ведь не сразу осердился: он еще покочевряжил-
ся, поломалсЯ перед Двориковым С он де свычен страдать. Он и  на  морозе
спал, в болоте спал, на лесоповале его какРто ночью обоссали,  ко  всему
привычен, С он готов спать в сарае. Он де и не ждал от  мира  справедли-
вости.
 
   Но ему, и правда, некуда было деться. (Ладно. Может, ему нужнее.) Ес-
ли страдалец ничего себе не найдет попросторнее и с видом на набережную,
если осядет в этой однокомнатной, Я попросту вернусь в общагу.  Но,  мо-
жет, лагерник сам уйдет?.. Не спеши, сказал Я себе.
 
   С ... Да что вы заладили С лагерник! лагерник! С взвилсЯ он на  меня.
С Я был в ссылке!
 
   С Извини, С сказал Я, перейдЯ на ТтыУ, мы с ним ровесники, оба  полу-
седые. (Обоим нужна крыша над головой.)
 
   С Товарищи! Дорогие мои! С утешал, успокаивал нас Двориков. С  Госпо-
да! Не ссорьтесь. Мы толькоРтолько начинаем жизнь С у нас все впереди.
 
   БлагодарЯ Дворикову, его честному лицу, Я и уступил. Уступил мои  го-
лые кв метры на недели двеРтри , пока ссыльному не подыщут чего получше.
Возможно, Я и уступил потому, что квартирка не показалась мне началом. Я
какРто сразу в нее не поверил. Была слишком длЯ менЯ хороша.  њистая.  С
окнами в сквер.
 
   Опальный еще и обиделся. На менЯ и на Дворикова, конечно, С на людей,
что ему недодали, на весь мир! Он с сибирских времен уже ни с кем не мо-
жет жить вдвоем. Ни есть из тарелки. Ни спать ночью...
 
   Я хотел возразить, мол, и в общаге иной раз повидаешь больше,  чем  в
ссылке. (Но не возразил ведь. А меж тем чистаЯ правда.) КакРто, по необ-
ходимости, Я спал на кровати вдвоем с маньяком. Зима лютая, пол ледяной,
а кровать одна. Неделю Я с ним мучался. У него была  ночнаЯ  защитноРаг-
рессивнаЯ маниЯ С он де окружен врагами и враги подползают к нему непре-
рывно. Днем был вполне нормален, а едва засыпал, вел  бой  в  окружении.
Враги подползали со всех сторон. В течение ночи он душил менЯ раза  три,
пока Я не дал ему в зубы с такой силой, что еще неделю у менЯ были  раз-
биты костяшки пальцев. И так тяжело печаталось на машинке.
 
   Механизм вытеснениЯ оказалсЯ  прост,  можно  сказать,  простейш:  тот
ссыльник (опальник) так и не отдал мне мои гулкие кв метры С мою  пустую
и однокомнатную.
 
   А как быть: ну, некуда детьсЯ стареющему нервному человеку! И какое ж
тут сравнение: он был ссыльный, а менЯ всего лишь не печатали . А та но-
венькаЯ двухкомнатнаЯ (с хорошим видом) квартира, которую ему лично поо-
бещал господин Двориков, оказалась тоже занятой  (с  ходу,  поРцыгански,
среди ночи!) С оказалась вдруг и уже занятой, заселенной другим опальным
человеком (из Сибири, да еще с семьей). Тот также наговорил Дворикову  о
своей несчастной судьбе, и сердобольный демократ разрешил ему (с сибирс-
кой семьей) пожить в квартире те самые двеРтри недели, что оборачиваютсЯ
в вечность. Бедный Двориков!.. Как он металсЯ и лез из кожи, как востор-
женно пыталсЯ нам про наше  будущее  (про  наши  будущие  квартиры)  все
объяснить, С как он хотел, чтоб нам всем было хорошо. Всем , он  настаи-
вал на этом стареньком и опасном слове С всем хорошо! ЭтогоРто и Бог  не
смог сразу; и вот ведь растянул на изрядное время; ждемРс.
 
   С...Не получается. Но не падайте духом. Не  огорчайтесь,  С  тарахтел
Двориков мне по телефону, звонил, опять ранним утром.
 
   Я и не думал его винить. (Вот ему бы не падать духом. Забыл  ему  это
сказать.)
 
   Именно так: глуповатость как следствие известного  желаниЯ  стать  со
всеми хорошим, очень хорошим С мол, пустьРка и этот, пятыйРдесятый чело-
век запомнит, какой Я был хороший! Вероятно, Двориков был вполне  безда-
рен с точки зрениЯ перемен, наступивших длЯ и в России, но ведь он  ста-
рался. Уже чтоРто. Уже спасибо.
 
   Это ведь он, Двориков, почти что дал мне квартиру, привел в нее,  по-
казал. Раньше не показывали... И опять же он, московский депутат  Двори-
ков, а не ктоРто еще выручил и помог мне, когда Я  двинул  ухмылявшегосЯ
ментаРдружинника. (В челюсть. За просто так.) МенЯ бы там искалечили,  а
Двориков выручил, не отдал на расправу; сказать проще С вызволил челове-
ка и