С он мокрый,  потому
что тепло одет! да в шубе же он! забыли?.. С с криком, с хрипом  выгова-
ривала дежурнаЯ родным, которые по договоренности сегоднЯ с утра  своего
забирали. (Но не спешили.)
 
   Я слонялся. њерез огромные окна вестибюлЯ в больницу ломилась  весна.
ЗемлЯ и небо С все сверкало, хоть жмурь глаза. Слышны птицы.  Сейчас  бы
приятно идти улицей. Да и посидеть на просохшей скамейке С подышать...
 
   Отпущенные на праздник сидели в вестибюле у самого выхода,  уже  оде-
тые. (В ожидании родни.) Буйных сразу узнаешь, их привозили в спешке. Их
привезли сюда зимой, в теплом. Одеты как попало. Наши . Издали, в ватни-
ках с чужого плеча и старых пальтишках, они похожи на сезонных рабочих.
 
   Зато один господин, Я его еле узнал (хотЯ старикан из  нашей  палаты,
так преобразила его одежда!), сидел в добротном драповом пальто с  мехо-
вым воротником, в шляпе, длинный элегантный шарф. Ему нехватало портфелЯ
или С всего лучше С трости с набалдашником. Хорошей сигары, может быть.
 
   С Привет, С сказал Я, шляЯсь около. Он кивнул, но по сути не  среаги-
ровал. Сидел устремленный в огромные окна вестибюля: высматривал родню.
 
   СобралсЯ и дебил Алик, мой сосед, кровати рядом. Его забирали матьРо-
тец, Алик был в полном забытьи и беспрерывно то улыбался, то хмурился.
 
   С Пока, С Я помахал ему рукой. Он менЯ не помнил.
 
   К вечеру стало всюду пусто. И тихо. Медбратья, скучая, прошлись пара-
ми по коридору. СегоднЯ на уколах Маруся; подтянув на халате пояс, Я ти-
хонько поплелсЯ к ней. МарусЯ мила. Поболтали. Я в общем смирилсЯ с  не-
обходимостью праздников С в больнице значит в больнице. Уколола: жду ми-
нуту, когда препарат мягко придавит мозг. Нарзанные взрывающиесЯ  пузыри
в ногах, в руках, в душе, шампанское во всем теле С рай! И плевать,  что
впридачу к столь выраженному телесному счастью (одновременно  с  ним)  в
моих глазах, вероятно, уже появилось спокойное и стоячее  (два  болотца)
глуповатое выражение лица, как у всех сопалатников.
 
   Вечерело. Я пошел в курилку. Там уже дымил санитар: С њто? застрял на
праздники? С Он курил и все сплевывал.
 
   Стал рассказывать, что у напарникаРсанитара руки  трясутся:  оказалсЯ
пьющий, вотРвот выгонят. И ленив работать на приеме буйных. Дома  крушит
мебель, жену гоняет, соседей в  трепете  держит  С  а  придет  сюда  ти-
хонькийРтихонький, психа боитсЯ по башке стукнуть. Бьет, конечно, но так
робко, что псих успевает дважды врезать ему в ответ, хаРха!  С  гоготнул
он.
 
   Стал хвастать С мол, он не таков. Бью, не сжимаЯ  кулака,  С  говорил
он. Бью в меру. Если сожму кулак, психу конец.
 
   С Психу С да. А милиционеру? С спросил Я.
 
   С Менту?
 
   С Менту.
 
   С А зачем его бить? Ты чо?
 
   Я помолчал. Пауза. (Слабу врезать менту?)
 
   Он опять показал кулак С в сжатом и в несжатом виде. И почему  и  как
именно, умелый, он бьет сжатым кулаком вполсилы. Сильный тычок псих тоже
не выдерживает.
 
   С А мент? С опять спросил Я.
 
   Он вперился:
 
   С Ты чо? Ты, что ли, ментом работал прежде?
 
   С Да не, С сказал Я. С Шутка.
 
   С Ничо себе шутка!
 
   Он пооткровенничал: у санитаров только с виду работа  кулачная,  силу
надо соразмерять, думать надо, С он одного психа ненароком убил. Да, да,
убил. По лицу бить нельзя, это он знал, предупредили. Врезал по  ребрам,
и там, под ребрами, чтоРто смялось. Рентген, то да  се,  а  вечером  тот
отбросил копыта...
 
   И, плюнув на сигарету, он выразительно  выстрелил  бычком  в  сторону
крохотного окна. Пугает, подумал Я. Сам боится.
 
   Но тут и менЯ понесло. Препарат плюс опустевшаЯ  стихшаЯ  больница  С
это странным образом возбуждало, коктейль говорливости. Я стал ему  (ни-
зачем!) рассказывать, как Я рыбачил на Урале.
 
   С ... Да уж река! С воодушевлялсЯ Я. С Всем рекам река,  а  рыбнадзор
какой!.. На ночь нам ловить едва разрешили.  Только  на  ночь,  на  одну
ночь, а чтоб утром сматывались. Забросили перемет, двадцать  крючков.  Я
сам крючки вязал. Из двадцати на пятнадцати крючках сели судаки. Пятнад-
цать судаков поутру!
 
 
С Урал? С санитар удивлялся. Он плохо знал географию и 
думал, что Урал С это только горы. Про реку и рыбу не 
знал. 
 
   С Ты что! С кричал Я. С В Урале рыбы, как... (Я искал сравнение)  как
в ухе.
 
   С Ну? С он даже крякнул.
 
   А рыбаРщука?! А сырой тлен речной лозы (острый запах реки)?  а  какаЯ
бахча на берегу с сероРполосатыми и белыми гигантами!  А  с  реки  ничей
крик: ТАлексаРаРаша! ВражинаРа! Верни лодку!У С и молчание с  противопо-
ложного темного берега... Я говорил и говорил, поймал себЯ на  том,  что
еще немного и начну всхлипывать. (Накачивают. На праздники чегоРто доба-
вили, С догадался.) Но, казалось, именно сейчас река, лодка , рыба,  ар-
бузы собираются, фокусируютсЯ моей речью в нечто сверхважное С говорение
как творческий акт. Казалось, Я так легко и гениально (и  на  века,  это
понятно) оставляю сейчас свой след  в  этих  подверстывающихся,  скорых,
почти лихорадочных словах.
 
   Бродил еще с час возле опустевших палат. В сестринской  пусто,  вновь
везенье! С Я быстренько туда, к аппарату, С поколебавшись, позвонил  На-
те. Телефонный разговор ей был труден:  Ната  запиналась,  заикалась.  Я
сказал, что в больнице (не сказал, что в психушке) С и она (наконец впо-
пад) пожелала здоровья.
 
   С Спасибо, С сказал Я.
 
   С Спасибо, С сказала и она в ответ на мое спасибо.
 
   Говорить трудно, но ведь играть ей не так трудно, верно? И Я попросил
сыграть мне на флейте, хоть чтоРнибудь. Да, да, прямо сейчас  С  Я  буду
слушать. Из второй английской. (Тот, популярный кусочек.) Ната села  иг-
рать: бедняжка трудилась, выдувала доступные ей писклявоРсладкие  звуки,
стараясь порадовать больного, но перед самым исполнением, увы... дав от-
бой. То есть положив телефонную трубку не возле себя, а на место. њастые
гудки. Я понял, в чем дело. Я ее простил. Пусть играет.
 
   ДорвавшийсЯ до телефона С все равно, что голодный. Тут же Я  попробо-
вал звонить Михаилу, но вошли медсестры и сразу в крик. Прогнали. Мол, а
если њП? А если лечащий врач позвонит, а телефон занят! Вон, вон в пала-
ту!..
 
   Горит наша тусклаЯ лампа. Все кровати ровно застелены. В палате оста-
лось нас двое. Перед сном ТлогическийУ дебил  Юрий  Несторович  негромко
сообщает мне последние новости:
 
   С ... Свет в палате дважды выключали. Это неправильно. Это совершенно
неправильно. Я только что принял одну таблетку седалгина...
 
   Но вот и он, отчитавшись, смолк.
 
   Можно спать. Тихо. Палата как пустыня. Луна.  Лунный  свет  (далекий,
заоконный) напоминал о лугах с высокой травой.
 
   Тихо. Но в коридоре (или это в раковинах ушей) Я расслышал некий  жа-
лобный звук. Я прислушался. Я догадался. Это за много километров,  дале-
коРдалеко отсюда, в бомжатнике, на первом его этаже, на убогих кв метрах
все еще звучала (длЯ меня) мелодия. Ната играла. Я слышал ее слабые нес-
лышные звуки. Она старалась. Она, конечно, выполнит  просьбу  и  сыграет
всю флейтовую часть сонаты; до конца.
 
   С утра С на укол, Я стоял возле решетки, вяло поглядывая, как КалериЯ
обламывает ампулы. Никакой толчеи, троеРчетверо,  отчего  в  процедурной
показалось зябко. Зябко С да и стоял Я, просунув за  прут  руку,  словно
дружески обнимал решетку.
 
   Телефонный звонок, и КалериЯ говорит:
 
   С Да... Да... А вот он рядом стоит.
 
   И мне:
 
   С Возьмите трубку.
 
   С Я?.. Трубку?
 
   Это чтоРто новенькое. В трубке знакомый  и  неожиданно  бодрый  голос
Ивана Емельяновича:
 
   С Вас оставили? Вас не отпустили на праздники? Ужас!..
 
   Главврач (телефоннаЯ вежливость) мне, обычному больному, объясняет  С
мол, он тут ни при чем. К сожалению, отменить насчет праздников  не  мо-
жет. То есть он может, конечно. Но коллега Зюзин обидчив. Знаете ли, что
такое обида рядового врача на начальника? Так что празднички вы уж какР-
нибудь здесь, а? С перетерпите?.. Ну, и молодцом! А чтобы вам совсем  не
заскучать, приходите ко мне. Поговорим да поболтаем.  Можно  попозже.  А
можно и прямо сейчас. В кабинет. Вы ведь знаете, где кабинет...
 
   НаконецРто большой человек менЯ припомнил! Когда Я ходил к  нему  как
брат Вени, у нас велись интеллектуальные беседы. њуть  ли  не  отношениЯ
складывались. (Я знаю, где кабинет.) Нет, Я не досадовал:  понятно,  что
главврачу, сверхзанятому Ивану Емельяновичу не до менЯ и не  до  досужих
со мной разговоров. (Ну а в праздники он  вспомнил,  можно  пообщаться.)
Пока Я у телефона, КалериЯ призывно подняла шприц,  выпрыскиваЯ  веселый
микрофонтанчик С Я приспустил штаны С и одновременно с бонтонной неспеш-
ностью говорил в трубку: да, времЯ вполне удобное... да, да, сейчас, по-
жалуй, мне удобно... приду, С отвечал Я Ивану Емельяновичу,  придерживаЯ
рукой штаны, а КалериЯ недовольно зыркнула: мол, как долго в такой  позе
можно болтать!..
 
   Отреагировала она на мое  интеллигентное  затягивание  разговора  до-
вольно злостно, сдернув рывком мои штаны сильно книзу и вбив в менЯ сма-
ху шприц, когда стоишь в рост, это больно.  Ягодицу  полагаетсЯ  рассла-
бить, ей ли не знать. Но Я ей только улыбнулсЯ С вот  тебе,  мегера.  (А
вот и небольно.) И с улыбкой же, без штанов продолжал  светскую  беседу,
мол, конечно, Я рад, Иван Емельянович, мол,  спасибо,  и  разумеется,  Я
приду С сейчас же приду...
 
   В его кабинете сидел еще и завотделением ХолинРВолин, Алексей  Игоре-
вич.
 
   С ЗнакоРооРмьтесь поближе, С сказал Иван, и тут у него слегка (но за-
метно) повело Язык.
 
   Странно бодрый голос его стал теперь понятен:
 
   С ... Не только фамилиЯ чересполосная, но и кровь. Вот ведь как быва-
ет: дед аристократ! А другой дед большевик,  притом  большевик  первого,
героического периода революции, то бишь настоящий!.. А сам господин  Хо-
линРВолин С незнамо что. Ненастойчив. Неактивен. Не  умеет  пить.  Такие
две прекраРааРсные ветви, а что в итоге?!
 
   С В итоге С мутант, С радостно вскрикнул ХолинРВолин.
 
   В первую минуту Я был, пожалуй, потрясен. Сидели  под  хмельком,  да,
да, пьяны С оба! Пили при мне, ничуть не смущались. Но, с другой  сторо-
ны, праздники это праздники, и чего (или кого?) смущатьсЯ боярам в своей
собственной вотчине С еще и в отдельном просторном кабинете? (Меня,  что
ли? Шиза в больничной одежке.) Им и в голову не пришло смущаться. Больше
того: в открытости их приглашениЯ (Я сразу, разумеется, понял), то  есть
в самом факте моего здесь появления, было выказано определенное мне  до-
верие. УчитывалсЯ интеллигент, а не шиз в одежке. Оттого и речь их  была
вполне раскованна, необязательна, разве что празднично  приподнята.  Оба
возбуждены. (Я все еще стоял. Больной знает свое место.)
 
   С ... ХолинРВолин С мой верный глаз в Минздраве. Доносит мне о  собы-
тиях в неприятельском лагере. Но иногда нетоРоочен!
 
   С Я шпион, С снова вскрикнул ХолинРВолин. Он какРто боком держал  го-
лову. И было видно, какой он молодой. Лет тридцать пять!
 
 
С Садитесь же, С приглашает Иван Емельянович. 
 
   Я сел.
 
   С А раз сели, то и выпьем! С ХолинРВолин повел глазом на пустой  (уже
пустой) графинчик на столе.
 
   Я, конечно, осторожничаю, спрашиваю С а можно ли мне пить сегодня?
 
   ХолинРВолин в хохот:
 
   С Вот какой деликатный больной пошел нынче!
 
   Но Иван Емельянович становитсЯ на миг серьезным:
 
   С Обеденный укол вам следует пропустить. А ваш утренний С выпивке  не
помеха. Вы не спьянеете быстро?
 
   Я улыбнулся.
 
   С Тогда поехали! С уже умоляюще вскрикнул ХолинРВолин.
 
   Не так уж они оба были пьяны, скорее, возбуждены предстоящей  им  вы-
пивкой С почему бы и нет? Большие начальники, волею  случаЯ  вынужденные
дежурить в праздник, пьют себе в удовольствие.  (Могут  себе  позволить.
Еще и менЯ позвали. Могли не позвать.) Иван Емельянович с серьезным  ви-
дом извлек из шкафа емкий медицинский сосуд с  красной  сеткой  делений.
Спирта там на треть. Иван всмотрелсЯ в черточки делений, черпнул  ковши-
ком в другом сосуде (вода) и строгой рукой доливает до нужных градусов С
как Я понял, до сорока любимых и привычных. Смешивает ложечкой,  сбросив
туда маленькую щепотку марганцовки. (ТСеребряная!У С подмигнул  мне  про
ложечку ХолинРВолин.) Теперь каплЯ молока из  пакета.  Иван  Емельянович
(улыбнулся) помешивает. И, наконец, пропускает через снежноРбелую марлю,
отцеживаЯ редкие хлопья.
 
   Было общеизвестно, что продажнаЯ водка в этот год в  магазинах  всюду
плоха, так что академический ее эквивалент созидалсЯ прямо на глазах:  с
улыбкой и без объяснений. Виртуозно, но не торопясь.
 
   ХолинРВолин разливал в тонкостенные химстаканы, а Иван ему пенял:
 
   С ... Не углядел. Срезневского зарубили. И ты, Холин, в этом  опреде-
ленно виноват. Срезневский видит больных. Срезневский С врач настоящий.
 
   С НастоящихРто врачей никто и не любит! С хмыкал ХолинРВолин,  оправ-
дываясь и вылавливаЯ пальцами из целлофанового пакета кислую капусту.
 
   На столе ничего больше С спирт; и высокие химстаканы. И пакет,  напо-
ловину с кислой капустой.
 
   Иван Емельянович поворачиваетсЯ ко мне:
 
   С Больного видеть С это дар.  Наш  милый  и  талантливый  ХолинРВолин
(когда пьян, он приглупляет себя) тоже великолепно видит больных.  Заме-
чательно видит! Но он слишком копаетсЯ в душах. А больные этого  не  хо-
тят...
 
   С Хотят. Еще как хотят!
 
   С Каждый больной хочет, чтобы его видели, но видели не до конца,  Хо-
лин, и не насквозь, а в пределах болезни!
 
   В кабинетном застолье невольно чувствуешь себЯ  значительным.  И  так
приятно обволакивал первый хмель. (Я и не заметил, как выпил.) Разговор.
Стакан тебе в руки. И в мягком кресле. Я даже несколько  приосанилсЯ  (в
больничнойРто одежке!). Давненько же Я не слышал кабинетных философство-
ваний. А они, как на Олимпе, опять  о  Срезневском,  о  диссертациях,  о
Минздраве... Я ведь понимал, что мне оказана честь. њто зван.  В  разго-
вор, понятно, не лез. Их разговор. Я только слушал, посматриваЯ в  окно.
И нетРнет кивал, мол, вполне согласен.
 
   За окном тоже было интересно: разъезд. Машины. БиРбиРбиРби.  Забирали
на праздники последних. Такси, что под окнами больницы, дорого, больного
везут лишь до ближайшего метро, пятьсот метров, а дальше беднягу до  са-
мых родных стен будут мять в общественном транспорте. Матерые  таксисты,
знаЯ расклад, не подъезжали к больнице вовсе. Таксисты помоложе (неопыт-
ные), поняв, что к ним сажают психа, тотчас набавляли цену. Неопытные  С
всегда рвачи. Как не слупить лишнюю денежку! ТСовесть у  тебЯ  есть?У  С
кричал родственник.
 
   С Ни совести. Ни денег! С кричал таксист. Они шумно, громко  торгова-
лись, опьянев от воздуха. А больной, ежась на весеннем ветру, хотел  по-
мочитьсЯ и переступал ногами.
 
   С ... У всякой, даже у самой малоРмальской нацеленности есть  острие.
Как это нет цели?.. ИнтеллигенциЯ обрела цели еще при брежневщине.
 
   С Нужда в служивых людях С это цель?..
 
   С Именно! Именно! С ударяет словом Иван, и мне приходит  на  ум,  что
главврач так возбужден и бодр (и так безоглядно выпивает) еще  по  одной
веской причине, помимо дежурства в праздник. Я вспомнил! У Калерии, стоЯ
в череде больных со спущенными штанами, Я слышал, что  Иван  Емельянович
ждет Инну, что длинноногаЯ медсестра должна бы прийти, хотЯ как раз  се-
годнЯ она и не дежурит. Больные все знают.
 
   С ... А с нами рядом тоже человек интересный и тоже С  наша  интелли-
генция: писатель! С говорит ХолинРВолин,  вспомнив  о  моем  присутствии
(или, может, случайно наткнувшись на менЯ взглядом, блуждающим в поисках
химстакана).
 
   С И что из того?
 
   С А то, что он тоже пережил нервный срыв. Как  и  всЯ  интеллигенция,
котораЯ так страстно подталкивала Время. Но хотел ли он срыва?  Отвечай-
те, Иван Емельянович. Отвечайте прямо!.. њто? Пережить чудовищную  нерв-
ную встряску в переходное времЯ С тоже было целью нашей интеллигенции?
 
   С Нет. ОтрицательнаЯ цель С не цель.
 
   ХолинРВолин задирается:
 
   С ЭРэ. Вопрос серьезный. А может, тут философия: может, нервный  срыв
это награда и одновременно наша плата за всякое нацеливание, так?..  Еще
серьезнее вопрос к самой нашей интеллигенции С когда  целили  (то  бишь,
имели цель), нервный срыв предощущался?..
 
   И опять ко мне:
 
   С Срыв внезапен. Срыва нельзЯ хотеть даже в интуитивных  предчувстви-
ях. Не хотели же вы и впрямь вопить среди ночи и расшвыривать в  стороны
своих вьетнамских товарищей?
 
   Я пожимаю плечами: Я вообще ничего не хотел.
 
   С ЭРэ, стоп, стоп! Вы, товарищ, кричали С вы среди ночи проорали  са-
нитарам номер нашей больницы. (Я настораживаюсь. У него  такое  Ядовитое
товаРарищ.) Вы в помрачении рассудка кричали о психиатрической больнице.
И Я вам верю. Вы интуитивно хотели именно к нам. Здесь С ваше место.  Но
ведь это не цель?
 
   С Я могу уйти в палату, С отвечаю Я улыбаясь (подвыпившему врачу).
 
   С И что дальше? Ведь праздники!
 
   С Ничего.
 
   Он смеется:
 
   С В палате вы тоже будете иметь единственную цель: хотеть выпить.
 
   Я кивнул (вновь улыбаясь): да.
 
   Иван Емельянович (отошел к окну С теперь он смотрит разъезд  больных)
прикрикнул:
 
   С Оставь его в покое. Он приглашен посидеть с нами.
 
   С Он в полном покое!
 
   С Поговори о литературе.
 
   С Но Я хочу его раздергать. Я психолог, а не пюре в обед. Я его  раз-
дергаю! Даю слово С он просто мало выпил и корчит из себЯ крутого интел-
лигента. Думает, что он классно умеет сдерживаться. Ничего вы не умеете.
ДоРозаРаа! Доза алкоголЯ мала! Вот и все. Все дело в дозе. А вот  выпей-
теРка, сколько Я С и посмотрим С посмотрим, что там у вас за душой:  ин-
теллигентскаЯ цель? или вы просто и грубо чегоРто хотите?!
 
   Холин вроде как нападает на меня. Но ведь при этом он подмигнул мне и
(чуть дурачась) подчеркивает нарочитую серьезность слов. Мол, он заводит
не меня, а его, Ивана Емельяновича. Начальника не подзавести С грех. Те-
перь Я слышу, что он передразнивает не только интонацию, но и (карикату-
рит) саму мысль Ивана:
 
 
С Нужда в людях, которые имеют цель. Имеют цель, но 
ничего не хотят, а? 
 
   Иван только мычит от окна:
 
   С МРм...
 
   С њто ТмРмУ?.. Как можно иметь цель, ничего себе не хотя?!  Я  теперь
при встречах открыто спрашиваю каждого: кто чего хочет?
 
   Улыбаюсь и в тон ему говорю:
 
   С Хочу кислой капусты.
 
   С Вот! С с восторгом кричит ХолинРВолин. С Но сначала доза  С  спири-
тус, а?
 
   Выпив, смотрю на свой опустевший химстакан С с неожиданным  ощущением
пустого праздника, один, мол, Я за столом.
 
   Так и есть: ХолинРВолин встал и тоже у обзорного окна: они там с Ива-
ном смотрят и вместе костерят медсестру С выскочила в нечистом белом ха-
лате проводить больного к машине! Ботинки толком не надела, шнурки  бол-
таютсЯ на полметра...
 
   С Нет, ты только глянь на эту неряху. ВсЯ на виду. И,  разумеется,  в
праздники!
 
   С Говорено было сто раз.
 
   С Скажи ей сто первый!
 
   С ... А ведь вы (это уже мне!) С вы хотели повидатьсЯ с братом.  Сей-
час он придет. Я  сделал  вам  приятное,  С  объявляет  с  улыбкой  Иван
Емельянович, едва вернувшись от окна к столу.
 
   Это неожиданность.
 
   То есть Я действительно какРто просил (не Ивана, а Зюзина, моего  ле-
чащего), чтобы отпустил менЯ на полчаса в отделение ТтихихУ,  повидатьсЯ
с Веней. Но предполагалось, что Я надену  цивильное  и  обойду  больницу
кругом.
 
   С Сейчас?!. С Предполагалось, что навещу Я Веню в положенный час сви-
даний. њтоРто ему куплю, передам  С  то  есть  навещу  как  всегда,  как
родственник с воли, как брат. (А что Я скажу и что  ему  передам  в  на-
чальническом кабинете здесь и сейчас: больной больному?)
 
   Я сказалРспросил (осторожно):
 
   С Может быть, лучше в другой раз?
 
   С ВремЯ удобное. Лучше не будет. Какой еще другой раз! С как бы  даже
рассерд