пожертвовать собой.  Остаешься ты.  Неужели мы  оба должны
считаться с  твоей  щепетильностью в  вопросе мещанских приличий?  Решай!  Я
подчинюсь.
   - Ты пристыдил меня, - сказал Терра. - Я не владел собой. Больше это не
повторится.  -  Он принял торжественный вид.  -  Продолжай! Невеста достойна
своего счастья?
   - Вот это я и хочу выяснить с твоей помощью, - мрачно произнес Мангольф
и достал какую-то бумагу. - Невестой будет госпожа Беллона фон Толлебен-Кнак
- в том случае, если нынче вечером мы придем к положительным выводам.
   - Идет! - сказал Терра, ему стало жаль этого подвижника честолюбия. Сам
он  никого  не  утруждал  вопросом  своей  женитьбы.  -  У  меня  есть  один
второстепенный вопрос:  решение  зависит от  тебя  одного?  Твоя  избранница
возражать не будет? И ее отец тоже?
   - Беллона любит меня,  -  сказал Мангольф,  сдвинув брови.  -  Она была
принесена  в  жертву  господину фон  Толлебену.  Подобного опыта  старик  не
повторит.  К тому же он поклялся отомстить всему юнкерскому сословию. Я, при
моем влиянии на Ланна,  прямо-таки послан ему судьбой в качестве зятя. Прими
во внимание, что Ланна не сегодня-завтра рейхсканцлер.
   - Чистая работа! - заметил Терра, словно дивясь механизму машины.
   - Даже слишком,  -  сказал Мангольф,  бросив взгляд в свою бумагу. - На
меня оказывают давление.  Я могу попасться помимо моей воли. Всем заправляет
графиня Альтгот.
   - Со своим политическим салоном.
   - Она  в  переписке с  Беллой  Кнак.  Она  принадлежит к  тем  немногим
дальновидным людям, которые заранее принимали в расчет возвращение Кнаков.
   - Что Альтгот на высоте, я не сомневаюсь, - подтвердил Терра.
   - Она устроила у себя филиал ланновского салона,  - пояснил Мангольф. -
Ланна,  таким  образом,  приобрел неофициальную базу,  где  действуют в  его
интересах.
   - Да  и  она не в  накладе,  ей больше не будут приписывать любовников.
Политика - лучшее алиби. Догадливая дама - Альтгот!
   Мангольф неодобрительно покачал головой.
   - С ней надо считаться всерьез.
   - Тогда слушайся ее!
   - Нет,  я только спрашиваю:  чего она добивается для себя?  Может быть,
Кнак подкупил ее? Тогда я окажусь в дураках.
   Несмотря на озабоченный вид Мангольфа,  Терра едва удержался,  чтобы не
расхохотаться.  Перед ним встало видение былых времен,  дверь в родительский
дом Мангольфа с дощечкой: "Мангольф, комиссионер". Шаткая скрипучая лестница
ведет на вышку, а там маленькая комнатка, клетушка, пространство в один шаг,
- и кто же там оборачивается, сумрачно хмуря чело? - Тот самый, кто и сейчас
склонил к нему чело и хмурится в сомнении,  не обсчитывают ли его, предлагая
богатейшую невесту Германии.
   Терра не засмеялся.
   - Здорово! - заметил он.
   Мангольф словно не понял его.
   - Я верю только в свою зоркость,  - продолжал он, - ну, еще, пожалуй, в
твою.
   - Так пустим ее в  ход,  -  решил Терра.  -  Выкладывай,  какие у  тебя
подозрения.
   - Подозрений нет,  есть  только баланс.  -  Он  протянул свою бумагу и,
видя,  что Терра растерянно вглядывается в нее: - Посмотри, прибыль и убытки
сходятся без остатка.
   Терра в  самом деле увидел два  проставленных друг против друга столбца
статей  расхода  и  прихода;  с  точки  зрения  считавшего,  они,  очевидно,
сходились без остатка, ибо в конце каждой строки стоял нуль.
   - Сейчас объясню тебе мой баланс, - заметил Мангольф и, в ответ на жест
Терра, подвинувшего к нему бумагу: - Не надо! Я знаю его наизусть.
   Он  знал  свой  баланс наизусть,  как  Терра свой  договор;  и  теперь,
вычисляя снова,  копаясь в нем и болея им,  он горел на том внутреннем огне,
который был знаком и Терра.
   - Она богата,  но скомпрометирована.  -  Он провел в воздухе черту: - Я
беден, но безупречен.
   - Тут,  правда,  трудно решить,  на чьей стороне выгода,  - пробормотал
Терра.
   - Она меня любит, я ее не люблю, - продолжал Мангольф.
   - Преимущество явно на твоей стороне! - вскричал Терра.
   - Постой!  Правый столбец:  я пасую перед богатством.  Она же не только
знает это, но и считает естественным.
   - Просчет, - сказал Терра.
   - Я не дворянин, и у меня совсем нет родни. Именно потому я и не наглец
вроде Толлебена. У нее нет матери, зато есть пренеприятный отец.
   - В итоге нуль, - сказал Терра.
   - Я не офицер и не корпорант,  зато я элегантней, чем обычно бывают эти
господа, у меня тип иностранца, и я при случае не откажусь драться.
   - Ты не откажешься драться? - поспешно подхватил Терра.
   - Поверь  мне,  я  слишком ловок,  чтобы  когда-нибудь довести дело  до
этого.  -  Черта и следующий столбец:  -  Она с виду современная дама,  а по
существу напыщенная гусыня.
   - Опять ничего, - сказал Терра. - Последняя статья.
   - Мое  будущее  неопределенно.  Правда,  мне  покровительствует  Ланна.
Другой столбец:  она,  при своих средствах,  вправе рассчитывать на  успех в
жизни, - правда, этот успех может быть и двусмысленным.
   - В итоге,  -  заключил Терра, - ты вышел из низов, она тоже, ты можешь
пригодиться ей, как и она тебе.
   - Но из всего этого ровно ничего не следует,  -  простонал Мангольф.  -
Все  та  же  мучительная неопределенность,  круглый  счет  обывателя.  -  Он
вскипел.  - Как бы я швырнул ей эти деньги, если бы на ее стороне был минус.
А будь у нее плюс, я бы ей показал себя и свои способности.
   - Да, твои способности ты не учел, - заметил Терра.
   - Потому что они естественны,  как само бытие, а кроме того, зависят от
обстоятельств.  Каким бездарным окажусь я со своей пушечной принцессой, если
в день моей свадьбы вся Европа заключит вечный мир!
   - Твое дело воспрепятствовать этому,  - сказал Терра и добавил резко: -
Мое же, наоборот, - этому способствовать.
   - Вот оно где - решение! - Мангольф возбужденно вскочил. - Каждый будет
добиваться своего.  Пусть девица проведет еще  года два в  посте и  молитве,
тогда выяснится, кто из нас сильнее, ты или я. От этого зависит ее счастье.
   - Ты  ведь сидишь в  самом осином гнезде,  тебе бы уже сейчас следовало
знать, какое взято направление.
   - Нашей политики?  Понятия не  имею.  Ее курс кажется все бессистемнее,
чем ближе к ней стоишь.  Весь секрет в том, что у нее попросту нет цели. Кто
до этого додумается,  того мое начальство отличает!  -  И Мангольф захохотал
как бес.
   - А твои пангерманцы? - Теперь встал и Терра.
   Мангольф бросился к нему через всю комнату и схватил его за руку.
   - Скажи  мне  только одно,  но  с  полной искренностью,  какая возможна
только между нами:  то, что я с ними якшаюсь, очень меня компрометирует? - И
так как Терра сжал губы: - Говори, нового ты мне ничего не скажешь. Ведь они
во  всем:  и  в  публичных  выступлениях и  в  программе  до  такой  степени
зарываются,  что  никакая мало-мальски жизнеспособная нация  не  позволит им
втравить себя в войну. Даже круглому дураку это должно бить в нос.
   - Бить в нос? - повторил Терра. - Да в этом же половина успеха. Смешное
у нас способны оценить немногие, зато кричащее импонирует всем. "Жизнь - это
плакат",  -  говорит монарх своему народу,  и  тот  с  каждым днем все лучше
понимает своего монарха.
   Мангольф шагал по комнате.
   - Знать бы,  достаточно ли мы нагнали страху на наше начальство, и даже
самое высшее, чтобы оно холодно приняло попытку Англии к сближению!
   - Как? Разве таковая предвидится? - Терра вышел на середину комнаты.
   - С  тобой мне не следовало говорить об этом,  -  отозвался Мангольф из
темного угла.
   - Успокойся, - сказал Терра. - Я не выступлю в газетах в пользу союза с
Англией.  Союз  с  Англией произвел бы  дурное впечатление на  многие другие
европейские страны и у нас самих увеличил бы соблазн легкой победы.  Нет,  я
противопоставлю твоему пангерманскому союзу другую лигу.
   - Какую?
   - Лигу противников смерти.
   - Прощай!  -  сказал Мангольф.  Он спрятал свой баланс. - Я опираюсь на
действительные факты.  Таким образом,  наш вопрос относительно моей женитьбы
на  бывшей Кнак  почти разрешен.  -  Беглое рукопожатие,  но  уже  в  дверях
Мангольф обернулся. - Еще новость: Толлебен сватается к Алисе Ланна.
   Терра разразился хохотом.
   - А  она составляет свой баланс,  -  попытался Мангольф перекричать его
хохот и затем исчез.
   Все это отняло немало времени; Терра сел за стол, собираясь проработать
всю ночь.  Мысль жениться на женщине с той стороны оказалась удачнее, чем он
предполагал,  раз Алиса одновременно обдумывала кандидатуру Толлебена.  "Моя
Алиса" - чувствовал он, но тем усерднее старался работать. Княгине Лили пора
бы  вернуться.  Где она застряла?  О  ней ничего не  слышно.  "Дочери нового
рейхсканцлера прядется напрасно дожидаться моей скромной персоны.  Ей ничего
не останется,  как пойти на уступки, да и мне тоже", - думал он, склонившись
над бумагами и гримасами выражая недовольство собственными мыслями. Вдруг он
отбросил документ,  он ощутил,  как бледнеет и разглаживается его искаженное
лицо.  "Я люблю Алису,  а  она меня -  вот сейчас,  в эту самую минуту.  Мне
довольно одного сознания.  А счастья,  большего, чем дает повседневность, мы
не станем себе желать. Кто порхает, пахать не может. Я из тех, кто медленно,
но верно движется вперед".
   Глаза выразили сомнение.  "Кто я?" - с этим вопросом он подошел к окну.
Снизу долетали,  то нарастая,  то замирая, уличные шумы, неустанный прилив и
отлив  ночной жизни.  "Я  такой  же,  как  сотни  тысяч.  Какой обыватель не
припомнит в своем прошлом хоть одной юношеской глупости вроде преобразования
мира или любви к принцессе? Незаметно для себя я избрал вернейший путь стать
обывателем".
   Но другой, более смелый голос возмутился в нем: "Нет! Ты будешь жить во
имя многих.  В этом твое отличие".  Он отворил окно навстречу шуму стихий, и
сразу  его  внутренняя  тишь  замутилась  и  заволновалась.  Все  мышцы  его
коренастого тела напряглись, он расставил ноги и уперся руками в обе стороны
оконной ниши,  словно силой удерживая распахнутые ворота,  в  которые должна
хлынуть улица, в которые должны хлынуть все улицы.
   - Аминь,  -  сказал Терра,  снова усаживаясь за  стол.  -  У  меня своя
определенная задача,  скажем  между  нами:  призвание свыше,  миссия  вождя.
Обстоятельства требуют, чтобы она осуществлялась в будничной обстановке, как
обыденное дело. А потому лукавить неизбежно. Моя миссия гласит: "Да не будет
у вас нужды убивать друг друга".  Аминь.  А теперь за работу, чтобы выбиться
из неизвестности! - И он придвинул отброшенный документ.

   Так как о  невесте не  было ни  слуху ни  духу,  он  пошел к  ней.  Она
оказалась дома. "Недавно?"
   - Нет,  порядочно,  - сказала она. - Но с нашим объяснением нечего было
спешить.
   - Ты  помолодела,  если только возможно было стать еще  моложе.  Как ты
этого добилась?
   - Так я тебе снова нравлюсь?
   - Когда мы поженимся?
   - Ты  еще не  раздумал?  Тогда лучше поговорим начистоту.  Ты не можешь
требовать, чтобы я ради тебя разорилась. Своя рубашка к телу ближе.
   И   тут   Терра  узнал,   что   в   истории  с   Каппусом  он   сглупил
непростительнейшим образом.  Всякий другой не стал бы выносить дело в суд, а
столковался бы  с  самим  Каппусом.  Пусть бы  изобретатель обрел,  что  ему
причиталось,  а  Терра,  естественно,  должен был потребовать у Каппуса свою
долю,  -  иначе к чему вся затея?  Он не понял, как ему следует действовать,
невесту его это ужасно поразило.  Счастье,  что она вовремя уберегла себя от
такой ненадежной опоры.
   - Выйти за тебя, дружок, равноценно самоубийству.
   Терра, не без сожаления, согласился с ней.
   - Такая  достойная  женщина,  -  я  говорю,  а  сердце  у  меня  кровью
обливается,   -  имеет  бесспорное  право  на  нормального  мужа  из  самого
нормального  буржуазного круга.  За  всю  твою  благословенную жизнь  ты  не
сделала для  своего  преуспеяния ничего такого,  что  буржуазное общество не
вменяло бы  в  обязанность своим сочленам.  Ты только придавала элегантность
своим подлостям, но и это оно тебе со временем простит.
   Она не выдержала и рассмеялась:
   - Какой ты  чудак!  Приходи почаще!  Только предупреждаю -  мои  дела в
полном  расцвете.  Спальня  остается у  меня,  я  продаю  лишь  мавританский
кабинет. В полумраке я больше не нуждаюсь.
   - В том бог свидетель, - сказал он торжественно. Он смотрел, как она на
полном  свету  высоко  вытянула  руки  над  копной  своих  огненных волос  и
поднялась  на   носки.   Формам  вернулась  прежняя  мягкая  пластичность  и
мускулистая упругость,  а  краскам -  свежесть,  как от  притока обновленной
крови:  неувядаемая стояла она,  сдвинув носки, словно балансируя на шаре, и
медленно вращалась вокруг самой себя.
   - Чудо из чудес, - сказал он. - Как ты этого добилась?
   В  ответ  она  загадочно  усмехнулась  и  звонким,  равнодушным голосом
позвала кормилицу.
   Кормилица?  Ну, разумеется. В этом и было все дело. Отсюда ее тогдашнее
состояние,  ее  уныние и  затея выйти за  него замуж...  Кормилица явилась с
новорожденным на руках. Старший мальчуган держался за ее подол.
   - Это девочка, - сказала мать.
   - Я вел себя как форменный осел, - признал Терра.
   Она лишь пожала плечами.  Она не ставила глупость в  укор мужчинам,  их
глупость подразумевалась сама собой.
   - Отца ты знаешь,  - сказала она на случай, если бы ему потребовалось и
это разъяснение.  Действительно, ему только сейчас пришло в голову имя отца;
он вспыхнул.
   - Мой  сын  и  дочь господина фон Толлебена -  брат и  сестра?  Этого в
условии не было.
   Тут явно удивилась она.
   - Что ж теперь поделаешь! - пробормотала она с запинкой.
   - Я не желаю,  чтобы они воспитывались вместе. Идем со мной, сын мой, -
решительно заявил он и протянул руку.
   Мать забеспокоилась.
   - Перестань,  пожалуйста!  Кстати,  ребенок вовсе не от Толлебена, а от
Мангольфа.  - И так как он уставился на нее, словно собираясь наброситься: -
Ну  да,  от  твоего друга.  Но  ты  навел меня  на  хорошую мысль.  Я  уверю
Толлебена,  что ребенок от него. Ему это польстит, он обеспечит дочь, а твой
друг окажется в стороне.  Все участники будут удовлетворены.  -  Она отошла,
напевая,  чтобы  скрыть остаток беспокойства;  вид  у  него  по-прежнему был
грозный. Но вдруг он резко повернулся.
   - Идем, мой сын! - повторил он.
   Пауза. Мать сразу успокоилась и обменялась взглядом с кормилицей.
   - Ну что? Идет он? - спросила она даже без насмешки.
   Тщетно  нагибался  Терра,  протягивая руку,  -  под  его  жгуче-суровым
взглядом  мальчик  обошел,   от  складки  к  складке,  всю  юбку  кормилицы.
Выглядывая из-за нее,  шестилетний мальчуган сжимал рот точь-в-точь, как сам
Терра.
   - Папа хочет взять тебя с собой, - повторил Терра.
   - А может, ты лучше останешься у мамы? - Она раскрыла объятия. - К кому
ты пойдешь?  -  И  мальчик бросился к  ней.  -  Он слишком похож на тебя,  -
сказала мать торжествующе и примирительно. - Потому он так привязан ко мне.
   - Впечатления,  которые ждут  его  в  твоем доме,  бесконечно ценны для
многих,  но только, пожалуй, не для подрастающего мальчика, - учтиво заметил
Терра.
   - Ты находишь, что в почтенном доме твоих родителей тебя столь блестяще
подготовили к жизни?  -  возразила она.  И так как он молчал,  открыв рот: -
Ведь ты же до сих пор не уразумел, что такое жизнь!
   Она  сочла  вопрос  исчерпанным и  занялась  прерванными делами.  Терра
сказал сыну: "Давай мириться", и предложил поиграть с ним.
   Мысленно он  решил:  "Сегодняшний урок  я  себе зарублю на  носу.  Пора
образумиться. Я повсюду умудрился наглупить и всем стал в тягость".
   Итак,  он продолжал успешно работать,  не падал духом,  запросы высшего
порядка оставлял втуне и,  проверяя в конце недели свой моральный инвентарь,
радовался,  что  ему  удалось  избегнуть унижений  и,  не  слишком  срамясь,
приспособиться к  окружающему миру.  Принцип его  был  таков:  "Лишь трезвый
житейский опыт позволит мне с успехом привить окружающему миру свои взгляды,
не свойственные ему".
   После двухгодичной страды однажды утром к нему в контору явился Каппус.
   - Господин адвокат,  - начал знаменитый ростовщик, - вы человек по мне,
ибо вы на редкость честный человек.  - Не слушая возражений, он продолжал: -
Но вы и трудолюбивый человек,  вы рано встаете и приходите в контору задолго
до  ваших служащих.  Это  тоже хорошо,  господин адвокат,  таким образом нас
никто  не  потревожит  или,  чего  доброго,  не  подслушает.  Иначе  нам  не
поздоровилось бы,  господин адвокат. - Он говорил настойчиво и горячо, таков
был,  очевидно,  его характер.  Сюртук у него был наглухо застегнут, кожа на
лице  очень  белая и  нежная.  Когда он  наклонил голову и  описал цилиндром
плавный полукруг,  у него появилось сходство с благостным духовным пастырем.
- Давайте присядем!  -  сказал он,  поставил цилиндр под стул и  вместо него
надел ермолку.
   Он  был  уже старик,  но  волосы красил.  Мягкие голубые глаза блестели
из-под крашеных бровей. Ростовщик - и вдруг дородный!
   Вид его говорил наблюдателю:  "И ты обманывался на мой счет!"  Внезапно
он всем своим существом изобразил горестное сожаление.
   - Могли бы вы подумать, что граф Ланна проведет старика Каппуса?
   Терра  недоумевающе посмотрел на  него,  потом  встал  и  запер  обитую
войлоком дверь.
   - А  сейчас выкладывайте все  и  говорите так,  как будто имеете дело с
адвокатом вашего противника! - вернувшись, потребовал он.
   - Да  и  с  самим собою я  говорю не  иначе как от имени противника,  -
наставительно ответил Каппус.
   И  тотчас,  вновь  изобразив  горестное сожаление и  смягчив  голос  до
кроткого шепота,  он посвятил Терра в суть дела.  Молодой граф Эрвин оставил
ему в  залог брильянтовое колье,  но  впоследствии оказалось,  что брильянты
фальшивые.
   - Почему вы раньше не выяснили, какие они?
   - В первый раз за всю мою жизнь не выяснил. Что вы думаете, конечно же,
из уважения к  новому рейхсканцлеру,  из доверия к  нему и  потому еще,  что
считал: сыну первого после императора человека это ни к чему.
   - Вы лучше,  чем кто-либо,  знали,  что у графа Эрвина много долгов,  -
ведь должен-то он главным образом вам.
   Каппус понял:  его  подозревают,  будто  он  сразу  увидел,  что  камни
поддельные,  и  на  этом построил всю махинацию.  Тем настойчивее и  горячее
уверял он,  что никогда бы  и  не помыслил запутать одного из графов Ланна в
грязную историю.
   - Стоит влипнуть одному из членов семьи,  так уж влипнут и остальные, и
тогда  это  будет  стоить  нам  рейхсканцлера.  Но  кому  это  будет  стоить
рейхсканцлера?  Нашей возлюбленной Германии. Нет, господин адвокат, на это я
не способен! Скорее я махну рукой на деньги.
   - Сколько  там  всего?  -  спросил Терра.  Но  определенного ответа  не
добился.
   - Сумма значительная,  не будем пока говорить о цифрах, - сказал Каппус
и  продолжал разглагольствовать о морально-политических последствиях.  Терра
оборвал его.  Он поговорит с противной стороной. Он возьмет на себя это дело
лишь в  том  случае,  если его  вмешательство будет желательным и  противной
стороне.
   - Не беспокойтесь, даже очень желательным, - сказал Каппус задушевно. -
Ведь вы, господин адвокат, в семье у Ланна совсем как родное дитя, вы имеете
влияние на старика. Почему бы я иначе обратился именно к вам?
   С этим заключительным доводом он исчез за обитой войлоком дверью.
   Терра только собрался написать Эрвину Ланна, как тот сам явился к нему.
   - Произошло неприятное недоразумение,  -  сказал он, поеживаясь, как от
озноба. - Особенно неприятное для моей сестры.
   Терра почувствовал,  как сердце его бешено заколотилось у самого горла.
Он ничего подобного не ожидал и теперь не мог выговорить ни слова.
   - Ведь она таким образом узнала,  что колье фальшивое, - пояснил Эрвин.
- А это единственная крупная вещь, которую она унаследовала от матери!
   - Раньше вам это не было известно? Ну, понятно, нет. Но Каппус не верит
- или делает вид,  будто н