ам. На его бронзовом  плече восседал Нкима, а
рядом с человеком-обезьяной  вышагивал золотой лев. Сзади строем маршировала
сотня воинов вазири.


        x x x


     Усталая и разочарованная,  приближалась к базовому лагерю группа  белых
после долгого и утомительного перехода.  Зверев  и Ивич шли  впереди, за ним
следовала Зора  Дрынова, а далеко позади бок о бок шагали  Ромеро  и Мори. В
таком порядке они шли все эти долгие дни.
     Уэйн Коулт сидел в тени хижины,  а  негры лежали  на  земле неподалеку,
когда показались Зверев и Ивич.
     Коулт поднялся и пошел им навстречу, и тут Зверев заметил его.
     --  Проклятый  предатель!  --  закричал  он.   --   Сейчас  я  с  тобой
расправлюсь, даже если это будет последнее, что я сделаю на земле.
     С  этими  словами он  выхватил  револьвер  и  выстрелил  в  безоружного
американца.
     Первый выстрел слегка  задел бок  Коулта,  но  второго  выстрела Зверев
сделать не успел, так как почти одновременно со звуком его выстрела раздался
другой, и  Питер Зверев, выронив оружие и схватившись за спину, зашатался на
ногах, словно пьяный. Ивич обернулся.
     -- Боже мой, Зора, что ты наделала? -- вскричал он.
     -- То, чего ждала двенадцать  лет,  --  ответила  девушка.  -- То,  что
хотела сделать, когда еще была почти ребенком.
     Уэйн Коулт подскочил и  подхватил револьвер Зверева с земли,  и тут  же
подбежали Ромеро и Мори.
     Зверев осел на землю и обвел людей бешеным взглядом.
     -- Кто стрелял? -- вопросительно прошептал он.  -- Я знаю,  это сделала
проклятая желтая обезьяна.
     -- Это сделала я, -- заявила Зора Дрынова.
     -- Ты?! -- выдохнул Зверев.
     Зора резко повернулась к Уэйну Коулту, словно он был здесь один.
     -- Вам можно рассказать правду, -- проговорила она. -- Я не большевичка
и никогда  ею не была. Этот негодяй  убил моего  отца и мать,  убил старшего
брата и сестру. Мой отец был... Впрочем, неважно. Теперь он отомщен.
     Она гневно обратилась к Звереву:
     --  Я могла бы много раз  убить тебя за последние несколько  лет,  но я
выжидала, поскольку хотела большего, чем твоя жизнь. Я хотела помочь сорвать
гнусные планы,  с которыми  ты и тебе подобные  стремятся разрушить  счастье
людей.
     Питер  Зверев,  сидя  на  земле,  уставился  на  нее широко  раскрытыми
глазами, которые  медленно стекленели. Вдруг он  закашлялся, изо рта хлынула
кровь, и он упал мертвым.
     Ромеро придвинулся вплотную к Ивичу  и  ткнул дулом  револьвера в ребра
русскому.
     -- Бросай оружие, -- приказал он. -- Настал и твой черед.
     Ивич,  побледнев,  подчинился.  Он  увидел,  как рушится  его маленький
мирок, и испугался.
     На  противоположной стороне поляны, на опушке  леса,  возникла  фигура,
которой секунду  назад  там не было. Она появилась молча, как бы из воздуха.
Первой человека  заметила Зора  Дрынова. Она  удивленно  вскрикнула, признав
его, и  когда остальные обратили взгляды в ту же сторону, то увидели шедшего
к ним бронзовотелого человека, почти обнаженного, в  одной лишь  набедренной
повязке из леопардовой шкуры. Он двигался с легкой величавой грацией льва, и
многое в его облике говорило о том, что идет царь зверей.
     -- Кто это? -- спросил Коулт.
     -- Я не знаю, кто это, -- ответила Зора. --  Но  это тот самый человек,
который спас мне жизнь, когда я заблудилась в джунглях.
     Человек остановился перед ними.
     -- Кто вы? -- спросил Уэйн Коулт.
     -- Я -- Тарзан из племени  обезьян, -- ответил тот. -- Я видел и слышал
все, что  здесь  произошло. План, задуманный этим человеком, -- он кивнул на
тело Зверева, -- провалился, а сам он умер. Эта девушка призналась,  кто она
такая. Она не из  вашей  среды. Мои люди  расположились  недалеко отсюда.  Я
провожу ее  к ним и позабочусь, чтобы она благополучно выбралась  отсюда. До
остальных же мне дела нет. Выбирайтесь из джунглей сами, если сумеете. Я все
сказал.
     -- Они не все такие, как вы думаете, друг мой, -- возразила Зора.
     -- Что вы имеете в виду? -- спросил Тарзан.
     -- Ромеро и Мори стали другими. Они  открыто выступили против  Зверева,
когда нас покинули негры.
     -- Я слышал их, -- сказал Тарзан. Зора удивленно взглянула на него.
     -- Слышали? -- переспросила она.
     -- Я слышал многое из того, что происходило во многих ваших лагерях, --
ответил  человек-обезьяна, -- но  не уверен, могу  ли  я  верить всему,  что
слышал.
     -- Мне  кажется,  вы можете верить тому, что слышали от них, -- уверила
его Зора. -- Я считаю, что они были искренними.
     -- Очень  хорошо, -- согласился Тарзан. -- Если хотят, они  могут пойти
со мной, но эти двое пусть позаботятся о себе сами.
     -- Только не американец, -- сказала Зора.
     -- Нет? Почему же? -- поинтересовался человек-обезьяна.
     -- Потому  что  он секретный агент правительства Соединенных Штатов, --
ответила девушка.
     Вся группа, включая Коулта, уставилась на нее в изумлении.
     -- Откуда вы узнали? -- требовательно спросил Коулт.
     -- Записка, которую вы послали по прибытии в лагерь, попала к одному из
агентов Зверева. Теперь вы понимаете, откуда мне это известно?
     -- Да, -- сказал Коулт. -- Вполне ясно.
     -- Вот почему Зверев назвал вас предателем и пытался убить.
     -- А что  с этим? -- спросил Тарзан, указывая на Ивича. -- Он что, тоже
овца в волчьей шкуре?
     -- Он -- один  из  парадоксов,  которых так  много в жизни, -- ответила
Зора.  --  Он из числа  тех красных,  которые от  трусости меняют окраску  и
блекнут.
     Тарзан повернулся к неграм, собравшимся  в стороне и прислушивавшимся к
разговору, которого не могли понять.
     -- Я  знаю, где  ваша  страна,  --  сказал  он  на  их диалекте. -- Она
находится там, где кончается железная дорога, что ведет к побережью.
     -- Да, бвана, -- ответил один из негров.
     -- Вы возьмете  с собой этого белого  человека  и отведете  к  железной
дороге.  Смотрите, чтобы у  него  было достаточно еды и  чтобы  его никто не
обижал, а потом скажете ему, чтобы он уходил. Отправляйтесь немедленно.
     Затем Тарзан обратился к белым:
     -- Остальные пойдут со  мной в лагерь. Повернувшись, он пошел по тропе,
по которой явился в лагерь. За  ним последовали четверо  белых, которые  еще
плохо понимали, чем в действительности они обязаны его гуманности. Они также
не  понимали и даже не догадывались,  что его  великая терпимость, смелость,
находчивость и защитный инстинкт,  который  часто оберегал их, происходят не
от его  человеческих  прародителей, а от постоянной связи с дикими животными
джунглей,   у  которых  эти  качества  развиты  гораздо  сильнее,  нежели  у
цивилизованных  людей, утративших  эти  благородные свойства  полностью  или
частично из-за алчности и борьбы за первенство.
     Позади других бок о бок шли Зора Дрынова и Уэйн Коулт.
     -- Я думала, что вы погибли, -- сказала она.
     -- А я думал, что погибли вы, -- отозвался Коулт.
     -- Хуже того, -- продолжала Зора, -- я думала, что, мертвы вы или живы,
я никогда не смогу рассказать вам, что у меня на сердце.
     --  А я думал  о той страшной пропасти,  которая разделяла нас. Боялся,
что не сумею перекинуть через нее мост и спросить вас о том, о чем хотел, --
тихо ответил он.
     Зора повернулась к нему с глазами, полными слез. Губы ее дрожали.
     --  А я  думала, что никогда не  смогу  утвердительно  ответить на этот
вопрос, если бы вы мне его задали, -- прошептала она.
     Поворот тропы скрыл их от глаз других, и тогда он заключил ее в объятия
и крепко поцеловал.



   Эдгар Берроуз.
   Тарзан неукротимый

     Перевод с английского
     Переводчики В. Анисимов, И. Владимирова
     Редактор Г. Соркина

---------------------------------------------------------------
 OCR, Spellcheck: Максим Пономарев aka MacX
---------------------------------------------------------------


        I. РАЗБОЙ И УБИЙСТВО

     Начальник  особой экспедиции  Фриц  Шнайдер  с трудом  пробирался через
завалы деревьев и  темные проходы мрачного леса. По его голове струился пот,
стекая на массивную нижнюю челюсть  и бычий  загривок. Лейтенант-заместитель
ступал  следом, а  младший  лейтенант фон Госс  замыкал колонну.  Чернокожие
солдаты-аскари,  подражая  примеру  белых  офицеров,  штыками  и  прикладами
подгоняли носильщиков.
     Гауптман  Шнайдер  срывал   свою  прусскую  злобу   на   идущих   рядом
носильщиках, помятуя при этом  однако, что  на  плечах у них  оружие, а трое
белых одиноки  в сердце Африки. Перед Шнайдером шагала половина  отряда,  за
ним -- вторая, так  что опасности джунглей, грозившие командиру, сводились к
минимуму.
     Впереди колонны  брели два обнаженных негра, скованные цепью.  Это были
местные проводники, имевшие  неосторожность  поступить на службу германскому
культурному фронту.  Их  тела  покрывали  многочисленные  синяки  и ссадины,
свидетельствовавшие  о  том, что свет немецкой культуры  и цивилизации начал
проникать уже в самые глухие районы Африки. То же самое происходило и осенью
1914 года в Бельгии после драматического поражения в войне, когда победители
почувствовали себя полновластными хозяевами и вели себя ничуть не лучше, чем
в Восточной Африке.
     Как на грех проводники сбились с дороги. И хотя с их стороны в этом  не
было злого умысла, и подобные вещи частенько случаются с местными туземцами,
Фриц  Шнайдер,  узнав,  что  они  заблудились,  впал  в  бешенство.  Пытки и
страдания, на  которые он обрек  несчастных проводников, не  могли полностью
удовлетворить  его. Он  не  убил их  сразу  по двум причинам.  Во-первых,  в
глубине души  у него все  еще теплилась надежда, что проводники смогут найти
дорогу; во-вторых, пока они живы, можно было растянуть их страдания и пытки.
Ведь мучать слабого и беззащитного -- такое неописуемое наслаждение.
     Истерзанные жертвы  все  еще надеялись на спасительный шанс  и уверяли,
что  знают  дорогу,  продолжая  вести  отряд  по  глубокой  звериной  тропе,
протоптанной лапами диких обитателей джунглей. Здесь  проходил  слон Тантор,
спеша на водопой, здесь Буто-носорог, могучий и слепой в ярости, прокладывал
себе  путь,  в то  время как огромные  кошки  бесшумно  скользили  по ветвям
гигантских деревьев к полянам, где была лучшая охота.
     Вдруг перед глазами проводников, вышедших на опушку, открылась картина,
наполнившая  их  сердца  надеждой.  Фриц  Шнайдер  вздохнул  с  облегчением.
Кажется, дни безрезультатных скитаний по непроходимым джунглям закончились.
     Легкий  ветерок  пробегал  волнами  по  густой  траве,  зеленые  поляны
перемежались зарослями кустарника, вдали блестела река. Открывшаяся панорама
показалась   европейцу   райским   уголком.   Он   удовлетворенно   хмыкнул,
перебросился шуткой с лейтенантом и поднес к глазам полевой бинокль.
     Оставив  опушку  леса  за  спиной, они  добрались  до  центра  долины и
остановились на берегу реки.
     -- Да мы везунчики, -- сказал Шнайдер своим офицерам.
     Лейтенант Масторс,  смотревший  в бинокль  в том же  направлении, что и
гауптман, согласно кивнул.
     -- Да,  -- сказал он. -- Это английская ферма. Должно быть, Грейстоков,
ибо другой такой нет во  всей  Британской  Восточной Африке. Само Провидение
помогает нам, герр гауптман.
     -- Мы вышли на  этих свиней до  того,  как они  узнают,  что их  страна
находится с нами в состоянии войны, --  заметил Шнайдер. -- Так пусть же они
станут первыми, кто почувствует на себе железную руку Германии!
     --  Будем надеяться, что он дома, -- отозвался лейтенант.  -- Для  вас,
герр  гауптман,  будет  весьма кстати,  если  мы  прихватим  его  с  собой и
предъявим генералу Крафту в Найроби знаменитого Тарзана из племени обезьян в
качестве военнопленного.
     Шнайдер самодовольно улыбнулся и выпятил грудь.
     -- Вы  правы,  друг  мой. Это будет кстати для  нас обоих. Но нужно еще
много  пройти, чтобы  встретиться  с  генералом. Прежде чем он доберется  до
Момбаса, эти поганые английские свиньи и их поганая армия  могут изрядно нас
потрепать. Потребуется немало времени, чтобы достичь Индийского океана.
     Переговариваясь  таким  образом,  хорошо  вооруженная  воинская  группа
направилась  через  открытое пространство  к  ферме  Джона  Клейтона,  лорда
Грейстока.
     Каково же было их разочарование, когда они обнаружили,  что ни Тарзана,
ни   его  сына  не  оказалось  дома.  Леди  Джейн  понятия   не  имела,  что
Великобритания  и Германия  находятся  в  состоянии войны, а потому  приняла
офицеров радушно  и  гостеприимно,  приказав при  этом своему верному вазири
приготовить угощение для чернокожих солдат врага.


        x x x


     Далеко на востоке Тарзан  из племени обезьян продвигался  от  Найроби в
сторону своей  фермы.  В  Найроби  он  услышал о  начале мировой  войны, уже
полыхавшей в Европе. Узнав,  что  немецкие  войска  вторглись  на территорию
Британской  Восточной Африки,  он  заспешил домой,  дабы  переправить жену в
более  безопасное  место.  Его  сопровождал  отряд  чернокожих  воинов.  Для
человека-обезьяны   они  были  слишком  медлительны:  пройдя  школу  больших
обезьян,  Тарзан  привык  к  быстрым  сверхдальним  переходам  по  верхушкам
деревьев, что было не под силу никому из людей.
     Если  того  требовала  необходимость,  Тарзан легко  сбрасывал  с  себя
хрупкую  скорлупу  цивилизации, и  тогда  безупречный английский  джентльмен
превращался в обнаженного человека-обезьяну.
     "Жена в опасности!" -- эта мысль целиком овладела Тарзаном. Он не думал
о ней как о  леди Джейн Грейсток, а скорее  как о женщине, завоеванной силой
стальных мускулов, и эта сила должна была защищать и оберегать ее.
     Тарзан продвигался между стволами гигантских деревьев,  раскачиваясь на
лианах,  взлетая  высоко вверх и выбирая  наиболее удобный путь.  Лев  Нума,
лежавший после удачной  охоты, почуял запах своего извечного врага, заморгал
своими  желто-зелеными  глазами,  и  хвост его нервно  вздрогнул.  И  Тарзан
чувствовал  присутствие  Нумы  и  всех  других  животных,  мимо  которых  он
проносился,  стремительно  продвигаясь  на  запад.  Жизнь  в  цивилизованном
обществе  не  лишила  его  остроты  обоняния  и  слуха.  Он  улавливал  шум,
производимый маленьким Ману, или шелест кустарника, раздвигаемого Шитой, еще
до того,  как  звери обнаруживали его присутствие.  Но как бы ни  остры были
обоняние  и  слух  человека-обезьяны,  как  бы  ни  велика была скорость его
передвижения,  как  бы  ни крепки  были его  мускулы, он все же  был простым
смертным.
     Время  и  пространство ограничивали Тарзана,  и  никто так отчетливо не
понимал эту истину, как он сам.
     Его раздражало то, что  он не мог передвигаться со скоростью мысли, что
долгие утомительные мили предстоящего пути потребуют огромных усилий, прежде
чем он вырвется из лабиринта джунглей и окажется в месте назначения.
     Прошло несколько дней, хотя Тарзан спал всего по два-три часа в сутки и
охотился  попутно, не задерживаясь  в  пути.  Если антилопа Ваппи или  кабан
Хорта встречались ему по дороге и он был голоден, Тарзан останавливался лишь
затем, чтобы убить добычу и отрезать кусок мяса.
     Наконец его долгий путь  подошел к концу. Он преодолел непроходимый для
обычного человека участок леса, защищающий поместье с востока, и остановился
на краю  равнины. При первом  же  взгляде на свой дом  Тарзан невольно сузил
глаза, мышцы  его напряглись. Даже на  большом расстоянии было заметно,  что
там что-то случилось. Тонкая спираль дыма поднималась справа от бунгало, где
располагались подсобные  помещения.  Сейчас  там было  пусто,  и  над трубой
бунгало  не  клубился дым.  Тарзан  рванулся  вперед.  Сейчас  его  подгонял
инстинктивный  страх, ибо  как и другие  животные он  обладал так называемым
шестым  чувством.  Прежде чем  человек-обезьяна достиг бунгало, он  уже ясно
представлял, что там ждет его.
     Дом был  тих и  безмолвен. Догорающие головешки указывали на то  место,
где  еще  совсем  недавно  располагались  хозяйственные  постройки.  Исчезли
соломенные  хижины слуг. Поля и пастбища были  пустынны. Конюшни, коровники,
овчарни, -- все, что составляло ценность и гордость фермы, исчезло, будто их
никогда и не было. То тут, то там в воздух тяжело поднимались грифы, кружась
над трупами людей и  животных. С чувством, близким к ужасу, человек-обезьяна
заставил себя войти в дом. Первое,  что  он увидел,  вызвало  в нем  приступ
яростного гнева: на стене гостиной был распят Васимбо -- сын верного Мувиро.
Более года он являлся личным охранником  леди Джейн. Разбитая  мебель, бурые
лужи засохшей крови, кровавые  отпечатки рук на стенах и деревянных панелях,
--  все  это свидетельствовало о  чудовищной  битве,  разыгравшейся в  доме.
Поперек небольшого пианино  застыл труп  чернокожего  воина, перед дверью  в
комнату леди Джейн лежали мертвые тела трех  наиболее преданных  слуг. Дверь
была закрыта.
     Опустив  плечи,  молча,  стоял  Тарзан  перед   дверью,  глядя  на  нее
затуманенным  взором: страшно было даже подумать, какая тайна скрывается  за
ней. Медленно, словно в кошмарном сне, Тарзан двинулся к двери.  Он протянул
руку и  взялся за скобу.  Замерев  на какое-то время  в нерешительности,  он
вдруг выпрямился  во весь свой гигантский  рост,  развернул могучие плечи и,
высоко подняв  голову,  бесстрашно распахнул дверь.  Переступив через порог,
Тарзан  оглядел  комнату.  Ни  один  мускул на его мрачном  суровом лице  не
дрогнул, когда  он  приблизился к  кушетке, на  которой застыло  неподвижное
тело, лежащее лицом вниз. Неподвижное тело, еще совсем недавно полное жизни,
молодости, любви... Глаза человека-обезьяны  оставались сухими, но один  бог
знает, какие мысли проносились в этот миг в его полузверином мозгу.
     Долгое время стоял он перед  мертвым телом, погруженный в воспоминания,
затем наклонился и взял труп на руки. Повернув его лицом к себе,  он увидел,
сколь ужасна была эта  смерть.  Великое  горе, ужас и испепеляющая ненависть
потрясли его душу  до основания. Ему не нужны были материальные  улики вроде
сломанной  немецкой  винтовки  или  пропитанной  кровью  форменной  фуражки,
валявшейся на полу, чтобы понять, кто совершил это кошмарное преступление.
     Какое-то  время он еще  надеялся,  что обгоревший  до  черноты труп  не
является телом его  жены,  но когда он увидел  знакомые  кольца на  пальцах,
последний  слабый  лучик  надежды  потух.  В  скорбном молчании, с  чувством
глубокого  благоговения  Тарзан похоронил  ее среди  роз,  к  которым  Джейн
Клейтон   относилась  с   любовью  и  заботой.   Несчастное,  обгоревшее  до
неузнаваемости тело,  а  рядом с  ним --  тела нескольких чернокожих воинов,
отдавших жизнь, защищая любимую хозяйку.
     По другую сторону дома Тарзан обнаружил свежие могилы, в которых  нашел
окончательные  улики,  указывающие  на  истинных  преступников,  совершивших
чудовищное  злодеяние.  В  могилах  были  захоронены трупы  десяти  немецких
аскари, и по петлицам и  знакам различия Тарзан без особого труда установил,
к каким  воинским частям они принадлежат. Теперь белых командиров можно было
отыскать без хлопот.
     Вернувшись в розарий, Тарзан постоял среди цветов над могилой  погибшей
жены, опустив голову в последнем поклоне, а затем двинулся  в путь по следам
гауптмана Фрица Шнайдера и его кровавой банды.
     Тарзан  переживал горе  молча,  и  молчание лишь  усиливало  страдания.
Поначалу  великая  скорбь  вытеснила  все  другие  мысли и  чувства,  в  его
притупленном  мозгу стучала лишь  одна мысль:  она мертва, мертва, мертва!..
Словно тяжкий молот, эта фраза отдавалась в голове тупой пульсирующей болью.
Постепенно к чувству великой скорби присоединилось другое, не менее сильное,
и  такое реальное,  что казалось  спутником,  идущим  рядом с ним.  Это была
ненависть, принесшая некоторое облегчение и успокоение, ибо это была ВЕЛИКАЯ
НЕНАВИСТЬ,