ду  или
покуситься на спрятанные в забытых подвалах сокровища.
     В  течение  часа проводница  вела его  через  мрачную темноту подземных
переходов, пока,  наконец,  они не  оказались  среди  густых кустов,  сквозь
листву которых еле пробивался  лунный свет. Свежий воздух свидетельствовал о
том,  что  подземелье  кончилось  и  что они  достигли  поверхности.  Теперь
женщина, которая не проронила ни слова с тех пор, как вывела его из темницы,
также  молча шла  по  извилистой  тропинке, петлявшей  по  густому лесу.  По
расположению звезд и луны, а  также по тому, что тропинка вела вверх, Тарзан
понял, что  они идут в  горы, видневшиеся далеко за  городом. В  этих  краях
Тарзан никогда не бывал, да и местность была такой непривлекательной, что он
вряд  ли  захотел  бы  здесь   поохотиться.  Однако  он  удивился  характеру
растительности,  ибо  издалека казалось,  что  горы  голые,  за  исключением
низкорослых деревьев и тощих кустиков. Но чем выше они поднимались, тем гуще
становился лес, по которому они шли. Когда выглянула луна, Тарзан понял, что
со стороны города деревья не были видны из-за нагромождения скальных пород.
     Женщина   по-прежнему   молчала,   и   Тарзан,   будучи  сам  человеком
неразговорчивым,  считал ее поведение нормальным. Если  бы у  него было, что
сказать,  он  сказал  бы, и поэтому  справедливо  полагал, что и  у нее  нет
причины  для  разговора, ведь  тем,  кто идет  далеко  и  быстро, не хватает
дыхания для пустой болтовни.
     Звезды на  востоке  погасли при  первых  признаках  рассвета, а беглецы
успели подняться по крутому склону и выйти на сравнительно ровную местность.
Когда они поднялись из ущелья, небо просветлело, и Тарзан увидел перед собой
густую  рощу,  а  сквозь  деревья  милях  в  двух-трех  виднелось непонятное
строение, блестевшее  и сверкавшее  на  солнце, которое уже поднималось  над
горизонтом. Человек-обезьяна повернулся к своей спутнице и, взглянув на нее,
оцепенел от удивления. Перед ним стояла Лэ - верховная жрица Опара.
     - Вы?  - воскликнул он.  - Теперь  Кадж  действительно  получит  повод,
который искал, чтобы избавиться от вас.
     -  Он  не получит такого повода,  - ответила Лэ, - я больше никогда  не
вернусь в Опар.
     - Никогда не вернетесь в Опар? - воскликнул он. - Но куда же мы идем, и
что вы собираетесь делать дальше?
     - Я пойду с тобой, -  ответила  она. - Я не требую твоей любви. Я прошу
тебя  лишь вывести меня из Опара  подальше от моих врагов, собирающихся меня
убить. Другого выбора не было. Ману-обезьяна подслушала их разговор,  пришла
ко мне и рассказала  обо  всем,  что они  замышляли. Спасла  бы я  тебя  или
принесла бы тебя в жертву - моя судьба была  предопределена.  Оу хочет стать
верховной жрицей,  а Кадж  -  правителем Опара. Но  я не принесла  бы тебя в
жертву, Тарзан, ни при каких обстоятельствах,  поэтому у нас обоих оставался
только один выход - бежать вместе. Мы не могли идти ни на север, ни на запад
через  долину, потому что Кадж устроил там  засаду, и  хотя ты храбрый воин,
они одолели бы тебя своим численным превосходством.
     - Но куда вы меня ведете!? - спросил Тарзан.
     - Я  выбрала меньшее  из двух зол  -  идти через незнакомую  местность,
которая, согласно нашим легендам, населена страшными  чудовищами и страшными
людьми. Но в мире есть человек, способный пройти по ней, - это ты, Тарзан.
     - Но  если вы  ничего не  знаете об этой  территории и  ее  обитателях,
откуда вы знаете дорогу сюда? - поинтересовался Тарзан.
     - Нам хорошо известна тропа к вершине, - ответила Лэ, - но дальше никто
не ходил. Великие обезьяны и  львы пользуются ею, когда  спускаются  в Опар.
Львы, конечно,  не могут рассказать, куда  она ведет, да  и великие обезьяны
тоже. С ними мы находимся в состоянии войны.  По  этой тропе они  приходят в
Опар, чтобы похищать наших людей, но здесь и мы подстерегаем их, чтобы потом
принести  в  жертву Пламенеющему  богу. Правда,  в последнее время они стали
очень осторожны, а нам до сих пор непонятно, зачем они похищают наших людей.
Едят  они  их,  что  ли?  Это  очень   сильная  раса,  стоящая   выше,   чем
Болгани-гориллы,  и  более разумная.  В  наших  жилах  течет  кровь  великих
обезьян, но и в их жилах течет человеческая кровь.
     - Но почему вы выбрали этот путь, Лэ? Разве не было другого?
     - Нет, - ответила жрица, - дорога через долину охраняется людьми Каджа.
Этот  путь - наша  единственная возможность для спасения.  Я провела тебя по
тропе, которая  пересекает крутые скалы, защищающие  Опар с  юга.  По ней мы
должны попытаться найти дорогу через горы и спуститься вниз.
     Человек-обезьяна задумчиво смотрел вперед. Будь он один, он  никогда бы
не пошел этим путем. Тарзан был  уверен в  себе и не сомневался, что смог бы
пересечь  долину  Опара,  несмотря  на  коварные  происки Каджа.  Теперь ему
приходилось  думать  о  Лэ,  и  он  понимал,  что  ее  благородный  поступок
накладывает  на него  определенные  моральные обязательства, которыми нельзя
пренебрегать.
     Идти  по тропе,  держась  как  можно  дальше от  загадочного  строения,
казалось самым разумным решением,  поскольку для них важнее всего было найти
дорогу через горы и пересечь негостеприимную местность, но мельком увиденное
сооружение,  скрытое  густой  листвой, возбудило  его любопытство  до  такой
степени,  что он почувствовал неодолимое желание  подойти  к  нему  поближе.
Строение было явно воздвигнуто руками людей. Может быть, древними атлантами,
а может,  первыми поселенцами Опара? По своим  размерам и великолепию здание
напоминало дворец.
     Человек-обезьяна   не   знал   страха,   хотя  и   обладал   врожденной
осторожностью, которую унаследовал от диких животных. Он не боялся никого из
обитателей  джунглей,  так как  в  схватке один  на  один,  благодаря  своей
хитрости и отваге, всегда мог рассчитывать на победу, но существа, о которых
рассказала Лэ,  судя по  всему, обладали зачатками разума, и, следовательно,
могли  объединить  свои усилия в борьбе против Тарзана. А  это делало победу
весьма  проблематичной.   Хотя,  кто  знает,  может  быть,   легенды  сильно
преувеличивали   их  интеллектуальные  способности.  Вполне  вероятно,   что
тщательное  изучение  загадочного  строения  обнаружит, что это  всего  лишь
покинутые  руины,  а  самыми  страшными противниками,  с  которыми  придется
столкнуться Тарзану, будут  львы и великие обезьяны.  Их  Тарзан  не боялся,
более того,  он надеялся установить  с ними дружеские  отношения. Повелитель
джунглей справедливо полагал, что без труда сможет ориентироваться в лесу  и
решил выбрать путь покороче и побыстрее.
     - Пошли,  - сказал он Лэ  и начал спускаться по склону в сторону леса и
еле видимого строения.
     - Мы сойдем с тропы и двинемся через лес? - изумилась Лэ.
     - Почему бы и нет? - невозмутимо отозвался Тарзан.  - Насколько я  могу
судить, это самый короткий путь.
     - Но мне страшно, - сказала она. - Я всего лишь женщина...
     -  Человек  умирает только раз,  - ответил Тарзан. -  И рано или поздно
умереть все равно придется.  Постоянный страх перед смертью сделал  бы  нашу
жизнь несчастной. Мы пойдем кратчайшим путем и, возможно, увидим такое, ради
чего стоило рискнуть.
     Некоторое  расстояние они еще  шли по тропе. По мере приближения к лесу
огромных деревьев становилось все больше, и наконец они вступили в настоящие
джунгли.  Хотя  человек-обезьяна  шел размашистым  шагом, он  постоянно  был
начеку  и замечал  все, что  происходило  у него за спиной.  Следы  на тропе
говорили  ему  о   зверях,  которые  тут  проходили.  Несколько  раз  Тарзан
останавливался  и  прислушивался.  Он  часто  поднимал голову,  принюхиваясь
чувствительными ноздрями и стараясь уловить окружающие запахи.
     - Сдается мне, что в лощине люди, - вдруг сказал он. - И, по-моему,  за
нами  следят.  Судя  по всему, это весьма умное  существо,  поскольку я могу
уловить лишь слабый запах его присутствия.
     Лэ с тревогой осмотрелась вокруг и придвинулась к Тарзану.
     - Я никого не вижу, - шепнула она.
     -  Я тоже, - отозвался человек-обезьяна. - И я не могу точно распознать
его запах, но уверен, что кто-то следует за нами. И, повторяю, он умен, если
скрывает свой запах от  нас. Скорее  всего  он передвигается  по деревьям на
достаточной высоте, и запах скользит над нашими головами. Подождите здесь, я
хочу убедиться в этом.
     Тарзан легко  вспрыгнул на ветки ближайшего дерева  и забрался наверх с
ловкостью ману-обезьяны. Минуту спустя он спрыгнул рядом с Лэ.
     - Я был прав, - сказал он. - Недалеко  от нас кто-то есть. Но я не могу
определить кто - то  ли человек, то ли мангани,  этот запах мне незнаком, он
не  похож ни на  тот, ни  на другой, и  в  то  же  время напоминает и тот, и
другой. Ну что ж, пойдемте посмотрим.
     Он поднял Лэ на плечо и мгновенно взобрался на высокое дерево.
     - Если он не видит нас, - сказал Тарзан, - то собьется со следа, потому
что теперь  наш  запах будет  выше,  и потребуется  некоторое  время,  чтобы
уловить его снова, если, конечно, он сообразит, в чем дело.
     Лэ восхищалась силой человека-обезьяны: он с  легкостью нес ее с дерева
на  дерево  и со своей обычной скоростью.  В  течение получаса он  продолжал
движение, а потом вдруг остановился на раскачивающихся ветках.
     - Взгляните! - воскликнул он, указывая рукой вперед и вниз.
     Посмотрев  в  указанном  направлении,  девушка  сквозь  листву  увидела
небольшое  селение,  окруженное частоколом,  за которым укрылось  с  десяток
хижин,  вызвавших  ее удивленное  внимание. Не меньшее любопытство проявил и
Тарзан. Безусловно, это были хижины, предназначенные для проживания, но они,
казалось, двигались  по воздуху взад-вперед  и вверх-вниз. Тарзан перебрался
на  дерево поближе и опустился на  ветку. Затем  осторожно пополз  вперед, а
девушка  последовала за ним.  Вскоре деревня  стала видна как  на  ладони, и
тайна танцующих хижин тут же разъяснилась.
     По форме  они напоминали ульи -  форма, обычная для  многих африканских
племен - и имели  около семи  футов в диаметре и  около  шести  в высоту, но
вместо того, чтобы  стоять на земле, каждая хижина была подвешена на крепкой
травяной веревке к  одному из гигантских деревьев.  От  основания хижины  до
земли  спускалась  веревка  потоньше.  В  стенах  были  проделаны отверстия,
способные пропустить человека.
     Внутри  частокола  Тарзан разглядел и обитателей этой странной деревни.
Они показались человеку-обезьяне не менее странными, чем их селение. То, что
они принадлежали  к негроидной расе, было  очевидно,  но  с  подобным  типом
человеку-обезьяне сталкиваться не  приходилось. Все  они были  обнажены и не
носили  украшений,  их тела покрывали лишь небрежные  мазки краски.  Туземцы
отличались  высоким ростом и выглядели  очень  мускулистыми, хотя  ноги были
слишком  коротки,  а  руки,  наоборот,  слишком  длинны,  чтобы  говорить  о
гармонии.  Вообще,  своим обликом  они больше  походили  на  зверей:  низкие
покатые  лбы, резко выступающие надбровные дуги,  хорошо развитые  массивные
челюсти.
     Пока  Тарзан  наблюдал  за  туземцами,  он  заметил, как  один  из  них
спустился по веревке из хижины на  землю, и сразу понял назначение веревки и
расположение входов в жилищах.
     Странные существа  были  заняты  едой. Некоторые держали в руках кости,
отрывая от них куски мяса своими огромными челюстями, другие пожирали фрукты
и корнеплоды. В  трапезе  принимали участие  и мужчины,  и  женщины,  дети и
взрослые,  не  видно  было  лишь  стариков.  Все  они были  безволосыми,  за
исключением рыже-коричневых  пучков  на головах. Речь  их по тону напоминала
рычание  зверей, и  ни разу, пока  Тарзан  наблюдал  за  ними, он не  увидел
кого-нибудь смеющимся или  улыбающимся,  что отличало их от других известных
ему африканских племен. Никакой кухонной утвари или признаков костра не было
видно. На земле лежало только их оружие - короткие копья, похожие  на дротик
и нечто вроде боевых топоров с острым металлическим лезвием.
     Тарзан из племени обезьян  был  рад, что пошел этой дорогой,  ибо  смог
увидеть такой тип туземцев, о существовании которого он и не подозревал. Тип
настолько  низкий,  что  граничил  со  зверем.  Даже ваз-доны  и хо-доны  из
Пал-ул-дона стояли на ступеньку выше их в своем развитии.
     Глядя  на  них,  Тарзан не переставал удивляться тому, что они  были  в
состоянии изготавливать  оружие, которое  он видел и  которым  они,  судя по
всему, неплохо владели. Даже с такого расстояния  была заметна  великолепная
отделка оружия.  Их хижины производили сильное впечатление  своим  необычным
архитектурным   решением,  а  частокол,   окружавший  поселок,   крепкий   и
построенный в  большим запасом прочности, служил надежной  защитой от львов,
наводнявших окружающий лес.
     Наблюдая за странным  племенем, Тарзан и  Лэ вдруг почувствовали, что к
ним кто-то  приближается, и, спустя мгновение, увидели человека, похожего на
тех,  кто находился в поселке.  Пробравшись  по ветвям дерева, нависшим  над
частоколом, человек спрыгнул на землю в  самом центре селения. На него никто
не  обратил  внимания. Он  подошел  к  остальным  и опустился  на  корточки,
казалось, он что-то рассказывает им, и, хотя Тарзан не мог слышать его слов,
но  по   жестам   и   мимике,  которой  он  подкреплял  свою  скудную  речь,
человек-обезьяна сразу  понял, что тот рассказывает своим товарищам  о  двух
странных  существах,  встреченных  им  недавно   в   лесу.  Видимо,  это  он
преследовал  Тарзана  и Лэ, так удачно скрывая свой запах. Рассказ  возбудил
слушателей,  некоторые  из них вскочили  и  принялись  подпрыгивать,  нелепо
хлопая  себя  по  бокам. Однако выражение их лиц  мало  изменилось, а  через
короткое время возбуждение улеглось, и они вновь уселись на корточки.
     В этот миг из  лесу донесся громкий крик, вызвавший  в  памяти  Тарзана
воспоминания детства.
     - Болгани! - прошептал он.
     - Одна из великих обезьян? - спросила она, вздрогнув.
     Вскоре  они  увидели ее спускающейся  на  тропу  в  джунглях, ведущую к
поселку.
     Горилла,  но  какая  горилла!  Подобной  Тарзан  никогда  до  этого  не
встречал. Гигантского  роста, это существо шло  прямой походкой человека, не
касаясь земли кистями рук.  Форма  черепа  и  свирепое  выражение напоминали
обезьяньи,  но  Тарзан  уловил  и некоторое отличие.  Когда горилла  подошла
поближе, он понял, что перед ним Болгани, но с душой и  разумом человека. Но
не  только  это  поразило  Тарзана: тело  гориллы было  покрыто украшениями!
Золото  и бриллианты  сверкали  на косматой  шкуре,  на предплечьях  и ногах
позвякивали браслеты, а с  пояса почти  до земли  свешивалась длинная  узкая
полоска, расшитая  золотом  и бриллиантами. Никогда еще  Джон Клейтон,  лорд
Грейсток, не видел такого великолепия, даже в сокровищницах Опара.
     Сразу же  после того,  как относительную  тишину  леса нарушил страшный
крик, Тарзан заметил, какое  действие он произвел на обитателей поселка. Все
сразу  же вскочили на ноги, женщины и дети попрятались за  стволами деревьев
или  же  взобрались  по веревкам в  свои  хижины,  мужчины  пошли к воротам,
ведущим в селение.
     Перед воротами горилла остановилась и снова подала голос, но на сей раз
из ее горла послышалось не звериное рычание, а членораздельная речь...
IX. РАЗЯЩИЙ УДАР
     Когда  огромная  человекоподобная  обезьяна,  вошла  в  селение,  воины
закрыли ворота  и  почтительно  отступили  назад.  Горилла  прошла  в  центр
деревни, остановилась и огляделась вокруг.
     - Где самки и дети? - спросила она отрывисто. - Позовите их.
     Женщины и дети, безусловно, слышали ее слова, но никто не покинул своих
убежищ. Воины  переминались  с  ноги  на ногу,  раздираемые  противоречивыми
чувствами:  с одной стороны, они боялись  ослушаться приказа, с другой, - не
хотели его выполнять.
     - Позовите их, - повторила горилла, - или приведите сюда.
     Наконец, один воин набрался храбрости и выступил вперед.
     - Наша деревня уже отдавала одну женщину, - сказал он. - Теперь очередь
за другими.
     - Молчать! - рявкнула обезьяна угрожающе. -  Ты слишком много берешь на
себя, гомангани, вступая  с болгани  в пререкания. Моими устами  говорит сам
Нума-император. Выполняй приказ или умрешь.
     Чернокожий повернулся, позвал  женщин и детей, но никто не откликнулся.
Болгани сделал нетерпеливый жест.
     - Иди и приведи их!
     Воины, съежившись от страха, медленно двинулись через поселок к местам,
где прятались женщины и  дети. Вскоре они  стали  возвращаться,  таща их  за
собой  - кого за руки, а кого и за волосы. Хотя они и не хотели отдавать их,
но не  проявляли  никаких признаков сострадания  или привязанности.  Причину
такой бесчувственности Тарзан понял, когда заговорил чернокожий воин.
     -  Великий  болгани,  -  сказал  тот,  обратившись  к  горилле. -  Если
Нума-император заберет  их,  то  для  оставшихся  воинов не  хватит  женщин,
значит, будет мало детей, и очень скоро от нас никого не останется.
     - Ну  так что с того? - зарычала горилла. -  Вас и так слишком много на
этой  земле.  Гомангани  и  созданы,  чтобы  служить Нуме-императору  и  его
преданным болгани.
     Говоря  это,  горилла  осматривала  женщин,  похлопывала их по бедрам и
спинам, ощупывала груди. Вскоре она подошла к молодой женщине с ребенком  на
руках.
     -  Вот эта подойдет, - сказала горилла и, выхватив ребенка, бросила его
под забор.  Ребенок упал  на землю и  жалобно  застонал. Женщина кинулась  к
нему, но болгани задержал ее своей огромной лапой и швырнул на землю. В этот
миг  из густой листвы  над ними раздался  свирепый и ужасный  крик вызова на
битву обезьяны-самца. Чернокожие в страхе задрали вверх головы, болгани тоже
подняла перекошенную от  злобы  морду, пытаясь разглядеть  того,  кто посмел
бросить ей вызов.  На ветке раскачивалось существо,  какого никто из них  до
этого не видел -  белый человек, тармангани, с безволосой гладкой кожей, как
у Гисты-змеи.
     Несколько секунд все как зачарованные рассматривали незнакомца.  Тарзан
спустился на нижнюю ветку и оказался на  уровне груди  болгани.  В  его руке
блеснул кинжал, и с быстротой молнии он вонзил лезвие прямо в сердце ужасной
гориллы.  Вскрикнув  от боли и ярости, она упала на землю и после нескольких
конвульсивных движений затихла навсегда.
     Человек-обезьяна не питал особой любви к гомангани,  но его  английское
воспитание не позволяло оставаться безучастным, когда обижали слабого. Кроме
того, болгани были его извечными врагами, и первая его схватка в жизни еще в
далеком детстве, и первая победа была одержана именно над болгани.
     Бедные чернокожие стояли, словно пораженные  громом. Тарзан спрыгнул на
землю  и оказался  среди  них. В  страхе  они  отпрянули назад,  но при этом
угрожающе подняли копья.
     -  Я друг, - сказал он. - Я - Тарзан из племени обезьян.  Опустите ваши
копья.
     Тарзан вытащил из тела болгани свой кинжал и, указав на труп, спросил:
     - Что это за существо,  которое  приходит в вашу деревню, убивает ваших
детей и уносит ваших  самок? Почему  вы не осмеливались пронзить его  вашими
копьями?
     - Это  один  из  великих болгани, -  ответил  чернокожий воин,  который
разговаривал с гориллой и, вероятно, являлся вождем племени. - Он -  один из
приближенных  Нумы-императора,  и  когда  Нума узнает, что его убили в нашей
деревне, нас тоже всех убьют за то, что сделали вы.
     - Кто такой Нума? - спросил человек-обезьяна, для которого слово "нума"
на языке великих обезьян означало лишь "лев".
     - Нума -  это Нума,  - ответил вождь.  - Он император и живет со своими
болгани в хижине блестящих камней!
     Все-таки лексический запас  языка великих обезьян был  весьма скуден, и
Тарзану пришлось догадываться, что хотел этим сказать  чернокожий. Вероятно,
Нума было именем,