выходу, до того как все полыхнет?


     -- Да все равно, что искать иголку в стоге сена, серж, -- сказал Нобби,
на  обратном пути. -- Какие-то крысы схавали где-то яд, а  он поймал их. Что
нам теперь надо делать? Травление крыс не противозаконно.
     Кишка  почесал  подбородок. -- Я думаю, у нас будут некоторые проблемы,
Нобби, -- сказал он.  -- Смотри, все носятся с этим  расследованием, и мы, в
конце концов, будем выглядеть как два дурака. Тебе наверно хочется вернуться
в участок и доложить, что  мы  поговорили с  Крошкой Безумным  Артуром, а он
сказал, что  это  был  не он, и баста? Мы же люди, правильно? Ну, по крайней
мере я -- человек, да и наверно ты тоже, и нас обоих конкретно отодвигают на
задний план. Послушай, это уже больше не наша полиция, Нобби. Тролли, гномы,
горгульи...  я ничего не имею против  них, ты знаешь  меня, но у меня  скоро
будет  своя маленькая ферма с цыплятами во дворе. И мне хотелось бы  уйти  с
чем-то, чем можно гордиться.
     -- Хорошо,  и  что ты  хочешь, чтобы  мы сделали? Обстучали все двери в
этом районе и спросили всех, не держат ли они мышьяк?
     --  Да, -- сказал  Кишка. --  Ходить  и разговаривать, так Ваймз всегда
говорит.
     -- Да их здесь сотни! Все равно, они скажут что нет.
     -- Да, но мы должны. Все поменялось, Нобби. Такова современная полиция.
Расследование.  Сейчас  мы  должны  давать  результаты.  Понимаешь,  полиция
становится все больше. Я  не возражаю, что  старина Камнелом стал сержантом,
он  неплохой  парень,  как  только узнаешь его  получше, но скоро может быть
какой-нибудь  гном будет отдавать распоряжения.  Мне то все  равно, я-то уже
буду у себя на ферме...
     -- Гоняться за курами по двору, -- сказал Нобби.
     -- ... но надо же думать о своем будущем. И если дела будут идти также,
скоро  нужен  будет  еще один капитан. И  это  будет хороший  засранец, если
окажется  что у него фамилия что-то вроде  Огнезакал,  да, или Скалолом. Так
что лучше поумнеть.
     -- Ты никогда не хотел стать капитаном, Фред?
     -- Я? Офицеришкой? У меня есть гордость, Нобби. Я ничего не имею против
офицерни, но я не хочу быть на них похожим. Мое место среди обычных людей.
     -- Я тоже хотел  бы, -- угрюмо сказал Нобби. -- Смотри, что  я  сегодня
утром нашел у себя в почтовом ящике.
     Он   протянул  сержанту  карточку  с  золотым  обрезом.  "Леди   Селачи
устраивает Домашний Вечер с пяти часов, и просит лорда де Ноббса не отказать
в удовольствии составить компанию", -- прочел он.
     -- Ого.
     -- Слыхал я об этих богатых старушенциях, -- удрученно сказал Нобби. --
Уверен, она хочет выставить меня там посмешищем, как ты думаешь?
     -- Не, не похоже, -- сказал сержант, серьезно посмотрев на товарища. --
Я знаю все  эти дела от  дяди. "Домашний Вечер" означает немного выпить. Там
все  эти  снобы  снобствуют,  Нобби.  Только  выпиваешь,  травишь  анекдоты,
болтаешь о книжечках, ивскувствах всяких.
     -- У меня нет выходного костюма, -- сказал Нобби.
     -- Ах, так вот  в  чем вся  загвоздка-то,  Нобби, --  сказал  Кишка. --
Униформа подойдет. Фактически,  добавляет лоску.  Особенно,  если  выглядишь
крутым,  --  сказал  он, игнорируя тот факт, что  Нобби  выглядит не то  что
круто, но даже не закругленно.
     -- Правда? --  немного воодушевившись, спросил Нобби.  -- Значит, будут
еще приглашения, -- добавил он. -- Крутые пригласительные, похоже, как будто
их пообкусали по краям золотыми зубами. Ужины, игры в шары, все такое.
     Кишка  посмотрел  на  своего друга. Ему  в голову  пришла  странная, но
занимательная мысль. -- Ну-уу,  -- сказал  он, --  конец социального сезона,
понимаешь? Время выходит?
     -- Куда?
     -- Ну-у... может  быть  все эти крутые бабы хотят женить тебя на  своих
дочерях, которые уже поспели...
     -- Что?
     -- Нет никого круче графа, за исключение герцога, а у нас нет ни одного
герцога.  И  нет  короля.  Граф  Анхский,  вот  что  они   называют  поймать
происхождение,  -- да  так  было легче  сказать.  Если просто сказать "Нобби
Ноббс -- Граф Анхский", то это было как посмешище. Но если просто сказать --
Граф  Анхский, то  это  звучит.  Много женщин были бы счастливы стать тещами
графа Анхского, даже если это означает сделку с Нобби Ноббсом.
     Или хотя бы некоторые.
     У Нобби заблестели глаза. -- Никогда не думал об этом, -- сказал он. --
А у тех девочек и денюшки водятся?
     -- Побольше чем у тебя, Нобби.
     --  И конечно я  обязан  перед потомками,  чтобы  род  не оборвался, --
задумчиво сказал Нобби.
     Кишка  улыбнулся ему натянутой  улыбкой сумасшедшего доктора,  которому
молнией дало по голове, после чего он подсоединил свою голову электродами  к
чучелу и теперь наблюдал, как его детище поскакало к деревне.
     -- Круто, -- сказал Нобби, с затуманенными глазами.
     -- Правильно, но  сначала, -- сказал Кишка, -- я обойду все бойни, а ты
пойдешь  по  Читтлинг-стрит, а  после  этого  мы  можем  с  чистой  совестью
отправиться обратно в участок. Идет?


     --  Добрый день, коммандер  Ваймз, -- закрыв  дверь  за  собой,  сказал
Кэррот. -- Докладывает капитан Кэррот.
     Ваймз  сидел,  развалившись  в  кресле  и  уставившись  в  окно.  Опять
поднимался туман. Опять оперный театр напротив затянула дымка.
     -- Мы, э, обошли  всех големов, каких знали в округе, -- сказал Кэррот,
стараясь дипломатично осмотреть стол на предмет наличия бутылки. -- Их почти
не  осталось,  сэр. Мы  обнаружили одиннадцать случаев  саморазрушения,  или
самоотпиливания  головы, а к обеду люди  начали их разрушать или вытаскивать
слова  у них  из головы. Это  ужасно, сэр.  По  всему городу валяются  куски
глины. Как будто люди... только этого и ждали. Это странно, сэр. Все что они
делали -- это работали и держались друг друга, и никогда никого не  трогали.
А некоторые из самоуничтожившихся оставили... ну, записки, сэр. Что-то типа,
что им стыдно, что и они сожалеют, сэр. И что-то насчет их глины...
     Ваймз не отвечал.
     Кэррот наклонился  в  сторону и вниз, посмотреть, нет  ли  бутылки  под
столом.  -- А в "Норе Съедобных Деликатесов Буравчика" продавали отравленных
крыс. Мышьяком.  Я попросил сержанта Кишку и Нобби проследить за этим. Может
случайное совпадение, но проверить не мешает.
     Ваймз повернулся.  Кэррот  слышал,  как он  дышит.  Короткими,  резкими
вдохами,  как человек,  который  старается контролировать  себя.  -- Что  мы
упустили, капитан? -- далеким голосом спросил он.
     -- Сэр?
     --  В спальне его превосходительства.  Там  есть кровать. Стол. Вещи на
столе. Ночной столик.  Кресло. Кувшин.  Все. Мы все поменяли. Он ест еду. Мы
проверили еду, не так ли?
     -- Всю кладовку, сэр.
     -- Точно?  Мы  могли  здесь  ошибиться.  Я  не  знаю  где, но где-то мы
ошиблись. На кладбище есть доказательство того, что  мы  ошибаемся, -- Ваймз
почти плакал. -- Что еще? Малопопка говорит, что на нем нет следов. Что еще?
Надо узнать, как, и если повезет, мы узнаем кто.
     -- Он дышит там больше чем остальные, сэ...
     -- Но  мы перенесли его в  другую комнату!  Даже  если кто-нибудь, я не
знаю, закачивал  туда  яд... они  не  могут следить за всеми  комнатами. Это
должна быть еда!
     -- Я наблюдал, как пробуют еду, сэр.
     --  Значит что-то,  что  мы  не видим,  черт его побери! Люди  умирают,
капитан! Миссис Изи умерла!
     -- Кто, сэр?
     -- Вы никогда не слышали о ней?
     -- Не могу сказать, сэр. Чем она занималась?
     --  Занималась? Ничем, я  думаю.  Она вырастила  девять  детей  в  двух
комнатах, в невозможной тесноте  и она шила рубашки за 2  пенса в  час,  все
чертовы часы, что дали ей  боги, все, что она делала, это работала и следила
за собой, а теперь  она умерла, капитан. И ее внук. В возрасте  четырнадцати
месяцев. Потому что ее внучка принесла  немного  объедков из дворца! Немного
побаловать их! И знаешь что? Милдред думала,  что  я собираюсь арестовать ее
за воровство! Прямо  на чертовых похоронах, господи ты  боже  мой! --  Ваймз
разжал  и сжал  кулак  так, что  суставы побелели.  -- Это уже  убийство. Не
политика, не покушение, это убийство. Потому что мы не можем задать чертовые
правильные вопросы!


     Дверь открылась.
     -- Добрый день, хозяин, -- улыбаясь, сказал сержант Кишка, отдав честь.
-- Извините за беспокойство. Я понимаю, что сейчас Вы  сильно  заняты,  но я
должен спросить,  просто чтобы исключить Вас из списков  расследования, если
можно так выразиться. Вы используете у себя мышьяк?
     -- Э...  Фенли, не держи  офицера в дверях, -- сказал нервный  голос, и
рабочий  отступил  в  сторону.  --  Добрый  день,  офицер.  Чем  можем  быть
полезными?
     -- Проверяем на мышьяк, сэр. Кажется, его применяют там, где нельзя.
     --  О, господи.  Действительно.  Я  уверен,  что мы  не  применяем,  но
заходите, пожалуйста, я проверю у мастеров. Не хотите чашку чая?
     Кишка  оглянулся.  На  улице  клубился  туман.  Небо  посерело.  --  Не
отказался бы, сэр! -- сказал он.
     Дверь закрылась за ним.
     Секундой позже, у него из глаз посыпались искры.


     -- Правильно, -- сказал Ваймз. -- Начнем заново.
     Он взял воображаемый половник.
     --  Я  повар. Я  приготовил  эту питательную  кашку  со  вкусом собачей
водички. Я наливаю его  в три чаши. Все  наблюдают за мной. Все  чаши хорошо
вымыты, правильно? Хорошо. Пробовальщики берут две,  одну чтобы попробовать,
а вторую сейчас отдают Малопопке  на пробу, а потом слуга --  это Вы, Кэррот
-- берет третью и...
     -- Кладет его в этот подъемник, сэр. Он есть в каждой комнате.
     -- Я думал, они несут еду наверх.
     -- Шесть этажей? Все остынет, сэр.
     --  Хорошо... держите. Мы забежали вперед. У Вас чаша. Вы кладете ее на
поднос?
     -- Да, сэр.
     -- Тогда положите.
     Кэррот послушно положил невидимую чашу на невидимый поднос.
     -- Что-то еще? -- сказал Ваймз.
     -- Нарезанный хлеб, сэр. А мы проверяем буханку.
     -- Суповые ложки?
     -- Да, сэр.
     -- Ну, не стойте же. Кладите их...
     Кэррот отпустил одной рукой невидимый поднос, и положил невидимый кусок
хлеба и неосязаемую ложку.
     -- Это все? -- спросил Ваймз. -- Соль и перец?
     -- Мне кажется, я видел чашечки с солью и перцем, сэр.
     -- Тогда их тоже туда.
     Ваймз уставился круглыми глазами на пространство между руками Кэррота.
     -- Нет, -- сказал он. -- Мы могли это упустить, так? Я хотел сказать...
мы не могли, не так ли?
     Он потянулся и взял невидимую чашечку.
     -- Скажите, мы проверили соль, -- спросил он.
     -- Сэр, это перец, -- подсказал Кэррот.
     -- Соль! Горчица! Уксус! Перец! -- воскликнул Ваймз. -- Мы не проверили
всю  еду и  потом даем  его превосходительству вкусовые добавки.  Мышьяк  --
металл. Можно ли сделать... металлические соли? Скажите,  мы задавались этим
вопросом. Мы же не настолько глупы.
     -- Я конкретно  проверю, -- сказал Кэррот. Он безнадежно оглянулся.  --
Только положу этот поднос...
     -- Еще нет, -- сказал Ваймз. -- У меня такое уже было. Не надо носиться
с  криками "Эврика! Дайте полотенце!" только потому,  что  у  нас есть идея.
Продолжим. Ложка. Из чего она сделана?
     -- Хорошо замечено, сэр. Я проверю мастерскую, сэр.
     -- Сейчас мы готовим на угле! Что он пьет?
     -- Кипяченую воду, сэр. Мы проверили воду. А я проверил стаканы.
     --  Хорошо. Итак... у нас готов поднос, мы кладем  его на  подъемник, и
что потом?
     -- Люди на кухни тянут за канаты, и он поднимается на шестой этаж.
     -- Без остановок?
     Кэррот посмотрел пустым взглядом.
     --  Он поднимается  на шесть этажей, -- сказал Ваймз. -- Подъемник  это
шахта с большим ящиком, который можно поднимать и опускать, не  так ли? Могу
поспорить, что в нее есть выход на каждом этаже.
     -- Некоторые этажи почти не используется сейчас, сэр...
     -- Для отравителя  это даже  лучше. Хмм. Он может  просто стоять там, и
ждать когда пройдет поднос, правильно? Мы не знаем что еда, которая приходит
туда, та же самая что ушла отсюда?
     -- Великолепно, сэр!
     -- Я уверен, это  проделывается ночью, -- сказал Ваймз.  -- Он работает
по вечерам и встает ни свет ни заря. Когда он ужинает?
     -- Пока болен, примерно в  шесть часов, сэр, -- сказал Кэррот. -- В это
время уже темно. Потом он садится за работу.
     -- Правильно. У нас много дел. Поехали.


     Патриций сидел  и читал  когда в  комнату вошел Ваймз.  -- А, Ваймз, --
сказал он.
     -- Сэр, скоро доставят Ваш ужин, -- сказал Ваймз. -- И еще раз хочу Вам
сказать, что  Вы  бы сильно  облегчили бы  нам задачу,  если бы переехали из
дворца.
     -- У меня в этом нет никаких сомнений.
     Из  шахты  подъемника послышалось  громыхание. Ваймз пересек  комнату и
открыл дверь.
     В  ящике сидел гном. Зубами он зажал кинжал,  а в каждой руке он держал
по топору. От его железобетонной концентрации исходила злоба.
     -- Мой бог, -- слабо сказал Ветинари. -- Я надеюсь, его хоть приправили
горчицей.
     -- Констебль, были ли проблемы? -- спросил Ваймз.
     -- Неф, фер, -- сказал гном, разгибаясь и вынимая нож. --  Везде темно,
сэр. Там по пути  были двери, но, похоже, все  давно не использовались, но я
все равно забил их, как сказал капитан Кэррот, сэр.
     -- Очень хорошо. Спускайтесь.
     Ваймз закрыл дверцу. Снова послышался громыхание спускающегося гнома.
     -- Предусмотрели каждую мелочь, да, Ваймз?
     -- Надеюсь, сэр.
     Ящик вернулся с подносом. Ваймз вынул его.
     -- Что это?
     -- Клатчианская пицца без анчоусов, -- подняв крышку, сказал  Ваймз. --
Куплена в Пицце-хижине Рона, сразу за углом. Как мне кажется, никто не может
отравить всю еду в городе. А столовые приборы из моего дома.
     -- Ваймз, у Вас мозг истинного полицейского.
     -- Спасибо, сэр.
     -- За что? Это не был  комплимент, -- патриций с  видом исследователя в
чужой стране потыкал вилкой в тарелке.
     -- Ваймз, кто-то уже ел это?
     -- Нет, сэр. Они просто измельчают до такой степени.
     -- А, я вижу. Я подумал, может, пробовальщики слишком перестарались, --
сказал  патриций.  --  Честное слово.  Какие  еще удовольствия ждут  меня  в
будущем?
     -- Сэр, Вы выглядите гораздо лучше, -- жестко сказал Ваймз.
     -- Спасибо, Ваймз.
     Когда Ваймз ушел, лорд Ветинари поел пиццу, или, по меньшей мере, те ее
части,  в  которых  он узнал знакомые продукты. Потом  он отложил  в сторону
поднос и задул свечу у кровати. Он немного посидел в  темноте, затем засунул
руку под подушку и нащупал острый нож и коробку спичек.
     Спасибо небесам за Ваймза. В его безнадежных, сжигающих и превыше всего
неправильных способностях  было что-то  притягательное.  Если бы бедняга еще
немного задержался, то он бы начал давать ему подсказки.


     Кэррот сидел в одиночестве в главной комнате.
     Голем стоял  там  же, где его  оставили.  Кто-то повесил  ему  на  руку
кухонное полотенце. Голова у него все еще была раскрыта.
     Какое-то время  Кэррот, подперев  рукой  подбородок, рассматривал  его.
Затем он  открыл ящик стола  и вытащил оттуда свиток  голема. Поизучал  его.
Встал. Подошел к голему. Положил слова обратно в голову голема.
     Оранжевый  огонек загорелся в глазах Дорфла. То,  что только  что  было
обоженной глиной вновь обрело ту неуловимую ауру, которая отличает  живое от
неживого.
     Кэррот  нашел  дощечку голема и  карандаш, всунул его в руку голема,  и
отошел на шаг.
     Горящие  глаза  следили  за  тем,  как  он снимал  пояс с  мечом,  снял
нагрудник,  снял  безрукавку,  и  стянул шерстяную  нательную сорочку  через
голову.
     Его мускулы отражали блеск глаз голема. Они блестели в огне свечей.
     --  Безоружен, --  сказал Кэррот. -- Беззащитен. Видишь?  Теперь слушай
меня...
     Дорфл бросился, занося кулак, вперед.
     Кэррот не шевельнулся.
     Он не моргнул, когда кулак остановился в волоске от его лица.
     -- Я так  и знал,  что ты не  можешь этого сделать, -- сказал он  после
повторной попытки голема ударить его, кулак  остановился в дюйме от  живота.
-- Но рано или поздно тебе придется мне все рассказать. То-есть написать.
     Дорфл замер. Потом взял карандаш.
     Вынь из меня слова.
     -- Расскажи мне о големе, который убивает людей.
     Карандаш не шевельнулся.
     -- Остальные покончили с собой, -- сказал Кэррот.
     Я знаю.
     -- Откуда ты знаешь?
     Голем посмотрел на него. Потом написал:
     Глина от глины моей.
     -- Ты чувствуешь, что другие големы чувствуют? -- спросил Кэррот.
     Дорфл кивнул.
     -- А люди убивают големов, -- сказал Кэррот. -- Я не знаю, можно ли это
остановить.  Но я  хочу  попробовать.  Дорфл,  мне  кажется, я понимаю,  что
происходит. Немного. Мне кажется, я  знаю, за кем  вы  шли.  Глина от  глины
моей.  Стыд пал  на  всех  вас.  Что-то пошло  неправильно.  Вы  постарались
исправить  это.  Я  думаю...  вы  все на это  надеялись. Но  слова  в голове
постоянно мешают вам...
     Голем стоял без движений.
     -- Вы продали его, не так ли? -- тихо сказал Кэррот. -- Почему?
     Дорфл быстро написал:
     У голема должен быть хозяин.
     -- Почему? Из-за слов в ваших головах?
     У голема должен быть хозяин!
     Кэррот вздохнул. У людей должно быть дыхание, у рыб -- вода, а у голема
-- хозяин. -- Я не знаю, как я разберусь с этим, но никто больше  не  должен
пробовать, поверь мне, -- сказал он.
     Дорфл не двинулся.
     Кэррот  вернулся  к столу.  --  Интересно, старый  священник  и  мистер
Хопкинсон  сделали  что-то... или помогли как-то, --  сказал он, наблюдая за
лицом голема.  --  Интересно... после этого... что-то обернулось против них,
оказалось, что мир в некоторой степени слишком...
     Дорфл не двигался.
     Кэррот  кивнул.  -- Все равно,  ты  можешь идти. Все теперь зависит  от
тебя. Я  бы  помог,  если  бы  мог.  Если голем  это вещь,  то  мы не  можем
предъявить обвинение в убийстве, а я все равно попытаюсь узнать,  почему это
произошло. А если голему  возможно предъявить обвинение в убийстве, тогда вы
-- народ, и то -- что делают с вами ужасно,  и это должно быть прекращено. В
любом  случае  вы  выигрываете,  Дорфл,  --  он  отвернулся к столу  и  стал
притворяться,  что роется в бумагах.  -- В этом то и беда, --  сказал он, --
что  все  хотят,  чтобы кто-то прочел  их  мысли  и сделал мир  совершенным.
Наверно, даже големы.
     Он повернулся лицом к голему. -- Я знаю, что у  Вас всех  есть секреты.
Но, если все так же будет продолжаться, скоро не останется  никого, чтобы их
хранить.
     Он с надеждой посмотрел на Дорфла.
     Нет. Глина от глины моей. Я не предам.
     Кэррот вздохнул.  -- Хорошо, не буду давить на  тебя, -- он усмехнулся.
-- Хотя, ты знаешь, я мог бы. Я мог дописать  несколько слов в твоем свитке.
Приказать тебе быть разговорчивым.
     Огонь в глазах Дорфла усилился.
     -- Но я  не  буду. Потому-что это не гуманно. Ты никого не убивал. Я не
могу  лишить тебя  свободы, потому что  у тебя ее  нет. Иди. Ты можешь идти.
Нельзя сказать, что я не знаю, где ты живешь.
     Жить -- значить работать.
     -- Дорфл, что хотят големы? Я видел как големы ходят по улицам, как они
все время работают, но чего, в конце концов, вы хотите добиться?
     Карандаш вывел:
     Отсрочки.
     Дорфл повернулся и вышел из здания.
     -- Ч*рт! -- воскликнул Кэррот, совершив великий лингвистический подвиг.
Он  резко  побарабанил  пальцами по столу, накинул плащ и вышел в коридор на
поиски Ангуа.
     Она  стояла, прислонившись к  стене в кабинете  капрала Малопопка.  Они
беседовали.
     -- Я отправил Дорфла домой, -- сказал Кэррот.
     -- А у него есть дом? -- сказала Ангуа.
     -- Ну, в любом случае,  обратно на бойню.  Но,  кажется сейчас не время
оставлять  голема  одного на  улицах, поэтому  я  собираюсь  идти за  ним  и
соблюдать... С Вами все в порядке, капрал Малопопка?
     -- Да, сэр, -- сказала Веселина.
     -