- сказал Траймон. - Что ж, прекрасно. Это неважно.
   Он рассеянно потянул на себя край своей мантии и ненадолго  погрузился  в
изучение деталей вышивки. Когда он  поднял  глаза,  ужасный  ящик  стоял  на
прежнем месте.
   - До свиданья, - выпалил Траймон и бросился бежать.
   Ему удалось проскочить в дверь как раз вовремя.

   - Ринсвинд?
   Ринсвинд открыл глаза. Не то чтобы это ему помогло.  Если  раньше  он  не
видел ничего, кроме черноты, то сейчас он не увидел ничего,  кроме  белизны.
Как ни удивительно, это было намного хуже.
   - С тобой все в порядке?
   - Нет.
   - А-а.
   Ринсвинд подтянулся и  сел.  Похоже,  они  приземлились  на  запорошенной
снегом плите, но каким-то очень необычным показался ему  камень.  Во-первых,
камни не двигаются...
   Мимо Ринсвинда проносились хлопья снега. Двацветок  сидел  рядом,  и  его
лицо выражало искреннюю озабоченность.
   Волшебник застонал. Его кости были очень недовольны недавним обращением и
выстраивались в очередь, чтобы предъявить свою жалобу.
   - И что теперь? - спросил он.
   - Помнишь, когда мы летели, я забеспокоился,  как  бы  не  наткнуться  на
что-нибудь в этой буре? Ты еще сказал,  если  мы  на  что-то  наткнемся,  то
только на облако, набитое каменными плитами...
   - Ну?
   - Откуда ты знал?
   Ринсвинд оглянулся  по  сторонам,  но,  если  судить  по  разнообразию  и
занимательности окружающего его ландшафта, они с Двацветком могли с  тем  же
успехом сидеть внутри шарика для пинг-понга.
   Плита под ними... ну была самой что ни на есть плитовой. Ринсвинд  провел
по ней руками  и  почувствовал  оставленные  долотом  царапины.  Приложив  к
холодному мокрому камню ухо, он вроде бы расслышал глухие  медленные  удары,
похожие  на  биение  сердца.  Ринсвинд  подполз  к  краю  и   с   величайшей
осторожностью посмотрел вниз.
   В этот момент камень, должно  быть,  пролетел  над  разрывом  в  облаках,
потому что перед Ринсвиндом на  мгновение  предстала  туманная,  но  страшно
далекая панорама зазубренных горных пиков. Падать до них было очень долго.
   Волшебник что-то неразборчиво пробулькал  и  медленно,  дюйм  за  дюймом,
пополз назад.
   - Это смешно, - сказал он  туристу.  -  Каменные  плиты  не  летают.  Они
славятся именно тем, что этого не делают.
   - Может, они летали бы, если б могли, - предположил Двацветок.  -  А  эта
как раз научилась.
   - Будем надеяться, что она не разучится, - отозвался Ринсвинд.
   Он съежился в своем промокшем балахоне и мрачно посмотрел  на  окружающее
облако. Он допускал, что где-то в  мире  есть  люди,  которые  могут  как-то
контролировать свою жизнь. Они  встают  по  утрам  и  ложатся  в  постель  с
разумной уверенностью, что не упадут  за  Край  света,  не  будут  атакованы
придурками и не очнутся, сидя на плите, которая  занеслась  слишком  высоко.
Ринсвинд смутно припомнил, что и он когда-то вел такую жизнь.
   Он принюхался. От плиты пахло жареным. Запах, казалось, исходил откуда-то
спереди и взывал прямо к его желудку.
   - Ты что-нибудь чуешь? - спросил он.
   - Думаю, это ветчина, - ответил Двацветок.
   - Я надеюсь, что это ветчина, - сказал Ринсвинд. - Потому что я собираюсь
ее съесть.
   Он поднялся на подрагивающем камне и потрусил  вперед,  в  гущу  облаков,
вглядываясь во влажную темноту.
   На переднем - ведущем - краю плиты, у небольшого костерка, сидел  в  позе
"лотоса" невысокий друид. Его голову прикрывал  завязанный  под  подбородком
квадратный кусок клеенки. Декоративным серпом друид помешивал на  сковородке
ветчину.
   - Предупреждаю, с угонщиками я буду расправляться сурово, - заявил  он  и
яростно чихнул.
   - А мы тебе поможем, - вызвался Ринсвинд, с тоской взирая на  подгорающую
ветчину.
   Его высказывание слегка озадачило друида, который, к удивлению Ринсвинда,
оказался не так уж и стар.  Теоретически  волшебник  допускал,  что  в  мире
должны существовать молодые друиды, просто он никогда не пытался представить
их себе.
   - Так вы не собираетесь угонять мою плиту? - спросил друид, опуская серп.
   - Я даже не знал, что камень можно угнать, - устало ответил Ринсвинд.
   - Извините, - вежливо вмешался Двацветок. - Кажется, ваш завтрак горит.
   Друид взглянул вниз и принялся  без  особого  успеха  хлопать  руками  по
языкам  пламени.  Ринсвинд  поспешил  ему  на  помощь.  Поднялось   изрядное
количество дыма, пепла и  суматохи,  однако  разделенный  триумф  по  поводу
спасенных кусочков подгоревшей ветчины сделал больше,  чем  целая  книга  по
дипломатии.
   - А вообще, как вы сюда попали? - спросил друид. -  Мы  сейчас  летим  на
высоте пятисот футов, если только я опять не перепутал руны.
   Ринсвинд постарался не думать о высоте.
   - Мы вроде как заглянули к тебе, пролетая мимо, - сказал он.
   - По пути к земле, - дополнил Двацветок.
   - Только твоя плита прервала наше падение, - заключил Ринсвинд. Его спина
заныла. - Кстати, спасибо, - добавил он.
   - Некоторое время  назад  мне  показалось,  что  мы  угодили  в  какое-то
возмущение, - припомнил друид, которого звали Белафон. -  Должно  быть,  это
были вы. - Он поежился. - Сейчас, наверное, уже утро.  К  черту  правила,  я
поднимаюсь вверх. Держитесь.
   - За что? - поинтересовался Ринсвинд.
   - Ну, просто обозначьте общее нежелание упасть отсюда, -  сказал  Белафон
и, вытащив из кармана балахона большой железный маятник, сделал над  костром
несколько непонятных взмахов.
   Вокруг замелькали облака, на  приятелей  навалилась  ужасная  тяжесть,  и
плита вдруг вырвалась к солнечному свету.
   В  нескольких  футах  над  облачным  покровом,  попав  в   холодное,   но
ярко-голубое  небо,  она  выровнялась.  Облака,  которые  казались  леденяще
далекими прошлой ночью  и  ужасно  сырыми  сегодняшним  утром,  расстилались
пушистым белым ковром. Несколько горных пиков выступали  из  него  на  манер
островов. Поднятый плитой ветер взбивал этот ковер  в  недолговечные  вихри.
Камень...
   Он был примерно тридцати футов в длину, десяти футов в ширину  и  отливал
нежно-голубым цветом..
   - Какая потрясающая панорама, - пробормотал Двацветок с сияющими глазами.
   - Э-э, а что удерживает нас наверху? - спросил Ринсвинд.
   - Убеждение, - ответил друид, выжимая подол балахона.
   - А-а, - с умным видом протянул Ринсвинд.
   - Удерживать их наверху легко, - сообщил друид. Он поднял  вверх  большой
палец  и,  прищурившись,  нацелился  на  далекую  гору.  -   Труднее   всего
приземляться.
   - А с виду и не подумаешь, правда? - сказал Двацветок.
   - Убеждение - вот  то,  что  не  дает  вселенной  развалиться,  -  заявил
Белафон. - И магия здесь ни при чем.
   Ринсвинд случайно взглянул сквозь редеющее облако на расстилающийся внизу
снежный пейзаж, от которого его отделяло значительное расстояние.  Он  знал,
что находится в присутствии безумца, но к этому ему было не привыкать.  Если
слушать этого безумца означает оставаться наверху, он - весь внимание.
   Белафон уселся на край плиты и свесил ноги.
   - Да не беспокойся ты так, -  сказал  он.  -  Если  ты  будешь  постоянно
думать, что каменные плиты не летают, она может услышать  тебя  и  поддаться
убеждению. И ты окажешься прав, понятно?  Сразу  видно,  что  с  современным
мышлением вы не знакомы.
   - Похоже на то, - слабо откликнулся Ринсвинд.
   Он пытался не думать о камнях на земле. Он старался думать о  булыжниках,
проносящихся в небе, как ласточки,  резвящихся  над  землей  и  испытывающих
радость полета, взмывающих к солнцу...
   Он с ужасом осознал, что это ему не очень-то удается.

   Друиды Диска гордились  своим  прогрессивным  подходом  к  познанию  тайн
Вселенной. Разумеется, подобно другим друидам, они верили  в  единство  всех
форм жизни, в целительную силу растений, в естественную смену времен года  и
в необходимость сжигать заживо тех, кто подходит  к  этим  постулатам  с  не
должным умонастроением. Они долго и упорно думали об  основах  мироздания  и
сформулировали следующую теорию.
   Функционирование Вселенной, говорили они, зависит от  равновесия  четырех
сил,   которые   определяются   как   чары,   убеждение,   неуверенность   и
извращенность.
   Так вот и выходит, что солнце и луна вращаются вокруг Диска,  потому  что
их убеждали не падать наземь, а не улетают по  причине  неуверенности.  Чары
позволяют  деревьям  расти,  а  извращенность  удерживает   в   вертикальном
положении. И так далее.
   Некоторые друиды высказывали предположение, что  в  этой  теории  имеются
кое-какие изъяны, но их старшие братья по ордену очень доходчиво  разъясняли
им,  что  здесь  действительно  существует   место   для   аргументированной
дискуссии, для обмена выпадами в увлекательных научных дебатах - и место это
находится на вершине следующего равноденственного костра.

   - А, значит, ты астроном? - сказал Двацветок.
   - О нет, - отозвался Белафон. Плита плавно обогнула какую-то  гору.  -  Я
консультант по компьютерному оборудованию.
   - А что такое компьютерное оборудование?
   - Ну вот оно, - ответил друид, постукивая  обутой  в  сандалию  ногой  по
плите. - Во всяком случае, его часть. Это запасная деталь. Я доставляю ее на
место. На  Водоворотных  Равнинах  возникли  какие-то  неполадки  в  больших
кругах. По крайней мере,  так  говорят.  Я  был  бы  не  прочь  получать  по
бронзовой гривне за каждого пользователя, который не прочел  руководство  по
эксплуатации. Он пожал плечами.
   - А каким целям оно служит? - спросил Ринсвинд. Все что угодно,  лишь  бы
не думать о лежащей под ними пропасти.
   - Его можно использовать для того, чтобы... чтобы узнавать, какое  сейчас
время года, - объяснил Белафон.
   - А-а. Ты имеешь в виду, если плита покрыта снегом, значит, сейчас зима?
   - Да. В смысле нет. Предположим,  ты  должен  определить,  когда  взойдет
некая определенная звезда...
   - Зачем? - спросил Двацветок, излучая вежливый интерес.
   - Ну, может, тебе нужно узнать, когда следует сеять хлеб, - пожал плечами
Белафон, начиная покрываться испариной. - Или, к примеру...
   - Если хочешь, я одолжу тебе свой календарь, - предложил Двацветок.
   - Календарь?
   - Это такая книжка, которая сообщает, какой сегодня день, - устало сказал
Ринсвинд. - Как раз по твоему профилю.
   Белафон напрягся.
   - Книга? - переспросил он. - Обычная, из бумаги?
   - Да.
   - Ненадежно все это. Откуда  книге  знать,  какой  сегодня  день?  Бумага
считать не умеет, -  язвительно  заметил  друид  и  с  громким  топотом,  от
которого плита угрожающе закачалась, удалился  к  переднему  краю  летающего
булыжника.
   Ринсвинд с усилием сглотнул слюну и подозвал Двацветка поближе.
   - Ты когда-нибудь слышал про культурный шок? - прошипел он.
   - А что это такое?
   - Это то,  что  случается,  когда  люди  проводят  пятьсот  лет,  пытаясь
заставить круг из камней работать как полагается, а потом появляется человек
с маленькой книжечкой, в которой есть отдельная страница для каждого  дня  и
словоохотливые вставочки типа "Самое время сажать кормовые бобы" и "Кто рано
встает, тому бог  надает",  но  важнее  всего  помнить  о  культурном  шоке,
знаешь... - Ринсвинд  остановился,  чтобы  перевести  дыхание,  и  беззвучно
пошевелил губами, пытаясь  припомнить,  куда  зашла  его  фраза.  -  Что?  -
закончил он.
   - Что?
   - Никогда не  вызывай  его  у  человека,  который  удерживает  в  воздухе
тысячетонную каменную плиту.

   - Оно ушло?
   Траймон осторожно высунулся  из-за  зубчатого  парапета  Башни  Искусств,
громадного, осыпающегося каменного шпиля, который  возвышался  над  Незримым
Университетом. Студенты и преподаватели  магии,  собравшиеся  далеко  внизу,
утвердительно кивнули.
   - Уверены?
   Казначей сложил ладони рупором и крикнул:
   - Оно вышибло дверь с пуповой стороны  и  спаслось  бегством  около  часа
назад.
   - Неверно, - отозвался Траймон. - Оно убралось. Это мы спаслись.  Что  ж,
тогда я спускаюсь. Оно кого-нибудь зацапало?
   Казначей сглотнул. Он был  обыкновенным,  добрым,  отзывчивым  человеком,
которому не следовало бы видеть то, чему он явился свидетелем  за  прошедший
час. Разгуливающие по территории мелкие демоны, разноцветные огоньки и  полу
материализовавшиеся фантазии  не  были  новостью  в  Незримом  Университете.
Однако от неумолимого натиска Сундука казначею стало не  по  себе.  Пытаться
остановить этот ящик - все равно, что удерживать ледник.
   - Оно... оно  проглотило  декана  гуманитарного  отделения,  господин,  -
прокричал он.
   Траймон оживился.
   - Нет худа... - пробормотал он и начал спускаться по  длинной  спиральной
лестнице.
   Через какое-то время на его губах заиграла легкая,  скупая  улыбка.  День
определенно менялся к лучшему.
   Траймону нужно было многое организовать. Организация... Самое любимое его
занятие.

   Плита неслась над высокогорными равнинами, взметая за собой клубы  снега,
и от сугробов ее отделяло всего несколько  футов.  Белафон  суетливо  сновал
взад и вперед, то здесь нанося немного омеловой мази,  то  там  рисуя  мелом
руну. Ринсвинд сидел, сжавшись от страха и изнеможения в комок, а  Двацветок
беспокоился о своем Сундуке.
   - Впереди! - крикнул друид, перекрывая рев встречного потока. - Смотрите,
это великий компьютер небес!
   Ринсвинд  глянул  сквозь  растопыренные  пальцы.  На  далеком   горизонте
появилась грандиозная конструкция из  серых  и  черных  плит,  установленных
концентрическими кругами и мистическими переулками, мрачных и угрожающих  на
фоне снега. Вряд ли люди передвинули нарождающиеся  горы  -  это,  наверное,
полчища великанов были обращены в камень какими-то...
   - Он похож на огромную кучу камней, - объявил Двацветок.
   Белафон застыл с поднятой ногой.
   - Что? - спросил он.
   - И это очень мило, - поторопился  добавить  турист.  Он  поискал  нужное
слово и наконец решился: - Самобытно.
   Друид словно окаменел.
   - Мило? - переспросил он. - Торжество кремниевой глыбы, чудо  современной
каменотесной технологии - МИЛО?
   - О да, - ответил Двацветок, для  которого  сарказм  означал  всего  лишь
слово из семи букв, начинающееся на "С".
   - А что значит "самобытный"? - поинтересовался друид.
   - Это значит "жутко впечатляющий", - торопливо объяснил  Ринсвинд.  -  И,
если ты не против, по-моему, нам грозит посадка...
   Белафон, частично сменив  гнев  на  милость,  повернулся  кругом,  широко
развел руки и выкрикнул ряд непереводимых  выражений,  закончившийся  словом
"мило!", которое он произнес оскорбленным шепотом.
   Плита сбавила скорость, скользнула в облаке  снега  вбок  и  зависла  над
кругом. Внизу один из друидов нарисовал двумя пучками омелы сложный узор,  и
Белафон искусно, с едва слышным стуком,  установил  массивный  блок  на  два
гигантских столба.
   Ринсвинд выпустил давно сдерживаемое дыхание в одном долгом выдохе, и оно
заторопилось прочь, спеша где-нибудь спрятаться.
   О бок плиты ударилась лестница, и  над  краем  возникла  голова  пожилого
друида. Он озадаченно  посмотрел  на  двух  пассажиров  и  поднял  глаза  на
Белафона:
   - Где тебя черти носили? Семь недель до свячельника, а  он  у  нас  снова
полетел.
   - Привет, Закрия, - отозвался Белафон. - Что случилось на этот раз?
   - Все совершенно разладилось. Сегодня он предсказал восход солнца на  три
минуты раньше. Если ты слышал про разгильдяев, парень, так это он и есть.
   Белафон перебрался на лестницу и исчез из виду. Пассажиры посмотрели друг
на друга, а потом уставились вниз, на обширное открытое  пространство  между
камнями, образующими внутренний круг.
   - И что нам делать? - спросил Двацветок.
   - Мы могли бы поспать, - предложил Ринсвинд.
   Двацветок пропустил его слова мимо ушей и полез вниз по лестнице.
   Друиды  внутри  круга  небольшими  молоточками  простукивали  мегалиты  и
внимательно прислушивались. Несколько огромных  камней  лежали  на  боку,  и
каждый был окружен толпой друидов, которые осматривали плиты,  переругиваясь
друг с другом. До сидящего наверху Ринсвинда долетали таинственные фразы..
   - Идиот, причем здесь программное обеспечение?  Песнь  Попранной  Спирали
была специально разработана для концентрических кругов...
   - А я говорю, перезапусти его и попробуй простенькую лунную церемонию...
   - Хорошо, хорошо, с камнями все в порядке, тогда,  значит,  во  вселенной
что-то разладилось?
   Сквозь туман, заполняющий измученный  мозг,  Ринсвинд  припомнил  ужасную
звезду, которую они видели в небе. Прошлой ночью во вселенной  действительно
что-то разладилось.
   Как он снова очутился на Диске?
   У него появилось ощущение, что ответ находится где-то в его голове. И  он
начинал испытывать еще  более  неприятное  чувство,  будто  нечто  неведомое
наблюдает за открывающейся внизу сценой - наблюдает через его глаза.
   Заклинание выползло из своего  логова,  разбитого  на  нехоженых  дорогах
Ринсвиндова  сознания,  и  нахально  сидело  в  лобных  долях   его   мозга,
разглядывая  происходящее  и  поедая   воздушную   кукурузу   в   ментальном
эквиваленте.
   Он попытался запихнуть его обратно - и мир исчез...
   Он очутился в темноте,  в  теплой,  отдающей  плесенью  темноте,  темноте
склепа, бархатистой черноте саркофага.
   Здесь стоял сильный запах старой кожи с  кисловатым  привкусом,  присущим
ветхой бумаге. Бумага шуршала.
   Волшебник чувствовал, что эта темнота заполнена невообразимыми ужасами, а
вся беда с невообразимыми ужасами  состоит  в  том,  что  их  слишком  легко
вообразить...
   - Ринсвинд, - произнес чей-то голос.
   Ринсвинд никогда не слышал, как разговаривают ящерицы, но если бы ящерица
говорила, то она изъяснялась бы как раз таким голосом.
   - Гм, - сказал он. - Да? Голос хихикнул  -  странный,  довольно  бумажный
звук.
   - Тебе следовало бы спросить: "Где я?", - упрекнул он.
   - Думаешь, ответ придется мне по душе? - осведомился Ринсвинд, пристально
вглядываясь в темноту.
   Теперь, когда его глаза попривыкли, он  начал  что-то  различать.  Что-то
неопределенное, всего-навсего узор, начертанный в  воздухе.  Что-то  странно
знакомое.
   - Хорошо, - уступил он. - Где я?
   - Ты спишь.
   - А можно я проснусь?
   - Нет, - ответил другой голос, такой же древний и сухой, как и первый, но
слегка отличный от него.
   - Мы должны сообщить тебе нечто крайне важное, -  вступил  третий  голос,
если уж на то пошло, еще более безжизненный и высохший, чем оба предыдущих.
   Ринсвинд тупо  кивнул.  Заклинание  притаилось  в  глубине  его  мозга  и
осторожно заглядывало через мысленное плечо волшебника.
   - Ты доставил нам уйму  хлопот,  юный  Ринсвинд,  -  продолжал  голос.  -
Падаешь за Край света,  совершенно  не  думая  о  других.  Нам,  знаешь  ли,
пришлось серьезно исказить реальность.
   - О боги!
   - А теперь тебе предстоит выполнить одну очень важную задачу.
   - О-о. Хорошо.
   - Много лет назад мы устроили так, что одно из нас спряталось  у  тебя  в
голове. Мы предвидели, что наступит время, когда тебе придется сыграть очень
важную роль.
   - Мне? Почему?
   - Ты часто убегаешь, - сказал один из голосов. - Это прекрасно.  Ты  один
из тех, кто выживает.
   - Выживает? Да я дюжины раз был на волосок от гибели!
   - Вот именно.
   - О-о.
   - Но не пытайся снова упасть с Диска. Мы  действительно  не  можем  этого
позволить.
   - Кто "мы"? - спросил Ринсвинд. В темноте что-то зашуршало.
   - В начале было слово, - сообщил сухой голос прямо у него за спиной.
   - Сначала было Яйцо, -  поправил  Другой  голос.  -  Я  отчетливо  помню.
Великое Вселенское Яйцо. Немного резиновое на ощупь.
   - На самом деле вы оба не правы.  Я  уверен,  что  это  была  первобытная
слизь.
   - Нет, она появилось потом, - сказал еще один голос,  идущий  со  стороны
Ринсвиндова колена. - Сначала была твердь.  Кучи  тверди.  Довольно  липкой,
наподобие леденцов. И очень густой...
   - В случае, если это кого-то интересует, - послышался надтреснутый  голос
слева  от  волшебни