ка,  -  то  все   вы   заблуждаетесь.   В   начале   было
Прокашливание... - ...а потом слово...
   - Простите, слизь...
   - Определенно резиновое, подумало я...
   Наступила тишина. Затем один из голосов осторожно сказал:
   - Во всяком случае, что бы это ни было, мы отчетливо помним начало.
   - Вот именно.
   - Точно.
   - И наша задача, Ринсвинд, не допустить, чтобы случилось нечто ужасное.
   Ринсвинд, прищурившись, вгляделся в темноту.
   - Может, вы будете так добры и объясните, о чем это вы толкуете?
   Рядом послышался бумажный вздох.
   - Ладно, хватит метафор, - произнес  один  голос.  -  Послушай,  для  нас
крайне важно, чтобы ты сохранил Заклинание у себя в голове и вернул его  нам
в нужное время. Чтобы в нужный момент мы могли произнестись. Ты понял?
   "Мы могли произнестись?" - подумал Ринсвинд.
   И тут до него дошло, что за узор находится перед ним. Это  написанные  на
странице слова, если смотреть на них снизу.
   - Так я внутри Октаво? - спросил он.
   - В некотором метафизическом смысле, - небрежно ответил один из голосов и
придвинулся ближе.
   Ринсвинд услышал прямо у себя под носом сухой шелест.
   И удрал.

   Одинокая багровая точка рдела на клочке темноты.  Траймон  -  все  еще  в
церемониальных одеждах, в которых он был торжественно возведен на пост главы
ордена, - никак не мог избавиться от ощущения, что огонек  растет  прямо  на
глазах. Он вздрогнул и отвернулся от окна.
   - Ну?
   - Это звезда, - сказал профессор астрологии. - Я так думаю.
   - Ты думаешь?
   Астролог поморщился. Они стояли в обсерватории Незримого Университета,  и
крошечная рубиновая точечка на горизонте  взирала  на  него  отнюдь  не  так
свирепо, как новый хозяин.
   - Понимаешь, мы всегда думали, что звезды очень похожи на наше солнце...
   - Ты имеешь в виду огненные шары примерно в милю в поперечнике?
   - Да. Но эта новая звезда... ну, в общем... она большая.
   - Больше,  чем  солнце?  -  спросил  Траймон.  Он  считал  огненные  шары
диаметром в милю достаточно  внушительными,  хотя  и  не  одобрял  звезды  в
принципе. Из-за них небо выглядело неопрятно.
   - Гораздо больше, - медленно ответил астролог.
   - Даже больше, чем голова Великого А'Туина?
   На астролога было жалко смотреть.
   - Больше, чем Великий А'Туин  и  Диск  вместе  взятые.  Мы  проверили,  -
торопливо добавил он, - и совершенно уверены в своих выводах.
   - Да, она действительно большая, - согласился Траймон. - На  ум  приходит
слово "огромная".
   - Массивная, - поспешил подтвердить астролог.
   - Хм-м.
   Траймон принялся расхаживать по мозаичному полу обсерватории, на  котором
были изображены знаки зодиака Плоского  мира.  Их  было  шестьдесят  четыре,
начиная с Двуглавого Кенгуру Визена и заканчивая Гахули, Вазой с  Тюльпанами
(созвездие величайшей религиозной значимости, суть  которой  в  наше  время,
увы, забыта).
   На голубых с золотом плитках  Гиены  Маббо  он  задержался  и  неожиданно
обернулся.
   - Мы врежемся в нее? - спросил он.
   - Боюсь, что да, господин, - ответил астролог.
   - Хм-м.
   Траймон, задумчиво поглаживая бороду, сделал несколько шагов и задержался
на стыке Купца Окджока и Небесного Пастернака.
   - Я не специалист в этих вопросах, - сказал он, - но, я так  представляю,
к добру это не приведет.
   - Да, господин.
   - Они очень горячие, эти звезды? Астролог сглотнул.
   - Да, господин.
   - Мы все сгорим?
   - В конце концов. Разумеется, этому будут  предшествовать  дискотрясения,
приливные волны, нарушение гравитации, и, возможно. Диск  полностью  лишится
атмосферы.
   - Ага. Одним словом, отсутствие приличной организации.
   - Можно сказать и так, господин, - посомневавшись, уступил астролог.
   - Начнется паника?
   - Боюсь, очень недолгая.
   - Хм-м, - в третий раз произнес Траймон, проходя по  Возможно  Воротам  и
плавно сворачивая в сторону Райской Коровы. Он снова  вгляделся  в  багровую
точку на горизонте и, похоже, пришел к какому-то решению.
   - Мы не можем найти Ринсвинда, - объявил он. - Не обнаружив Ринсвинда, мы
не найдем восьмое Заклинание Октаво. Но мы считаем, что Октаво  должен  быть
прочитан, чтобы отвести катастрофу, иначе Создатель не оставил бы его здесь.
   - Но, может,  он  оставил  его  просто  по  рассеянности,  -  предположил
астролог.
   Траймон бросил на него свирепый
   взгляд.
   - Другие ордена прочесывают все земли отсюда до  Пупа,  -  продолжил  он,
загибая по очереди пальцы, - поскольку  вряд  ли  человек  может  влететь  в
облако и не вылететь оттуда...
   - Если только облако не набито камнями, - вставил астролог  в  жалкой  и,
как выяснилось, совершенно безуспешной попытке пошутить.
   - Но опуститься он где-то должен. "Где?" - спрашиваем мы себя.
   - Где? - преданно повторил астролог.
   - И тут же перед нами вырисовывается программа действий.
   - А-а, - откликнулся астролог, пускаясь бегом в  попытке  не  отстать  от
волшебника, который шагал по Двум Толстым Кузенам.
   - Эта программа заключается в том, чтобы...
   Астролог посмотрел в глаза, серые и неумолимые, как сталь.
   - Э-э... прекратить поиски? - догадался он.
   - Вот именно! Мы пускаем в  ход  те  способности,  которыми  наделил  нас
Создатель, мы опускаем взгляд, и что же мы видим?
   Астролог мысленно застонал и опустил голову.
   - Плитки? - наобум высказался он.
   - Плитки, да, которые вместе составляют...
   Траймон принял выжидающий вид.
   - Зодиак? - рискнул доведенный до отчаяния астролог.
   - Правильно! Поэтому все, что нужно, - это составить для Ринсвинда точный
гороскоп, и нам станет точно известно, где он находится!
   Астролог ухмыльнулся, как человек, который, отплясывая чечетку на зыбучих
песках, вдруг почувствовал под ногами твердый камень.
   - Мне понадобится точное место и время его рождения, - сказал он.
   -  Это  легко.  Прежде  чем  подняться   сюда,   я   скопировал   их   из
университетского личного дела.
   Астролог посмотрел на записи и наморщил лоб.  Пройдя  через  комнату,  он
выдвинул широкий ящик, заполненный схемами и  таблицами.  Перечитал  записи.
Взял со стола пару замысловатого вида  компасов  и  проделал  над  таблицами
несколько пассов. Поднял маленькую медную астролябию и  осторожно  провернул
ее. Что-то просвистел сквозь зубы. Схватил кусок мела и  быстро  написал  на
грифельной доске несколько цифр.
   Траймон тем временем смотрел в окно на новую звезду. "Легенда, записанная
в Пирамиде Цорта, гласит, что тот, кто произнесет Восемь  Заклинаний,  когда
Диск будет в опасности, получит все, что пожелает,  -  думал  он.  -  И  это
случится так скоро!
   Я помню  Ринсвинда,  -  продолжал  размышлять  он.  -  Это  тот  лохматый
парнишка, который, когда мы учились, всегда был самым  последним  в  классе!
Магии в нем ни на грош. Дайте его сюда, и посмотрим, сможем  ли  мы  собрать
все Восемь..."
   - О боги! - шепотом сказал астролог.
   Траймон резко обернулся.
   - Ну?
   - Замечательный гороскоп,  -  замирающим  голосом  отозвался  астролог  и
нахмурил брови. - Только очень странный.
   - В чем же его странность?
   - Ринсвинд родился под знаком Занудной Группки Слабеньких Звезд, которая,
как ты знаешь, лежит между Летающей Мышью  и  Веревочкой  С  Узелками.  Даже
Древние не могли сказать ничего интересного об этом знаке, который...
   - Да, да, давай дальше, - раздраженно поторопил его Траймон.
   -  Это  знак  традиционно  ассоциируется  с   профессиями   изготовителей
шахматных досок, торговцев луком и производителей гипсовых бюстов  небольшой
религиозной значимости, а также с людьми, страдающими  аллергией  на  слово.
Волшебники под этим знаком просто не рождаются. И в час  рождения  Ринсвинда
тень Кори Челести...
   - Меня не интересуют технические детали, - прорычал Траймон. - Прочти мне
его гороскоп, и все.
   Астролог, который  извлекал  из  своего  рассказа  немалое  удовольствие,
вздохнул и проделал кое-какие дополнительные расчеты.
   - Ну хорошо, - сказал  он.  -  Звучит  гороскоп  так:  "Сегодняшний  день
идеален для того, чтобы заводить  новых  друзей.  Доброе  дело  может  иметь
неожиданные последствия. Не выводите из себя друидов. Вы скоро отправитесь в
странное путешествие. В еде вам не повезет с  маленькими  огурчиками.  Люди,
угрожающие вам ножом,  вероятно,  задумали  что-то  недоброе.  Постскриптум.
Насчет друидов мы серьезно".
   - Насчет друидов? - переспросил Траймон. - Интересно...

   - С тобой все в порядке? - поинтересовался Двацветок.
   Ринсвинд открыл глаза.
   Поспешно сев, волшебник схватил туриста за рубаху.
   - Надо убираться отсюда! - с напором заявил он. - Немедленно!
   - Но здесь вот-вот состоится древняя и традиционная церемония!
   - Плевать на то, какая она древняя! Я хочу ощутить  под  ногами  надежную
булыжную мостовую, хочу почувствовать старый знакомый  запах  выгребных  ям,
хочу туда, где много народу, очагов, крыш,  стен  и  тому  подобных,  родных
вещей! Я хочу домой!
   Он обнаружил, что его  охватывает  та  внезапная  и  отчаянная  тоска  по
насыщенным испарениями, закопченным улочкам  Анк-Морпорка,  которая  сильнее
всего  проявляется  весной,  когда  смолистый  блеск  мутных  вод  реки  Анк
приобретает особый отлив, а  крыши  заполняются  птичьими  песнями  или,  по
меньшей мере, ритмично кашляющими птицами.
   У Ринсвинда даже слезы навернулись на глаза, когда  он  припомнил  нежную
игру   света   на   куполе   Храма   Мелких   Богов,   известной   городской
достопримечательности, и комок подкатил к горлу при мысли о лотке с  жареной
рыбой на перекрестке Мусорной улицы и  улицы  Хитроумных  Ремесленников.  Он
подумал о маринованных огурцах, которые там  продаются,  о  длинных  зеленых
штуковинах, таящихся на дне банок, словно утонувшие киты. Они взывали к нему
через многие мили, обещая представить  его  засоленным  яйцам,  плавающим  в
соседней банке.
   Он подумал об уютных сеновалах  платных  конюшен  и  о  теплом  сене,  на
котором он проводил ночи. Иногда он, глупец, высказывал  недовольство  таким
образом жизни. Тогда он находил эту жизнь скучной,  а  теперь  она  казалась
невероятно далекой и желанной.
   Все, с него хватит. Он отправляется домой. "Маринованные огурцы, я  слышу
ваш зов..."
   Он оттолкнул Двацветка в  сторону,  с  величайшим  достоинством  подобрал
потрепанный балахон и повернулся лицом туда, где, по его  мнению,  находился
его родной город. С сосредоточенной решимостью и немалой долей  рассеянности
Ринсвинд шагнул с вершины тридцатитонного дольмена.
   Десять минут спустя - когда встревоженный и почти раскаявшийся  Двацветок
выкопал его из большого сугроба, лежащего у основания  каменных  столбов,  -
выражение его лица нисколько не изменилось.  Двацветок  вгляделся  в  своего
приятеля.
   - С тобой все в порядке? - спросил он. - Сколько пальцев я поднял?
   - Я хочу домой!
   - Хорошо.
   - Нет, нет и нет, не пытайся меня отговаривать, с меня довольно.  Мне  бы
хотелось сказать, что все это было очень здорово, но я не могу, и... что?
   - Я говорю, хорошо, - повторил Двацветок.  -  Я  совсем  не  прочь  снова
повидать Анк-Морпорк. Полагаю, большая его часть уже восстановлена.
   Следует  отметить,  что,  когда  оба  приятеля  в  последний  раз  видели
вышеупомянутый город, в нем бушевал довольно свирепый пожар - факт,  имеющий
некоторое  отношение  к  попытке  Двацветка  внедрить  идею  страхования  от
внезапного бедствия в умы  корыстолюбивого,  но  невежественного  населения.
Однако  опустошающие  пожары  были   регулярной   чертой   жизни   Морпорка.
Жизнерадостно  и  педантично  этот  город   всегда   отстраивали   вновь   с
использованием традиционных местных материалов: сухого, как трут,  дерева  и
соломы, пропитанной для водостойкости смолой.
   - О, - сказал Ринсвинд, немного  понижая  тон.  -  Тогда  ладно.  Хорошо.
Прекрасно. Ну что, пошли?
   Он торопливо поднялся на ноги и стряхнул с себя снег.
   - Только я думаю, нам следует подождать до утра, - добавил Двацветок.
   - Почему?
   - Ну потому что сейчас жуткий холод, а мы не знаем толком, где находимся.
Сундук куда-то исчез, да и темнеет с каждой минутой...
   Ринсвинд помедлил. Ему показалось, что где-то  в  каньонах  его  сознания
послышался  отдаленный  шорох  старой  бумаги.  Волшебника  томило   ужасное
предчувствие, что впредь такие сны будут часто повторяться, а у него были  и
другие, гораздо более интересные дела,  кроме  как  выслушивать  нотации  от
кучки древних заклинаний, которые не могут прийти к  единому  мнению  насчет
того, как начиналась Вселенная...
   Тоненький   сухой   голосок,   донесшийся   с   задворков   его    мозга,
поинтересовался:
   - Ну, как дела?
   - Заткнись, а? - отозвался Ринсвинд.
   - Я всего-навсего  сказал,  что  сейчас  жуткий  холод  и...  -  принялся
оправдываться Двацветок.
   - Это я не тебе, это я себе.
   - Что?
   - Заткнись, а? - устало буркнул Ринсвинд. - Насколько я понимаю, вряд  ли
здесь найдется чем подкрепиться?
   Гигантские камни черными и угрожающими глыбами выпирали на фоне умирающей
зелени заката. По внутреннему кругу в свете нескольких костров взад и вперед
торопливо сновали друиды, настраивая необходимую  для  каменного  компьютера
периферию, как-то: бараньи черепа на украшенных  омелой  шестах,  знамена  с
вышитыми извивающимися змеями и тому  подобными  штуковинами.  За  пределами
пятен света  толпились  обитатели  равнин;  фестивали  друидов  пользовались
устойчивой популярностью, особенно когда что-то шло наперекосяк.
   Ринсвинд уставился на сборище.
   - Что происходит?
   - Ну, - с энтузиазмом отозвался Двацветок, - очевидно,  здесь  проводится
Церемония, возникшая многие тысячелетия назад и отмечающая, э-э, возрождение
луны или, возможно, солнца. Нет, я почти уверен, что луны.  Судя  по  всему,
церемония  эта   очень   торжественная,   красивая   и   окутана   спокойным
достоинством.
   Ринсвинд  содрогнулся.  Когда  Двацветок  принимался   разглагольствовать
подобным образом, им сразу  овладевало  беспокойство.  Слава  богам,  он  не
назвал церемонию "живописной" и "оригинальной".  Ринсвинд  так  и  не  нашел
удовлетворительного перевода  для  этих  слов,  но  самый  близкий  синоним,
который он смог подобрать, означал "неприятности".
   - Вот бы Сундук сюда, - с  сожалением  продолжил  турист.  -  Как  кстати
пришелся бы мой иконограф. Все обещает быть очень оригинальным и живописным.
   Толпа предвкушающе зашевелилась. Похоже, церемония вот-вот начнется.
   - Послушай, - торопливо заговорил Ринсвинд. - И  запомни,  друиды  -  это
жрецы. Поэтому, пожалуйста, не выводи их из себя.
   - Но...
   - Не предлагай купить у них камни.
   - Но я...
   - Не заводи разговор о самобытных народных обычаях.
   - Я думал...
   - И нив коем случае не пытайся продать им страховой полис, это  мгновенно
выводит их из себя.
   - Но они же жрецы! - взвыл Двацветок.
   Ринсвинд приостановился.
   - Да, - сказал он. - В том-то все и дело, не так ли?
   У внешнего круга начала формироваться какая-то процессия.
   - Жрецы - это хорошие, добрые люди, - запротестовал Двацветок.  -  У  нас
дома они ходят по городу с чашками для подаяний. Это единственное, что у них
есть.
   - А-а, - протянул Ринсвинд, не совсем уверенный в том, что все  понял.  -
Чашки для того, чтобы лить в них кровь, Да?
   - Кровь?
   - Ну да, вытекающую из жертв. Ринсвинд подумал о тех жрецов,  которых  он
знавал дома. Он всегда боялся навлечь на себя вражду  какого-нибудь  бога  и
потому посещал множество храмовых церемоний. В общем и целом, он считал, что
Наиболее точным  описанием  любого  жреца  в  области  Круглого  моря  будет
"человек, который уйму времени проводит по локоть в крови".
   Лицо Двацветка выразило ужас.
   - О нет, - воскликнул он. - Там, откуда я приехал, жрецы - это  праведные
люди, посвятившие жизнь бедности, добрым делам и изучению природы богов.
   Ринсвинд обдумал предложенный вариант.
   - И никаких жертвоприношений?
   - Абсолютно никаких.
   Ринсвинд сдался.
   - Ну, - буркнул он, - по-моему, эти твои жрецы не так уж и святы.
   Где-то неподалеку раздался громкий рев целого  оркестра  бронзовых  труб.
Ринсвинд оглянулся вокруг. Рядом медленно двигалась колонна друидов, которые
несли длинные серпы, увешанные пучками омелы. Далее следовали многочисленные
младшие  друиды  и  ученики,  играющие  на   самых   разнообразных   ударных
инструментах, которые традиционно считались отгоняющими злых духов и, весьма
вероятно, таковыми и были.
   На камнях, которые зловеще выделялись на фоне залитого зеленью неба, свет
факела рисовал возбуждающие и  эффектные  приборы.  Над  Пупом  замерцали  и
засверкали  среди  звезд  переливчатые   полотнища   "aurora   coriolis"   -
центрального сияния, порождаемого миллионами  танцующих  в  магическом  поле
Диска ледяных кристаллов.
   -  Белафон  мне  все  объяснил,  -  прошептал  Двацветок.  -  Мы   станем
свидетелями освященной веками церемонии,  воспевающей  Единство  Человека  и
Вселенной. Именно так он и сказал.
   Ринсвинд  бросил  кислый  взгляд  на  процессию.  Теперь,  когда   друиды
рассыпались вокруг огромного плоского камня, возвышающегося посредине круга,
он не мог не заметить привлекательную, хотя  и  несколько  бледноватую  юную
особу. У нее было:
   на теле - длинное белое платье, на  шее  -  золотая  гривна,  на  лице  -
смутная обеспокоенность.
   - Она жрица? - спросил Двацветок.
   - Не уверен, - медленно ответил Ринсвинд.
   Друиды  запели.  Песнь,  как  показалось  волшебнику,  получилась   очень
неприятной и довольно заунывной. Судя по звучанию, она вот-вот  должна  была
перерасти в резкое крещендо. Вид девушки, укладывающейся на большой  камень,
только подтвердил ход мыслей волшебника.
   - Я хочу остаться, - сказал Двацветок. - Я считаю, что подобные церемонии
возвращают нас к примитивной простоте, которая...
   - Да, да, - перебил его Ринсвинд. - Но, к твоему сведению, они собираются
принести ее в жертву.
   Двацветок бросил на него изумленный взгляд.
   - Что, убить ее?
   - Да.
   - Зачем?
   - Я откуда знаю? Чтобы хлеб рос, чтобы луна поднималась или еще зачем-то.
А может, им просто нравится убивать людей. Вот тебе твоя религия.
   Он начал  ощущать  глухой  низкий  звук,  не  столько  слышимый,  сколько
воспринимаемый всем телом и исходящий от соседнего камня,  под  поверхностью
которого мелькали крошечные пятнышки света, похожие на вкрапления слюды.
   Двацветок попеременно то открывал, то закрывал рот.
   - Неужели они не могут  использовать  цветы  или,  к  примеру,  ягоды?  -
предложил он. - Вроде как символически?
   - Нет.
   - А кто-нибудь пытался? Ринсвинд вздохнул.
   - Послушай, - сказал он. - Ни  один  уважающий  себя  верховный  жрец  не
станет возиться с трубами, процессиями, знаменами и тому подобными  штуками,
чтобы потом воткнуть нож в нарцисс и парочку слив. Посмотри правде в  глаза:
эти заморочки насчет  золотых  ветвей,  смены  времен  года  и  прочей  муры
сводятся попросту к сексу и насилию.
   К его изумлению, губы Двацветка задрожали. Турист не  только  смотрел  на
мир сквозь розовые очки  -  он  воспринимал  его  розовым  мозгом  и  слышал
розовыми ушами.
   Песнь неотвратимо перерастала  в  крещендо.  Главный  друид  проверил  на
пальце остроту своего серпа. Глаза присутствующих были обращены за  круг,  к
каменному пальцу на заснеженных холмах, из-за которого должна была появиться
луна, выступающая этой ночью в качестве заезжей звезды.
   - Тебе бесполезно...
   Ринсвинд разговаривал сам с собой.

   Тем не менее, промерзший пейзаж  за  пределами  круга  был  не  таким  уж
безжизненным. Во-первых, как раз сейчас к друидскому святилищу  подтягивался
отряд волшебников, поднятый по тревоге Траймоном.
   И во-вторых, из-за лежащего поблизости камня  за  происходящим  наблюдала
некая маленькая и одинокая фигурка. Один из величайших мифов Диска  с  явным
интересом  сле