о шли на
Литву. В  середине  XVI в., в 60-х годах, московские  войска  взяли Полоцк и
хозяйничали в  Литве, а  последний Ягеллон Сигизмунд II  Август настаивал на
унии с Польшей. На протест Литвы Польша отвечала угрозой  оставить Литву  на
жертву Грозному царю.  Сейм  1569г.  в  Люблине полгода  рассуждал  об унии.
Литовские послы  уехали даже  с  сейма, но важнейшие западнорусские вельможи
(князь  Острожский и  др.)  стали  за унию,  и  она состоялась. Власти Ивана
Грозного была предпочтена потеря национальной самостоятельности.
     Условия реальной унии 1569 г. были  таковы: Литва и Польша  сливались в
одно нераздельное государство, имели одного монарха, общий сейм, общий сенат
(по-литовски:
     рада),  но особые  законы,  особых  правительственных  лиц и  отдельные
войска.   Часть   западнорусских   земель    (Волынь,   Украйна,   Подляхия)
присоединялась  от  Литвы к Малой Польше. Поляки не считались иностранцами в
Литве  и  имели право занимать там должности,  приобретать земли.  При таких
условиях польские формы быта быстро переходили в Литву, литовская шляхта, не
имевшая еще большого политического влияния,  под давлением сильной литовской
аристократии быстро достигала его на общих сеймах с поляками; крестьяне были
формально закрепощены, города резче  замыкались в узкие мещанские корпорации
и наводнялись иноземцами, особенно евреями. Зато Польша помогла Литве против
Москвы  и   воспрепятствовала  присоединению  западных  русских  областей  к
восточной Руси.
     Трудно передать  отчаяние  части западнорусского  общества,  которая не
сочувствовала Польше и понимала всю опасность  польского гнета; говорят, что
представители  Литвы  на  коленях со слезами просили  Сигизмунда  Августа не
губить Литвы  присоединением  к  Польше.  Однако это  соединение совершилось
волей короля и согласием вельмож и имело два роковых последствия для Литвы и
Литовско-Польской  Руси:  во-первых,  острую религиозную борьбу,  во-вторых,
острую общественную  борьбу. Первая породила религиозную унию, вторая -- ряд
крестьянско-казацких восстаний. Обратимся к рассмотрению этих последствий.
     1.  Хотя  актом  Люблинской  унии предоставлена была свобода  веры,  но
польско-литовские государи не сочувствовали этой свободе; пока западная Русь
была православной,  она  не могла  прочно слиться  с  Польшей.  Для  слияния
народностей  необходимо   было   единство   религии,   и   потому   польское
правительство  желало искоренения православия. Но  в его  владениях развился
протестантизм, зашедший из Германии и особенно радушно принятый в Литве. Для
борьбы  с  ним  в Польшу  и  Литву  явились в  1565 г. иезуиты  и с  помощью
правительства скоро задушили протестантство, не успевшее еще пустить прочных
корней.  Когда иезуиты сладили с протестантами,  они обратили свои  силы  на
"схизматиков"  -- православных.  Трудно  решить, они  ли натолкнули  Стефана
Батория на мысль извести греческую схизму или Стефан Баторий указал эту цель
из политических видов. Интересы  Польши в этом  вопросе совпадали с желанием
папской  курии.  Стефан  Баторий был одновременно  и  дальновидным  польским
политиком, и  верным союзником папы,  желая распространения католичества  на
Руси.
     Дело в том,  что у папства в эту эпоху была вековая идея, которую  папы
желали  ввести  в  общее сознание  Европы, --  идея  крестового  похода  для
изгнания  турок  из  Европы.  Эта  идея владела и  недюжинным  умом  Стефана
Батория. План борьбы с турками одинаково прилежно разрабатывался и в Риме, и
в  Польше. И там,  и тут полагали, что для успеха дела необходимо привлечь к
нему в качестве орудия Москву, а  чтобы удобнее  пользоваться  этим орудием,
нужно было его подчинить папе. Иван Грозный высказался сочувственно о борьбе
с турками, но не хотел и слышать об унии с католиками, а это делало союз его
для Римской церкви ненадежным. Москве нужно было  навязать католика-государя
-  так  думали  Стефан Баторий  и  Поссевин,  считая  это  лучшим  средством
окатоличить Москву  и заручиться ее помощью.  Православие же в западной Руси
можно, как предполагали, легко истребить и прямо.
     Так широкая  политическая  утопия  сплеталась  с  реальными  интересами
Польши и католичества в западной Руси и вызвала в  ней оживленную пропаганду
католичества. Иезуиты  принялись за истребление  православной схизмы, сперва
выступив с печатным словом: появилась книга "О единстве Церкви Божьей" Петра
Скарги,   который  проводил  мысль  о   необходимости   церковной   унии   с
католическими догматами  и православной обрядностью. Потом настала очередь и
практической пропаганды. Народное  образование переходило в руки иезуитов, и
православное  юношество  воспитывалось в  католических взглядах. Создавалась
масса неприятностей православным во всех сферах их жизни и  деятельности, от
запрещения  крестных ходов  до простых уличных побоев. Много  лиц из высшего
дворянского класса прямо  совращалось в католичество,  и это  совращение шло
так  успешно, что  скоро в православии осталось  меньшинство западнорусского
дворянства.
     Православные  люди  почувствовали  опасность  и  поняли   необходимость
энергического  отпора. На правительство они не могли надеяться: и в  Стефане
Батории,  и в его преемнике Сигизмунде 111 они  видели гонителей своей веры.
Православная иерархия в западной Руси не стояла  на высоте  своего положения
по распущенности нравов, чисто светским стремлениям и разладу в своей среде;
к тому  же она  не имела  политического  значения в  стране. Общество, таким
образом,  было  представлено  собственным  силам.  Сперва  его  поддерживала
западнорусская аристократия:
     кн. Константин  Острожский,  например, заводил  школы  и типографии для
печатания православных книг и всячески  заботился о поддержании православия.
Но  аристократия  вследствие пропаганды  иезуитов мало-помалу  переходила  в
католицизм, благодаря чему  получила  большие политические права.  С изменой
аристократии борьба всей  тяжестью легла на мелкий  западнорусский люд. Он и
вынес ее на своих плечах, пользуясь для борьбы теми средствами, какие давала
ему  церковная  организация. Городское  население  западной  Руси имело свои
братства  --  рачителей V.  покровителей церкви.  Они  создались в  условиях
городского самоуправления  (на  "Магдебургском  праве") и  получили  большое
развитие в некоторых городах  (Львов, Киев и др.). Заботясь о благосостоянии
церквей, братства приняли на себя и заботу о целости и чистоте православия и
привлекли к этому делу не только горожан, но и дворян, уцелевших от принятия
латинства. В борьбе своей  с католиками,  стараясь о сохранении своей веры и
развитии просвещения, об исправлении нравов, братства не  могли  не заметить
недостатков  своих  иерархов.  Виднейшие  западнорусские  братства  в  видах
исправления иерархии получили от восточных патриархов право контроля  и суда
над  своими  архиереями  (в конце  XVI  в.). Обороняясь  от  латинства,  они
преследовали  свою иерархию и  этим  невольно создавали  антагонизм в  среде
православных.
     Преследование со стороны паствы сделало положение православных пастырей
невозможным: их теснили и свои люди, и  католики, и  правительство. Не желая
переделывать свою жизнь  на более строгий  лад,  но желая приобрести  лучшее
положение  в государстве, некоторые православные епископы задумали  добиться
этого путем унии  с католичеством. Мысль об  унии  созрела в  голове Луцкого
епископа  Кирилла  Терлецкого,  понравилась  многим  епископам  и  встретила
поддержку у Брестского епископа Ипатия Поцея и Киевского митрополита Михаила
Рагозы. Готовность  к  унии была  заявлена  королю  Сигизмунду  под  строгой
тайной, а затем Терлецкий и Поцей поехали в 1595 г. в  Рим  и от  имени всех
западнорусских епископов заявили папе готовность подчиниться его авторитету.
     Когда  западная  Русь узнала о деле своих епископов, она не пристала  к
нему  и  готова была оружием противиться  введению унии. На Варшавском сейме
русские  вельможи  потребовали  свержения  епископов за  самовольную унию. В
западнорусской  церкви  произошел, таким  образом,  открытый раскол, который
думали потушить церковным собором в Бресте осенью 1596 г.; здесь этот раскол
был  только оформлен: православные лишили епископов-униатов их сана,  униаты
же  наложили  проклятие на духовенство, верное  православию.  Уния  так и не
состоялась.
     Но папство имело право считать и считало унию состоявшейся,  потому что
имело в своих руках грамоту на унию от лица всей западнорусской иерархии. На
эту точку  зрения стало и польское  правительство: оно  рассматривало теперь
православных как  еретиков, ослушников  своей  иерархии, а также и польского
правительства.
     Полноправная литовско-русская религия обратилась в "презренную хлопскую
схизму"  (ибо исповедовалась по  преимуществу низшими классами)  и подлежала
преследованию,  которое  тотчас  же  и  началось.   Православные   не  имели
священников, богослужение совершалось в полях, ибо в городах было запрещено,
детей возили крестить за 100 верст, в иных местах церкви отдавались на откуп
евреям, которые облагали богослужение в них и  требы произвольными поборами.
Униат епископ Полоцкий  Иосафат Кунцевич выбрасывал из могил православных на
съедение собакам. Но и при таких условиях православные  держались и отстояли
за  собой  Киево-Печерскую  лавру и митрополичью  кафедру  в Киеве, духовную
академию  (трудами   Петра   Могилы);  добиваясь  некоторых   постановлений,
благоприятных для православия, на сеймах, заводили школы и благотворительные
учреждения.  Все это были  легальные  способы борьбы с  польско-католическим
гнетом.  Но  были  и  нелегальные  --  восстания,  в  которых  главная  роль
принадлежала казачеству.
     II. Казачество на окраинах Литовско-Польского государства формировалось
довольно  давно.   С  появлением   Крымской   Орды   на   степных   границах
литовско-польских   стали  появляться   вольные  общины  казаков,   как   бы
пограничная  милиция для  борьбы  с  татарами.  Казаки  не  только  отбивали
татарские набеги на Литву и Польшу, но и сами нападали на Крым и Турцию. Они
считались подданными  Литвы и Польши, но не повиновались своему государству.
Их борьба с татарами  вообще была полезна для  государства, но их разбои  на
Черном море  вели к  крупным неприятностям  для Польши со  стороны  Турции и
Крыма. И то и другое обстоятельство заставляли польское  правительство в XVI
в.  серьезно  думать о том,  чтобы забрать  казаков под  надзор  и  контроль
государства.   Польские   власти   старались  образовать  из   казаков  свои
правительственные  отряды  и с  их  помощью  понемногу  водворить порядок на
степной окраине. В то же  время они поощряли шляхетскую колонизацию Украины,
благодаря которой свободное  население Украины -- "казаки"  -- обращались  в
"хлопов" или крепостных крестьян, и на Украине водворялся обычный для Польши
общественный  порядок.  Благодаря  мероприятиям королей  XVI  в., у казаков,
поверстанных   на  службу,  развилось   к  концу  XVI   столетия   известное
самоуправление: они  выбирали  гетмана, войсковую  старшину  (судья, писарь,
полковники и  др.) и разделялись на  полки (округи),  нов  полках было  лишь
определенное число (600) полноправных  казаков, называемых реестровыми, т.е.
занесенными  в списки  (реестры). Остальное население  Поднепровья считалось
как бы  простыми  крестьянами. В  1590 г.  против  него были приняты  особые
стеснительные меры с целью обуздать его своеволие;
     нереестровых  казаков включили  в хлопство  и  начали  вместе с землями
отдавать  польской  шляхте, селившейся в казачьей Украине. А  между  тем  от
этого самого хлопства, от  усилившегося  гнета  Польши и  панов крестьянство
спасалось именно на Днепре, выходя из Польши и Литвы.
     Особенности польского строя водворились в Украине после Люблинской унии
в  1569г.,  когда  она  стала  польской  областью.  Но  в  то  же время  эти
особенности стали торжествовать  и во всем Литовском государстве, а  в самой
Польше аристократический дворянский порядок  обозначался  все более  и более
резкими чертами. Эти обстоятельства вызывали усиленное выселение недовольных
людей  из  середины  государства в  южную  степь,  а  польское правительство
усиленно старалось завладеть этой степью. Таким образом, Украина переставала
быть  убежищем недовольных как  раз тогда,  когда число их  возросло,  и это
вызвало крупные общественные беспорядки.  Нереестровые казаки от панских рук
уходили  все  южнее,  ближе  к  татарам  и  образовали  за  порогами  Днепра
своеобразный оплот  казачества -- Сечь Запорожскую.  Там окрепла  казаческая
традиция, продолжалась борьба  с  магометанским миром,  туда стремились  все
недовольные государственными порядками в Польше  и Украине. Когда  же Польша
задумала  наложить  руку  на  Запорожье,  поднялся  ряд  известных  казачьих
восстаний.  Под  предводительством   своих   гетманов  (Косинский,   Лобода,
Наливайко, Тарас, Павлюк, Остраница) казаки бросались на Польшу, действуя во
имя  религиозной  и  гражданской   независимости   русской  народности.  Эти
восстания  не  удавались, и поляки  разоряли даже  Сечь,  забирали крепче  и
крепче  Украину,  больше и больше давили  народ.  После усмирения возмущения
обыкновенно усиливался прилив польского  элемента -- панов  и  ксендзов -- в
Украину, и казачество обращалось в холопов этих  пришельцев.  Такой порядок,
конечно,  не  мог удовлетворить жителей Украины, общая беда теснее связывала
казаков с хлопами; восстания принимали характер не исключительно казачьих, а
земских, и поддерживались крестьянами всей западной Руси.
     К половине XVII  в. недовольство  не только за порогами, но  и во  всей
Украине  возросло до  крайней  степени. Когда в 1648 г. с  помощью  крымских
татар войсковой писарь Богдан Хмельницкий поднял новое восстание казачества,
на его сторону стала вся Украина-- и казачья, и крестьянская. Поднялась  вся
народность  за  народную  свободу  и  веру   Сказались,  словом,  результаты
религиозного и  общественного польского режима. С помощью татар  Хмельницкий
победил поляков и под  Зборовом заставил короля  Яна Казимира согласиться на
возвращение казачеству его прежних вольностей. Число реестровых казаков было
доведено  до  40 000.  Но  это  не могло  удовлетворить  Украину  потому что
восстала  вся Украина, а  улучшилось положение одних казаков,  остальные  же
русские  и  православные  люди  должны были снова  стать под власть поляков.
Поэтому восстание поднялось снова, и во главе опять был Хмельницкий. Союзник
казаков,  крымский  хан,  изменил  Хмельницкому,  и под Белой  Церковью  был
заключен  с поляками  невыгодный для  казачества договор,  уменьшивший число
казаков на 20 000. Для Хмельницкого было ясно, что этим дело не кончится: но
ясно  было  и  то,  что  у  Украины нет  сил одной  бороться  против Польши.
Естественнее всего было искать помощи в единоверной Москве.
     В 1651  г.  Хмельницкий  обратился к  царю  Алексею с просьбой  принять
"Малороссию под свою руку". В Москве не решились сразу на присоединение этой
польской  обла-сти  и,  стало  быть,  на   войну  с  Польшей.  Царь  Алексей
дипломатическим путем заступился за Малороссию, но это не привело ни к чему.
Хмельницкий был вынужден  снова  воевать и снова просил Москву о подданстве.
Тогда Земский собор в Москве решил  в 1653 г. принять Малороссию, и 8 января
1654 г. Украина присягнула  царю Алексею Число реестровых казаков определено
было в  60  000. Малороссии  оставлено  было ее  общественное  устройство  и
самоуправление, гетману -- право дипломатических сношений (кроме  польских и
турецких).  Соединенные силы Украины и Москвы  нанесли полякам в  1654--1656
гг. ряд сильных  поражений, поставивших Польшу на  край  погибели, тем более
что на нее одновременно наступали и шведы.  Но Польша  была спасена раздором
России  и  Швеции и  добилась  перемирия  с Россией,  уступив  малорусские и
белорусские земли.
     Так приобрела  Москва русские земли, давно утерянные Русью. Но удержать
эти земли  было  нелегко при тех  затруднениях,  какие  создавались  и самой
Малороссией, и  ее соседями. В  Малороссии вся  вторая половина XVII в. была
временем смуты; в этой прежде неустроенной казачьей Украине в XVI и XVII вв.
под влиянием Польско-Литовского государства  сложился известный общественный
порядок;
     рядом с казачеством, вольным, записанным в реестры, появляется польское
панство, закабалявшее  себе  казаков,  не записанных  в  реестры; умножается
городское  население, получавшее  особые права из  среды самого  казачества,
выделяется класс более зажиточных и влиятельных людей -- "старшИна", которая
стремится отождествить себя с дворянством. Когда произошло отделение Украины
от Польши  и  исчезло  польско-литовское  дворянство  из  Малороссии,  новые
владетели дворянских земель ("старшина")  стремятся выделиться из казачества
"или  в  виде  шляхты Польской,  или  в  виде  дворянства  Московского",  по
выра-жению С.  М.  Соловьева.  Такое стремление их  к преобладанию  в стране
встречает  отпор в  остальной массе освобо-дившегося от  панства казачества.
Между казачеством  де-мократическим и  старшиной идет глухая  борьба. Города
малороссийские заботятся лишь об утверждении Москвой их прав, и там,  где их
интересы  сталкиваются  с  казачьими,  не   жалеют   последних.  Духовенство
поступает,  как города. В  Малороссии  все идет врозь  и каждая общественная
груп-па  добивается  у  Москвы   лучшего  обеспечения  исключи-тельно  своих
интересов в ущерб другим. В этой "войне всех против всех" Москве приходилось
играть  роль  примири-тельницы  и  умиротворительницы, удовлетворяя одних  и
возбуждая недовольство других. Медленно справлялась Москва со  своей задачей
в Малороссии, не имея  твердой опоры в стране и утверждая свое  влияние лишь
на симпатии демократических слоев, тогда как  верхние слои населения большей
частью  тянули  к  Польше  с  ее  аристократиче-ским  складом.  Несмотря  на
постоянные  смуты -- "измену" малороссиян Москве, Москва  крепко держится за
Мало-россию  и  все крепче и крепче привязывает ее к себе  (осо-бенно  левый
берег  Днепра). Уже и  в  1657 г.  казачья старшина стала давать себя  знать
Москве. По  смерти Богдана Хмельницкого  гетманство  бы-ло захвачено писарем
Иваном  Выговским,  человеком  польских  симпатий,  представителем  казачьей
старшины. Но против  него встал полтавский полковник Мартын Пушкарь, простое
казачество и  Запорожье.  Началось меж-доусобие, в  котором погиб  Пушкарь и
восторжествовал Выговский.  В  1658 г. Выговский передался  Польше и нанес в
1659  г.  страшное поражение  московским войскам под  Конотопом.  Но он  был
свергнут  самими казаками,  и гетманом  стал Юрий Хмельницкий (сын Богдана),
который  присягнул  Москве,  но, когда  началась вторая  война  у Мо-сквы  с
Польшей, передался  полякам.  Однако  левая сторо-на Днепра  осталась верной
Москве и избрала в 1662  г.  осо-бого гетмана,  запорожца  Брюховецкого.  По
Андрусовскому  перемирию в 1667 г. между Польшей и  Московским государством,
левобережная  Украина  оста-лась   навеки  за  Москвой.  Брюховецкий  явился
покорным подданным и сам хлопотал об уменьшении малороссийской автономии. Но
это   вызвало   общее  недовольство  на   Украине,  которое  увлекло  самого
Брюховецкого  в 1668  г.  к отпадению  от Москвы.  Не имея твердой политики,
Брюховецкий скоро погиб в смутах, и население левого берега снова потянуло к
Москве,  не  желая польских  порядков.  Представителем этих  демократических
симпатий  явился  гетман  Многогрешный,  которого старшина  успел свергнуть,
оклеветав  в Москве. Только с  1672  г., с  гетманством  Ивана  Самойловича,
наступило  внутреннее  спокойствие  на левом  берегу  Днепра.  Зато  явилась
внешняя  опасность.  Правая  польская сторона  Днепра  от Польши  передалась
Турции. Турецкий султан Магомет IV в 1672 г.