ьян. Понятно,  что при таком
условии помещик стремился  жить и хозяйничать в деревне,  чтобы  следить  за
податной  к  всякой  исправностью  не  только  своего,  но  и  крестьянского
хозяйства. Понятно, что  и само правительство  смотрело на  помещика  как на
свой административно-хозяйственный орган в областной жизни.
     При таких взглядах и условиях  развивалось, с одной стороны, стремление
дворян в деревню, а с другой стороны, большее подчинение крестьян помещикам,
ответственным за них перед казной.
     Экономическое  положение  крестьянства  при  Екатерине и Петре II очень
заботило  правительство.  Понимая,  что  податная  исправность  крестьянства
зависит от экономического  благосостояния его,  заботились  о  подъеме этого
благосостояния,  следили  за  развитием  земледелия  и  промыслов,  охраняли
крестьян  от  злоупотреблений  администрации  и  суда.  При  немецком режиме
времени Анны такой заботливости было меньше; главное внимание обратилось  на
подати и недоимки. Но  и в целях финансовых, и в видах экономических  во все
царствования  шел  ряд мер,  подчинявших  крестьян  помещикам и  уменьшавших
личные и имущественные права крестьян. Развивавшийся  факт крепостного права
влиял на его законодательное признание. При Петре  Великом ревизия  сравняла
холопов  с  крестьянами,  признав  первых  податным  классом.  Но  житейская
практика  пользовалась этим сравнением для того, чтобы на крестьян перенести
черты  холопьей зависимости.  Крестьянин в  жизни превращался в холопа, хотя
дух  петровского законодательства  желал  холопа превратить в крестьянина, и
совершалось  это  потому,  что  в  законодательстве  не  было   определений,
предусматривавших  такое явление. Напротив, люди стоявшие  у власти  и  сами
имевшие  у  себя  крестьян, вносили  в законодательство частные  ограничения
крестьянских  прав  и  этим  создавали в  законе как  бы  противоречие.  При
малолетнем Петре  II запрещено было свободное  вступление  в военную  службу
частновладельческих  крестьян, а прежде  это  было  дозволенным  выходом  из
крепостной  зависимости.  В  1730  г.  крестьянам  было  запрещено  покупать
недвижимые  имения,  а  в 1734 г.  -- заводить суконные  фабрики. В  1726 г.
крестьяне  были  лишены  права  без  разрешения  помещика   отправляться  на
промысел, в 1731 г. им было запрещено вступать  в откупа и подряды. Помещики
получили право  переселять  своих  крестьян  из  уезда  в уезд, т.е.,  иначе
говоря, отрывать их  от определенного места, к которому они были прикреплены
по  ревизии.  Наконец,  в  податном  отношении  крестьяне  были  с  1731  г.
совершенно   подчинены  помещикам,   и   помещики  имели   право  в   случае
неповиновения крестьян требовать  содействия властей. Все  эти постановления
еще не  установляли  полного  бесправия крестьян,  но были  шагом  к  потере
крестьянами гражданской личности. Они ограничивали и личные, и имущественные
права  крестьян, но  в  них  еще  не  видно отрицания  гражданской  личности
крестьянина вообще.
     Такое отрицание впервые мелькнуло в манифесте о  вступлении на  престол
Елизаветы: в нем  крестьяне были исключены  из  присяги  на верноподданство.
Казалось  поэтому,  что  новое  правительство  уже не считает их  гражданами
государства. Действительно, при Елизавете крепостное право развивалось очень
быстро:  но  и  при  ней, как увидим,  закон  еще не считал крестьян рабами.
Манифест 25 ноября  1741 г. поэтому есть скорее обмолвка,  чем  сознательное
выражение известного принципа.
     Так изменилось положение главных сословий Петра:
     дворянство    облегчало   свои   служебные   тяжести    и   увеличивало
землевладельческие  права,  словом,  выигрывало;  крестьянство,  не  изменяя
качества   и   размера   своих  повинностей,  теряло  свои  права  и   перед
государством, и перед помещиком,  словом -- проигрывало. И у дворянства, и у
крестьянства  терялось  то  равновесие  прав   и  обязанностей,  которое  до
некоторой степени было установлено Петром Великим.
     Внешняя  политика.  Международное  положение  России,  созданное Петром
Великим,  было  очень хорошо.  Преследуя  вековые  задачи  России  с  редким
историческим чутьем, Петр достиг важных успехов: 1) приобрел Балтийское море
-- на  западе, 2) прочно поставил русское влияние в Польше -- на юго-западе,
3)  явился  грозным  врагом  Турции  --  на  юге.  При  Петре  Россия  стала
первоклассной   державой  в  Европе,  в  делах  Западной  Европы   ее  голос
пользовался  большим  значением.  Но   Петр  не  принял   на  себя   никаких
обязательств перед западноевропейскими державами и мало вмешивался в местные
и  частные  вопросы западноевропейской политической жизни. Вместе с тем Петр
установил прекрасные отношения с Австрией и Пруссией, т.е. теми державами, с
которыми у  России были  общие  интересы  по  отношению  к Турции, Польше  и
Швеции.
     После Петра  I, при Екатерине и  Петре II, продолжали  действовать, как
действовал Петр, потому что не хотели начинать  ничего нового. При Екатерине
борьба  за Испанию продолжалась на западе Европы; против Австрии образовался
союз  Франции, Англии и Пруссии.  Зная Россию  как давнишнего друга Австрии,
эти  три державы старались всеми  силами разъединить ее с  австрийцами  и не
успели. Русское  правительство вступило в  формальный союз  с Австрией,  ибо
желало ее  помощи в  своих отношениях к Турции. При Екатерине боялись войны,
но в Европе ее не было, -- и русским приходилось только вести вялую войну на
персидских границах, потому что мир, заключенный Петром, оказался непрочным.
     При  Петре II  снова вышел на сцену вопрос о  разделе  Польши,  который
существовал уже при  Петре Великом. Пруссия и Австрия хотели  этого раздела.
Но Россия и при первом, и при втором императоре не относилась сочувственно к
этому плану уничтожения Речи Посполитой. Напротив, Россия вступила в договор
с  Пруссией  относительно того,  чтобы  действовать  согласно  при замещении
польского престола после смерти короля Августа II.
     До вступления  на  престол Анны, как  мы  видим,  русская  политика  не
выходила  резко из программы  Петра Великого.  Если не  было  уже  искусства
Петра, если и случались ошибки,  если не всегда вспоминали  о тактике Петра,
то не вносили  ничего постороннего  и нового,  бессознательно шли по дороге,
проторенной Петром,  и, не думая о подражании Петру,  в  сущности, подражали
ему.  Совершенно  напротив,  при  императрице  Анне  заявляли,   что  желают
следовать  примерам Великого Петра,  и, в сущности, сознательно отступали от
его программы и бессознательно  грешили против нее. Прежде  всего отказались
от плана Петра завести торговлю с Азией и  отдали обратно Персии (в 1732 г.)
все те  земли, которые были завоеваны у нее на берегах Каспийского моря. Эту
меру  приписывали  тому,  что прикаспийский  климат губил понапрасну русские
войска; но  все-таки  неловкость  потери  того,  что было  завоевано  Петром
Великим; чувствовалась всеми. В 1733 г. умер польский  король, и кандидатами
на польский престол выступили сын покойного Августа II, курфюрст Саксонский,
и  знакомый нам  в  эпоху  Петра  Станислав  Лещинский. Первого поддерживали
Австрия  и Россия, второго -- враждебная  Австрии Франция.  Когда на выборах
Лещинский  одержал  верх, то Россия  силой оружия  решила действовать против
него. Лещинский заперся в Данциге и был осажден русскими. Он  держался 4 1/2
месяца  сперва  против генерала  Ласси,  потом против Миниха. Осада  Данцига
тянулась благодаря ряду военных ошибок  русских,  в которых нельзя, конечно,
видеть подражания военным приемам Петра. Только рядом тяжелых жертв добилась
Россия того, что  Лещинский бежал и королем стал Август  III. Немного спустя
Россия приступила к войне с  Турцией (1735 --1739) из-за набегов  крымцев на
русские границы. Повод к войне  ее не оправдывал. Сами современники, близкие
к  делам,  свидетельствуют, что в Петербурге желали  легкой  войны для того,
чтобы армию и  всю нацию занять чем-нибудь и доказать,  что желают следовать
правилам  Петра.  В  самом же деле война без достаточной необходимости  была
вопиющим противоречием правилам  Петра, а этой войны с Турцией можно  было в
данном случае избежать. Войну вели  в союзе с Австрией,  и  в  то  же время,
когда австрийцы терпели ряд неудач,  русские  имели успех. Миних, честолюбию
которого приписывают  эту войну, прямо из Польши перешел на турецкие границы
и, действуя  вместе с Ласси, опустошил Крым, взял  Очаков  и  Хотин, перешел
Прут, разбил турок около Хотина при Ставучанах и хотел перейти Дунай.  Ласси
взял Азов. Но блестящие  походы  и победы  стоили  России  100  000  человек
солдат.  Белградский  мир  1739  г.  был  невыгоден  для Австрии  и  не  дал
положительных выгод и России.  Россия приобрела  часть степи  между северным
Донцом и  Бугом и обязала турок  срыть Азов -- результат ничтожный. Во время
этой  войны  в  1737  г.  русские войска,  после прекращения  в  Курляндском
герцогстве династии Кетлеров, силой возвели  на курляндский престол фаворита
Анны -- Бирона. Иными словами, Курляндия, подчиненная русскому влиянию, была
отдана человеку, ничего общего не имевшему с  интересами России, -- поступок
совсем чуждый духу петровской политики.
     Так,  желая подражать Петру, политика Анны далеко отошла от его приемов
и целей. Причина этому лежит в коренном  факте времени Анны --  в господстве
иноземцев.  Русская  дипломатия,  как  основательно  доказывают ее историки,
перестала  при  Анне быть чисто  национальной:  ряды  дипломатов пополняются
иностранцами, и  преимущественно  остзейцами (гр.  Кейзерлинг,  барон Корф и
др.), -- людьми, не  знакомыми ни  с историей России, ни с ее потребностями.
Иностранцы-дипломаты  были  и  при Петре  (Остерман, Брюс),  но  их  таланты
служили русским интересам,  потому что  направлялись самим Петром и русскими
людьми,  стоявшими во  главе  всей дипломатии  (Головиным и Головкиным).  Во
время  же  Анн 11  всю внешнюю политику России вели Остерман, Бирон и Миних,
руководясь не  всегда  пользами  государства  и выбирая  сотрудников  не  из
русских людей.
     В кратковременное царствование Иоанна Антоновича эта политика случайных
людей дала уже свои плоды, привела Россию к ряду затруднений, вышедших не из
обстоятельств  существенных для России, а только  из  ошибок той  близорукой
политики случайностей, какая  господствовала  при  русском  дворе.  Еще  при
императрице Анне  Россия  обязалась  поддерживать  "прагматическую  санкцию"
Карла  VI,  по  которой все  владения Габсбургов должны  были  перейти к его
дочери Марии Терезии, по мужу герцогине Лотарингской. Это обязательство было
навязано  России личным влиянием  Бирона;  но  оно могло  еще  оправдываться
постоянными мирными  отношениями  Габсбургов  и  русских государей  и общими
интересами, какие были  у России  и Австрии в отношении Польши и Турции.  Но
интересы государств не зависели от  судеб австрийской  династии, и Россия не
имела  непременной  надобности  гарантировать династические интересы,  чтобы
сохранить в Австрии  политическую союзницу. Австрия и  без  того была всегда
естественной политической  союзницей  России. У Москвы  и Вены были с давних
пор  одинаковые  враги --  на юге турки, а в Средней  Европе  Польша,  --  и
поэтому  они  действовали всегда  вместе, независимо оттого,  кто  сидел  на
престоле в Вене и в Москве, и кто бы ни был в Вене правителем, содействие ее
в польском и турецком вопросах для нас было во всяком случае обеспечено.
     Но как бы то  ни было, обязательства перед  Габсбургами были приняты, и
это  поставило  против  России Францию,  исконного  врага Габсбургов.  Чтобы
отвлечь внимание России  от среднеевропейских дел,  Франция  не  без участия
других  дворов агитировала в  Швеции против  России. За  обязательство перед
Габсбургами  пришлось поплатиться страхом перед Швецией. Несмотря  на то что
война со  слабой Швецией не  могла быть опасна для России, в России  боялись
войны;  благодаря  влиянию  Миниха  сблизились с другим врагом  Габсбургов и
шведов -- с  Фридрихом II Прусским и таким образом оказались одновременно  в
союзе с двумя врагами -- Австрией и Пруссией. Оборонительный союз с Пруссией
против  шведов  был близоруким шагом, потому что связал России  руки,  когда
Пруссия начала с Австрией войну за Силезию. Этот союз принес пользу Фридриху
и большой вред России; она потеряла влияние на  австрийские дела и все же не
избавилась от шведской войны. Летом 1741  г. шведы объявили России войну, во
время  которой  Елизавета вступила на  престол. Мы уже  видели, что и  самый
переворот  в России совершился с  участием французской  дипломатии. Так, ряд
ошибок:  потеря влияния  в  Европе, ничем  не вызванная  война со Швецией  и
внутренний  переворот  --  явились  результатом близорукой политики  русских
немцев. Эта политика имела одно хорошее следствие: она ускорила падение этих
немцев.


     Время Елизаветы Петровны (1741-1761)
     Общая оценка  эпохи. Приступая  к  изучению весьма  любопытного времени
Елизаветы Петровны,  мы прежде всего наведем небольшую историческую справку.
Значение  времени Елизаветы  оценивалось и до  сих пор оценивается различно.
Елизавета пользовалась большой популярностью;
     но  были люди, и  весьма умные люди, современники  Елизаветы, которые с
осуждением вспоминали ее время  и ее порядки. Таковы, например, Екатерина II
и Н.  И. Панин; и вообще, если взять в руки старые мемуары, касающиеся  этой
эпохи, то  найдешь  в них  почти всегда некоторую  насмешку по отношению  ко
времени Елизаветы. К деятельности ее относились с улыбкой. И такой взгляд на
эпоху  Елизаветы  был  в большой  моде; в этом отношении  задавала тон  сама
Екатерина  II, к  которой  вскоре  после смерти  Елизаветы перешла власть, а
просвещенной императрице вторили и другие. Так, Н. И. Панин про царствование
Елизаветы писал: "Сей эпок заслуживает особливое примечание:
     в  нем  все  было жертвовано настоящему времени,  хотениям  припадочных
людей и  всяким посторонним малым  приключениям в  делах". Панин,  очевидно,
плохо помнил то, что было до Елизаветы,  потому что его характеристика может
относиться и к  эпохе временщиков,  "припадочных  людей" 1725--1741 гг. Если
захотим верить  Панину, то мы  должны отозваться о  времени Елизаветы  как о
времени  темном и  одинаковом  с предыдущими временами.  Точка зрения Панина
перешла и в  нашу историческую литературу. В труде С.  В.  Ешевского ("Очерк
царствования Елизаветы Петровны") находим, например, такие слова: "С тех пор
(с Петра Великого) до самой  Екатерины  Великой русская  история сводится  к
истории  частных  лиц,  отважных или  хитрых  временщиков,  и истории борьбы
известных  партий,  придворных интриг  и  трагических  катастроф" (Соч., II,
366).  Эта оценка  (несправедливая  вообще) за  царствованием  Елизаветы  не
признает  никакого  исторического  значения.  По  мнению   Ешевского,  время
Елизаветы такое же время непонимания  задач России  и  реформы  Петра, как и
эпоха  временщиков  и   немецкого  режима.  "Смысл  реформы  начинает  снова
открываться  только  при Екатерине  II", -- говорит он (Соч., II,  373). Так
дело обстояло до С. М. Соловьева. Соловьев был отлично обставлен документами
и хорошо ознакомился с делами архивов елизаветинского времени.  Изученный им
громадный материал совместно  с Полным собранием законов привел его  к иному
убеждению.  Соловьев, если искать точного слова, "полюбил" эту эпоху и писал
о  ней  с сочувствием.  Он  твердо  помнил, что  русское  общество  почитало
Елизавету,  что  она  была очень  популярной  государыней. Главной  заслугой
Елизаветы   считал   он    свержение   немецкого   режима,   систематическое
покровительство  всему  национальному  и  гуманность: при  таком направлении
правительства Елизаветы много полезных частностей  вошло  в  русскую  жизнь,
успокоило  ее  и  позволило  разобраться в  делах;  национальные  "правила и
привычки"  воспитали  при Елизавете целый  ряд новых  деятелей,  составивших
славу  Екатерины  II.  Время  Елизаветы  подготовило  многое  для  блестящей
деятельности Екатерины и внутри,  и вне  России. Таким образом, историческое
значение   времени   Елизаветы  определяется,  по  мнению   Соловьева,   его
подготовительной  ролью  по  отношению  к следующей  эпохе,  а  историческая
заслуга  Елизаветы  состоит  в национальности  ее направления ("Ист. Росс.",
XXIV).
     Нет  никакого  сомнения  в  том,   что  последняя  точка  зрения  более
справедлива,  чем  враждебные  Елизавете  взгляды.  Возвращение  Елизаветы к
национальной политике и внутри, и вне России  в связи с мягкостью приемов ее
правительства сделало ее очень популярной государыней в глазах современников
и дало ее царствованию иной исторический смысл в сравнении с темным временем
предшествовавших  правлений.  Мирные  наклонности  правительства  во внешней
политике,  гуманное  направление   во  внутренней  --  симпатичными  чертами
обрисовали  царствование  Елизаветы  и повлияли на нравы русского  общества,
подготовив его к деятельности екатерининского времени.
     Благоговея пред  памятью  Петра  Великого и спеша вернуть Россию к  его
порядкам,  Елизавета  тем  самым  готовила  почву  для  лучшего  понимания и
продолжения  преобразовательной  деятельности Петра и действительно являлась
предшественницей Екатерины II. Но, признавая  такое историческое значение за
временем Елизаветы, мы, однако, не должны преувеличивать его. Мы увидим, что
при  Елизавете,  как  и  раньше,  много  значили  "припадочные  люди",  т.е.
фавориты:  делами  управляла  "сила  персон",  к  порядкам   Петра  Великого
вернулись далеко не вполне; в  управлении  государством не было определенной
программы,   а  программа  Петра  Великого   не   всегда  соблюдалась  и  не
развивалась.  Идеи  Елизаветы  (национальные  и  гуманные)  вообще  выше  ее
деятельности  (несистематической   и  малосодержательной),  и   историческое
значение времени Елизаветы основывается  именно на  этих идеях. Причины всех
особенностей правления  Елизаветы заключались, во-первых,  в той обстановке,
какую Елизавета получила от своих предшественников, вступая  на престол (эту
обстановку  мы уже знаем), а  во-вторых,  в  свойствах самой  Елизаветы и ее
сотрудников. Ознакомимся с главными деятелями времени Елизаветы.
     Деятели времени  Елизаветы.  Что касается до  самой императрицы,  то ее
судьба  и  личность  нам  уже  насколько известны. На  престол вступила  она
32-летней  женщиной  после  нескольких  лет  тяжелой   жизни.   Характер  ее
сформировался  окончательно,   вкусы   и  взгляды  определились.  По  своему
образованию  и  характеру  Елизавета не  могла  стать  во главе  государства
активным его правителем. Неподготовленность к делам заставляла ее  управлять
с   помощью  доверенных  лиц.  Современники  иногда  обвиняли  Елизавету   в
чудовищной   лени  и  беспечности  в  самых   серьезных  делах.   Позднейшие
исследователи  не  всегда  верят  этому обвинению:  медленность,  с  которой
императрица осуществляла  свои  решения,  они  объясняют  не  беспечностью и
ленью, а той  осторожностью  и  сдержанностью, с какой  Елизавета отыскивала
наилучший  исход при разноречивых советах и всевозможных влияниях; когда  же
ее решение созревало, императрица не  ленилась  ее осуществить  и  тотчас же
скрепляла  бумагу  неизменной  подписью  -- "Елисавет".  Во всяком  случае в
государственных  делах  императрица,  давая   общий  тон  правительству,  не
вмешивалась  деятельно  в  частности  управления  и предоставляла  их  своим
сотрудникам. В частном быту Елизавета была чисто русским  человеком,  любила
повеселиться, хорошо покушать и распустила придворных настолько, что хроника
ее дворца была не  беднее  анекдотами, интригами и сплетнями, чем предыдущее
время, несмотря  на большую крутость Елизаветы, способной сильно вспыхнуть и
строго взыскать.
     Вполне  понятно