ый   флот.  Не   надеясь  на  скорые  торговые  успехи  малочисленного
городского  сословия,  представлявшегося  Петру "рассыпанной  храминой",  он
привлекал к  торговле  и  прочие  классы  населения.  Он  доказывал,  что  и
дворянину можно без  позора  заниматься торговыми  и  промышленными  делами.
Понимая  значение  путей сообщения для торговли, Петр спешил соединить  свою
новую гавань Петербург с центром государства водными путями, устроил (в 1711
г.) Вышневолоцкий канал, а после Ладожский.
     Однако Петр не  дождался результатов своей торговой политики. Оживилась
внутренняя  торговля, устроились  кое-какие  внутренние  торговые  компании,
явился  даже  русский купец (Соловьев), торговавший в Амстердаме; но в общем
дело  внешней  русской  торговли  не  изменилось  заметно,  и русский  вывоз
оставался преимущественно  в руках  иноземцев. Не было заметных успехов  и в
торговле  с  Востоком,  которая очень занимала Петра. Однако при  отсутствии
резких изменений в торговой жизни Руси оживление торговли  произошло  уже на
глазах Петра, и он до конца не бросал своих надежд.
     Но,  заботясь  об  увеличении  народного  благосостояния,  Петр не  мог
выжидать,  пока  улучшение народного хозяйства  естественным путем  увеличит
государственные  доходы.  Война  требовала   больших   средств.  Потребности
государственной  казны становились, таким образом, в коллизию  С  интересами
народного хозяйства.  Петр  против желания  был  вынужден увеличивать доходы
казны  и  все  более эксплуатировал  платежные  силы народа,  создавая новые
налоги  и  строже взыскивая  старые подати. Поэтому, несмотря  на постоянные
заботы Петра об увеличении народного благосостояния, экономическое положение
народа  очень терпело от финансовых  мер правительства. По мнению  податного
народа, при Петре стало тяжелее жить: "Тягота на мир, рубли  да  полтины, да
подводы". И по соображениям исследователей, при  Петре подати были увеличены
значительно. К увеличению податных  тягостей  присоединились злоупотребления
администрации,  взимавшей  подати.   Хотя  Петр   жестоко   карал   за   эти
злоупотребления,   однако   совсем  прекратить   их   не   мог.   Народ   от
государственных  тягот  или  уходил в казаки,  или брел в  пределы Польши, и
побеги при Петре приняли большие размеры.
     Но государственные доходы Петру все-таки удалось значительно увеличить.
Это  было достигнуто путем увеличения  косвенных  налогов и  реформы  прямой
подати.  Что касается до косвенных налогов, то  Петр не только  не  уменьшил
старых платежей,  но нашел  еще и  новые  предметы обложения. После 1700  г.
соляные промыслы, пчельники, рыбные ловли, мельницы стали оброчными статьями
государственной  казны.  Система казенных монополий  (например,  питейной  и
табачной) процветала при Петре и была связана с системой откупов. Нуждаясь в
средствах, Петр изобретал иногда странные, с нашей точки зрения, налоги:
     пошлиной были  обложены  бороды "бородачей", которые не желали бриться;
пошлины брали  с бань; очень  высокую цену  брали за  дубовые гробы, продажа
которых  стала  казенной  монополией. Раскольники  должны были нести двойной
податный оклад; таким образом, не только реальные потребности, но и предметы
нравственного порядка  стали  источником  казенного  дохода. При Петре  была
создана  особенная должность  "прибыльщиков", на обязанности которых  лежало
наблюдение  за  правильным  поступлением  в казну  доходов и взыскание новых
предметов  обложения  (из  таких  прибылыциков  особенно  заметен  Курбатов,
впоследствии  бывший  Архангельским вице-губернатором:  он  предложил ввести
гербовую бумагу). В 1710 г. у Петра явилась мысль даже об общем и постоянном
подоходном  налоге,  не приведенная,  однако,  в дело. Косвенные  налоги при
Петре,  насколько  можно  судить  по  некоторым  данным,  составляли  больше
половины доходов государства.
     Другую половину (около 5 млн. руб.) доставляла прямая подушная  подать.
Ее установление мы уже рассмотрели. В первую податную  ревизию было записано
около  6 000 000 душ. Из них каждый помещичий крестьянин платил  70  коп.  в
год,  крестьянин  государственный --  114  коп.,  горожанин  -- 120  коп. По
расчету  (который можно произвести лишь приблизительно) подушная подать была
гораздо   тяжелее   прежних  подворных  и  поземельных   податей   и  давала
правительству гораздо большую, сравнительно со сборами XVII в., сумму.
     Благодаря  своим  финансовым  мерам  Петр  увеличил  значительно  сумму
государственного дохода. В самом  конце  XVII  в. доходы государства немного
превосходили  2 000  000 руб.; в 1710 г. казна получила  3  134 000 руб.  По
исчислению 1722 г., доходы возросли уже до 7 850 000  руб., по исчислению же
1725г. --до 10 186 000 руб. [* Чтобы правильно понять соотношение этих цифр,
надобно знать, что в первые годы XVIII в. Петр "испортил" монету -- с  целью
увеличения  правительственных средств. Ранее  "ефимок"  (талер)  равнялся  в
среднем русской  полтине;  Петр из талера  чеканил целый рубль  (с  надписью
"монета новая"  или "монета добрая"  -- "цена рубль"),  а полтину  чеканил в
полталера.  Таким образом, количество серебра  в  рубле уменьшилось вдвое, а
соответственно понизилось и достоинство  рубля.]. Громадные дефициты  первых
лет XVI II в. уменьшились к концу царствования Петра, хотя и на склоне своих
лет он все еще не переставал нуждаться в деньгах.
     Итак, экономическая  и  финансовая политика Петра  привела к  различным
результатам.  Руководимый  мыслью  улучшить  обстановку  и  расширить  сферу
деятельности народного труда, Петр был поставлен в трудное положение:
     финансовые   интересы   страны   прямо   противоречили    экономическим
потребностям  населения.   Стараясь  поднять   экономическое  благосостояние
народа, Петр в то же время был вынужден сурово эксплуатировать его платежную
способность. Военные  и  другие  нужды  государства  требовали  немедленного
удовлетворения, немедленных и  усиленных сборов, а  экономическое  положение
народа можно  было поднять лишь продолжительными  усилиями. Вот  почему Петр
добился более осязательного результата в том, что требовало скорого решения,
-- в финансах; между тем  как в деле  экономических реформ он  успел посеять
только семена плодотворных начинаний и почти не видел их  всходов, напротив,
чувствовал, что  его финансовые меры иногда еще более расстраивают  то самое
народное хозяйство, процветания которого он искренно и сильно желал.
     При всех  неудачах в этой сфере Петр сделал, однако, большой шаг вперед
сравнительно  со  своими  предшественниками;   в   XVII   в.  только  смутно
чувствовали  необходимость  экономической  реформы   и  лишь  немногие  люди
со-знавали, по какому пути она должна идти. Петр сделал эту реформу одной из
главных задач правительственной деятельности, ясно поставил вопрос и указал,
где и как надо искать его разрешения. В этом его большая заслуга.
     5. Меры относительно церковного управления. Эпоха Петра Великою в жизни
русской  церкви  полна  историческим  содержанием.  Во-первых,  уяснилось  и
приняло  новые  формы как отношение  церкви к государству, так  и  церковное
управление.  Во-вторых,  внутренняя церковная жизнь  была  отмечена  борьбой
богословских взглядов (например, знакомый нам спор  о пресуществлении  между
великорусским и малорусским  духовенством и другие  несогласия).  В-третьих,
оживилась литературная деятельность представителей церкви. В своем изложении
мы  коснемся только первого из указанных пунктов,  потому  что  второй имеет
специальный  церковно-исторический  интерес,  а  третий   рассматривается  в
истории литературы.
     Рассмотрим  сперва  те меры  Петра,  которыми устанавливались отношения
церкви к государству и общий порядок церковного управления; затем перейдем к
частным мерам относительно церковных дел и духовенства.
     Отношение  церкви  к государству до  Петра в Московском  государстве не
было точно определено, хотя на церковном соборе 1666--1667 гг. греками  было
принципиально  признано  главенство  светской  власти  и  отрицалось   право
иерархов вмешиваться в светские дела. Московский государь считался верховным
покровителем  церкви и принимал активное  участие в церковных  делах.  Но  и
церковные власти призывались к участию в государственном управлении и влияли
на него. Борьбы церковной и светской властей, знакомой Западу, Русь не знала
(не было ее,  строго говоря, и при Никоне). Громадный нравственный авторитет
московских патриархов не  стремился заменить собой авторитет государственной
власти,  и  если  раздавался  со  стороны  русского  иерарха голос  протеста
(например, митрополита  Филиппа против Ивана IV), то он не  сходил никогда с
нравственной почвы.
     Петр вырос  не  под таким  сильным влиянием  богословской науки  и не в
такой благочестивой обстановке, как росли  его братья и сестры.  С первых же
шагов своей  сознательной жизни он сошелся  с  "еретиками  немцами"  и, хотя
остался православным по убеждениям  человеком, однако свободнее относился ко
многим обрядностям,  чем  обыкновенные московские люди, и казался зараженным
"ересью" в глазах старозаветных ревнителей благочестия. Можно с уверенностью
сказать,  что  Петр от своей матери и от консервативного  патриарха  Иоакима
(ум.  1690)  не  раз  встречал осуждение за  свои  привычки и  знакомство  с
еретиками.  При патриархе Адриане (1690--1700), слабом и несмелом  человеке,
Петр встретил  не более  сочувствия своим  новшествам, вслед  за Иоакимом  и
Адриан запрещал  брадобритие, а  Петр  думал сделать его  обязательным.  При
первых решительных  нововведениях Петра все протестующие  против них, видя в
них  ересь, искали  нравственной опоры  в авторитете церкви  и негодовали на
Адриана, который малодушно молчал,  по  их мнению, тогда, когда бы следовало
стать за правоверие. Адриан действительно не мешал Петру и молчал, но  он не
сочувствовал реформам,  и его молчание, в  сущности,  было пассивной  формой
оппозиции. Незначительный  сам  по себе, патриарх  становился  неудобен  для
Петра,  как  центр и объединяющее  начало  всех протестов, как  естественный
представитель  не  только  церковного,  но  и  общественного  консерватизма.
Патриарх  же,  крепкий волею  и духом,  мог бы явиться  могучим  противником
Петра, если бы стал  на  сторону консервативного  московского мировоззрения,
осуждавшего на неподвижность всю общественную жизнь.
     Понимая эту опасность,  Петр после смерти Адриана не спешил с избранием
нового  патриарха,   а  "местоблюстителем  патриаршего   престола"  назначил
Рязанского митрополита  Стефана Яворского, ученого малоросса.  Управление же
патриаршим  хозяйством  перешло в  руки особо назначенных  светских лиц. Нет
нужды  предполагать,  как делают  некоторые, что  уже  тотчас  после  смерти
Адриана  Петр  решился упразднить  патриаршество.  Вернее думать,  что  Петр
просто  не  знал,  что  делать  с  избранием  патриарха.  К   великорусскому
духовенству  Петр относился  с  некоторым недоверием,  потому что  много раз
убеждался, как сильно не сочувствует оно реформам. Даже лучшие представители
древней  русской иерархии, которые сумели понять всю национальность  внешней
политики  Петра  и  помогали ему  как  могли (Митрофаний Воронежский,  Тихон
Казанский, Иов Новгородский), -- и те были против культурных новшеств Петра.
Выбрать патриарха из среды великорусов для Петра  значило рисковать  создать
себе  грозного противника.  Малорусское духовенство держало себя  иначе: оно
само   подверглось  влиянию   западной  культуры  и  науки  и  сочувствовало
новшествам Петра.  Но поставить малоросса патриархом было невозможно потому,
что во  время патриарха Иоакима малорусские богословы были скомпрометированы
в глазах московского общества, как люди  с латинскими  заблуждениями; за это
на них было  воздвигнуто  даже гонение. Возведение  малоросса на  патриарший
престол повело бы поэтому к общему соблазну. В таких обстоятельствах Петр  и
решил остаться без патриарха.
     Установился  временно  такой  порядок церковного управления:  во  главе
церковной  администрации стояли  местоблюститель Стефан  Яворский  и  особое
учреждение,  Монастырский приказ, со  светскими  лицами  во главе; верховным
авторитетом  в  делах религии признавался собор  иерархов; сам  Петр,  как и
прежние  государи, был покровителем церкви  и принимал  живое участие  в  ее
управлении. Это участие Петра привело к  тому, что в церковной  жизни важную
роль стали играть архиереи малороссы, прежде гонимые. Несмотря на протесты и
на  Руси, и на православном Востоке, Петр постоянно выдвигал на архиерейские
кафедры  малорусских  ученых  монахов.   Великорусское   малообразованное  и
враждебное реформе духовенство не могло  явиться помощником Петру, тогда как
малороссияне, имевшие более широкий умственный кругозор и выросшие в стране,
где православие вынуждено было к деятельной борьбе с католицизмом, воспитали
в себе лучшее понимание задач духовенства и привычку к широкой деятельности.
В  своих  епархиях  они  не  сидели сложа  руки, а  обращали  в  православие
инородцев, действовали против  раскола, заводили школы, заботились  о быте и
нравственности духовенства, находили время и для  литературной деятельности.
Понятно,  что они более отвечали желаниям преобразователя,  и Петр ценил  их
более, чем тех  духовных  лиц из великорусов,  узкие взгляды  которых  часто
становились  ему  на дороге.  Можно  привести  длинный  ряд  имен малороссов
архиереев,  занявших   видные   места   в  русской   иерархии.  Но  особенно
замечательны из них: помянутый выше Стефан Яворский, св. Дмитрий, митрополит
Ростовский и,  наконец, Феофан Прокопович,  при Петре -- епископ  Псковский,
впоследствии  архиепископ Новгородский. Это  был  очень  способный,  живой и
энергичный человек,  склонный к практической деятельности гораздо более, чем
к  отвлеченной науке, однако весьма  образованный и  изучивший  богословскую
науку не только в Киевской  академии,  но и в католических коллегиях Львова,
Кракова и даже Рима. Схоластическое богословие католических школ не повлияло
на живой ум Феофана, напротив, -- поселило в  нем неприязнь  к схоластике  и
католичеству.  Не получая удовлетворения  в православной богословской науке,
тогда плохо и мало разработанной, Феофан от католических доктрин обратился к
изучению  протестантского  богословия  и,  увлекаясь  им,  усвоил  некоторые
протестантские воззрения, хотя был  православным монахом. Эта наклонность  к
протестантскому мировоззрению,  с  одной стороны, отразилась на богословских
трактатах Феофана, а с другой стороны -- помогла ему сблизиться с  Петром во
взглядах на  реформу.  Царь, воспитавшийся  на  протестантской  культуре,  и
монах, закончивший свое образование на протестантском богословии,  прекрасно
поняли друг друга. Познакомясь с Феофаном впервые в Киеве в 1706 г., Петр  в
1716г.  вызвал его  в  Петербург,  сделал его  своей  правой  рукой  в  деле
церковного  управления  и  защищал  от  всех  нападков  со  стороны  прочего
духовенства,  заметившего  в  любимце Петра протестантский дух.  Феофан же в
своих знаменитых проповедях явился истолкователем и апологетом реформ Петра,
а  в  своей  практической   деятельности  был  искренним   и  способным  его
помощником.
     Феофану и принадлежит разработка и,  может  быть, даже самая мысль того
нового плана  церковного  управления,  на котором  остановился  Петр.  Более
двадцати лет (1700--  1721) продолжался  временный беспорядок,  при  котором
русская  церковь  управлялась  без  патриарха.  Наконец,  14 февраля 1721 г.
совершилось открытие "Святейшего  Правительствующего Синода".  Эта  духовная
коллегия навсегда заменила собой патриаршую власть. В руководство ей был дан
Духовный регламент,  составленный Феофаном и редактированный самим Петром. В
регламенте откровенно указывалось  на несовершенство единоличного управления
патриарха  и  на  политические  неудобства,  проистекающие  от преувеличения
авторитета  патриаршей  власти в делах государственных.  Коллегиальная форма
церковного управления рекомендовалась  как  наилучшая  во  всех  отношениях.
Состав Синода по регламенту определяется так:
     президент, два  вице-президента, четыре советника и четыре асессора  (в
число их входили представители  черного и белого духовенства).  Заметим, что
состав Синода был аналогичен с  составом светских коллегий. Лица, состоявшие
при  Синоде,  были  таковы  же,  как и  при  коллегиях; представителем особы
государя  в Синоде  был  обер-прокурор, при Синоде  было  и  целое ведомство
фискалов, или инквизиторов. Внешняя организация Синода была, словом, взята с
общего типа организации коллегии.
     Говоря о положении  Синода в государстве, следует строго различать роль
его в сфере  церкви  от  роли  в общей системе государственного  управления.
Значение Синода  в церковной жизни  ясно  определяет Духовный регламент,  по
выражению которого Синод имеет "силу и власть патриаршую". Все сферы ведения
и вся  полнота  церковной власти  патриарха присущи  Синоду.  Ему передана и
епархия  патриарха,  бывшая под его личным управлением.  Этой епархией Синод
управлял   через  особую  коллегию,  получившую   название  дикастерии,  или
консистории.  (По   образцу   этой  консистории   были  постепенно  устроены
консистории  и  в  епархиях  всех  архиереев). Так, в  церковных делах Синод
вполне заменил патриарха.
     Но в  сфере  государственного управления  Синод  не  вполне  наследовал
патриарший авторитет. О значении  Синода в  общем  составе администрации при
Петре  существуют у нас разнообразные  мнения.  Одни полагают, что "Синод во
всем был сравнен с Сенатом и наряду с ним непосредственно подчинен государю"
(такого  мнения  держится, например,  П. Знаменский в  своем "Руководстве  к
Русской церковной истории").  Другие  же думают, что при Петре, на практике,
государственное значение  Синода  стало ниже значения Сената. Хотя  Синод  и
стремится  стать независимо  от Сената, однако последний, рассматривая Синод
как обыкновенную  коллегию по духовным делам,  считал  его себе подчиненным.
Такой взгляд Сената оправдывался  общей мыслью преобразователя, положенной в
основу  церковной  реформы:  с  учреждением  Синода  церковь  становилась  в
зависимость не от лица государя, как прежде, а от государства, управление ею
было введено  в  общий административный порядок и Сенат,  управлявший делами
церкви до  учреждения Синода, мог считать себя  выше Духовной  коллегии, как
верховный  административный  орган  в  государстве (такой  взгляд высказан в
одной из статей  проф. Владимирского-Буданова). Трудно решить, какое  мнение
справедливее.  Ясно  одно,  что  политическое  значение  Синода  никогда  не
поднималось так  высоко,  как высоко стоял авторитет  патриархов  (о  начале
Синода  см.  П. В.  Верховского  "Учреждение  Духовной коллегии  и  Духовный
регламент", два тома. 1916;
     также Г.  С. Рункевича "Учреждение и первоначальное устройство Св.  Пр.
Синода", 1900).
     Так учреждением  Синода Петр вышел  из того затруднения,  в каком стоял
много лет. Его церковно-административная реформа сохранила в русской  церкви
авторитетную  власть,  но  лишила эту  власть того  политического влияния, с
каким  могли действовать патриархи. Вопрос об отношении церкви и государства
был решен  в пользу последнего, и восточные иерархи признали вполне законной
смену  патриарха Синодом.  Но эти же  восточные  греческие иерархи  при царе
Алексее уже решили в принципе тот же вопрос  и в том же направлении. Поэтому
церковные преобразования Петра, являясь резкой новинкой по своей форме, были
построены на старом принципе,  завещанном Петру  Московской Русью. И  здесь,
как  и  в   других  реформах   Петра,  мы  встречаемся   с  непрерываемостью
исторических традиций.
     Что  касается  до  частных мероприятий  по делам церкви и веры  в эпоху
Петра,  то  мы можем